20 мин.

Дэвид Пис. «Проклятый Юнайтед»: День четырнадцатый

Первая расплата

Вторая расплата

Третья расплата

Четвертая расплата

Пятая расплата

Шестая расплата

Седьмая и последняя расплата

Источники/Благодарности/Об авторе

***

Кассиус Клей становится Мухаммедом Али. The Quarrymen становятся Beatles. Лесли Хорнби становится Твигги, а Джордж Бест становится Джорджи Бестом —

Суперзвезда.

Это новый мир. Это новая Англия —

Цвет дополняет. Цветные телевизоры. Совершенно новые газеты. «Сан». Колонки и телевидение. Колонки и телевидение, которым нужны мнения. Разумы с мнениями. Рты с мнениями —

Разум и рот, как у тебя, широко открыты.

Открываются пошире, точно так же, как твои руки и твой бумажник.

Твоя жена не в восторге. И Питер тоже. Но Сэм Лонгсон — да —

— У тебя есть что предложить футболу, — уверяет тебя дядя Сэм.

Лето 1970 года; Альф Рэмси и сборная Англии находятся в Мексике на чемпионате мира, теряют под десять килограмм за игру и еле дышат. Ты находишься в телевизионных студиях Независимого телевидения, получаешь сотни фунтов за игру и еле дышишь на экране с Малкольмом Эллисоном; Большой Мэл и Цаца —

Вы — участники телевизионной дискуссии. Вы — телевизионные эксперты —

Вы открываете свои рты. Вы высказываете то, что думаете —

Вы противоречивы. Вы уверены в себе —

Делаете себе имена —

У тебя новое имя —

Клафи.

* * *

Я стоял здесь целый час, наблюдая, как они бегают, тренируются; здесь, в тени этого стадиона, здесь, под этим отвратительным небом. Сегодняшняя игра в Саутгемптоне, последний так называемый товарищеский матч перед началом сезона —

Придется тоже лететь туда —

Я не хочу лететь, ни одна частичка меня. Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы выбраться из этого.

Оторви ноги подходит к тому месту, где я стою —

— Я немного беспокоюсь о том, как мы справились с угловыми в субботу, — говорит он. — Мы должны сделать все правильно, и я подумал, есть ли у вас какие-нибудь мысли?

— Вы, сука, профессиональные футболисты, — говорю я ему. — Разберитесь с этим сами.

* * *

В сезоне 1969/70 «Дерби Каунти» занял четвертое место; четвертое место в твоем первом сезоне в Первом дивизионе. Вы сыграли сорок два матча в чемпионате, выиграли пятнадцать дома и семь на выезде; забили шестьдесят четыре гола и пропустили тридцать семь; в конце сезона у вас было в общей сложности пятьдесят три очка, на тринадцать меньше, чем у чемпионов «Эвертона», на четыре меньше, чем у занявшего второе место «Лидса», на два меньше, чем у «Челси» с третьего, но на два больше, чем у «Ливерпуля» и на восемь больше, чем у «Манчестер Юнайтед». «Дерби» финиширует четвертым; «Дерби» должен быть в Европе в следующем сезоне; на Кубке ярмарок —

Но «Дерби» там нет. «Дерби» дисквалифицировали. Но, несмотря на дисквалификацию в Европе. Несмотря на ссоры в зале заседаний. Несмотря на эти темные тучи и зловещие признаки, надежды на новый сезон, сезон 1970/71 годов, по-прежнему велики —

Надежды на поле. Надежды вне поля. Надежды наверху. Надежды внизу —

Назначен новый руководитель клуба, назначен тобой —

Ты не спрашивал совет директоров. Ты не спрашивал дядю Сэма. Ты не спрашивал Питера и не спрашивал свою жену —

Ты просто сказал им всем, что назначил Стюарта Уэбба —

Стюарт Уэбб приходит из «Престона Норт Энд». Стюарт Уэбб молод —

У Уэбби безупречные костюмы. У Уэбби есть деловые устремления —

Жгучие амбиции. Жгучие чертовы амбиции —

Уэбби хочет полностью контролировать администрацию клуба, расширять рекламные акции, возрождать клуб болельщиков «Джуниор Рэмс», инициировать вечера награждения —

Он хочет сделать для «Дерби» за пределами поля то, что ты сделал на поле —

Стюарт Уэбб хочет быть тобой. Стюарт Уэбб хочет быть Брайаном Клафом —

Уэбби хочет быть Клафи.

