7 мин.

Страсть и ненависть в Лас-Вегасе. Андре Агасси. Эпилог

22

Победитель всех четырех турниров Большого шлема, олимпийский чемпион, обладатель Кубка Дэвиса, экс-первая ракетка мира, примерный семьянин, отец двоих детей - все это было известно об американском теннисисте до выхода в свет его автобиографии Open. В ней Андре открылся так, что все рты пооткрывали: он, оказывается, принимал наркотики, использовал допинг, врал спортивным чиновникам, сдавал матчи - в общем, делал много такого, о чем приличному человеку говорить как-то неловко. Но Андре не постеснялся. Получилось весьма занятно.

 

 

 

О допинге

- Я принимал метамфетамины в 1997 году регулярно. Прилив сил был просто сумасшедший: однажды я за несколько минут убрался в квартире и даже начал пылесосить диван - просто некуда было силы деть! Правда, за пару дней и ночей, проведенных на взводе, приходилось расплачиваться. И не только физически. Однажды, когда я был в Нью-Йорке, мне позвонили и сказали, что один из допинг-тестов оказался положительным. На кону стояла моя карьера. Пришлось соврать. Я написал в АТР письмо: мол, запрещенное средство оказалось в коктейле, который пил мой ассистент Слим, а сам я лишь случайно глотнул из его бокала. Попросил у чиновников понимания и снисходительности, в конце зачем-то приписал: «Искренне ваш». Мне было очень стыдно. В АТР мне поверили или сделали вид, что поверили. И забыли про эту историю.

О нечестной игре

- Я специально поддался Майклу Чангу в полуфинале чемпионата Австралии-96, потому что просто не мог играть против Бориса Беккера, который уже вышел в финал. Я терпеть его не мог, особенно когда он кричал по-немецки, и не желал с ним встречаться. Он во время наших с ним поединков имел наглость посылать моей жене Брук воздушные поцелуи! Кстати, сдавать матчи - это работа тонкая, порой сдать матч сложнее, чем его выиграть. Никто ведь не должен ничего заподозрить. Но у меня получалось. Журналисты ни о чем не догадывались, а подозрения у них возникали почему-то тогда, когда я проигрывал честно. Зато когда поддавался, они писали: «Ну, Андре сейчас не в самой оптимальной форме...»

О Брук Шилдс и Штеффи Граф

- Я ненавидел теннис. Брук этого не понимала, потому что ей нравилось то, чем она занимается. Как-то раз она поставила на холодильник фото в рамке. На фото была немецкая теннисистка Штеффи Граф. Брук комплексовала из-за своих ног, считала их не слишком красивыми. А ноги Граф, по мнению Брук, были идеальными. Она хотела такие же. Но, как оказалось много лет спустя, у Штеффи достоинств гораздо больше. Она-то понимала мое отношение к теннису...

Об отце

- Мой отец по природе диктатор. Спорить с ним было опасно. Если он решил, что сын должен стать первой ракеткой мира, значит, такая у сына судьба. Иногда, если он был мной недоволен, папа направлял на меня теннисную пушку и буквально расстреливал меня из нее. Было очень больно. А после того как я в 1992 году победил на Уимблдоне, он вместо поздравлений проорал: «Ну как ты мог продуть в четвертой партии?!»

О наркотиках

- Однажды мой брат Фил, когда мы были еще мальчишками, сказал: «Если папа даст тебе перед турниром маленькие круглые таблетки, не принимай их!» Я спросил, почему. Фил сказал: «Это наркотик» И папа действительно скоро предложил мне перед юниорским чемпионатом страны проглотить таблетку - как раз такую, о которой Фил рассказывал. Я проглотил и почувствовал себя просто здорово.

О своем сопернике Пите Сампрасе

- Нет на свете более непохожих людей, чем я и Пит. Я как-то спросил ради интереса у служащего в отеле, который парковал машину Сампраса: «Какие чаевые он тебе дал?» Тот ответил: «Доллар». Представляете?! Иногда я даже завидовал его тусклости, тому, насколько он не нуждается в творческом порыве, во вдохновении. Попугай был меньше похож на робота, чем он.

О парике

- Мне было 20 лет, а я просыпался каждое утро и видел на подушке свои выпавшие волосы. Это была частичка моего имиджа, яркой внешности, которой я так дорожил. Я спрашивал себя, готов ли носить парик, чтобы сохранить свой имидж. И приходил к выводу, что мне больше ничего не остается. Перед финалом «Ролан Гаррос» в 1990 году я молился. Но не о том, чтобы победить. Я просил Господа, чтобы мои фальшивые волосы удержались на голове. С ужасом представлял, как они упадут на корт во время матча, как зрители изумленно ахнут, начнут смеяться... Неудивительно, что тот финал я проиграл. Спустя много лет я побрился наголо, взглянул в зеркало - какой-то незнакомый лысый мужик смотрел на меня и ухмылялся.

