Брюс Гроббелар. «Жизнь в джунглях»: 11. Принц-клоун
Европейская поездка
...
11. Принц-клоун
РЭЙ КЛЕМЕНС НЕ БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ СЕРЬЕЗНЫМ ИГРОКОМ, ПОКИНУВШИМ клуб в тот период. Несмотря на третью победу в Кубке чемпионов в мае 1981 года, Боб посчитал, что настал момент влить свежую кровь в основной состав и отпустить некоторых старых, более опытных игроков. Кроме Рэя, из команды уйдет Джимми Кейс, а Терри Макдермотт, Рэй Кеннеди, Дэвид Джонсон и Дэвид Фэрклоу покинут ее в течение следующего года. Многое ожидалось от Ронни Уилана и Иана Раша, которые дебютировали в первой команде в предыдущем сезоне. Марк Лоуренсон был переведен из «Брайтон энд Хоув Альбион» летом 1981 года, а Крейгу Джонстону еще только предстояло дебютировать, ведь он перешел из «Мидлсбро» за £650 тыс. вскоре после моего трансфера.
После трех матчей за резерв и предсезонных матчей в качестве подготовки, моя карьера в «Ливерпуле» началась 29 августа 1981 года, в день открытия новой кампании, против Вулвз на стадионе «Молинью». Марк Лоуренсон также начал свой первый матч за «Ливерпуль», а Крейг Джонстон дебютировал на 72-й минуте, заменив Рэя Кеннеди. Это было неудачное начало для всех нас: мы проиграли 0:1.
Естественно, Стив Огризович был недоволен. В конце концов он пришел к Бобу Пейсли и сказал: «Босс, я думаю, что должен играть каждую неделю».
Пейсли ответил: «Ты будешь играть каждую неделю; я только что продал тебя в «Шрусбери Таун»». Бах, и карьера Огги в «Ливерпуле» закончилась. Мы отлично ладили. У нас был взаимный интерес к крикету.
Придя на смену Рэю Клеменсу я был очень уверенным в себе молодым человеком, но, честно говоря, первые шесть месяцев игры за первую команду «Ливерпуля» были настоящим испытанием. Практически непобедимая игра клуба, которую он демонстрировал на протяжении предыдущего десятилетия, в первой половине сезона 1981/82 была подорвана. В наше время я не думаю, что менеджер проявит такую же веру в игрока, как Боб Пейсли в меня. Ему помогло то, что в целом «Ливерпуль» все еще добивался результатов и выигрывал трофеи, но вокруг раздавалась критика, и он мог бы подписать любого вратаря в стране, если бы действительно захотел. Боб никогда не говорил ни о ком ничего хорошего, но я чувствовал, что он доверял мне, когда многие другие не доверяли.
Изначально я представлял себе, как болельщики «Ливерпуля» будут поддерживать тебя, ведь они известны как лучшие болельщики в мире. Но у них не было терпения, по крайней мере по поводу меня, а клоунада и показуха им не понравились. В определенной степени их подпитывали местные СМИ. Я чувствовал, что особенно не нравлюсь местным газетам.
Не помогло и то, что до самого Рождества мы болтались в середине таблицы, проигрывая матчи, которые «Ливерпуль» обычно вообще не должен был проигрывать. Ходили слухи о долгосрочном будущем Боба и говорили о его скорой отставке, а на его место прочили менеджера «Суонси Сити» Джона Тошака. В раздевалке возникла напряженность, когда под Рождество Боб заменил Фила Томпсона на посту капитана на Грэма Сунесса. Фил чувствовал, что Грэм украл у него капитанство, и был особенно обижен тем, что некоторые игроки команды узнали о переменах раньше него. Они несколько месяцев не разговаривали. Хотя они в какой-то степени примирились на благо команды, вражда между ними продолжалась десятилетиями, и вновь обострилась десятилетие спустя, когда Грэм стал менеджером «Ливерпуля» и уволил Фила с поста тренера резервной команды.