Ты не можешь винить его. Да и никто не может —

Все хотят быть тобой. Все любят тебя: отцы и сыновья, жены и дочери. Молодые и старые, богатые и бедные. Потому что надежды высоки в бедных домах, надежды высоки в шикарных домах —

Надежды, которые ты вселил. Надежды, которые ты должен удовлетворить.

«Манчестер Юнайтед» вышел на «Бейсбол Граунд» на большую предсезонную игру — финал Кубка Уотнис 1970 года. Перед 32 тысячью —

Прямой эфир по телевидению. Прямой эфир благодаря «Манчестер Юнайтед»:

Степни. Эдвардс. Данн. Креранд. Юр. Сэдлер. Морган. Лоу. Чарльтон. Кидд и Бест (со Стайлзом на скамейке) —

Единственный и неповторимый «Манчестер Юнайтед» с Лоу, Чарльтоном, Киддом и Бестом.

Но это твоя команда, твои парни, которые забивают четыре гола, которые забивают удар за ударом, которые совершают комбинации из четырех или пяти человек с помощью простых передач в касание, это твоя команда, твои парни, которые находят пространство, которые вскрывают их оборону —

Раз за разом, раз за разом.

Позже люди из Манчестера скажут, что это был просто товарищеский матч, просто еще одна предсезонная игра, несущественная разминка. Но ты же знаешь, что таких вещей, как дружеские матчи не существует —

Потому что ты знаешь, что не можешь просто включить или выключить команду.

Ты сидишь на тренерском мостике и смотришь, как Денис Лоу хромает, Кидд и Бест исчезают, а Бобби Чарльтон выглядит столь очень и очень усталыми, а потом ты смотришь на свою команду, на своих парней; каждый из них выкладывается на 100%, потому что они знают, что ты не можешь включить и выключить команду; потому что они знают, что футбол — это игра по привычке; потому что они знают, что привычка должна побеждать —

Ты вселил надежду. Надежды, которые ты должен удовлетворить —

И ты это сделаешь; ты, Питер, Сэм и Уэбби —

Наконец-то наступил Золотой век.

* * *

В йоркширском зале заседаний задернуты йоркширские шторы. Судный час настал для них, для всех нас. Секретарь ФА и дисциплинарный комитет ФА завершили свою четырехчасовую встречу в Лондоне. Совет директоров «Лидса» получил заявление ФА —

Я наливаю себе большую порцию бренди и сажусь рядом с Бремнером.

Мэнни Касинс достает заявление и торжественным тоном зачитывает его вслух: «Бремнер из "Лидса" и Киган из "Ливерпуля" будут отстранены на три матча, начиная с двадцатого августа, если игроки не подадут заявление о личном слушании...»

Касинс делает паузу и смотрит на Бремнера —

Бремнер качает головой.

«И Бремнеру из "Лидса", и Кигану из "Ливерпуля" также будут предъявлены отдельные обвинения в соответствии с правилом 40 A7 ФА за то, что они испортили репутацию игры своими действиями после удаления с игрового поля. Обоим игрокам, их главным тренерам и представителю каждого соответствующего совета предписано присутствовать на встрече в штаб-квартире ФА в пятницу с мистером Верноном Стоксом, председателем Дисциплинарного комитета ФА».

