2 мин.

Откровенно. Андре Агасси. Глава 1. Часть 4

 

ТЕПЕРЬ МОЖНО ВЗДРЕМНУТЬ. В моем возрасте, чтобы полностью отыграть поздний матч, который может закончиться после полуночи, нужно обязательно поспать днем. Плюс, я уже примерно узнал, кем являюсь, и поэтому хочется закрыть глаза и спрятаться от этого.

Проходит час, и я снова открываю глаза. Вслух говорю: Пора! Хватит уже прятаться. Я снова принимаю душ, но этот душ не такой как утренний. Послеобеденный душ всегда длится дольше – двадцать две минуты, плюс-минус – и его суть не в том, чтоб проснуться или помыться. Послеобеденный душ для того, чтобы ободрить, настроить себя.

Теннис – спорт общения с самим собой. Никто столько не разговаривает с собой, сколько это делают теннисисты. Питчеры, гольфисты, вратари. Все они бормочут себе под нос что-то, само собой. Но только теннисисты ведут с собой диалог. В пылу игры они выглядят, словно лунатики в общественном парке, ругаясь, споря и устраивая предвыборные дебаты со своими альтер эго. Почему? Да потому что теннис чертовски одинок. Только боксеры могут понять одиночество теннисистов, да и то у них есть свой угол с тренерами и поддержкой. Даже соперник на ринге является кем-то вроде партнера, кем-то, на кого можно ворчать навалившись. В теннисе ты лицом к лицу с врагом, ты борешься с ним, но никогда не касаешься его и не разговариваешь с ним, или кем-то еще. Правила запрещают общаться даже с тренером, пока ты находишься на корте. Иногда вспоминают про бегунов-легкоатлетов, говоря, мол, что они также одиноки, но это смешно. Бегун может, по крайней мере, чувствовать и обонять своих оппонентов. Между ними какие-то сантиметры. В теннисе же ты на острове. Из всех игровых видов спорта теннис находится ближе всего к одиночному заключению, которое неизбежно заставляет разговаривать с самим собой. Для меня этот разговор начинается здесь, в послеобеденном душе. Именно здесь я начинаю снова и снова говорить себе сумасшедшие вещи, пока, наконец, не поверю в них. К примеру, что почти калека может бороться за титул на U.S.Open, что тридцатишестилетний мужик может переиграть находящегося в расцвете сил соперника. Я выиграл 869 матчей за свою карьеру, я занимаю пятое место в рейтинге лучших теннисистов за всю историю игры, и большинство матчей были выиграны во время послеобеденного душа.

Под шум воды стекающей мне в уши – звук похож на шум двадцати тысяч болельщиков – я воспроизвожу некоторые победы. Не те, которые помнят болельщики, а те, что заставляют меня просыпаться по ночам. Скилари в Париже. Блэйк в Нью-Йорке. Пит в Австралии. Потом я вспоминаю некоторые поражения. Приходится разочарованно трясти головой. Я говорю себе, что сегодня состоится экзамен, к которому я готовился двадцать девять лет. Что бы ни случилось сегодня, я уже проходил через это хотя бы раз в жизни. Будь это физическое испытание, умственное – оно не ново.

Пожалуйста, пусть это закончится.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Я начинаю плакать. Соскальзывая по стенке душевой я даже не пытаюсь остановиться.