На этом этапе своей карьеры в «Ливерпуле» я допускал много ошибок и не понимал, как эффективно общаться с новыми защитниками. Первые месяцы были далеко не многообещающими в плане моей игры. Мой стиль был очень агрессивным. Я предпочитал идти навстречу проблеме — а проблемой был мяч — а не ждать, пока она сама придет ко мне. Но во вратарском деле есть только определенные моменты, когда ты можешь выйти и сделать это: либо когда идет пас вразрез, либо когда игра происходит в твоей штрафной. В своей штрафной ты можешь использовать руки, и поэтому у тебя есть преимущество, если ты можешь оценить полет, что я часто и делал. Однако иногда я был склонен к ошибкам — такова уж моя манера игры. У меня было такое взаимопонимание с центральными защитниками, что если я кричал, они знали, что нужно встать позади меня на линию, чтобы они могли подчистить, если я промахнусь. Точно такая же процедура происходила при пасе вразрез. Важный принцип, который необходимо запомнить, и, похоже, многие вратари его не знают, заключается в том, что, когда в твою сторону идет пас вразрез и ты движешься к нему, ты бежишь на мяч с удвоенной скоростью, чем игрок соперника, пытающийся пробиться к воротам, потому что он преследует мяч. Тот факт, что мяч движется к тебе, означает, что он уходит от нападающего, поэтому ты должен успеть добраться до мяча до того, как у него появится возможность пробить, при условии, что ты правильно оценишь ситуацию. Все дело в выборе времени. Скорость передвижения ног для вратаря также важна. Тебе не нужно быть хорошим спринтером, достаточно просто быстро занять позицию. Ты должен быть хорошим танцором, иметь легкие ноги и уметь двигаться. Конечно, я люблю танцевать. Вратарь никогда не должен стоять на пятках, но должен быть готов передвигаться на носках, и тогда ему будет легко сменить позицию.
Но в первой половине своего дебютного сезона я не слишком удачно играл в воротах. Мы были действующими чемпионами Европы, но в двух следующих кампаниях мои ошибки отправили нас паковать вещички в том же соревновании. Я никогда раньше не играл в Европе, где тебя наказывают, если ты не справляешься. Ты играешь против лучших, только победители лиг из каждой страны.
В те дни на Кубок чемпионов оказывалось гораздо большее давление, ведь он с самого начала был соревнованием на выбывание. Не было групповых этапов, в которых две лучших команды выходили дальше. Все или ничего. В четвертьфинале сезона 1981/82 мы играли с чемпионами Болгарии, софийским ЦСКА. Мы доминировали, но они хорошо защищались. В какой-то момент я вышел вперед, чтобы забрать мяч, и один из их игроков столкнулся со мной, когда я прыгал. Мяч опустился на землю, и нападающий вколотил его в ворота. При втором голе я просто совершенно неправильно оценил ситуацию. Мяч прошел над моей головой и попал прямо к их нападающему: 2:0. Если бы земля могла тебя поглотить, то именно в этот момент ты бы и захотел, чтобы она тебя съела. Мы выиграли домашний матч со счетом 1:0, но две мои ошибки в Софии дорого нам обошлись. Виноват был только я.
Как вы думаете, игроки разговаривали со мной до следующей игры? Ни за что — даже в самолете. Спрятаться было негде. Таким образом ты учился справляться с этим. Были и другие игроки, которые играли не очень хорошо, но они смогли справиться с этим. Но как вратарь я стоил своей команде и своему клубу прогресса в Европе. Наказание молчанием заканчивалось к следующей игре, но на тренировках в первые пару дней после случившегося они даже не отдавали тебе мяч — и уж точно не Хансен.
Первые шесть месяцев я пытался делать то, что не нравилось «Ливерпулю». Я приехал из Северной Америки, где все было направлено на то, чтобы развлекать людей. Они не хотят, чтобы ни секунды не проходило, если что-то да не происходило. Я ходил на руках по полю, пока шла игра. Приехав в Англию, я пытался развлекать публику, как делал это там. По правде говоря, с помощью развлечений я пытался снять напряжение от игры перед тысячами и тысячами страстных болельщиков «Ливерпуля». Я никогда раньше не видел такой страсти. Когда я был подростком, я играл перед 35 000 зрителей на стадионе «Барбурфилдс» в Булавайо (Зимбабве), и у «Матабелеланд Хайлендерс» большой стадион, но страсть там немного другая. По крайней мере, у меня был опыт выступлений перед большой публикой, так что те, кто считал, что я не справился из-за размера толпы, ошибались.
Вероятно, причиной моих неудач было то, что я чувствовал необходимость показать хорошую игру, а способ, которым я мог это сделать — развлекать. Однако развлечение с мячом было не тем, что хотели увидеть болельщики «Ливерпуля». Их не волновали стойки на руках и гимнастические упражнения на штангах, они просто хотели, чтобы ты делал свою работу, и тогда все будет в порядке.