Касинс откладывает это заявление в сторону. Теперь все члены совета директоров смотрят на меня —

Я закуриваю сигару. Делаю глоточек бренди. Поворачиваюсь к Уильяму Бремнеру и говорю ему: «Они собираются сдать тебя за это, тупой ублюдок».

* * *

Несмотря на большие надежды, несмотря на Кубок Уотнис, всегда есть темные тучи и зловещие знаки; тяжелые над тобой, но еще тяжелее над Питером, обеспокоенным и гадящим кирпичами —

— Нам не хватает скорости, — повторяет он снова и снова. — Мы пойдем ко дну без скорости.

Кирпич за кирпичом, кирпич за кирпичом, день за днем, день за днем —

Так начинается сезон 1970/71 годов; Питер снова беспокоится, портит свою спортивную жизнь, курит и грызет ногти, ему снова снятся эти сны, эти кошмары, которые говорят ему, что он бесполезен, он бесполезен, его дни сомнений, его ночи страха —

Только сомнения и только страхи. Ни помощи, ни ужина.

Питер считает, что вам обоим следовало поехать в Грецию в марте прошлого года; поехать в Грецию, чтобы работать на полковников за £20 тыс. в год плюс подписной бонус в размере £10 тыс., и все это без налогов. Питер бы ушел, но без Брайана для Питера не было работы. В вашей секретной комнате в отеле «Макворт» Питер умолял и умолял тебя согласиться на эту работу —

— Я не играюсь с динамитом, — сказал ты ему, и точка.

Питер считает, что вам обоим следовало поехать в Бирмингем в апреле прошлого года; поехать в Бирмингем, чтобы работать на Клиффорда Кумбса. Питер бы ушел, но без Брайана для Питера не было работы. Снова в вашей секретной комнате в отеле «Макворт» Питер умолял, и Питер умолял, просил и умолял, просил и умолял —

Барселона. Греция. Бирмингем. Ковентри. Куда угодно, только не здесь —

— Но я счастлив здесь, — сказал ты ему тогда, говоришь ему и сейчас. — Мы занимаемся хорошим делом.

Но Питер никогда не бывает доволен твоей участью; трава всегда зеленее, а у тебя нет ничего, кроме поля сорняков и камней; ничего, кроме сорняков и камней —

— Нам не хватает скорости, — повторяет он снова и снова. — Мы пойдем ко дну без скорости.

— В прошлом сезоне все было хорошо, — говоришь ты ему. — Если не сломано...

— А если мы пойдем ко дну, — говорит он, — кому мы тогда понадобимся, Брайан?

* * *

Я ненавижу долбаные полеты, и на них они ни черта не становится лучше; они не разговаривают и не шутят, не пьют и не курят, они просто сидят и пялятся на спинки кресел перед собой. На инструкции по технике безопасности. На меня и все такое —

Я думаю о своей жене. Я думаю о своих детях…

В небе над Англией, среди чертовых птиц и облаков, никто не чувствует себя неуязвимым. Не здесь. Ни даже я. Ни без бухла или сигареты в руке. Здесь, наверху, все смертны, полны сожаления, мечтают вернуться туда, вниз, твердо стоять на земле, делать все правильно, делать все хорошо, делать все лучше —

Они будут пить чай, с женой и детьми, смотреть чуток телек…

Никогда не летал с «Мидлсбро». Никогда не летал с «Сандерлендом» —

Потом будет время купания и перед сном, история на ночь, если вели себя хорошо…

Никогда бы этого не было, если бы мы остались в чертовом «Хартлпулс» —

Спокойной ночи, спи крепко; выключаешь свет и сладких снов…

Никогда бы не сделал этого снова, будь моя воля. Никогда бы не сделал —

Сладких, сладких снов.

