«Овечкин умеет отдыхать. После победы в Квебеке-2008 начался бардак в хорошем смысле». Еременко – о карьере, взятке и купленном тракторе
Главный герой нового выпуска программы «Скользкий лед» – голкипер Александр Еременко, выдавший этой весной самую эмоциональную пресс-конференцию в истории КХЛ. Кажется, еще никто настолько трогательно и искренне не прощался с российским хоккеем.
Естественно, ведущие программы – Петр Кузнецов, Андрей Николишин и Денис Казанский – не могли не расспросить 42-летнюю легенду «Динамо» о том эпизоде. А еще они вместе с Еременко прошлись по всей его карьере – и даже узнали, что однажды ему намекали сдать матч. Максим Гончаров не присутствовал в студии, но это, как обычно, не мешало ему комментировать все происходящее.
Вот полный выпуск программы, а чуть ниже – самое главное из общения с вратарем в текстовом варианте.
Будущее, пресс-конференция, седьмые матчи
– Чем занимаетесь сейчас? У вас, получается, впервые лето, когда не нужно готовиться к новому сезону, качаться в тренажерке. Как решили для себя: просто отпустить или продолжать заниматься?
– В спортивном плане да, я отпущу себя пока. Но все равно уже ближе к сезону потихонечку буду заниматься спортом. Просто поддерживать себя.
– Хорошо, а планы какие-то именно спортивные? Понятно, что с игровой карьерой – точно все. А дальше что? В системе? В школе? Тренер вратарей?
– Да, скорее всего, в системе [«Динамо»] буду управлять вратарской линией – всей, начиная от детской школы, заканчивая КХЛ. Буду работать с тренерами вратарей, с вратарями непосредственно, набирать их, советовать, помогать – чтобы в итоге была определенная система, которой мы будем придерживаться.
– А к вратарям первой команды ты не будешь иметь никакого отношения?
– Буду так же приезжать при желании главного тренера. Конечно же, это входит в мои планы, и ту работу, которая будет от меня зависеть, я буду делать.
– Расскажи про свою речь на пресс-конференции. Ее все пересматривали несколько раз – таких эмоций в нашем хоккее практически нет.
– Сам по себе я человек очень искренний и честный, так что здесь никакой наигранности не было. Просто, отправляясь на пресс-конференцию, я понимал, о чем будет идти речь, предугадывал, но не ждал вопроса, связанного с «Динамо»: «Для вас это все?». Здесь меня, конечно, взорвало. Еще проиграли… Казалось бы, 3:0 выигрывали, но проиграли 3:6… В общем, я не смог сдержать свои эмоции. Как есть – так и сказал.
– А ты это решение принял еще до игры?
– Если пересмотреть конференцию, то можно заметить, что я сказал: «Скорей всего, я закончу». Но почему-то реально все подумали, что я закончу.
– Когда такое говоришь, то все все понимают.
– Да. У меня был там один нюансик с человеком, с которым я должен был утрясти этот момент. Для себя-то я это решил, но у руководства желание было огромное меня оставить в команде, и все хотели этого. Хотя для себя я сделал выбор, уже все.
– В одном из интервью вы говорили, что самое страшное – стать в клубе просто символом, чтобы тебя держали в команде, просто потому что ты легенда. Вот это самое больное? То есть наступил тот момент, когда вы понимали, что уже дальше вы будете исполнять роль исключительно легенды? То есть не помогать конкретно на площадке.
– Слово «легенда» – это такое, знаете, не про меня, честно могу сказать.
– Символ, все что угодно можно сказать.
– Брелок – вот что-то такое. Человек, который болтается возле хоккея. Для меня это важно на самом деле. Я профессиональный спортсмен: или я нужен как игрок, или я не нужен. Для меня других критериев не существует.
– Но классный же сезон был. Да, пришлось на 3:6 уйти, но откуда вы знаете, может быть следующий тоже…
– У нас до тебя был Алексей Жамнов, и когда мы его спросили, какая мотивация оставаться главным тренером после поражения на Олимпиаде, он ответил: «Чтобы исправить все свои ошибки». У тебя не было мотивации остаться, чтобы уйти не на 3:6, а на 6:3?
– Наверное, я столько лет поиграл, что честно могу сказать: я уже наигрался в хоккей. Уже прошли века, поменялось поколение, и я осознаю, что в раздевалке уже что-то не понимаю, не понимаю ребят. Возраст и отношение к хоккею у ребят чуть другое сейчас. Давайте будем честными, они чуть-чуть стали… Где-то тяжело – «я не пойду, мне тяжело, у меня бо-бо, у меня болит».