Некоторые считали, что мне не хватает уверенности в себе, ведь я совершаю так много ошибок. Это было неправдой. На самом деле все было наоборот: тогда я был очень самоуверен. Я вышел из буша после почти двухлетней борьбы за свою жизнь, добрался до Ванкувера и восемнадцать месяцев жил сам по себе, прежде чем случился «Ливерпуль». Возможно, я был слишком самоуверен. Именно поэтому в первые шесть месяцев все происходило так, как происходило.
Мои товарищи по команде не говорили Рэю Клеменсу, что делать в его штрафной, и поэтому я считал, что они не должны говорить и мне, что я должен делать в своей штрафной. Но первые шесть месяцев они именно так и поступали. В конце концов я научился быть скромным и прислушиваться к мнению других игроков, понимая, что мне нужно прислушиваться к тому, что говорят старшие игроки. Таков был путь «Ливерпуля». Они были там гораздо дольше меня. При такой иерархии самые старшие и опытные в команде были лидерами и поэтому говорили молодым, что делать, и чего не делать. Это еще больше усложняло задачу новичка в команде. Как вратарь ты должен играть ведущую роль в своей штрафной и в обороне, и в то же время ты новичок и пытаешься найти свое место в команде, поэтому тебе нужно быть скромным. Это конфликт интересов.
Может быть, клоунада, хождение на руках и сидение на перекладине — так я подсознательно пытался снять с себя часть давления, чтобы в случае неудачной игры обвинить «клоуна».
Болельщики «Эвертона» дали мне это прозвище. Синие начали это делать в моем первом дерби на «Гудисоне». Прессе понравилась эта метафора, и до конца моих игровых дней при каждом удобном случае они называли меня Принцем-клоуном. Три фаната, одетые как клоуны, подошли ко мне после 1:1 и подарили мне большую фотографию с надписью «Брюс — клоун».
Я поставил клоуна лицом к трибуне Гвэйдис Стрит и провел блестящую игру во втором тайме. Когда мы выиграли 3:1, я поднял клоунское лицо, подошел к болельщикам и сказал: «И кто теперь клоун? Вы или я? Я? Нет. Вы? Да». И ушел. Я оглянулся через плечо: троих шутов избивали свои же. Карма.
*
КОГДА Я НАЧАЛ ИГРАТЬ ЗА ПЕРВУЮ КОМАНДУ «ЛИВЕРПУЛЯ», МОЯ ЗАРПЛАТА выросла вдвое. Я купил коттедж с тремя спальнями в валлийской деревне Гвинфрин. Третья спальня была очень маленькой, поэтому я переделал ее в ванную и поставил джакузи. Боб Скотт, который был нашим капитаном в «Крю», помогал мне — он был родом из Ливерпуля, но сейчас живет в Коудпоте, недалеко от Врекшема. Когда я только подписал контракт с «Ливерпулем», он посоветовал мне не покупать дом там, а уехать в Уэльс. «После игры, если ты пойдешь в город и выпьешь, то через несколько лет станешь как Джордж Бест — алкашней, — сказал он. — Купи себе дом в Уэльсе, чтобы можно было ездить обратно. Это даст тебе некоторую свободу действий, чтобы выбраться из города». На некоторое время мне это действительно помогло. Я ездил на джипе из своего дома в Уэльсе на «Энфилд» и обратно. Покупка коттеджа — лучшее, что я сделал в ранние годы жизни.
Тем не менее, в итоге я все же стал тусоваться и в том районе и все равно попал в неприятности в тот первый год по разным причинам.
В декабре 1981 года мы летели в Японию, чтобы сыграть с бразильской командой и победителями Копа Либертадорес, «Фламенго», в рамках Межконтинентального кубка. Я проснулся в своем валлийском коттедже слишком поздно и увидел, что землю покрывает снег. «Вот черт», — подумал я. Мой приятель из Зимбабве Грэм Бойл был у меня в гостях, и я попросил его отвезти меня в аэропорт Спеке. Дороги были ужасными, покрытыми снегом и очень скользкими. Наконец я поймал полицейскую машину, чтобы она сопроводила нас по хаосу на автостраде. Когда мы наконец добрались до Спеке, все ждали автобуса, потому что не могли вылететь из-за снегопада, и мы отправились в Манчестер. Как только я переступил порог автобуса, Боб Пейсли сказал:
— Мы тебя заждались. Откуда ты ехал?
