Вова вышел из здания.
«Я знала одного парня, .»
слова из песни про парня
Было время Да, было время, когда слова свин и Вова существовали раздельно, и фраза, «а был ли он человеком» не вызывала в памяти никаких устойчивых образов. И был парень. И катал он мяч по зеленому газону, и почему-то часто падал, может, дело было в том, что ноги не успевали, за телом, а может, что-то мешало ему, как не очень удачному танцору. А может просто море синее, облака белые, а небо голубое. И не любили его за это ни партнеры, потому что падал без пользы, ни противники, потому упадет не в том месте, да еще и ногу отдавит, ни судьи, а этим просто по статусу на поле любить не положено, хотя зрители зачастую считают иначе. И не просто было ему: бежал, упал, сел . на скамейку, или даже за пределы поля. Хотя иногда получалось забивать, но мало. Больше били его.
Потому что больше всех не любил его Пан Властимил. Наверно за то, что фишками парень не делился, так как экономный был, если не сказать больше. И надоело это как-то Вове, так того парня звали, пошел он однажды, куда глаза глядят, и нашел он другое поле, на котором трава никогда не растет и грязи меньше, только почему-то желуди временами попадаются, хотя дубов в округе не видно. Заигрался он и не заметил, что над полем развеваются, красно-белые полотнища. И понял он куда попал, и вспомнил, как говорили ему старшие друзья, что есть такое поле, «кто туда попадет, обратно никогда не вернется». Но было уже поздно. Подошли к нему парни и сказали: «Наш ты Вова. Падай во нашу славу, и чтоб другие тебя боялись. Нарекаем тебя Быстрым». И день за днем отрабатывал он на тренировках падения. И открыли ему они секреты, годами накопленные, которые никто освоить не мог. И уверовал Вова, что он избранный, и стало у него получаться, и мяч пробросить, и упасть, так что судья носа не подточит, а только присвистнет, да на точку укажет, а противника с поля попросит. И не мало дружин полегло от этого, в том числе и бывшие его соплеменники. И не однократно забивал он им голы. Раз. Два. Три.
И хоть и пытался он быть ласковыми с некоторыми из них, но не верили они ему и только разбивали в кровь ему лицо. Уверовал он в себя, наплевал на соратников, с которыми раньше рубился, и на болельщиков, что во славу его кричалки кричали. Стал вести себя вызывающе, и даже оскорбительно. Забыл пословицу про колодец, а может, и не знал никогда.
И медные трубы настигли его, и стали о нем слагать песни. Но не эти трубы были страшны, а газовые, которые пели про тягу к родному дому, про любовь к синему морю, белым облакам и голубому салу, тьфу конечно же к небу. Сулили они это небо на кусочки нарезать и на зеленые бумажки намазать, или не мазать, а в столбики складывать, и так до неба достать, а там звезда, и пусть не вторая она, и даже не первая, но его она будет, личная. Разыгралась у Вовы фантазия про зеленые бумажки, небо и звездочки, и не заметил он, как опрокинул чернильницу. А чернила в ней были непростые, на газах болотных настояны, и мгновенно из капель на бумаге с контрактом вывелась Вовина закорючка. Так что пришлось ему собирать вещи и на вокзал.
Фанаты покинутого воинства кинулись в плач, чтобы снять заклятие, но велика была сила его, ибо придумал его тот, чье имя нельзя произносить в слух, и чьей мечтой стало вонзить башню в духе Ортханка, только из труб, в сердце Северной Пальмиры. Не встретил Вову второй стольный град с распростертыми объятиями, а только попадались люди, которые на распев пытались скрестить его фамилию с названием животного. Получалось как-то некрасиво.
Видно действительно права была поговорка. Но не стал унывать он, потому что приняли его старые друзья как родного, а прежние, кто не любили его, уже покинули двор. Да и за время, проведенное в чужих краях, перестал он походить на гадкого утенка, а местами начали угадываться в нем лебединые черты. Скорый бег, его стал завершаться, точными передачами, и не падал он уже как раньше в штрафной, а завершал он проходы ударами, точными и красивыми. И возросла слава его многократно, только был в ней какой-то привкус дегтя, который варился в котле под названием «вираж». Не все приняли его, и посчитали его возвращение за оскорбление.
И раскололось раньше неделимое сообщество болельщиков. Но не смутило это Вову, а только добавило наоборот огня и решимости его атакам. Стал он забивать по мячу в каждом матче:
Раз.
Два.
Три.
терзал их немыслимо, и покидали они поле один за другим.
И только к концу подустал, а может, силу решил копить для последней битвы добра с добром, как казалось ему. Но только стали его одолевать невеселые мысли после призыва в дружину за Отечество постоять, где отметился он не победой славной, а подвигами другого рода. Но не привык он грустить, и засела у него в голове с детства фраза «рубиконь перейден», и стало быть назад хода нет. Остались уже только те, с которыми делил он не один год, хлеб с икрой, и вторые с восьмыми места, то есть радость и горе, хотя второе место, какая это радость для такой великой дружины.
И заснул он перед последней битвой, и приснился ему сон, а во сне дядька с сигарой, но не Фидель,(того Вова знал, хотя сам не помнил откуда), да и по одежде вроде англичанин. И сказал он ему, почему-то по-русски, во снах видно так принято: «В нашем деле Увова главное, как бы это сказать по-русски » - «Не ссать?» - предложил Вова.- «Ну да, вроде того. Я в свое время тоже переходил из одного лагеря в другой, туда и обратно. И знаешь, что я и после этого остался великим в памяти людской, и смог про себя сказать: «Я готов ко встрече с Творцом. Другое дело, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной.» Так что в все в твоих руках ммм ногах, и голове. И еще я хочу тебя попросить Я в свое время сказал одному человеку, ты его скоро должен увидеть, что «если хотите достичь цели, не старайтесь быть деликатными или умным. Пользуйтесь грубыми приемами. Бейте по цели сразу. Вернитесь и ударьте снова. Затем ударьте еще - сильнейшим ударом сплеча...» Скажи ему, что я несколько погорячился, и чтобы он не понимал мои слова так буквально. И вот тебе китайское печенье с предсказанием. Откроешь, когда придет время.» - «Но кто вы?» - спросил Вова. «А ты погугли » Сказал так незнакомец и растаял в сигарном дыму.
Печенье ароматно и призывно пахло, и Вова не стал ждать. На бумажке было написано «Клуб, в котором слишком много членов, перестает быть клубом.» Где-то я похожее правило уже слышал» подумал он, но смысла фразы так и не понял. «Наверно не время еще», и проснулся. За окном загоралось утро финальной битвы. Было тихо, но в тишине отчетливо и тревожно доносились гудки паровозов, лошадиное ржание, цокот копыт по мостовой, и размеренный бой Кремлевских курантов. «Откуда в Питере куранты? удивился он, но не стал додумывать мысль, а принялся собираться в дорогу. И через некоторое время .
Вова вышел из здания.
Возможно, уже пришло время становится человеком.