* * *

Наблюдай. Раскрывай. Заменяй. Наблюдай. Раскрывай. Заменяй —

Это то, что делает Питер; то, за что Питер получает свои деньги; делает, чтобы чувствовать себя достойным; чувствовать себя нужным; важным. Стюарт Уэбб сел Питеру на уши; он рассказывал ему об этом парне из его старого клуба; об этом молодом шотландце из «Престон Норт Энд». И вот Питер едет посмотреть на Арчи Геммилла, и девяносто минут спустя Питер звонит по телефону на «Бейсбол Граунд» —

— Я посмотрел на одного парня, — говорит он тебе. — Быстро вези сюда чековую книжку Лонгсона.

Ты едешь в Престон. Ты знакомишься с Аланом Боллом, отцом игрока сборной Англии Алана Болла, главного тренера «Престон Норт Энд». Ты согласен заплатить £64 тыс. за Геммила —

Если Геммилл согласится присоединиться к вам (а он согласится; они всегда соглашаются).

Питер возвращается домой, нужный и важный, его работа выполнена —

Теперь начинается твоя работа. Ты едешь к дому Геммилла. Две минуты в этом доме, и ты знаешь, что твоя работа только началась; ты чувствуешь, что здесь есть другой клуб, чемпион лиги «Эвертон»; ты можешь слышать это в голосе Геммилла, видеть это в его глазах, почувствовать в запахе его одежды. А еще есть жена Геммилла; Бетти видела тебя по телевизору, и ей не нравится то, что она увидела, этот рот, эти мнения. Бетти еще и беременна и против любых других изменений в своей жизни —

Две минуты здесь, и ты знаешь, что сегодня вечером не поедешь домой. Поэтому ты закатываешь рукава, идешь к ним на кухню и застреваешь за мытьем посуды.

— Я бы хотел переспать с вашим предложением, — говорит Арчи Геммилл.

— Хорошее решение, — говоришь ты ему. — Я постелю в твоей свободной комнате, если не возражаешь.

На следующее утро Бетти готовит тебе яичницу с беконом, а Арчи подписывает контракт между мармеладом и кетчупом —

Хорошо выполненная работа, таков уж ты.

Ты возвращаешься на стадион «Престона». Ты сообщаешь новости Боллу; Болл не выглядит слишком печальным. Болл думает, что он ловко тебя одурачил —

— Он не тот игрок, за которого вы его принимаете, — говорит Болл. — Твой приятель облажался.

Ты его не слушаешь, тебе на это наплевать. Ты с Питером, вы знаете игроков. Никто больше не знает игроков, только ты и Питер —

— Ты не заводишь никаких друзей, ты и твой приятель, — говорит Болл —

Ты, черт возьми, не слушаешь; тебе вообще похрен —

Для тебя это все как с гуся вода.

Ты возвращаешься в Дерби. Продаешь Вилли Карлина в «Лестер». Позволяешь Питеру рассказать ему. Подержать его за руку. Придержать его сердечко.

Впрыснуть в него полную дозу кортизона. Осушить его слезы —

Это все как с гуся вода.

* * *

На «Делл» собралось 15 тысяч человек на этот чертов прощальный матч Теда Бейтса; последняя из этих гребаных генеральных репетиций. Кларк, Мэйдели и Йорат не поехали, поэтому я с самого начала играю с Терри Купером и Эдди Греем, чтобы посмотреть, как они продержатся до субботы. Я также играю с Хантером в первом тайме, даже несмотря на то, что он дисквалифицирован на субботу, играю с ним, потому что у меня есть пара перспективных клубов на трибунах, которые будут смотреть на него, Черри, Купера и Харви. Погоняю этих четверых в старте, избавлюсь от Ирландца, куплю Шилтона, Тодда, Макговерна и О'Хара, а потом буду на полпути к чему-то —

Но сейчас я все еще возвращаюсь в стойло; возвращаюсь к работе с четырьмя днями до начала сезона.

На тренерском мостике, вполголоса Джимми Гордон спрашивает: «Что случилось, босс?»

— Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь?

— Вы же даже не смотрите на них, — говорит он. — Глаза устремлены на крышу трибуны.

— Пошел ты, — я отвечаю ему. — Ты делаешь свою работу, а сделаю свою.

