Брюс Гроббелар. «Жизнь в джунглях»: 8. Футбольный цыган; 9. В «Ливерпуль» на спор за £1; 10. На самой глубине
Дни матчей
...
8. Футбольный цыган
НАЧАЛАСЬ ЦЫГАНСКАЯ ЖИЗНЬ ФУТБОЛИСТА.
В туристическом агентстве «Атлас» в Булавайо меня ждал билет от «Ванкувер Уайткэпс», и в тот день началась моя межконтинентальная футбольная командировка.
Я поехал в аэропорт, сказал «покеда» маме и отчиму и запрыгнул в самолет, летящий в Йоханнесбург. Потом был час езды до Претории, где я добрался до канадской Верховной комиссии в три тридцать, зная, что посольство закрывается в четыре.
В четыре часа я все еще ждал, когда мне поставят штамп, в то время как время стремительно приближалось к отлету моего рейса в Канаду. В четыре тридцать я получил штамп, и теперь из-за плотного движения мне предстояла 90-минутная поездка обратно в аэропорт Йоханнесбурга.
Я добрался туда за час, прошел через службу безопасности и, наконец, смог расслабиться, попав в зал вылета.
Я прилетел в Великобританию, приземлившись в Хитроу около 7 часов утра. Оттуда я вылетел вечером, затем в пятницу днем вылетел из Торонто и в субботу утром прибыл в Ванкувер.
В Торонто была зима и минус 20 градусов по Цельсию. Я приехал из южноафриканского лета и был в шортах и футболке, а рукава в аэропорт не было — нужно было выходить из самолета, спускаться по трапу в автобус. Я зашел в здание, снова согрелся и в панике купил толстую куртку.
В Ванкувере Лес Уилсон, резервный тренер, встретил меня в аэропорту и отвез в отель. Я зарегистрировался и сказал «спасибо» ему за то, что он отвез меня туда. Он сказал: «Что значит «спасибо»? Положи свои вещи, возьми свою форму, бутсы и перчатки, у нас сегодня игра!»
Я в течение двух ночей и одного дня летел через весь мир из Африки, а теперь мне нужно играть...
На стадионе «Суонгард» мы провели матч резервистов против «Сиэтл Саундерс» и сыграли вничью 1:1. Я был довольно уставшим перед игрой, но после я был вымотан. Я вернулся в отель сонным.
— Поспи немного, потому что завтра днем у тебя снова игра с той же командой, — так мне сказали, когда высаживали.
На следующий день мы обыграли их со счетом 1:0. У меня была неплохая игра, и в конце ее мне предложили годовой контракт, который я подписал, слишком устав, чтобы проверять мелкий шрифт. Это было такое облегчение. Для меня начало моего пути к профессиональному футболу высшего класса прошло таким кружным путем. Мечтая добиться успеха в Африке, я всегда думал, что смогу отправиться в Великобританию, чтобы продолжить свою карьеру. Я и представить себе не мог, что это путешествие приведет меня в Канаду. Но, по сути, играть в Ванкувере было все равно что играть с профессиональными футболистами из Великобритании, потому что половина команды была из Англии.
Когда я проходил просмотр в «Вест Бромвич Альбион», в клубе работал Вилли Джонстон. Когда я приехал в Ванкувер, он играл со мной и там, так что мы были знакомы. Я действительно не думал об этом до сих пор, потому что, как бы я ни надеялся и ни мечтал играть в Англии, моя карьера могла сложиться совсем иначе, если бы я смог получить разрешение на работу и подписать тогда контракт с «Вест Бромом». Вместо этого мне пришлось проделать путь к английскому футболу через Канаду, и тренировки и игра за «Ванкувер» стали для меня первым настоящим испытанием в играх с участием высококлассных игроков. Я играл против Франца Беккенбауэра, Пеле, Йохана Кройффа, Джорджио Чинальи, Теофило Кубильяса, Джорджа Беста, Родни Марша. Вместе со мной в «Ванкувере» играли Алан Болл, полузащитник сборной Англии, выигравший чемпионат мира, и Руд Крол, входивший в состав сборной Нидерландов, которая дважды подряд выходила в финал чемпионата мира. Хотя я был вторым вратарем после бывшего голкипера Вулвз Фила Паркеса, мне дали почувствовать себя частью команды. Перед каждой игрой каждого игрока представляли публике, после чего я возвращался на скамейку запасных и играл за резервистов, ожидая, когда придет мой шанс. Когда Фил с женой уходили вечером погулять, я нянчился с его детьми. Благодаря тому, что случилось со мной в армии, я быстро адаптировался к новой обстановке. Поездка в Ванкувер и знакомство с некоторыми великими игроками не были чем-то особенным в грандиозной схеме вещей.
Североамериканская футбольная лига (NASL) в то время развивалась очень хорошо, и наша команда тоже. Мы играли против больших команд. Став чемпионами Национальной конференции, 8 сентября 1979 года мы сыграли с обладателями титула Американской конференции, командой «Тампа Бэй Роудиз», в финале Соккер Боул перед 50 700 зрителями на стадионе «Джайентс» в Нью-Джерси. Фил Паркес был в воротах, а я сидел на скамейке запасных и наблюдал за тем, как моя команда выигрывает свой первый чемпионат Северной Америки. Алан Болл стал лучшим игроком матча.
Во многих отношениях «Ванкувер» был похож на английский клуб, застрявший на тихоокеанском побережье Северной Америки. Наш менеджер Тони Уэйтэрс играл за сборную Англии, «Блэкпул» и «Бернли». Он был хорошим вратарем и хорошим тренером. Сзади у нас играли Роджер Кеньон, который был капитаном «Эвертона», и Джон Крейвен, выступавший за «Ковентри Сити»; в полузащите — Джон Саммелс, игравший за «Лестер Сити», Дерек Посси («Лейтон Ориент») и Вилли Джонстон. Впереди у нас были Кевин Хектор, бывший игрок «Дерби Каунти», Тревор Уаймарк («Ипсвич»), Карл Валентайн («Олдхэм Атлетик») и Руд Крол («Аякс»).
Играя рядом с такими фигурами и видя, как они подходят к игре, я повысил свой профессионализм. Прежде всего, я научился правильно готовиться к матчам, не торопиться в день игры, и чтобы меня не торопили. Как и в Великобритании, перед игрой мы съели стейк: стейк прожаренный минуту, тонкий, с яйцом и картошкой. Сегодня это не принято, потому что наука говорит нам, что это вредно для организма. Но в 1970-80-е годы ты ел то, что было удобно твоему организму.