– Преодолевать уже не могут.
– Да, не могут через себя переступить и пойти дальше ради победы, ради команды, ради всего остального. Не ради денег – потому что я всю жизнь играл только ради хоккея. Понятно, что если я сейчас скажу, что деньги не имеют никакого значения – конечно, это ерунда. Но я стремился, я понимал, что если буду идти дальше, стремиться к чему-то большему – соответственно, у меня появятся деньги. Это все взаимосвязано. Если ты показываешь результат – тебя замечают, ты идешь дальше, ты стоишь дороже.
А некоторые этого не понимают. Они там получают 10 рублей: «Да мне хорошо, у меня десятка, чего мне?». Люди останавливаются.
– Как ты нам можешь объяснить сезон «Динамо»? Он такой турбулентный получился. Регулярка была роскошная. Мы смотрели как все идет, все здорово – и вдруг такой плей-офф. Семь матчей с «Северсталью» – и вы прям на краю были. И такой абсолютно тяжелейший вариант с ЦСКА. Почему так получилось?
– Честно сказать, через многое я прошел. Когда идет регулярка, ты по-любому ждешь какого-то провала – то есть я понимал, что что-то будет. И, к сожалению, это случилось именно в самый неподходящий момент. Мы готовились, мы старались, но не хватило нам, наверное, все-таки какой-то командной игры больше.
– Расскажи, что чувствует вратарь перед седьмой игрой? Про полевых мы знаем: «это работа» и все такое. Но у вратаря это же, действительно, самая большая сцена, которая может быть.
– Для меня седьмые игры пошли где-то около 30 – года в 32-33, когда я уже сформировался как игрок, психология стала более-менее устойчивая: ты встаешь на этот путь – и просто идешь, не думаешь, что будет седьмой матч, что что-то сейчас произойдет, если пропустишь. Ты просто циклично делаешь свою работу. Стараешься выполнить ее на максимуме: выходишь – и сконцентрирован на 200%, начиная с первой минуты и до последней. То есть если брать вратаря – это полная концентрация, у тебя нет времени расслабиться, даже если это какая-то пауза. Я не ставил каких-то критериев, что это седьмой матч. Для меня каждый матч был важен.
Старые клюшки, обмен, амуниция
– То есть они у тебя идут один за другим одинаково. Есть какие-то суеверия? У тебя же фишка была: ты на синей линии, по-моему, вставал.
– Да-да. Это Ильдар Мухометов раньше делал. Я у него это взял – не знаю, в курсе он или нет. Раньше, мы когда в «Динамо-2» были – стадион еще был старый – приезжали, я стоял на трибуне за перилами прямо напротив вратаря, и мама мне говорила: «Смотри, как играет. Смотри». Игра идет, а я стоял и смотрел, что он делает.
– Саш, ты 80-го, то есть играть начал где-то в начале 90-х, формы нет. Ну то есть у полевых-то было черти что, а ты вообще в чем стоял?
– А были такие щитки – «Главспортпром» назывались. Полностью из конского волоса. Доставалось нам все, соответственно, бэушное – и приходилось все пересшивать. Мне помогал дедушка, царствие ему небесного. Эти нитки, помню, натирали специальным средством.
– Вспомнил историю. У нас был вратарь в Липецке такой – Рома Красных. Когда у него появился блин нормальный, он первое что сделал – трафаретом нанес букву «С» и пламя – «Калгари Флэймс». Ты что-то такое делал?
– Я помню мне достались щитки «Brian’s» – тоже от Ильдара Мухометова из первой команды, бэушные тоже – и у них надпись «Brian’s» стерлась. Мы с братом вырезали трафарет, на лестничной клетке красили. Мы реально жили этим, мы жили хоккеем.
– До верха мы не дошли. А шлем?
– Начинал вообще в обычном. Есть крестовой, он более усиленный, а я выходил в игровом. Попадало, конечно – вот в клепки, которые держали пену эту. Мне один раз Игорь Щадилов прямо с броска попадает – и пробивает так, что аж рассекает. А я не почувствовал: опускаю голову – а у меня все льется, я даже и не понял. А потом уже был крестовой шлем, как у Гашека, для меня же он всегда был кумир. Когда шлем у меня появился, я вообще гордился.
– Вратари коллекционируют шлемы?
– Ну у меня есть 7 штук, только мои. Сейчас закончил, буду все расставлять – ходить, вспоминать. Для меня это какая-то определенная история. Какой-то магнитик – это для меня ценно реально.