— Из Уэльса.
— Купи себе дом в Ливерпуле!
Это не было предложение. Это был приказ.
Мы летели через Анкоридж на первом этапе нашего эпического путешествия в Японию, где нам предстояло сыграть в финале. Когда мы вышли из самолета, Крейг Джонстон заметил знакомое лицо: «Я знаю этого парня; я собираюсь узнать, не хочет ли он поиграть в футбол». Так что в зале ожидания все мы играли в «пять на пять» с Родом Стюартом [Британский певец и автор песен, получивший известность сначала в The Jeff Beck Group, затем в The Faces, примеч.пер.], используя в качестве ворот цветочные горшки.
13 декабря мы играли с «Фламенго» на Национальном стадионе в Токио. Капитаном и атакующим полузащитником у них был Зико — по прозвищу «белый Пеле», очень креативный и техничный футболист, который был одним из лучших игроков мира. Он и его товарищи по команде разгромили нас. Мы проиграли 0:3.
Сразу после игры я получил шокирующее сообщение. Боб Пейсли пришел за мной и сказал: «Хочешь присесть? Прости, что сообщаю тебе эту новость, но твой отец умер в пятницу».
Я посмотрел на него.
— Сегодня воскресенье.
— Да, мы не думали, что ты справишься с новостями в пятницу, а потом будешь играть в матче. Так что поговори с секретарем. Тебе нужно лететь на похороны.
Затем он ушел. Ни объятий, ни похлопываний по плечу от Боба. Боб не знал, что я не был особенно близок с отцом, но я не думаю, что он знал, как деликатно подойти к вопросу о смерти. Хотя, оглядываясь назад, я не думал о том, что он мог поступить иначе, чтобы мне стало легче, потому что мои эмоции по отношению к отцу были противоречивыми. С другой стороны, если бы это была моя мать, я был бы опустошен.
*
ПИТЕР РОБИНСОН ОРГАНИЗОВАЛ ДЛЯ МЕНЯ ПУТЕШЕСТВИЕ бизнес-классом в Йоханнесбург. Я уехал в тот же вечер сразу после игры, сначала в Париж, а затем из Франции в Южную Африку. Возможно, это раздражало бы других игроков, но не меня.
Его смерть стала шоком для всех нас, несмотря на слабое здоровье, от которого он страдал. Ему был всего 51 год. Болезнь Бюргера в конце концов унесла его жизнь. Артерии в его ногах не доставляли кровь к ступням. Это похоже на болезнь Рейно, при которой очень трудно доставить кровь к конечностям. Ему поменяли местами артерию и вену, чтобы кровь перекачивалась в другую сторону, и это спасло его левую ногу. Затем они попробовали провести ту же процедуру на правой ноге, но у него образовалась веррука в нижней части стопы, и когда ее вырезали, рана стала септической и гангренозной. Затем ему сказали, что придется отрезать и другую часть ноги, но во время операции они провели операцию недостаточно высоко, пропустив гангрену, которую надеялись ликвидировать. Он продолжал жить с этой гангреной, и в конце концов она перешла в желудок, от чего он и умер. Когда позже у меня прорвалась язва двенадцатиперстной кишки, я подумал, что это может быть та же болезнь, от которой страдал мой отец, но, к счастью, это оказалось не так.
Оглядываясь назад, я думаю, что он знал, что конец близок. За пару месяцев до этого он попросил у меня взаймы немного денег, три тысячи фунтов, и я ничего не подумал об этом, потому что у меня они были — я подписал контракт на гораздо большую сумму. Я спросил маму, стоит ли отдавать их ему, но она посоветовала мне не делать этого. Я немного подумал и пришел к выводу: «А, знаешь что, он мой отец, я дам ему деньги». Я спросил его, зачем они ему нужны, и он ответил, что для того, чтобы оплатить все долги, которые он задолжал разным людям в Южной Африке. Ни мама, ни я не знали об этих долгах, и сейчас я понимаю, что он сделал это, чтобы не оставить следов ни для меня, ни для моей сестры, ни для кого-либо из его семьи. Я отправил ему деньги в ноябре и проследил, чтобы мой кузен Арчи передал их ему. Отец умер всего через несколько недель.