В Северной Америке всегда есть спрос на развлечения, выходящие за рамки спорта. Именно здесь я разработал свой репертуар гимнастики и клоунады перед и во время игры: лазание по штангам ворот, стойки на руках, вращение мяча на кончиках пальцев. Я понимал, что мой долг — не только развлекать, но и сохранять свои ворота в неприкосновенности. Это укоренилось в американской спортивной культуре.
У «Тампа-Бэй» был свой талисман — Роуди, цыпленок представлял команду из Сан-Диего, а еще был Буффало Билл. Если, например, в Сан-Диего игра была скучной, талисман-цыпленок прыгал в толпу и проносился над головами болельщиков, словно серфингист. Благодаря этому всем всегда было что посмотреть.
Я помню одну игру в Сан-Диего, где меня очень разозлил талисман-цыпленок. Когда удар пролетел мимо моей штанги и мяч ушел в сторону, цыпленок поймал его и не захотел вернуть мне мяч. Мы проигрывали 0:1 и пытались отыграться. Я сказал:
— Отдай мне мяч!
— Нет, нет, нет! — крикнула мне в ответ цыпленок. В итоге судья дал курице желтую карточку. Затем он упал и расплакался на глазах у фанатов. Для них это было развлечением.
*
В ВАНКУВЕРЕ БЫЛ СОВЕТНИК-РОДЕЗИЕЦ ПО ИМЕНИ Грэм Бойл, правый защитник, игравший в Родезии за команды «Аркадия» и «Рио Тинто», но приехавший играть в Канаду, потому что его родители жили в Калгари. Его прозвище было Железный человек, потому что он был тверд как камень. К 1980 году к власти пришел Мугабе, и нашу страну переименовали в Зимбабве, а Грэм рассказал мне, что наша переименованная страна будет играть с Камеруном, чтобы побороться за место на чемпионате мира 1982 года. Наша страна впервые участвовала в турнире с 1970 года. Менеджер Джон Рагг хотел, чтобы я приехал и представлял Зимбабве в воротах.
Я хотел, но подумал, что с моим южноафриканским паспортом теперь будут проблемы. Он сказал, чтобы я не беспокоился, что они поменяют его на другой и выдадут мне зимбабвийский. Поэтому именно благодаря футболу я получил свой первый зимбабвийский паспорт. Я проделал долгий путь до Хараре — так теперь назывался Солсбери — и получил свой паспорт, а затем вместе со сборной отправился в Дуалу, где мы играли с Камеруном на стадионе «Стад де ла Реюньон» в двухматчевом отборочном турнире. Это было через шесть дней после моего 23-го дня рождения.
Дуала была старой столицей Камеруна и приморским портом. Стоит отъехать от города на несколько километров вглубь, как она превращается в тропические джунгли. Стадион был построен еще во времена колониального прошлого Камеруна и представлял собой многофункциональную спортивную арену. Здесь было футбольное поле, окруженное легкоатлетической дорожкой, вокруг которой проходила бетонная велодорожка. С уровня земли можно было увидеть только около десяти рядов сидений, потому что стадион был врыт в землю. Официально он вмещает 40 000 человек, но еще 20 000 сидели на бетонном велодроме, а вокруг середины беговой дорожки было установлено импровизированное ограждение. Никакой ветерок не мог помочь нам в жару, так как зрители блокировали доступ воздуха на поле. Жара была сильной. Как и шум вокруг нас.
Мы сдерживали их на протяжении восьмидесяти минут, а затем забил их нападающий, действующий футболист года в Африке Жан Манга Онгуене. С восьмидесятой минуты и до финального свистка 60 000 человек свистели так, что у нас в ушах звенело, как рой пчел. Это был кошмар. Затем они забили еще раз на 85-й минуте усилиями своего полузащитника Грегуара М'Биды.
Ответная игра в Зимбабве состоялась на стадионе «Руфаро» 16 ноября 1980 года. Игра проходила в грозу, и, хотя официальная цифра гласит, что мы играли перед 20 000 человек, я думаю, что там было около 40 000. Люди даже забирались на прожекторные столбы, чтобы посмотреть игру, и молния ударила в столб прямо за стадионом. Судья, житель Судана, решил, что погода очень хорошая, потому что он приехал из засушливой страны, а у них долгое время не было дождей. Поэтому он заставил нас продолжать игру в такую погоду, в то время как любой другой судья мог бы отменить матч. Вратарь сборной Камеруна Жозеф-Антуан Белл провел великолепный матч и совершил несколько фантастических спасений. Давид Мучинерипи забил единственный гол, и мы выиграли со счетом 1:0, но Камерун прошел в следующий раунд отборочного турнира с общим счетом 2:1. В следующем году они стали вторыми участниками отборочного турнира к чемпионату мира среди стран южнее Сахары, обыграв Заир и Марокко на пути в Испанию. Для меня — в то время, когда только две африканские страны прошли в финал — это было самое близкое к Кубку мира.
Тем не менее я очень гордился тем, что представлял свою страну, и после этого как можно чаще летал в Африку на игры.
*
ЕЩЕ В КАНАДЕ Я ПРОДОЛЖАЛ СОВЕРШЕНСТВОВАТЬСЯ КАК ВРАТАРЬ. Несмотря на то, что в своем первом сезоне я сыграл за «Ванкувер» всего три матча, я многому научился. Я многим обязан Тони Уэйтэрсу, который передал мне свой опыт вратаря. Он передавал советы и мог подсказать мне, когда я совершал ошибки. Хотя я был всего лишь дублером Фила Паркеса, он всегда находил для меня время. Он был отличным менеджером, требовавшим от всех своих игроков совершенства. Пока я не играл под его началом, я считал себя в форме, но вскоре обнаружил, что сильно ошибался. Тем не менее он знал о недостатках резервного футбола в Северной Америке и понимал, что амбициозному молодому игроку нужен более высокий стандарт, чтобы совершенствоваться. Он говорил об аренде в Англию, но я был разочарован после предыдущих мытарств с получением разрешения на работу. Только если бы «Ливерпуль», «Арсенал» или любимцы моего детства «Дерби Каунти» сделали предложение, я бы его рассмотрел. Тони заверил меня, что для моего развития как игрока жизненно важно, чтобы я уехал играть в Англию. Когда я высказал свои сомнения, он сказал, чтобы я не беспокоился. Он разговаривал с «сильнейшей командой Англии», и был очевидный интерес.
Когда через несколько дней после заключения арендного соглашения он рассказал, кто это был, я не смог скрыть своего разочарования.
