Новостное
Василь Федорыч Евстратов мужчина был серьезный, основательный, прямо скажем. Любые, вплоть до самых мелких, поступки совершал только хорошенько подумав, взвесив, а порой и переспав с мыслями о поступке этом не одну ночь.
И вот, однажды, погожим летним днем, шел Василь Федорыч своей серьезной основательной (кирпичной, смеялись соседки) походкой на работу. Настроение, как и обычно с утра, тоже было вполне себе серьезное. И вдруг что-то такое, незаметное, но совершенно необычное, насторожило его. Тщательно, сантиметр за сантиметром осмотрев пространство вокруг себя, Василь Федорыч таки нашел причину внезапной своей паузы в движении. На стене покосившейся древней пятиэтажки чуть выше головы Василь Федорыча белым мелом было неказисто, как будто озорной детской рукой, было выведено "Василий Евстратов по пути на работу восхитился сегодняшней погодой и сообщил, что сегодня собирается особенно продуктивно поработать". Василь Федорыч основательно так почесал в затылке. Каковое действие, к сожалению, вполне традиционно ничего кроме как приятного ощущения где-то под волосами, не дало. Поразмыслив над невероятной природой надписи, Василь Федорыч продолжил свое основательное движение.
Уже на работе, устраиваясь в уютное, ну вы сами понимаете, основательное кресло, он ерзал чуть дольше обычного, пытаясь осознать, что же такое необъяснимое творится сегодня с миром. И обомлел, наткнувшись взглядом на стол. Всегда грязный лишь на ту маленькую толику, что отделяла стол маниакально озабоченного человека от простого смертного, в данную минуту стол открывал его глазам еще одну, неаккуратно выведенную, теперь уже ручкой, надпись "Василий Федорович сегодня пару минут размышлял о загадках мироздания и пришел к выводу, что они все-таки чертовски загадочны". Мужчина взволнованно повертелся на кресле, прокручивая в голове возможные объяснения всей этой чертовщине. Потом, собравшись с силами, отправился на кухню за тряпкой. И, стирая со стола пакостные синие буковки, продолжал тяжело вздыхать и прикидывать, кто же мог так над ним пошутить. Шутки Василь Федорыч любил. Но - понимаете - основательные, не обидные, такие, над которыми не грех и посмеяться. Короче говоря, шутки над кем угодно кроме самого Василь Федорыча. Поэтому невесть откуда взявшемуся шутнику впору было задуматься над своим поведением после совершенно неминуемого раскрытия его личности и серьезного, основательного отмщения. Но в голову, как назло, ничего не лезло. За годы работы на одном месте ( в прямом и переносном смыслах ), все шутники и зубоскалы были твердо отучены выбирать мишенью острот Евстратова.
И сейчас по поведению сослуживцев невозможно было что-либо заподозрить. Молодая ( по меркам Василь Федорыча ) подвижная Лидочка в данный момент задумчиво рассматривала что-то на экране рабочего монитора, Виктор Степаныч как обычно по утрам, предавался самому восхитительному утреннему рабочему процессу - чаевничал, аккуратно поглядывая по сторонам - не дай бог начальство. В конце концов Василь Федорыч убедил себя, что это видимо просто какая-то нелепая случайность. Кто-то привел вечером на работу ребенка и тот, уж конечно выбрав самый аккуратный и основательный стол, на нем и нацарапал свое совершенно случайное, в вечность написанное послание. Подумав в этом направлении еще немного, Евстратов окончательно успокоился и даже расслабился - насколько он вообще позволял себе это неосновательное, деградационное дело. Совсем уже довольный, возвращаясь с продуктивного, серьезного обеда, Василь Федорыч вдруг обмер от неожиданности. На мониторе его, Василь Федорыча, персонального рабочего компьютера, кто-то за время, пока он отсутствовал, открыл окошко текстового редактора и накалякал очередные бессмысленные слова. Перечитав пару раз, Василь Федорыч так ничего и не понял.
12.25. Василь Федорыч Евстратов раздумывает над тем. не съесть ли ему сегодня горохового супа
12.27. Евстратов решил не рисковать и взять суп-лапшу
12.30. Евстратов вернулся и все-таки взял гороховый суп.
12.35. Евстратов высоко оценил сегодняшний обед и с нетерпением ждет завтрашнего. 12.40. Евстратов подумывает в ближайшее время купить новый телевизор
Последняя строчка почему-то била больнее всего. Покупку телевизора Евстратов вынашивал уже второй год, но никому ничего не говорил, даже жене-дурехе, а то размечтается еще слишком рано, безалаберщина, по соседям новость разнесет - и пошло-поехало. С минуту мысли Василь Федорыча даже крутились вокруг того, что неплохо б подать в суд за нарушение прав человека. Потом потихоньку немного отпустило, и происшествия дня стали казаться Евстратову все менее болезненными и зловещими. Возвращаясь домой, Василь Федорыч даже похохатывал, отмечая на запотевшем не пойми с чего стекле автобуса содержание его собственных мыслей о мироустройстве, на песке около остановки - его философских размышлений о тщетности попыток государства бороться с "зайцами", и даже в письме в почтовом ящике - содержание евстратовских скользких мыслишек о повадках и манере одеваться современных так называемых девушек.
За ужином Василь Федорыч даже почувствовал себя в ударе и пересказал дурехе жене какой-то анекдот с бородой и долго, невыносимо долго дожидался ее реакции ( ну же, ну давай, додумывай, улыбайся ) - и переливисто хохотали они на 2 голоса, пока не наскучило. Назавтра, уходя на работу, Василь Федорыч имел уже в голове своей хитроумный, продуманный до мелочей план на день.
Жену в ванной ждал листок с записью о том, что ночью она храпела, к утру дважды бегала в туалетную комнату, а часов в 7 еще и запамятовала сварить любимому мужу кофе. Дворники с удивлением должны были обнаружить во дворе старательно выписанные грешки свои за последние полгода, включая не только даты, но и точное до минут время ( основательность - превыше всего ). Лидочку неминуемо ожидало перечисление ее срамных костюмов, порочных мыслях и даже действиях в отношении коллег по работе, а Виктора Степаныча - сурово расписанное точное перечисление дней, когда бывал он на работе "с бодуна", позволял себе необъективные и нерабочие фразы в отношении коллег, ну и, конечно, отображение долгих его "чайных церемоний" на рабочем месте. И это было только начало - на очереди были соседи, руководство и Нюрка из 112-й - только от мысли об описании ее, Нюрки деяний, внутри что-то приятственно замирало. Жизнь снова обретала смысл.