Похороны были странным событием. Помимо моей сестры и шурина, там были его вторая и третья жены, а также его последняя девушка. Моя мать не присутствовала. Не все ладили друг с другом, так что можно себе представить, какая атмосфера царила в часовне. Помимо его коллекции жен, у алтаря стояли священники из трех разных церквей — Голландской реформатской, Англиканской и Пресвитерианской — поскольку он посещал все три церкви в разные периоды своей жизни. Там также присутствовал мормонский священник, поскольку мой шурин к тому времени стал проповедником. В общей сложности четыре священника произнесли над ним четыре надгробные речи. Я не знаю, к какой вере он принадлежал под конец, но все заботились о нем.
Похороны были в четверг, и я торопился улететь обратно в Англию, так как в те выходные нам предстояла игра в Лондоне против «Тоттенхэма». Когда я прилетел туда, оказалось, что игру отменили из-за снегопада.
Мой отец очень обидел нас, когда бросил маму и нас, детей, пока мы были маленькими. Шрамы долгое время не заживали. Простил ли я его? Да. Я вернул ему достоинство перед смертью, что вернуло и мое достоинство, потому что если бы я не дал ему эти деньги, то должники бы накинулись на меня. Он мог покинуть этот мир с чистой совестью. Он был сложным человеком — выпивал, курил и бабничал — но при всех своих недостатках он был еще и честным человеком.
Ирония судьбы заключается в том, что перед смертью моя мать несколько лет спустя сказала мне: «Брюс, я знаю, что ты летишь в Южную Африку. Я хочу, чтобы ты пошел на могилу своего отца и сказал ему, что я всегда любила его и что он прощен. Я увижу его на небесах».
Я пошел на кладбище Боксбург между Бенони и Бракпаном, зажег сигарету у надгробия — потому что он курил — и рассказал ему, что сказала моя мать. Когда я закончил, трое африканцев, присматривавших за кладбищем, подошли ко мне, когда я шел обратно к машине, и один из них спросил:
— Почему ты, как белый человек, встал на колени и помолился над надгробием?
— Потому что это мой отец, а мне пришло сообщение от матери, которая только что умерла.
— Ты поступил как настоящий черный мужчина. Мы никогда не видели, чтобы белый человек так поступал. И знаешь, что происходит после этого? Ты должен выпить.
— Извините, мой отец курил, поэтому я выкурил с ним сигарету, — ответил я, и они сказали:
— Да, мы это видели, но сейчас ты выпьешь, — и отвели меня в кабинет, где дали мне немного пива. Один из них был зулусом, другой — кхосой, а третий — педи. Они много лет работали на кладбище, но никогда в жизни не видели, чтобы белый человек стоял на коленях на одной высоте с надгробием, смотрел вниз и разговаривал со своими предками. Они спросили меня, откуда я знаю, что делать в африканском стиле, будучи белым человеком. Я ответил:
— Нет, я африканец, просто цвет моей кожи другой.
Каждый год, когда я возвращаюсь в Южную Африку, я преклоняю колени у могилы отца и разговариваю с ним в том же духе.
*
Ходить на руках и качаться на перекладине не нравилось футбольным пуристам, которые еженедельно приходили посмотреть на «Ливерпуль». Все они говорили одно и то же: «Кто этот парень и что он делает?»
Я показывал свою веселую сторону, но на самом деле многие люди видели в этом неуважение к клубу. Они считали, что, занимаясь своими делами, я не концентрируюсь на игре, а значит, и на заработке других людей.
Первые шесть месяцев были просто катастрофой. Нас выбили из Кубка Англии и Кубка Европы, а бразильцы унизили нас в Межконтинентальном кубке. Мы, как тяжелый камень, тонули в лиге и достигли дна в Боксинг дэй, проиграв дома «Манчестер Сити» со счетом 1:3 и опустившись на двенадцатое место с девятиочковым разрывом между нами и «Суонси Сити», занимающим первое место. Это был первый сезон, когда за победу начислялось не два, а три очка. На тот момент я провел за клуб 17 матчей в лиге и пропустил 19 голов. Против «Сити» у меня был плохой день. В мои ворота влетело три мяча, и я был виноват как минимум в одном, а может, и в двух. Во втором я обвинил нашего капитана Фила Томпсона, а он обвинил меня. В первые месяцы мы часто ссорились. Наше общение было плохим.