— «Крю Александра»? Вы же говорили, что я перехожу в сильнейший клуб Англии?
— Так и есть, — сказал Тони. — Они занимают девяносто второе место в лиге, находятся на дне Четвертого дивизиона и держат всех остальных на расстоянии. Они должны быть самым сильным клубом, чтобы сделать это!
Шутник «Уайткэпс» попался на самую старую шутку в английском футболе. Но когда в октябре 1979 года я приехал в «Крю», то столкнулся со знакомой проблемой: у меня все еще не было разрешения на работу, чтобы играть в Великобритании. В отчаянии я позвонил маме в декабре и попросил сделать все возможное, чтобы выяснить, нет ли у меня кровных связей с Британией; благодаря знаниям, которые дала мне мама, я получил визу предков.
Она рассказала мне, что мой прадед служил в Уэльском отряде фузилеров. Его звали Чарльз Эрнест Баннинг. Во время англо-бурской войны они были расквартированы в Кейптаунском форте, крепости, в Южной Африке. Это был британский опорный пункт, и поэтому он считался британской землей. Так что благодаря тому, что мой прадед был офицером и мог оставаться в этом районе в стенах замка, мой дед родился в этом замке — официально на британской земле — в 1903 году.
Когда я снова отправился в Кройдон, чтобы попытаться получить разрешение на работу, те же самые люди за стойкой устало сказали:
— О, это снова ты.
— Да, но у меня есть для вас еще кое-какая информация.
Потом я рассказал им о своем дедушке. Удивительно, но этого оказалось достаточно, чтобы убедить их, и они поставили в мой паспорт родовую визу, которая позволила мне начать играть. Если бы я знал об этом годом раньше, я бы играл за «Вест Бромвич Альбион».
Крю — железнодорожный город на полпути между Бирмингемом и Ливерпулем. Посещение городского футбольного клуба «Крю Александра» стало для меня настоящим пробуждением. Стиль футбола сильно отличался от того, что я знал в Канаде. Он был жестким и быстрым, с мощными воздушными дуэлями. Сам клуб казался далеким от «Ванкувера» с его большими ресурсами и россыпью звезд мирового класса. «Крю» действительно привыкли к роли силачей, держащих всех на своих плечах — дно Четвертого дивизиона стало для них вторым домом. Во времена, предшествовавшие автоматическому понижению в Футбольной конференции, подача заявки на переизбрание в Футбольную лигу стала для клуба регулярным явлением.
В «Крю» я играл под руководством Тони Уоддингтона, легендарного бывшего менеджера «Сток Сити», который уже подходил к концу своей тренерской карьеры. Тони знал толк в хороших вратарях. Дважды он шокировал английский футбол, подписав нынешнего вратаря сборной Англии: в 1967 году он приобрел обладателя Кубка мира Гордона Бэнкса, а семь лет спустя — Питера Шилтона, обоих из «Лестер Сити». Я думаю, что кое-что из его опыта общения с этими двумя передалось и мне.
Однако английский четвертый дивизион не был лишен колорита и порой гламура. Играя за команду «Крю», я выступал против Иана Ботама, «Бифи», знаменитого английского крикетиста, очень сильного, мощного парня, который впоследствии был посвящен в рыцари и считался одним из лучших универсалов в истории крикета. Он вышел на замену, когда «Крю» играл со «Сканторп Юнайтед». Во время углового я пошел на мяч, и он ударил меня сзади, было больно. На следующем угловом я сказал: «Эй, слушай, балда, я сейчас пойду на мяч, и когда я крикну «кипер», убирайся с дороги». Я пошел на мяч, ударил его по пути за мячом и вернул ему должок. Я посмотрел на Бифи и напомнил ему: «1:1!». С того дня мы с Ианом Ботамом стали закадычными друзьями.
Сейчас это большая индустрия по привлечению африканских игроков в английские лиги, но в начале 1980-х это была совсем другая история. Английская игра была очень замкнутой, и в ней было очень мало иностранцев. Полузащитник «Манчестер Сити» южноафриканского происхождения Колин Фильюн — один из редких примеров выходца из Африки. В 1980-х годах братья Стайн — Марк, Брайан и Эдди — стали известны в английской игре; все они родились в Южной Африке, но в детстве были вынуждены отправиться в изгнание из-за политической активности их отца. В прошлом были и другие южноафриканские футболисты, например, нападающий «Лидс Юнайтед» Альберт Йоханнессон, но в 1970-80-х годах мы были первопроходцами для нашего континента.
Когда я был в «Крю», Тони Уоддингтон отправил меня в «Ноттингем Форест», чтобы я тренировался с Питером Шилтоном и набирался опыта. «Форест» были чемпионами Европы и находились на пути к повторению этого подвига. Ими, конечно же, руководил темпераментный гений Брайан Клаф. После тренировки Клаф позвал меня в свой кабинет.
— Кажется, я тебя помню, ты должен был приехать ко мне десять лет назад. Люди говорили мне о тебе в Родезии. Теперь ты в аренде в «Крю» и тренируешься с величайшим вратарем Англии. С кем у тебя контракт?
— Я играю в Ванкувере в Североамериканской футбольной лиге.
— О, эта лига Микки Мауса за океаном! Если тебе нужен совет, сынок, забудь о лиге Микки Мауса Янки Дудл Дэндис и верни свою задницу сюда. Здесь неплохо, сынок!
По своим меркам «Крю» провели достаточно хороший сезон. Когда я пришел в команду, мы находились в семи очках от дна, но в итоге оторвались от него на восемь очков, хотя и заняли 23-е место в дивизионе из 24 команд. Им пришлось подать заявку на переизбрание, и, как и остальным членам четверки команд с конца, им это удалось.
Для меня это был трудный, но крутой путь обучения, однако я всегда получал удовольствие, и мои акции росли. Уоддингтон рассказывал мне обо всех командах, которые приходили посмотреть на мою игру. 20 из 24 матчей, в которых я играл за «Крю», за мной смотрел «Ман Сити». Однако Тони Бук из тренерского штаба «Сити», похоже, сомневался во мне и постоянно возвращался, чтобы «посмотреть еще раз».
В апреле 1980 года мы играли на выезде против «Портсмута», и Тони Уоддингтон сказал: «Сегодня к нам приехал скаут, он будет наблюдать за одним из наших полузащитников, и он из «Ливерпуля»». Его имя, Том Сондерс, ничего не значило для меня в то время, но вскоре я узнал, что он был одним из самых влиятельных людей на «Энфилде» в эпоху Шенкли и Пейсли.