В этой игре есть только две хорошие вещи: поведение игроков, в кои-то веки, и первый гол Дункана Маккензи за клуб, удар с пятнадцати метров под дальнюю штангу. Он также упускает множество шансов, но, по крайней мере, один из них он реализовал —

Всего две хорошие вещи за девяносто гребаных минут футбола —

Этого недостаточно. Джимми знает это. Я, черт дери, знаю это —

Здесь что-то не так.

Игроки тоже это знают. Они чувствуют это в своих бутсах —

Сезон начинается через четыре дня. Сезон начинается на выезде.

* * *

Сейчас Хэллоуин 1970 года, и Питер выглядит как смерть. Ты знаешь, что он чувствует:

В этом сезоне вы сыграли четырнадцать матчей и выиграли только четыре из них. Вас дома обыграли «Ковентри», «Ньюкасл», «Челси» и «Лидс» —

«Лидс», «Лидс», «Лидс»:

Вы ни разу не пнули по мячу, ни одного чертового касания. Да и никакой гребаной уверенности тоже. Только кортизон. Норман Хантер, человек матча, колосс, выдающаяся защита «Лидса», с голами Нюхача Кларка и Питера Лоримера —

«Лидс» оторвался на два очка на верхушке таблицы. Вы опустились на четыре места ниже —

И вот, только что проиграли «Арсеналу» со счетом 0:2. Теперь вы двадцатые в лиге.

Питер растянулся на лечебном столе на «Хайбери». Он ужасно выглядел в автобусе сюда из Паддингтона и выглядел не лучше на тренерском мостике рядом с тобой —

— Я бы все отдал, чтобы остаться здесь, — говорит он тебе.

— Да ладно, — говоришь ты ему. — Завтра ты везешь команду на Майорку.

Питер открывает глаза. Свои налитые кровью глаза. Питер смотрит на тебя снизу вверх —

Ты не поедешь на Майорку. Не в этот раз. У детей каникулы посреди семестра, и ты собираешься провести неделю с ними и своей женой.

Ты не поедешь домой паковать вещи; ты не поедешь обратно в аэропорт Лутона; ты не полетишь на Майорку в три часа ночи —

Это будет Питер, со своей болью в груди, со своими сомнениями и страхами —

Не ты. Только Питер. Питер и команда.

* * *

Я первый в автобусе. В автобусе обратно в аэропорт. По крайней мере, в этом самолете будет бухло. Самолет обратно в Лидс —

«Лидс», «Лидс», гребаный «Лидс».

Я выхожу первым, когда он приземляется. Первый в автобусе до «Элланд Роуд». Снова выхожу первым. Игроки, спотыкающиеся в темноте, возвращаются к своим машинам, те, кто еще может ходить. Но у меня нет машины, и я не могу идти пешком; такси ждет у «Элланд Роуд», чтобы отвезти нас с Маккензи обратно в отель «Драгонара» —

Он расположен рядом с городским вокзалом Лидса и является ближайшим современным роскошным отелем от стадиона «Лидс Юнайтед». Для получения информации о тарифах на вечеринки, пожалуйста, свяжитесь с менеджером по продажам…

Является частью «Лэдброк Груп».

Я сижу на своей современной роскошной кровати в своем современном роскошном гостиничном номере. Смотрю из современного роскошного окна на современный бетонный город Лидс —

Город автомагистралей, Город будущего.

Я протягиваю руку над современной роскошной кроватью и включаю современное роскошное радио. Но никакого тебе Фрэнка Синатры. Ни Тонни Беннета. Никаких Ink Spots и больше никакого чертового бренди. Я встаю со своей современной роскошной кровати, иду по современному роскошному коридору и стучу в дверь современного роскошного футболиста —

Бах, бах и снова чертов бах —

— Кто там? — кричит Дункан Маккензи. — Сейчас час ночи.