После игры с «Сити» Джо Фэган получил от босса зеленый свет на то, чтобы пропесочить нас. Он яростно кричал в раздевалке, обращаясь к каждому из нас, кроме молодых Раша и Уилана. Он сказал Кенни, что ему следовало бы забить в два раза больше голов, чем он уже забил в этом сезоне. Он крикнул мне: «Гроббелар, ты больше похож на балерину в воротах. Почему бы тебе не ловить круглую штуку, как положено?» Можно было услышать, как падает булавка — там царила гробовая тишина.
Пришел Боб Пейсли и показал мне крючковатый палец, что означало «зайди ко мне в кабинет», а этого ты боялся больше всего после проигрыша. То, что ты видел перед собой кривой палец, означало одно из двух. Тебя либо оставят вне состава, либо тебе придется приложить немало усилий, чтобы убедить его в том, что с тобой стоит продолжать работать.
Он сказал: «Будут некоторые изменения». Затем на глазах у всех он повернулся ко мне: «Ты, Гроббл-де-джек, иди сюда». Все думали, что меня оставят на скамейке. Что со мной покончено.
Когда я заходил в его кабинет, я знал, что, как только я войду в эту дверь, по тому же коридору пройдут шестнадцать пар ног, потому что вся команда собиралась прийти и послушать, что он скажет.
Он велел мне сесть.
— Как ты думаешь, как ты играл до сих пор?
— Что ж, босс, думаю, первые несколько месяцев у меня были неплохими. Я очень старался приспособиться к жизни после Северной Америки. Наверное, я мог бы сыграть лучше.
— В Северной Америке они развлекаются. Здесь мы побеждаем. Если ты не будешь играть лучше, то снова окажешься в «Крю». А теперь убирайся и подумай об этом.
Я уже собирался выйти из кабинета босса, когда услышал, как за дверью все разбегаются.
Как только Боб Пейсли обругал тебя, ты должен был отреагировать. Я попросил совета у Ронни Морана, Джо Фэгана и Роя Эванса. Они повторили мантру: главное — победа. Мне пришлось забыть о том, что такое ходить на руках и качаться на перекладине.
В следующие выходные мы играли с «Суонси» в Кубке Англии. От игры зависело очень многое. Дело не только в том, что это был Кубок Англии и игра, к которой мы подходили после неудачного результата, но и в том, что «Суонси» находился на отличной позиции в лиге, и ходили слухи о том, что их менеджер Джон Тошак сменит Пейсли на посту менеджера «Ливерпуля». Я был уверен, что меня не выпустят. Накануне Пейсли напомнил нам: «Да, грядут перемены». И я подумал: «Ну вот, другой вратарь займет мое место».
Вместо этого он выпустил Сэмми Ли и Крейга Джонстона, но главным изменением стало то, что Грэм Сунесс заменил Фила Томпсона на посту капитана.
Боб отнесся к этому с пониманием — «Ладно, пошли играть» — но Томмо был в ярости от того, что потерял капитанство. Томмо всегда мечтал стать капитаном своей любимой команды, и эта роль стала одним из самых гордых моментов в его жизни. На самом деле, он, вероятно, один из самых гордых капитанов в истории клуба. Очень обидно было потерять эту честь. Но если за пределами поля Томмо и Суи установили между собой ледяной фронт, то на поле они, как и прежде, помогали друг другу.
Правда заключалась в том, что за время пребывания Томмо на посту капитана его игра постепенно ухудшилась, потому что на нем лежало слишком много ответственности. Для всех нас он был как профсоюзный лидер. Когда с игроками что-то происходило, Фил Томпсон был единственным, к кому можно было обратиться. Если он получал спонсорскую поддержку, то договаривался о такой же сделке для всех. Именно Томпсон, как капитан, нес бремя ответственности, когда Пейсли ввел в состав первой команды множество новых лиц. Ему пришлось привыкать не только к игре передо мной и рядом с Марком Лоуренсоном, но и к двум новым полузащитникам — Крейгу Джонстону и Ронни Уилану, а также к новому нападающему — Иану Рашу. Мы все пришли примерно в одно и то же время. Для него это было очень тяжело, ведь он должен был взять на себя вину, если мы облажаемся.