Нашим соперникам в тот день нужны были два очка, чтобы сохранить шансы на повышение в классе. Они думали, что это будет легкая победа, потому что нам не за что было играть, но мы упорно сражались, и им пришлось отыгрываться, чтобы сыграть вничью 1:1.
Во время разминки Том Сондерс стоял с местными ребятами за воротами и подслушал разговор двух из них. Один парень сказал: «Я не думаю, что мы получим два очка сегодня». Другой сказал: «Конечно получим», закурив свернутую сигарету Woodbine.
— О чем ты говоришь, конечно, получим, приятель.
— Ты видел вратаря? Посмотри на его разминку.
В те дни я все еще делал сумасшедшие разминки — привычка, которую я перенял и развил в Канаде, и сидение на перекладине было одной из них. Том Сондерс взял на заметку: вратарь, хотя он был там из-за полузащитника.
Я провел игру хорошо, и в его записках Бобу Пейсли было написано: «Забыть о полузащитнике, посмотреть на вратаря».
В следующие выходные мы играли со «Стокпорт Каунти» на «Грести Роуд». Тони Уоддингтон сказал мне:
— Иди сюда, сегодня на твою игру придут посмотреть два очень важных человека.
— Дайте угадаю: «Манчестер Сити»?
— Они тоже будут здесь, но эти двое из «Ливерпуля». Постарайся не делать глупостей.
Я вышел и сделал разминку, снова сумасшедшую. Когда мы вышли на разминку, начался дождь, и я взял зонт, чтобы не промокнуть, вышел на поле, отряхнулся и сделал свое обычное дело — бросил мяч в перекладину с точки пенальти, а когда попал в нее три раза, начал разминку. Я всегда был суеверным. Спустя годы в «Ливерпуле» мне приходилось трижды ударять мячом по выключателю в раздевалке, прежде чем выходить на поле. Некоторые из моих товарищей по команде сходили с ума от необходимости ждать меня. Это испытывало терпение каждого, особенно Ронни Морана, который говорил мне об этом неделю за неделей: «Выметайся отсюда и играй». Думаю, суеверие — это черта, которую я перенёс из Африки. По сей день я всегда надеваю левую бутсу перед правой. Не знаю, есть ли разница, но я не хочу рисковать, надевая сначала правую бутсу.
В «Крю» мое предматчевое суеверие и разминка включали в себя раскачивание на перекладине, чтобы размять спину. Я подтягивал ноги, а затем опускался вниз; делал перекат, несколько финтов, ходил на руках, прыгал с мячом на перекладину, бросал его человеку на границе штрафной, и как только он касался мяча, я снова спускался с перекладины, приземлялся, а затем делал сейв, прежде чем мяч попадал в ворота. Такая разминка может занять около 20 минут. Закончив, я убежал с зонтом — дождь к тому времени уже перестал — а менеджер Тони Уоддингтон стоял и смотрел на меня, качая головой из стороны в сторону.
— В чем дело, босс? — спросил я.
— Ты знаешь тех двух людей, которые приходили посмотреть, как ты играешь?
— Что значит «приходили»?
— Да, они уже ушли смотреть другую игру. Очевидно, Боб Пейсли сказал Тому Сондерсу: «Я уже достаточно увидел, пойдем», и заставил Сондерса отвезти его дальше по дороге, чтобы посмотреть на игру «Порт Вейл».
В последней игре сезона и моей последней игре за «Крю» мы играли дома с «Йорк Сити». Я был капитаном в тот день, и это был майский праздничный уик-энд. Мне всегда нравилось исполнять пенальти, и я хотел оставить свой след, исполнив один из них за «Крю». Тони Уоддингтон сказал мне, что я смогу исполнить, если мы будем выигрывать хотя бы 2:0, но в тот день, когда на 58-й минуте нам назначили удар с точки, мы выигрывали всего 1:0. Тем не менее, меня это не остановило. Я пробежал все поле и сказал Бобби Скотту, нашему постоянному исполнителю: «Эй, Скотти, подержи мою кепку, я исполняю этот пенальти, убирайся отсюда, я капитан».
Я положил мяч на точку, а вратарь «Йорка» Ричард Тейлор подошел ко мне и сказал:
— Слушай, Брюс, не надо издеваться надо мной, я не хочу выглядеть идиотом, когда пенальти бьет вратарь, посылая меня не туда, куда надо. В какую сторону ты пробьешь?
— Просто прыгни вправо.
Он сделал так, как я ему сказал, мяч ушел вправо, но пролетел так близко от каркаса ворот, что можно было почти услышать, как он пронесся мимо него в сетку ворот. Мы выиграли 2:0, и на следующий день я улетел обратно в Ванкувер.
9. В «Ливерпуль» на спор за £1
Я НЕ СЛЫШАЛ НИЧЕГО ОТ «ЛИВЕРПУЛЯ», по крайней мере, не сразу.
Английский сезон, пускай, уже закончился, но американский еще не начался. Фил Паркес уехал из «Ванкувера» в «Чикаго Стинг». Я очень надеялся сменить его на посту первого номера «Уайткэпс», но в мое отсутствие Тони Уэйтэрс подписал шотландца Дэвида Харви. Этот шаг оказался неудачным, и после посредственного старта я заменил его в качестве основного вратаря до конца сезона 1980 года. По мере того как росла моя репутация в NASL, росли и предположения о возвращении в Англию. Тони Уэйтэрс рассказал журналистам: «В последнее время мой телефон раскалился от звонков английских клубов, которые охотятся за Гроббеларом, и если бы я предложил его, сделка была бы заключена немедленно».
Как оказалось, «Ливерпуль» был одним из таких клубов. В разгар этих спекуляций мне посоветовали отправиться в Англию, чтобы встретиться с Бобом Пейсли.
Я был взволнован, но в то же время опасался, потому что быстро понял, насколько хрупок мир футбола. Казалось, что у меня есть шанс подписать контракт с «Вест Бромвич Альбион», но этого не произошло. Казалось, что Боб Пейсли заинтересован во мне для «Ливерпуля», но потом линия на некоторое время отключилась. Повторится ли это снова?
Я прилетел прямым рейсом в лондонский Хитроу и сел на поезд до Бирмингема, так как в тот день «Ливерпуль» играл с «Бирмингем Сити». Меня попросили встретиться с Бобом Пейсли и Питером Робинсоном, секретарем клуба, в тихой комнате, но эта встреча вызвала больше вопросов, чем ответов.