— Это Клафи, — я отвечаю ему. — Я хочу видеть тебя внизу, в приемной.

Он хороший парень, этот Дункан. Дункан не станет спорить. Дункан придет.

— Тогда дайте мне пять минут, — кричит он в ответ. — Мне нужно одеться, босс.

— Тогда, черт возьми, не затягивай, — говорю я ему.

Стойка регистрации пуста, если не считать ужасного гребаного сквозняка и какой-то ужасной чертовой музыки, которую администратор, похоже, не может выключить. Я спорю о музыке и о том, что бар закрыт, но мне все же удается заказать чашку чая, а затем сесть, задрав ноги, и ждать Маккензи —

— А ты, черт дери, не спешил особо, — говорю я ему. — Хуже, чем гребаная женщина.

Маккензи садится. Маккензи достает свои сигареты.

— Никогда больше не позволяй мне видеть, как ты выходишь из самолета в таком состоянии, — говорю я ему.

— Что вы имеете в виду? В каком состоянии?

— Не валяй дурака со мной, парень. Ты был, черт дери, пьяным вдрызг!

— Но я не пью, босс, — говорит он. — Я выпил всего пару стаканов воды с тоником.

— Хорошо, что я тогда заказал тебе только чашку чертового чая, не так ли?

— Да, босс, — говорит он, тушит одну сигарету и закуривает другую —

— И передай мне одну из них, раз достал, — говорю я ему.

Он протягивает мне сигарету и придерживает огонек —

Я делаю затяжку и спрашиваю его: «С кем ты сидел в самолете на обратном пути?»

— Уже и не вспомню, — говорит Маккензи. — С Тревором Черри, вроде.

— Что он говорил обо мне?

— Прошу прощения?

— Да ладно, — говорю я ему. — Что там чертов Черри говорил обо мне?

— Мы не говорили о вас, — говорит он. — Просто светская беседа. Общие друзья.

Я знаю, что он лжет. Я знаю, что они не говорили ни о чем, кроме Клафи.

— Ты хорошо устроился, — говорю я ему. — Они верят тебе. И что же они теперь говорят?

— Ничего.

— Пошел ты, — я отвечаю ему. — Ты должен быть моими глазами и ушами в этой чертовой раздевалке. И что же они, сука, говорят обо мне?

— Ничего. Правда, босс, — умоляет он. — Просто переживания об их будущем. Нервничают —

— Конечно, они все чертовски нервничают, — говорю я ему. — Они все гребаные старики; большинству из них, черт возьми, за тридцать.

— Они просто хотят хорошо играть...

— Черт возьми, заткнись насчет них, понял? — говорю я ему. — А как насчет меня? Никто не понимает моей позиции. Никто не понимает, в каком беспорядке Реви их оставил и в какое положение поставил меня; никаких контрактов, большинство из них уже не те. Команда бесполезна, и он это знал. У них нет ни единого шанса выиграть Кубок чемпионов. Вот почему он свалил и устроился на работу в сборную Англии. Ты думаешь, он ушел бы из команды, которая, как он думал, выиграет Кубок чемпионов? Гребаный Кубок чемпионов? Этот человек? Да ни в жизни. Они, сука, бесполезны; он знал это, и я это знаю. Половина этих чертовых игроков, cука, знают это и все такое; знают это в своих бутсах; знают это в своих сердцах. Но теперь моя работа — сказать им, сказать им то, что они уже, черт возьми, знают, но, черт дери, не хотят слышать.

Он хороший парень, этот Дункан. Дункан не станет спорить. Дункан кивнет.

— Слава Богу, у меня есть ты, — говорю я ему. — А теперь проваливай.

Дункан встает. Дункан улыбается. Дункан говорит: «Спокойной ночи, босс».

— Пошел ты, — я отвечаю ему. — Пока не поцеловал тебя, черт возьми, на ночь.

Но Дункан не двигается. «Босс, могу я задать вам вопрос?»

— Если дашь мне еще одну сигаретку.

