Три месяца в поисках себя
В начале было…
Если человек любит читать, он непременно захочет и писать. Бедные редактора издательств и газет об этом хорошо знают. Так как я родился и вырос в самой читающей стране в мире, то неизбежно должен был что-то написать. В конце 80-х я отправил в журнал "Пионер" (можно читать как Раневская, через "э") свой фантастическо-гуманистический рассказ. Мне казалось, что он очень хорош и, кроме немедленной публикации, по нему еще срочно следует снять фильм со спецэффектами, в крайнем случае - мультфильм, но обязательно полнометражный. Рукописи, как известно, не горят, так же они «не возвращаются и не рецензируются», поэтому судьба моей тетрадки в клеточку до сих пор неизвестна. Может быть в нее завернули сельдь, может ею растопили баньку в Переделкино, а может и того хуже, потому что тогда в СССР начался глобальный дефицит туалетной бумаги.
Прошли годы. Сначала была перестройка, потом ускорение, потом ускорение свободного падения, и наконец, благодаря нефти и уроженцам культурной столицы, общество как-то зафиксировалось. В моей жизни наступил боксерский ренессанс, ужасно тянуло писать, и я напросился помогать в один небольшой спортивный сайт. Я ставил новости, писал заметки и отчеты о боях, ходил на пресс-конференции и потихоньку погружался в мир спортивной журналистики. Он завораживал и пугал. С одной стороны - ты мог дотянуться рукою до звезд, а с другой… наблюдая за журналистами в старых свитерках и на то, как они набрасываются на фуршетные закуски, невольно возникал вопрос, я тоже буду таким?
Как-то к нам на сайт обратился один боксерский журнал - нужно было написать отчет о шоу на Красной площади. Мне сказали, давай, пиши. Я выдал большую неуклюжую статью, которую спасли отличные фото и эксклюзивность материала - никому это даром не сдалось, и написали о шоу только мы. Но самое главное, что через месяц я получил в руки журнал, где под кучей букв стояло "Алексей Насыров"! И еще денежный перевод, который был мгновенно потрачен. Естественно на соки и пирожные.
Полный счастья я показал журнал маме. У нее 40-летний педагогический стаж, который выработал специфический склад характера. Некоторые родители даже разрешали ей применять в отношении своих непослушных чад меры физического воздействия. Знали, Наталья Алексеевна просто так наказывать не будет. Хорошо знал об этом и я.
Мама всегда сдержанно относилась к моим жизненным экспериментам. В этот раз она была такой, какой и во все предыдущие разы. "Молодец, сынок",- сказала мама. "А что у Саши (мой сын, ее внук) по математике за четверть?", - продолжила она. Поддержка родных великое дело!
Годы снова шли. Перемалывая горы обычной новостной руды, мне захотелось наконец-то поучиться на журналиста. Всесильный интернет выдал информацию о Школе спортивной журналистики. Фамилии основателей показались мне знакомыми, и я пошел на собеседование. Немножко ошарашенный количеством желающих и прождав три часа, я все-таки написал эссе и одним из последних зашел в класс. Две пары усталых глаз устало посмотрели на меня, а усталый голос устало спросил, зачем, в мои-то годы, мне все это надо. Я бодро ответил, да надо, пригодится. «Хорошо», - ответил Александр Шмурнов. «Мы посмотрим вашу работу и пригласим, если что», - добавил он. Заняло все это примерно с минуту. «Мда, ради такого содержательного разговора я прождал три часа», - подумалось мне. С той поры так повелось, что обсуждение моих работ обычно не занимает больше минуты. Это или очень хорошо или очень плохо. Надеюсь, все-таки хорошо.
Учат в школе, учат в школе, учат в школе
Каждому пишущему человеку, особенно в начале, хочется знать, «Тварь ли я дрожащая или писать умею». Не так, когда ты даешь свои произведения друзьям, и они, отводя глаза, рассказывают, как хорошо у тебя получилось, а по-взрослому. После занятий Игоря Рабинера на этот тонкий душевный вопрос я для себя ответил. Мне не совсем нравится, тот стиль, который предпочитает Игорь. Мне больше по душе глаголы, а не «тиха украинская ночь», но советы и замечания Игоря универсальны. После них выправлялась письменная речь, статьи начинали походить на статьи, а самое главное он старался выявить индивидуальность студента, раскрыть сильные стороны и минимизировать слабые места. И это срабатывало. Прогресс был просто потрясающий: у каждого оказывалась своя изюминка, а может и жемчужина - время покажет.
Поражала самоотверженность Игоря. Несмотря на свою сумасшедшую занятость, он находил время на наши творения и подробно разбирал каждое из них, а это требовало больших душевных сил. Он говорил с нами как с коллегами, щадя, конечно, наше самолюбие, но не пытался гладить по головке, мол, написали и хорошо. Мы уж старались его не подвести, как могли. «Ты написал текст Рабинеру?», - так начинался любой наш разговор в школе. А сколько мы околоспортивных историй теперь знаем, но не для диктофона. Даже не уговаривайте.
«О чем они бубнят. Они там слепые что ли», - частенько вырывалось у меня, когда я смотрел различные спортивные телерепортажи. Что может быть легче, сиди да болтай. Николай Саприн доказал, что бубню и слепой это я. И принялся эти недостатки энергично исправлять. Какое ангельское терпение он проявлял, какой такт… Махатма Ганди радиожурналистики!
Русский язык – великий и могучий, об этом я в принципе знал. Однако, Юлия Шуйская «профи» до мозга костей (или костного мозга?) раскрыла перед нами такое его богатство, да еще назвала все это такими заковыристыми греческими терминами, что я стал ощущать определенное языковое превосходство над соотечественниками. Они просто не понимают, как нам повезло с языком. Крепитесь, скоро вы ощутите на себе воздействия малых и больших форм русской речи!
Иванна Швецова заставила меня посмотреть вглубь себя и вглубь других. После ее занятий я смогу работать или в следственном комитете, или продавать пылесосы пенсионерам. Или брать хорошие интервью у спортсменов. Склоняюсь больше к последнему.
А пятым преподом школы стали ребята, с которыми я учусь. Мы как будто плыли на многоместной байдарке на чемпионате мира по гребле. Взаимопомощь и выручка были просто потрясающими. Иногда, конечно, приходилось пристукивать друг друга по спине веслом критики, но только ради благого дела. Очень хотелось бы, что наша байдарка с таким экипажем поплыла и во второй семестр.
Перефразируя известное выражение, мы все, после возвращения из школы, стали другими. Мы сделали очередной шаг по дороге к себе. Кто-то в бок, кто-то прямо, но никто не назад.
И после всего этого передо мной внезапно нарисовалась новая сверхзадача моей учебы в Школе спортивной журналистики – это писательское дело. Множество журналистов стали хорошими писателями: Константин Паустовский, Марк Твен, Игорь Рабинер, Михаил Булгаков, Ильф и Петров. Ну а что? А вдруг? Я ведь так люблю читать…
