3 мин.

В Тарасовку Валер Георгичу

Петька Лыков, 13-летний мальчик, отданный неделю назад в спортивную школу "Динамо", в ночь под Новый Год не ложился спать. Дождавшись, когда родители, утомленные празднованием, затихли в своей комнате, брательник старший ушатил куда-то с друзьями-придурками, а бабушка родная, Вера Семенна, 10-й сон уж наверное видела, Петька прокрался к старому, фамильной реликвией укоризненно зыркающему на пацана, письменному столу, достал из ящика ручку, бумагу и, морщась от старания, принялся нетвердой рукой выводить нестройные ряды каракуль. На белой поверхности бумаги шаг за шагом выводилась целая история, полная страстей и унижений.

"Милый, родной мой Валерий Георгиевич, писал он - Поздравляю тебя с Новым Годом и желаю тебе всего от Господа Бога. Нет у меня кроме тебя и команды великой твоей в жизни утешения. Конструктор Лего изломан и выпотрошен, компьютером мне родители баловаться не велят, телефон - и тот отнюдь не смартфон."

Петька вздохнул и оглянулся по сторонам. С яркой красно-белой картины строго глядел на него Милостью Божьей Красно Белый Пророк Олег Иваныч, по совместительству Бог рыбалки и застолий. Перевел Петька взгляд на окно темное, за которым расцветали и увядали на глазах цветастые сполохи вселенского веселья - и представил себе Валерий Георгича, в джинсах молодежно небрежных с бляхой небывало светящейся. Сидел моложавый вождь и лидер тихо в углу, вдалеке от угара новогодней ночи и сосредоточенно смотрел в одну точку. Должно - о Спартаке думает - пронеслось в голове Петьки. Мальчуган вздохнул и продолжил писать.

"А недавно прикалывались надо мной в спортшколе презренного бело-голубого клубишки. Нет, ты не подумай, я бы туда сам ни за что. Но родители-сатрапы сказали, что главное - к дому ближе. Так вот, Санька с Толькой казлы вонючие игрой своего клуба ничтожного бахвалились. А у Спартака, говорят, ни тренера, ни игры, ни президента толкового. И замкнуло меня в ненависти бессильной к болтунам гнусным. И кричал я в наглые рожи их кричалки родные. И рассказывал про дух и историю славную. И как создавался клуб красно-белый. И как крепчал в битвах с машинами государственными, да политиканами грязными. Кричал еще и в стены пустые, когда ушли уже все. А у вас-то в Тарасовке, должно быть, весело. Борщ небось кушаете. О славной истории переживаете, да разговоры разговариваете. И думаете, как клуб наш великий поднять, да возвысить. А у нас тут Анжи голову курчавую поднимает. Скупают значит негров прославленных, да планы планируют, как на места высокие покуситься. Подростки кавказские по углам шушукаются, да уже и голос подают, мол, ваше время кончилось, новая эра. А мне, Валер Георгич, как прежде милее финты кечиновские, удары тихоновские, да передачи титовские. Никто меня тут не поймет и не услышит, лишь ты один. Приезжай, Валер Георгич, забери меня отсюда, в сказку свою цветастую. Давеча слыхал - тренер-то новый модный, португал, тоже так и вырвался. Писал письма тренерам команд - так и  пошло-поехало. Но ты не подумай - я другим-то писать не буду. Не хваталоча с малолетства выгод искать, да по клубам шастать ни на что не годным. А вчерась вообще Колян по голове мне долбанул и прикалывался, прыгая вокруг, руки разводя клоунски и крича "Мы вместе!"

Забери меня, милый Валер Георгич! Спаси из будней, ничем не освещенных. Развей печаль по временам невозвратным. А я, я тебе пригожусь. Мячи буду носить, поле размечать. И трудиться буду, и расти в игрока основы. И верить - верить буду свято и невыразимо словами!"

Довольно улыбнувшись, Петька отложил ручку, вложил страничку в конверт, запечатав прикосновением языка. И нетвердой от переживаний рукой вывел в строке адресной: "В Тарасовку Валер Георгичу". И, призадумавшись, дописал "Карпину".

Совершенно довольный собой, мальчишка вприпрыжку побежал к почтовому ящику. Дело отлагательств не терпело, каждая минута была на счету. Мелькавшие вокруг красно-шальные лица уже ничего не значили, и Петька просто отмахивался от их тупых попыток как-то вовлечь его в свои странные игры, в радости по ушедшему в ничто году... Впереди были только победы и достижения, это уж Петька знал наверняка.