Дункан протягивает мне одну, затем спрашивает: «Что вы думаете о мом голе?»

— Он был хорош, — говорю я ему, и Дункан улыбается —

Правильной широкой улыбкой Чеширского кота —

Прям как мой старший. Прям как мой младший —

— Почти чертовски хорош, чтобы компенсировать остальные сто гребаных верняков, которые ты не забил. А теперь отправляйся в чертову постель, завтра утром у тебя долбанная тренировка!

* * *

Сейчас ранние часы субботы 9 января 1971 года. Сегодня днем вы играете дома против «Вулвз». Ты лежишь без сна рядом с женой —

Ты не можешь уснуть. Не можешь помечтать —

Ты думал, что все снова пошло на лад: ничьи с «Ливерпулем» и «Манчестер Сити», победы над «Блэкпулом» и «Форестом». Но затем вы проиграли дома «Вест Хэму» и на выезде «Стоку», сыграв вничью 4:4 с «Манчестер Юнайтед» дома в День подарков —

4-4, когда вы вели со счетом 2:0 к перерыву; ты обвиняешь в этом чертового Леса Грина. Обвиняешь гребаного Пита; это Питер привез его с собой из «Бертон Альбиона»; Тейлор, который продолжал защищать его, выплачивал его долги по азартным играм, отбивался от исков об отцовстве, одалживал ему деньги и держал его в команде, когда он стоил тебе матчей.

Ты слышишь, как звонит телефон. Встаешь с постели. Идешь вниз —

— Ты меня сегодня не увидишь, — говорит Тейлор. — Я, черт возьми, не сомкнул глаз. Чувствую себя, черт дери, крайне больным. Думаю, что у меня рак.

— Будь у стадиона через полчаса, — говоришь ты ему.

— Бесполезняк, — говорит он. — У меня точно рак.

— Я хочу, чтобы ты был там не позже девяти, — говоришь ты ему и вешаешь трубку —

Я чувствую себя крайне больным. Я чувствую себя крайне больным. Я чувствую себя крайне больным.

Ты достаешь свою записную книжку и телефонную книгу и начинаешь звонить; просить об одолжении, торговать своей славой; дергать за ниточки, чтобы получить то, что ты хочешь —

Наилучший уход за Питером.

Ты добиваешься, чтобы рентгеновское отделение вашей местной больницы открылось в их выходные. Ты приглашаешь лучшего врача в Дерби, чтобы он привел с собой специалиста по раку.

Ты подбираешь Пита у стадиона. Везешь его в больницу —

А потом ты ждешь, ждешь в коридоре, ждешь и молишься за Пита.

— У него был сердечный приступ, — говорит доктор. — Вероятно, около восьми недель назад.

— Игра против «Арсенала», — говоришь ты Питу. — Помнишь, каково тебе было?

— Когда это было? — спрашивает доктор.

— 31 октября, — говорю я ему. — Мы проиграли 0:2.

— Что ж, это определенно подходит, — говорит доктор. — Теперь вам нужно медленно отвезти его домой и убедиться, что он останется там.

— Сегодня днем у нас матч против «Вулвз», — говорит Пит. — Я не могу.

— У вас нет никакого матча. И не будет в течение нескольких недель, — говорил доктор Питу. — Очень важно, чтобы вы полностью отдохнули.

Вы оба благодарите врача, консультанта, специалиста и рентгенологическое отделение. Затем ты медленно отвезешь Пита домой и проводишь его до дома, убедившись, что он останется там.

Вернувшись на стадион, ты убираешь из состава старого приятеля Питера Леса Грина; убираешь его после 129 подряд матчей в лиге и кубке; убираешь его и говоришь ему, что он никогда больше не будет играть за «Дерби Каунти» или за Брайана Клафа —

В ворота ты ставишь Колина Боултона. Вы проигрываете 1:2 —

Это ваше двенадцатое поражение в сезоне.

***

Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.