В конце концов Пейсли засуетился и пробормотал: «Ты играл в Великобритании в «Крю», но это не «Крю», это футбольный клуб «Ливерпуль». Это Питер Робинсон, который занимается администрированием. Я вижу, что у тебя есть виза предков. Хорошо, ты еще услышишь о нас».
Затем он вышел за дверь. Я был в замешательстве и посмотрел на Питера Робинсона, который просто сказал: «Ну, ты его слышал, теперь можешь возвращаться».
Это не сделало меня мудрее. Поэтому я вернулся в аэропорт и отправился в долгий путь обратно в Ванкувер. Я даже не купил билет, чтобы посмотреть матч.
Проходили месяцы, а из «Ливерпуля» ничего. Сезон NASL подходил к концу в Ванкувере. После домашнего поражения 0:1 от «Сан-Диего» ко мне подошел Тони Уэйтэрс и сказал:
— Слушай, к тебе пришли два очень важных человека. Боб Пейсли и Том Сондерс из «Ливерпуля» хотят задать тебе несколько вопросов.
Когда я вошел в комнату, Пейсли сказал:
— Гроббл-де-джек, не хочешь ли ты играть за «Ливерпуль»?.
— Да, мистер Пейсли, я бы с удовольствием играл за «Ливерпуль».
— Мне этого достаточно.
С этими словами они развернулись и вышли за дверь.
Я не видел их еще шесть недель.
Тогда я не понимал, что у этих долгих молчаний есть причина. Многомесячная борьба между «Ливерпулем» и Министерством внутренних дел привела к тому, что они добились для меня разрешения на работу в Англии. Без разрешения они никак не могли завершить трансфер. Тогда условия были гораздо более обременительными, чем сейчас: «Ливерпулю» пришлось убедить их, что в Великобритании нет никого, кто мог бы выполнить ту работу, которую я мог бы сделать в качестве дублера Рэя Клеменса, которому в то время было 32 года.
Только во время работы над этой книгой мне показали переписку, которая велась между футбольным клубом «Ливерпуль», отделом по трудоустройству за границей Министерства занятости, Футбольной ассоциацией и секретарем Ассоциации профессиональных футболистов. И было очень трогательно читать аргументы Боба Пейсли в письме от 3 декабря 1980 года:
Мы хотим подать заявку на получение разрешения на работу для Брюса Гроббелара, профессионального вратаря с выдающимся потенциалом, который в настоящее время играет за команду «Ванкувер Уайткэпс» в Североамериканской футбольной лиге.
Он гражданин Зимбабви [sic], а также обладатель южноафриканского паспорта.
Вы поймете, что для сохранения нашей позиции одного из самых успешных клубов в Европе необходимо расширить нашу скаутскую деятельность, чтобы найти дублера для Рэя Клеменса, которому уже тридцать два года, и мы убеждены, что Брюс Гроббелар — именно тот игрок, который нам нужен. Он является действующим игроком международного уровня и представляет Зимбабви [sic] с момента обретения этой страной независимости.
Мистер Тони Уэйтэрс, бывший вратарь сборной Англии и один из сотрудников этого клуба, считает, что Брюс Гроббелар — лучший вратарь, которого он когда-либо видел, и мы уверены, что в нашей стране невозможно найти игрока, равного ему по статусу.
Чтобы иметь возможность нанять иностранца, клуб также должен был «гарантировать, что ни одно лицо, обычно проживающее в Соединенном Королевстве, не будет перемещено или исключено в результате найма данного иностранного работника».
В заявлении также говорилось, что в клубе на тот момент было 30 игроков на контрактах и семь начинающих профессиональных игроков. В нем говорилось, что я буду получать £450 в неделю плюс те же бонусы, что и другие игроки. Бонусы составляли «£10 тыс./£20 тыс. в год, в зависимости от успеха».
В письме также говорится, что в конце 1980 года самый высокий уровень оплаты труда составлял £952 в неделю.
Я знаю, что Тони Уэйтэрс был высокого мнения обо мне, но все равно трогательно найти его слова обо мне в официальном документе все эти годы спустя. Я чувствую гордость и огромную честь, что обо мне думают именно так — что Боб Пейсли приложил усилия, чтобы убедить власти в том, что я единственный человек, подходящий для работы дублером Клеменса, вместо того, чтобы не испытывать лишних проблем, подписывая контракт с кем-то из Великобритании.
Но Департамент занятости — отдел по трудоустройству за рубежом — не был убежден: я сыграл всего две игры за сборную Родезии и две — за Зимбабве, так что они не понимали, почему я должен стать тем необычным международным усилением, которое невозможно найти в Великобритании. Поэтому в письме от 14 декабря 1980 года они обратились за советом к ПФА и ФА:
Исходя из имеющихся данных, у нас есть некоторые сомнения относительно того, что погода [sic] г-на Гроббелара может считаться соответствующей «международно установленному» правилу. Более того, нет никаких указаний на поиск подходящего футболиста из числа резидентов или членов ЕЭС.
Мы будем рады вашим комментариям по этим аспектам заявления и по любым другим, имеющим отношение к делу, включая вопрос о дублере Клеменса.
К счастью, Комитет по переговорам в профессиональном футболе поддержал заявку «Ливерпуля», ответив на следующий же день:
...по мнению Комитета по переговорам в профессиональном футболе, заявка «Ливерпуля» соответствует требованиям схемы разрешения на работу.
Этого было недостаточно для Департамента занятости, который в письме от 13 февраля 1981 года обратился к Футбольной лиге:
Как я уже говорил вам вчера по телефону, мы не удовлетворены тем, что заявка, поданная ФК «Ливерпуль» в отношении Брюса Д. Гроббелара, соответствует правилам системы выдачи разрешений на работу.
Гроббелар не соответствует нашим критериям: он сыграл всего два матча за сборную Зимбабве — не самую крупную футбольную страну. Поэтому его вряд ли можно назвать «признанным международным игроком со значительным вкладом в игру». Кроме того, он нужен только в качестве дублера вратаря.
Кроме того, клуб не предоставил нам доказательств того, что он провел поиск подходящих игроков-резидентов.
К счастью, Боб Пейсли добился своего. Департамент занятости наконец-то выдал мне разрешение на работу в Великобритании, и я начал незабываемое тринадцатилетнее путешествие с клубом и городом, который с тех пор не покидает мое сердце.
15 марта 1981 года я приехал в Ливерпуль на спор. Том Сондерс и Боб Пейсли поставили друг против друга деньги на то, что я не найду дорогу на «Энфилд» и не пойму, что делать дальше. Я не знал, куда мне идти. Меня купили за £250 тыс. Это были немалые деньги для вратаря, которого они видели лишь в 20-минутной разминке, и одной игре, которую мы проиграли в Ванкувере против «Сан-Диего». Поэтому подписать меня было большой авантюрой.