После того как с него сняли капитанство, мы стали меньше спорить, и, возможно, я обрел уверенность в себе. Раньше Фил был очень строг ко мне. Он и Алан Хансен могут быть жестокими. Они знали, как по-настоящему подавить тебя.
Смена капитана сработала сразу же. Она сняла давление с Фила, который вновь обрел свою форму, и это отразилось на всех нас. Грэм Сунесс был достаточно сильным человеком, чтобы забрать капитанский пост у Томпсона. Это был еще один гениальный ход Пейсли.
*
ПОСЛЕ ТОГО КАК БОБ ПЕЙСЛИ ОТЧИТАЛ МЕНЯ, Я НАЧАЛ находить себя. Моя уверенность возросла, и я начал полностью оправдывать свое место в стартовом составе. С декабря 1981 года для «Ливерпуля» все шло как по маслу, и если мы достаточно уверенно выходили вперед в игре, я начинал дурачиться. Пейсли нечего было сказать по этому поводу.
Рэй Клеменс покинул нас, чтобы выигрывать трофеи и искать новые вызовы в «Тоттенхэм Хотспур». Я с трудом справлялся с обязанностями нового вратаря без его наставничества, которое, как я рассчитывал, продлится два года. Как бы я выступил против своего старого учителя, когда мы вышли друг против друга на поле?
«Ливерпуль» стал обладателем Кубка Лиги, и 13 марта 1982 года мы снова вышли в финал, защищая свой титул, и так получилось, что в финале нам противостояли Рэй Клеменс и «Тоттенхэм». Мастер против своего дублера. На старом стадионе «Уэмбли» мы вышли из-за ворот. Мы с Клеменсом встретились в туннеле, пожали друг другу руки и вышли вместе, пожелав друг другу удачи, а затем провели игру на глазах у 100 000 зрителей.
Через одиннадцать минут Стив Арчибальд прорвался к воротам. Я вышел, чтобы попытаться накрыть его, но он пустил мяч подо мной и сделал счет 1:0. Я сделал несколько приличных сейвов во время матча. Я удачно остановил Гленна Ходдла, затем еще один удар от Арчибальда в первом тайме, а во втором периоде я также не дал отличиться Ходдлу.
Эта игра должна была запомниться Ронни Уилану: за несколько минут до окончания основного времени он забил мяч в ворота Клема, переведя игру в дополнительное время. На 111-й минуте Уилан забил второй мяч, сделав счет 2:1, а перед самым концом игры Раши добавил третий.
После финального свистка Рэй подошел ко мне и пожал мне руку, а я выразил свои соболезнования.
Может, мне и не нужен был учитель? Поверьте, я бы предпочел остаться за Рэем Клеменсом на пару лет, чтобы учиться и развиваться, даже если в самом начале своей карьеры в «Ливерпуле» я и заявил прессе, что займу его место к концу сезона.
Выступая на благотворительном вечере в Ливерпуле пару лет назад, Клеменс подводил итоги своей карьеры игрока и сказал, что очень благодарен Томми Лоуренсу за то, что тот в течение двух лет учил его играть, прежде чем он стал первым номером «Ливерпуля». С Рэем у меня такого не было. Когда пришло время говорить обо мне, он сказал: «С момента знакомства с Брюсом я понял, что у него достаточно сильный характер, чтобы продолжать играть без меня». Это очень большая похвала от такого невероятного вратаря, и я был ошеломлен и очень благодарен, услышав ее.
*
ЕСЛИ ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА СЕЗОНА БЫЛА НЕМНОГО неудачной, то последующие четыре месяца были очень хорошими. Во второй половине сезона 1981/82 мы выиграли 20, сыграли вничью три и проиграли всего два из оставшихся 25 матчей лиги. В этих матчах я пропустил всего 13 голов — мой лучший показатель за «Ливерпуль». Мы совершили захватывающее восхождение по турнирной таблице.
Чемпионство было обеспечено победой над «Тоттенхэмом» со счетом 3:1 за одну игру до конца сезона. Благодаря этому результату мы набрали 86 очков, что стало непреодолимым препятствием после того, как занявший второе место «Ипсвич» проиграл свой предпоследний матч «Ноттингем Форест». Иан Раш занял трон лучшего бомбардира команды, забив в том сезоне 30 мячей, 17 из которых пришлись на лигу. Если бы мы были более успешны в кубках, он бы забил гораздо больше.
