5 мин.

«Футбол в России был мужским миром, который часто связан с насилием и коррупцией». Американский писатель – о «Спартаке»,

341

Третья часть футбольной истории советского общества рассказывает краткую версию семейной легенды о московском «Спартаке».

источник: spartak.com

Спартак в контексте

Четыре брата Старостиных (Николай, Александр, Андрей и Петр) формально основали общество «Спартак» в 1935-м году, хотя на самом деле история команды охватывает все двадцатое столетие. Сквозь множество драматических и запутанных обстоятельств советской истории старостинская команда принимала новые формы, одновременно и отображая и оказывая влияние на стремительно развивающееся общество, в котором она занимала свое заметное место. Корни «Спартака» – в строго очерченных границах одной из рабочих окраин дореволюционной Москвы, на Пресне, где группа друзей, ведомая Старостиными, начинала с уличного футбола. В 20-е годы друзья использовали преимущества полукапиталистической новой экономической политики (НЭПа) и создали коммерчески успешные районные футбольные команды. С восхождением Сталина, Старостины адаптировались к новым условиям и основали «Спартак». Энергичная и вдохновляющая работа по созданию «связей» вокруг команды, помогла братьям найти политическую и финансовую поддержку для своего клуба. Популярность и спортивный успех «Спартака» были столь значительны, что команда перешла дорогу органам госбезопасности, чья собственная команда до того доминировала в советском футболе.

Старостины были арестованы во время войны и отправлены в ГУЛАГ. В отсутствие своих основателей, «Спартак» утратил лидерство. В 1954-м, с первыми волнами реабилитации, братья вернулись из ссылки. В оптимистические хрущевские годы смягчения в области культуры, Николай вернулся в команду, нашел новых спонсоров, и вновь вывел «Спартак» на вершину таблицы чемпионата СССР. Этот период, известный как «оттепель», стал для «Спартака» подлинным золотым веком. В феврале 1956-го Хрущев прочитал свой знаменитый «секретный доклад», в котором впервые публично заговорил о сталинских преступлениях. В конце того бурного года, «Спартак» выиграл титул, а советская сборная, основу которой составляли спартаковцы — олимпийское золото. В брежневскую эру Николай Старостин перестроил команду в свете возросшей конкуренции и соревнования с мощными командами столичных союзных республик. И вновь он изменил свой подход, отказываясь от многих старых принципов, которыми ранее руководствовался в своей работе. Когда, в конце концов, наступила перестройка, с ее упором на «окупаемость», Старостин оказался готов к возвращению старых бизнес-моделей, которые работали еще при НЭПе и принесли команде пару лишних рублей.

В отличие от многих явлений в советской истории, которые спускались в общество сверху вниз, «Спартак» прорастал изнутри, из недр этого общества. Пресненские корни давали клубу некоторую независимость, которую многие находили весьма привлекательной, другие же — опасной. На протяжении всей истории, большая часть драматического сюжета, окружающего команду, была связана со Старостиными и их личной судьбой. Родившись в небогатой семье, они поднялись на вершину славы и благосостояния, чтобы затем стать жертвами репрессий.

Их спасла причастность к футболу. Вместо того, чтобы умереть в лагере, там они тренировали местные команды, а, вернувшись после смерти тирана, возглавили возвращение «Спартака» на вершину. Трудно было устоять против этого образа – триумфа, трагедии и последующей победы. Для большинства болельщиков он всегда был важнее правды. Перефразируя известное высказывание Клиффорда Гирца о «глубокой игре» в петушиных боях на Бали, один британский социолог написал: «Игра – это то место, где мы рассказываем себе истории о нас самих». История Старостиных была слишком хороша, для того, чтобы просто закрыть на нее глаза.

На протяжении десятилетий «Спартак» был любимой командой московских, а затем и советских болельщиков. Он сохранял этот статус, несмотря на взлеты и падения на футбольном поле. «Спартак» не всегда был хорош, но, согласно клубной легенде, его болельщики всегда были преданы команде. Настоящим признанием в любви стал сезон 1976-го года, когда «Спартак» финишировал вторым с конца и вылетел в первую лигу. На следующий год стадионы на матчах команды вновь были полны. Если и не уникальное, то не самое частое явление в истории мирового спорта. «Ювентусу», «Манчестер Юнайтед», «Баварии», «Бока Хуниорс» и многим другим удавались впечатляющие чемпионские серии, однако, когда успех уходил, за пределами родного города со стадионов уходили и болельщики. «Спартак», напротив, всегда оставался любимой командой всего Советского Союза.

Поддержка команды как социальный, культурный, политический маркер или даже фактор самоидентификации, уже долгое время является характерной чертой больших европейских и латиноамериканских городов, в которых есть несколько футбольных клубов. В США так было далеко не всегда, здесь спорт быстрее превратился в шоу, приносящее организаторам деньги. Появившиеся в последней четверти XIX-го века, команды национальной бейсбольной лиги были, по сути, территориальными франшизами. Ни у одной из команд не могло быть конкурентов в радиусе 75 миль, в противном случае выплачивалась специальная компенсация. В отдельно взятом городе США могла быть одна, максимум две команды, которые были собственностью своих владельцев, имевших полное право перевезти их в другое место. В европейском футболе команды никуда не переезжают. Если дела идут плохо на протяжении долгого времени, они могут просто исчезнуть. Команды изначально не были самостоятельными предприятиями. Они возникали при церквях, фабриках, пабах, районах, или, как в случае «Спартака», из группы друзей и соседей. Эти команды были глубоко укоренены внутри своих сообществ, и решение болеть за конкретный клуб, может многое рассказать о том, какими эти болельщики представляли самих себя. Даже в СССР этот выбор был свободным.

Триумфы советской олимпийской команды создали общепринятое представление о том, что система государственного управления спортом предполагает конкурентоспособность строя в целом. Как мы понимаем теперь, олимпийская машина не только демонстрировала достижения системы, но и скрывала ее наиболее очевидные слабости. С футболом, впрочем, история была другая.

На протяжении двадцатого века, футбол в Российской империи и затем в СССР был мужским миром, часто связанным с насилием, коррупцией, миром спонтанным и непредсказуемым. Здесь много пили и шутили. Футбол плохо соответствовал героической и моралистической олимпийской модели. Древнегреческие спортивные идеалы все еще могли исповедоваться среди тяжелоатлетов, гимнастов или метателей диска, но не среди футболистов. И хотя было бы натяжкой называть футбол в СССР постоянной формой организованной политической оппозиции, он был тем, что мы теперь называем «спорной территорией». Если власти не могли контролировать «спортивное сообщество», то и игроки, тренеры, журналисты и болельщики не могли постоянно навязывать свою волю государству – организатору спортивных соревнований.

из архива Н.А. Старостиной

в ожидании продолжения

logoСпартак
logoистория