Я приземлился в Хитроу. Билет до Ливерпуля мне не дали, и мне пришлось самостоятельно добираться из Хитроу до «Энфилда». Я прилетел на самолете через аэропорт Манчестера, взял машину напрокат, приехал в центр Ливерпуля и не имел ни малейшего представления о том, куда я направляюсь.
Я спросил у черного такси, где находится «Энфилд»; он иронично рассмеялся и ответил: «Знаю ли я, где находится этот чертов «Энфилд»?!» В Ливерпуле ты не задашь такой вопрос таксисту, чтобы он не посмеялся над тобой.
По прибытии на «Энфилд». Я понял, что ворота на стадион закрыты. Было 17:15, рабочий день закончился, и мне нужно было искать отель. Что делал любой человек, приезжавший в Ливерпуль в 1980-х годах, если ему нужна была комната? Сначала они смотрели в «Адельфи». Пройдя через дверь к стойке регистрации, я миновал вестибюль, не обращая внимания на сидящих там людей. Я спросил девушку, есть ли у них свободные комнаты, и она извинилась: все было занято.
Обернувшись, я увидел, как Том Сондерс протягивает Бобу Пейсли купюру в £1 со словами: «Я и не думал, что он сюда доберется». Он отдал мне ключи и сказал: «Вот твоя комната на сегодня, увидимся завтра на тренировке».
10. На самой глубине
БОБ ПЕЙСЛИ БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ НЕМНОГОСЛОВНЫМ, НО ОН ВСЕГДА БЫЛ ТВЕРД в своих указаниях. В тот вечер в отеле «Адельфи» в марте 1981 года он дал мне последние указания по поводу того, как стать игроком «Ливерпуля». Мне предстояло взять такси, чтобы совершить короткую поездку из центра Ливерпуля на «Энфилд» в одиннадцать часов следующего утра. Если по прибытии я столкнусь с толпой фотографов и журналистов — а это вполне возможно — мне не нужно выходить, а следует попросить водителя отвезти меня туда, откуда мы приехали. Там мне позвонят и сообщат новые инструкции.
На следующий день в 11 утра я приехал на такси на «Энфилд», чтобы подписать контракт с «Ливерпулем», но сразу же понял, что подписание контракта задержится. Когда мы приехали, перед главными воротами стояло целое стадо фотографов, поэтому я поступил так, как мне было велено, и попросил озадаченного водителя отвезти меня прямо в город, откуда я приехал. В 14:30, когда пресса ушла, Пейсли позвонил в отель и сказал, что я могу вернуться на стадион, так что я вернулся на «Энфилд» и подписал контракт.
На самом деле это был не последний путь к званию игрока «Ливерпуля». Как мне предстояло узнать, в конце пути мне предстояло посетить Францию. На самом деле мой контракт был заключен на следующий день — 17 марта, потому что официально мне нужно было въехать в страну с разрешением на работу. Чтобы обойти эту проблему, Питер Робинсон организовал для меня однодневный перелет в Париж, чтобы я мог въехать в страну со всеми своими документами, заверенными печатью.
«Ливерпуль» заказал мне билет на самолет до аэропорта Шарля де Голля в Париже, но по прибытии я не смог пройти через аэропорт со своим южноафриканским паспортом — для въезда в страну мне нужна была виза. В то же время я не мог улететь обратно в Англию, пробыв в Париже лишь транзитом. Я оказался в затруднительном положении и был в отчаянии. Я был так близок к осуществлению своей мечты — стать профессиональным футболистом футбольного клуба «Ливерпуль», но вот я застрял в аэропорту вдали от всего.
Обдумывая свои дальнейшие действия, я увидел маленькую женщину с южноафриканским паспортом в руке. Я спросил ее, как ей удалось пройти, и она сказала, что получила 24-часовую шопинг-визу, и указала мне на стойку, где я смогу ее приобрести. Наконец-то у меня появился выход. Шлеп-бах — и штамп в моем паспорте, обеспечивающий мне въезд в Париж, где я остановился на ночь в доме самого выдающегося дантиста города, эксцентричного доктора Питера Хойта, с которым меня свел Питер Робинсон. Мы провели ночь в знаменитом кабаре Crazy Horse, расположенном недалеко от Елисейских полей, и насладились незабываемой ночью.
На следующий день, 17 марта, я вернулся в Ливерпуль и завершил свой переход. Меня купили за £250 тыс. с еженедельной зарплатой в £250 — меньше, чем «Ливерпуль» требовал в своем первоначальном заявлении в Департамент занятости. Наконец-то я стал игроком «Ливерпуля».
*
В оставшуюся часть сезона 1980/81 мне сказали, что я буду играть в резерве, чередуясь с другим молодым вратарем клуба, Стивом Огризовичем. Стив был бывшим полицейским, который четыре года назад перешел в «Ливерпуль» из «Честерфилда», но все свое время провел в резервной команде «Ливерпуля». В этом не было ничего постыдного. Многие считали резервистов «Ливерпуля» одной из лучших команд страны, причем не только на уровне резервистов — команда доминировала в Центральной лиге на протяжении десяти лет — но и во всей Англии. С такими игроками, как Стив, Иан Раш, Ронни Уилан, Кевин Шиди, Крейг Джонстон и Говард Гейл, это было вполне объяснимое соперничество.
Стив должен был играть в оставшихся домашних матчах, а я — в трех выездных. Мой первый матч был против «Эвертона», который мы выиграли со счетом 1:0; во второй игре мы обыграли «Болтон Уондерерс» с тем же счетом и в третьей игре сыграли вничью 1:1 с «Лидс Юнайтед». Один гол в мои ворота за 270 минут игры был неплохим началом карьеры в «Ливерпуле», но именно матч с «Болтоном» привлек ко мне внимание. В той игре мне противостоял бывший нападающий «Манчестер Юнайтед» и сборной Англии Брайан Кидд. Ему было около тридцати, и я дал ему знать об этом, сказав, что он слишком стар и должен поменять свои бутсы на пенсионную книжку. Я понял, что задел его за живое, и он отреагировал, как и положено хорошему футболисту, попытавшись заставить меня съесть свои собственные слова. Он пробил в верхний угол ворот, но я не только дотянулся до мяча, но и поймал его намертво. Поднявшись, я сказал ему, что ему нужно действовать лучше, если он собирается забить такой молодой звезде, как я. Вскоре он ответил еще одним яростным ударом, и я снова его отбил. Я понял, что выиграл битву, когда он начал орать и кричать: «Уберите эту гориллу из ворот!». Я знаю, что Рой Эванс, наш резервный менеджер, был впечатлен моим выступлением и вернулся в Бутрум, рассказав об этом. Этот матч повысил меня на невероятные высоты.