В последнем матче кампании мы встречались с «Мидлсбро» на выезде. Играть было не за что: мы заняли первое место, а они уже выбыли из турнира. Крейг Джонстон и Грэм Сунесс ранее играли за «Мидлсбро» и познакомились с певцом Крисом Ри, когда жили на северо-востоке страны. В то время Крис занимался новым винным баром и пригласил нас туда вечером накануне игры. Это было сделано с одобрения Боба Пейсли, который был реалистичен в том, чтобы держать нас в узде перед игрой, в которой на кону ничего не стояло. «Мы думаем, что вы собираетесь пойти выпить — только убедитесь, что напитков будет всего два», — предупредил он.
Это было прекрасное место для прогулок, и мы неизменно выпили больше двух напитков. Мы пили и танцевали, пока не обрушился стеклянный антресольный этаж, и Терри Макдермотт пробил его ногой, получив травму. Пока все это происходило, владелец бара позвонил игроку «Мидлсбро» и сказал: «Ставьте деньги на победу в этой игре, потому что эти парни напиваются в баре».
Мы вернулись в отель в 4 часа утра, пробравшись в свои спальни. Через несколько часов нам нужно было вставать, чтобы подготовиться к игре.
Терри Макдермотт сидел на скамейке запасных, и каждый раз, когда мы зарабатывали угловой, они наливали тренерам по глотку виски. «О, у нас угловой; за это — глоточек. Ваше здоровье!» Вскоре он сказал: «У нас вбрасывание на дальней стороне; я думаю, это еще один глоточек». Мы получили вбрасывание недалеко от нашей скамейки запасных, и Сэмми Ли зашел на скамейку и попросил попить, и Джо Фэган дал ему стакан. Ли сделал большой глоток, и вскоре его глаза расширились, когда он понял, что в горле у него не вода, а виски. Игра закончилась вничью 0:0, и я не думаю, что на скамейке запасных был хоть один трезвый человек. К счастью для Терри, его услуги не понадобились.
Хотя сейчас это кажется немыслимым, в эпоху спортивной науки и планов питания виски был частью режима Бутрум. Когда было холодно, мы называли виски — неизменно Johnny Walker Red Label — нашим «лекарством». Фил Нил говорил: «Где лекарство?». Он обычно отпивал немного, а потом передавал мне. В первый раз я сказал: «Боже, для чего это?» «Чтобы согреться на улице», — ответил он. Мы все отпили по маленькому глоточку и ушли. Это был наш ритуал зимних игр, который мы с удовольствием повторили в мае, когда привезли домой трофеи.
Говорят, что первая медаль — самая лучшая. Свой первый титул я выиграл двумя месяцами ранее в Кубке лиги, но завоевать титул чемпиона — это большее достижение, и тот первый титул был особенно знаменательным. Я сыграл свою роль в той победной кампании, сохранив девять раз свои ворота в неприкосновенности в 15 последних матчах. Только один вратарь — мой старый соперник Гэри Бэйли, который теперь играл в «Манчестер Юнайтед» — пропустил меньше моих 32 голов. Это был особенный титул не только потому, что это был мой первый титул, но и потому, что это был такой поворот, особенно с таким количеством молодежи в команде. Оглядываясь назад, можно сказать, что только триумф в Кубке чемпионов в Риме два года спустя превзошел ощущения от этой первой медали лиги.
После завоевания титула я отчаянно хотел получить в свои руки медаль лиги, но пришлось подождать. Если ты попадал на «Уэмбли», то получал медаль в день финала кубка, а медали лиги нам вручали только в июле. Ронни Моран привез их во время предсезонки в картонной коробке. Он бесцеремонно уложил их на массажный стол и сказал: «Так, если вы считаете, что заслужили их, приходите и забирайте медаль». А потом ушел. Мы победили, но нас сразу же опустили на землю. Не знаю, смирились бы сегодняшние игроки с таким подходом.
В тот первый раз я сидел и ждал, наблюдая за тем, как старшие парни подходят за своими, а потом и я пошел за своей. Не было никакой церемонии, никаких громких речей и похлопываний по спине со стороны сотрудников Бутрум. В тот первый год мы просто выпили несколько кружек пива в автобусе, возвращаясь из Мидлсбро. Уверен, что к тому моменту мысли Боба Пейсли и его Бутрум были сосредоточены на подготовке к новому сезону и завоевании очередного трофея.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...