Цитатник Андре

1. Я не умею мыслить гипотетически.

2. Каждый день мой отец заставлял меня поверить в то, что я непременно должен быть лучшим. Сейчас, наконец, я начинаю понимать, что он имел в виду.

3. Я считаю, что жизнь моего отца — это история. Я не могу относиться к ней как к биографии. Я восхищаюсь им. Он воспитывал четверых детей, не имея за душой ничего. Все, что у него было, — это машина и собака. И он любил теннис. Он любил его так, что однажды погрузил собаку в машину и решил навсегда уехать из Чикаго, где тогда жил, куда-нибудь, где в теннис можно играть 365 дней в году. Таким местом отец счел Лас-Вегас. Он переехал туда с детьми, не сомневаясь ни секунды и ни о чем не волнуясь. Сегодня я воспитываю двоих детей, и у меня есть все, но я не уверен, что решился бы на такой поступок.

4. Мой отец заставлял меня жить по распорядку, который придумал сам. Мы играли в теннис перед школой. Мы играли в теннис после школы. Наша жизнь была устроена очень просто: мы просыпались, а потом играли в теннис. Ну и иногда чистили зубы.

5. Иногда телу необходимо спать.

6. Самая великая вещь в теннисе — отсутствие игры на время. Это делает вас сильнее. Ведь времени нет, и до тех пор, пока вы в игре, у вас есть шанс.

7. Умение побеждать несущественно. Важно уметь проигрывать. Я всегда любил проигрывать весело.

8. Скажу честно: иногда, когда вечером я иду из ресторана - а мне всего-то нужно пройти пару кварталов, - я вдруг понимаю, что человек, наблюдающий за мной со стороны, никогда не скажет, что я занимался спортом.

9. То, что было между мной и Сампрасом сложно назвать простым соперничеством. Это было что-то, что подняло нас обоих на небывалую высоту. Это научило меня чему-то, чего я хотел, и чему-то, что вызывало у меня дрожь. Это соперничество происходило на самых разных уровнях, в игре и за ее пределами. Я думаю, что если бы когда-нибудь я проснулся утром в его теле, а он в моем, мы бы сошли с ума.

10. Однажды Сампрас сказал про меня, будто все, что ему когда-либо хотелось получить из моей жизни, - это мой личный самолет. Что я мог ответить на это? А мне всегда хотелось получить его подачу.

11. Меня всегда заводил тот факт, что кто-то запросто может бросить свои дела и пойти смотреть на то, как я играю.

12. Мне кажется, в теннисных юбках не слишком-то удобно бегать. Возможно, они просто должны быть короче. Хотя куда уж короче?

13. Разогреться очень легко. Остыть - гораздо сложнее.

14. Случается, что Штеффи обыгрывает меня в теннис. Это удивительно, потому что я и не думаю ей поддаваться.

15. Разницу между тем, чтобы быть в финале и наблюдать за финалом с дивана, я нахожу поистине огромной.

16. Меня часто спрашивают, что случилось с моими волосами. Ну, типа, был волосатый, стал лысый. Я никому не отвечал на этот вопрос до тех пор, пока мне не задал его мой собственный сын. Ему тогда было пять лет. Я сказал: "Знаешь, когда ты родился, мне пришлось отдать все свои волосы тебе. Ты бы ведь не хотел пойти в школы лысым?" Он так испугался, что отрицательно мотал головой, наверное, минуту.

17. Я вам так скажу: мне плевать на мое физическое состояние.

18. Когда меня спрашивают о моих травмах, я даже не знаю, с чего начать. У меня смещены два спинных диска. И спондилолистез, который возник из-за повреждения позвонков, и выступающий диск, который зажимает спинной нерв. Ну так далее. Если вы играете в теннис, спина рано или поздно даст о себе знать. В те минуты, когда мне удается прилечь, я чувствую себя на миллион долларов.

19. Я чувствую себя жутко старым, когда вижу, что мои ровесники пользуются гелем для придания волосам объема.

20. Наверное, можно сказать, что я на пенсии. Но я не их тех, кто продлевает свою молодость, общаясь только с двадцатилетними. Да, я на пенсии, и я в порядке.

21. Я был в теннисе 20 лет. Все эти 20 лет я готовился к тому дню, когда мне придется покинуть спорт. За 20 лет я узнал много такого, что пригодится в жизни без тенниса. И я благодарю Господа, что он дал мне не только эти 20 лет. Теннис был в моей жизни, и теннис ушел из нее. Теперь в мою жизнь придет что-то новое. Я надеюсь.

22. Меня всегда интересовало, будет ли кто-то действительно скучать по мне. Или все просто придуриваются.

23. Все, что нужно, - это чтобы мяч оставался в игре.

тенниси зеркало