Одновременно с игрой за резервистов я тренировался с первой командой и изо всех сил старался показать им, что скоро им придется принимать решение не о втором номере, а о том, кто будет их основным вратарем. Стив по-прежнему считал себя вторым после Рэя Клеменса, поскольку играл в домашних матчах за резервистов. У меня в голове были другие идеи.
Рэй работал в клубе с момента перехода из «Сканторп Юнайтед» в 1967 году и на протяжении более десяти лет был основным вратарем. Он был поистине великим игроком и на тот момент самым титулованным футболистом, когда-либо выступавшим за «Ливерпуль». Только мастерство Питера Шилтона, с которым он чередовался в воротах сборной Англии на протяжении многих лет, ограничило его 61 матчами за сборную. В любую другую эпоху это было бы 161 игры на международной арене. На момент моего прихода Рэю было 32 года, и, хотя он был относительно молод с точки зрения вратарского искусства, было ясно, что я рассматривался как долгосрочная замена ему. Рэй тоже знал об этом, но не думаю, что он в полной мере оценил, что у меня были более непосредственные планы на свитер с первым номером.
Вскоре после моего приезда у нас с Рэем взял интервью журналист Daily Star Мэтт Д'Арси, который начал с того, что спросил первого номера клуба, как долго он рассчитывает оставаться на «Энфилде».
— Я бы хотел пробыть здесь еще два года и научить Брюса, как дослужиться до основы, — таков был его ответ.
Когда Д'Арси поинтересовался, нет ли у него намерений двигаться дальше, Рэй повторил, что пройдет еще два года, прежде чем он покинет клуб.
Затем журналист обратил свое внимание на меня и попросил высказать свои мысли по поводу слов Рэя. Я повернулся к своему товарищу по команде и сказал:
— Он так говорит, но если он останется здесь еще на два года, я все равно займу его место.
— Что вы думаете по этому поводу, Рэй? — продолжил Д'Арси.
— Он очень уверенный в себе молодой человек.
— Когда вы займете его место? — спросили меня.
— Я, наверное, займу его место в следующем сезоне, — таков был мой мгновенный ответ.
Не говоря больше ни слова, Рэй встал и вышел прочь.
*
В конце моего первого сезона «Ливерпуль» вышел в финал Кубка чемпионов 1981 года в Париже против мадридского «Реала». В первом раунде соревнований они разгромили финскую команду «Оулун Паллосеура» со счетом 10:1 на «Энфилде», причем Грэм Сунесс и Терри Макдермотт оформили по хет-трику. В следующих двух раундах команда с комфортом обыграла «Абердин» и софийский ЦСКА, забив в каждом случае по пять мячей, а в полуфинале одержала победу на тоненького над мюнхенской «Баварией». В итоге после двух ничейных матчей мы прошли дальше по правилу выездного гола.
Вскоре Пейсли сообщил нам состав команды на Париж и включил меня на скамейку запасных, но я подошел к нему и сказал, что вместо меня он должен выбрать Стива Огризовича, который был в клубе гораздо дольше меня и уже играл за первую команду.
— Разве ты не хочешь поиграть? — спросил Пейсли.
— Я все равно не буду играть — я буду сидеть на скамейке запасных.
— Тогда пойди и скажи ему.
Поэтому мне оставалось только сказать Стиву, что он будет сидеть на скамейке запасных и, возможно, получит медаль, если команда одержит победу. Тем временем я вместе с Крейгом Джонстоном находился на трибунах и наблюдал за первым европейским финалом, в котором мы принимали участие. Я мог бы получить медаль, если бы сидел на скамейке запасных, но нужно дать возможность тому, кто пробыл там дольше тебя. Тогда я не думал, что заслуживаю этого.
Я сидел на трибуне вместе со всеми женами игроков, когда Красные играли против знаменитых Белых. Там было так тихо, что мы с Крейгом взяли у них шарфы и велели им начать кричать. Нельзя пойти на футбол, сесть и просто сказать: «О, хороший удар». Мы провели для них небольшой курс поддержки. «Давайте! Кричите! Прыгайте вверх и вниз! Божечки! Когда ваш муж бьет по мячу, кричите громче». Мы разогрели их всех, когда Алан Кеннеди забил победный мяч в концовке игры.
*
После этого я уехал отдыхать на Гавайи. Мой адвокат Рон Перрик и его жена тоже были там со своими детьми. Мы с Роном играли в гольф на одной лунке возле кондоминиумов на берегу моря, когда к нам подбежали его дети, Кит и Отис. «Привет, пап, тебе звонят». Он поехал на гольф-каре обратно в квартиру, вернулся и сказал: «Брюс, твой удар. Ты бей первый, потому что выиграл последнюю лунку». Когда я положил мяч и потянул клюшку назад, скручивая тело и поднимая клюшку, он сказал: «Рэй Клеменс перешел в «Тоттенхэм»». Я не мог остановиться в середине размаха, поэтому просто выбил мяч за пределы поля. Кажется, я разбил окно.
— Что значит «уехал в «Тоттенхэм»?
— Подписал контракт с «Тоттенхэмом», идиот, — сказал он. — Теперь у тебя есть шанс: либо ты, либо тот здоровяк, Огги.
Тысячи мыслей проносились в моей голове. Уход Клеменса произошел совершенно неожиданно. Всего за несколько недель до этого он официально заявил, что рассчитывает остаться в «Ливерпуле» еще на два года.
Я пробил следующий удар, закончил раунд — выиграв его — и как победитель позволил Рону заплатить за ужин в тот вечер. Это был хороший вечер.
*
Когда мы вернулись к предсезонным тренировкам перед сезоном 1981/82, впервые за четырнадцать лет в Мелвуде не было Рэя Клеменса. Вопреки всем ожиданиям, Боб Пейсли продал его за £300 тыс. Теперь мы со Стивом боролись за свитер с первым номером.
За то короткое время, что я провел с Рэем, мне удалось потратить немного времени на его изучение. В частности, он научил меня подчищать за четверкой защитников. Хотя я занимался этим в Северной Америке, он научил меня более тонко понимать, где нужно себя позиционировать. Он был очень хорошим вратарем, хотя позже, думаю, я перешел на новый уровень и стал бы действовать немного дальше в поле.
Тем летом мы отправились в предсезонное турне в Швейцарию. Я сыграл все матчи против «Невшатель Ксамакс», «Цюриха» и «Серветта». Стадион в Невшателе, расположенный прямо на берегу озера, поражает воображение.
Пейсли ставил нас, молодых, в пару к одному из более опытных игроков, который мог за нами присматривать. У него была своя манера обращения к тебе, и он постоянно путал имена. «Ты, Гроббл-де-джек, ты идешь с Дэвидом Джонсоном». Дэвид очень хорошо меня учил. В ночь перед играми у нас был комендантский час, но, тем не менее, он говорил: «Не хочешь ли ты пойти выпить?», и мы шли. Мы тайком выбрались в город и посетили пару баров, а затем оказались в ночном клубе с Ронни Уиланом и Ианом Рашем.
Дэвид и другие старшие профессионалы научили меня быть игроком «Ливерпуля». Одно дело — выступление на поле, но успех «Ливерпуля» во многом объясняется командным духом и связями, созданными на его основе. Тебе нужно было вписаться в коллектив, потому что в противном случае он мог стать безжалостным местом. Будучи новичком в команде, я без проблем спрашивал Дэвида, если мне что-то было нужно. Поэтому, если Дэвид собирался что-то сделать, я тоже это делал, даже если это не всегда было самой разумной идеей. Он был невероятным; он был одним из старичков. Он был там, делал всякое и был важным членом группы. Я очень горжусь тем, что до сих пор являюсь его хорошим другом и часто вижусь с ним, когда возвращаюсь в Ливерпуль.
А еще у Дэвида было отличное чувство юмора, и, боже мой, он выводил из себя некоторых молодых людей. Однажды юный Ронни Уилан хотел получить дополнительные билеты на игру с «Манчестер Юнайтед», потому что все его родные были фанатами «Юнайтед». Прекрасно зная, какой будет реакция, Дэвид предложил ему пойти и попросить билеты у Боба Пейсли.
Ронни поднялся в кабинет Боба, постучал в дверь босса, вошел, и шестнадцать пар ног направились по коридору, чтобы послушать.
— Да, садись, что тебе нужно? — услышали мы слова Пейсли.
— Ну, босс, когда я рос в Дублине, я был болельщиком «Манчестер Юнайтед». На прошлой неделе я провел отличную игру и забил гол, так что на этой неделе я надеялся привести на матч брата и сестру, а также родителей, а у нас всего два билета, так что я хотел бы получить еще два.
Наступило молчание, а потом Боб Пейсли сказал:
— Да, все в порядке; можешь взять пять, потому что ты не играешь!.
Мы бежали по коридору в приступах смеха.
Если ты играл плохо, то на глазах у всех игроков над тобой посмеивались. Алан Хансен придумывал такие вещи, как «Тренеры хотят тебя видеть, так что иди в Бутрум» или «Босс хочет тебя видеть».
Конечно, ты шел стучать им в дверь.
— Вы хотели меня видеть, босс?
— Нет, не хотел. Перестань меня беспокоить, уходи, — неизбежный ответ.
Шотландская мафия — Грэм Сунесс, Кенни Далглиш и Хансен — всегда была вместе, и они активнее всех издевались над нами, иностранцами, не только надо мной, Крейгом Джонстоном и нашим израильским товарищем по команде Ави Коэном, но и над Ианом Рашем, который, конечно же, был валлийцем. Ави не слишком доброжелательно относился к шотландцам, и когда я спросил его по прибытии на «Энфилд», какой совет он может вынести из своего опыта, он мрачно предупредил меня: «Не доверяй этим Джокам [Так называют шотландцев, примеч.пер.], они все обманщики!» Это было отсылкой к играм в формате «пять на пять», которые мы проводили на тренировках, где все они объединялись в команды и неумолимо соревновались, принимая любые сомнительные решения в свою пользу. К счастью, я уже сталкивался с шотландским юмором во времена моей работы в «Солсбери Кэллис» — клубе, имеющем давние связи с Шотландией. Я также встречался с шотландкой Джин Макдугалл. Что мне это дало? Сухое остроумие, стабильность и большой профессионализм. В лице Сунесса, Далглиша и Хансена ты смотрел на трех лучших игроков в команде и ее хребет. Если ты играл с ними и совершал ошибку, Хансен не разговаривал с тобой целую неделю. Он даже не пасовал тебе мяч на тренировках. В такой же ситуации Сунесс постоянно с тобой разговаривал — пытался улучшить твои стандарты и напоминал тебе о том, какими были его стандарты. Кенни, тем временем, сделает какое-нибудь тонкое замечание другим шотландцам о тебе, которое, если бы ты его не знал, заставило бы тебя подумать, что он лукавит. Втроем они были неприступны. С ними было не справиться. Когда пришел Стиви Никол — еще один шотландец — он стал объектом всех их шуток, пока в конце концов не объединился с ними и не стал еще одним лидером.
Вскоре я освоился. Однажды мы летели в Судан, и по дороге туда все перебрали с выпивкой. Многие игроки заснули в самолете. Мы затащили Сэмми Ли на багажную полку, положили туда подушку и закрыли его. Когда мы спустились на землю, дверца распахнулась, и из нее вывалился Сэмми Ли. Наверное, он подумал: «Какого черта я здесь делаю?». Пилот предупредил нас, что он может арестовать нас — то, что мы сделали, было опасно. Позже он пил с нами в британском посольстве в Хартуме.
Думаю, ни одна команда не смеялась так, как мы. Мне немало доставалось, особенно в самом начале, но, учитывая, что в юном возрасте я повидал на войне столько всего — больше, чем большинство других членов команды за всю свою жизнь — я был вполне готов принять все, что на меня вываливали.
Не всем пришелся по душе такой стиль общения. Некоторые другие игроки рассказывали Говарду Гейлу о моей службе в родезийской армии, на что он, как единственный чернокожий игрок клуба, реагировал недоброжелательно. Иан Раш тоже поначалу с трудом справлялся с этим. Это делало его неуверенным в себе, особенно в первый год. Раши принял на себя основную тяжесть, потому что был довольно застенчив. В конце концов он захотел уйти, потому что там было так сурово. Он даже попросил Боба Пейсли внести его в трансферный лист. В конце концов, Раши перестал быть объектом шуток, постоянно отправляя мяч в сетку ворот. В конце концов он все же уехал в Италию, но вернулся, якобы пожаловавшись на то, что жизнь в чужой стране слишком похожа на жизнь в своей. А может ему просто не хватало наших шуточек.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...