– Скажи, а ты вот сейчас понимаешь, что вратарям будет тяжело из-за того, что у нас заканчиваются поставки иностранного оборудования. Это ведь щитки, маски. Будет проблема, как ты считаешь?
– Думаю, что да. Будет везде проблема. Наверное, будут как-то выходить частным образом, не через компанию. Находить какие-то варианты.
– Саш, мы с тобой одного поколения: я – 1979-го, ты – 1980 года, поэтому застали как раз времена безденежья и вообще ада с формой и со всем остальным. И при этом первые путешествия за границу с хоккейной командой. Когда люди специально привозили шмотье страшное в Канаду, а люди в семьях видели, что игроки еле одеты, везли в магазин – покупали новое, те уезжали и на следующий год повторяли этот трюк, а потом этой формой торговали. У меня была история, что мы бутылку водки меняли на коньки. Что у тебя было из интересного?
– Водка – да. Значки еще с собой возили обязательно. Это была первая поездка в Швецию у нас с 1980 годом, мы туда приехали – и нам столько шмотья надавали. А вторая поездка – это в Канаду ездили. Тоже шикарно было, очень понравилось, жили на какой-то ферме там. Ну просто было настолько классно.
– А мы кроличьи шапки возили – помню, их у нас покупали по 50 долларов по тем временам. Уж не помню, откуда она у меня была, эта кроличья шапка, с плешью. Еще ходили 1 мая на демонстрацию – раньше развешивали флаги на всех домах, а мы ходили снимали их, прятали, а потом, когда была возможность поехать в Канаду, эти флаги продавали там.
– Есть история, что ты уже во взрослой карьере играл старыми клюшками.
– Да, в том смысле, что деревянными. Так-то они новые, просто деревянные.
– Почему? Они же тяжелые.
– Да. 950 грамм весит клюшка. У полевого обычная сколько – грамм 400? Обычная вратарская где-то 600.
Объясню, зачем мне это. Я особо руки не поднимал, мне главное – чтоб баланс был внизу. Соответственно, чтобы мне в «очко» не забили. Постоянно забивали. Специально было сделано так, что баланс был внизу. Спецзаказ.
– А клюшка у тебя с загибом была?
– Да, с небольшим. Я бросать не умею – ты знаешь, это не мое вообще.
– А загиб нужен для броска?
– Иногда подставляешь, чтобы удобно уходил. Прямым не подставишь, а здесь какие-то нюансы… Отводить даже шайбу, если летит в «очко» – поворачиваешь, и она уходит в угол.
– Мы как-то вспоминали Ларионова, который рассказывал, что и у Руа, и у Гашека, и у Бродера были такие подмышки – и так они ловили очень много шайб. У тебя были какие-то уловки, которые ты делал с формой, чтобы шайбу останавливать?
– Конечно, да. Смотрите на мою комплекцию – я по-другому не мог обмануть хоккей. Приходилось где-то что-то подшивать, что-то делать. Но это было внешне законно: если смотреть – ничего не вылезает, все аккуратненько. Сейчас все это, конечно, запрещается. Вот НХЛ если посмотреть – такое ощущение, что они просто в маечках.
Сын, Билялетдинов, физиология
– Ты не возражал или наоборот поощрял увлечения твоего сына? Он же тоже встал в ворота.
– Да, он настолько был… Если вот фотографии из инстаграма взять – он в щитках ползал с трех лет, с двух – спал в них. Это же не от меня идет, это само по себе так.
– К какому тренеру из тех, с которыми работал, ты бы отправил своего сына?
– Прекрасный вопрос. Ключевое – именно сына, который сейчас начинает карьеру. Это важно. Я бы к Билялетдинову отправил. Когда я еще был молод – приходил и получал огромную информацию, там до мелочей разбиралось. А я мелочной в плане хоккея. Иногда, знаешь, защитники играли, а я думаю: «Ну что сложного?». Он прям привозил его, ставил: «Держи вот так!». То есть все было настолько просто.
– У меня старший сын раскрылся, когда уже закончил играть. Пошел тренером работать – и жене моей высказал: «Мама, вот ты знаешь, ты во мне убила вратаря» – «Я-то как убила в тебе вратаря?» – «Я всегда мечтал встать в ворота и играть в воротах, а ты мне сказала: «Нет, хватит сынок, вратарей в нашей семье точно не будет».
– Я так же второму своему сказал.
– Тоже рвался в ворота?
– Да. Прям да. Как-то раз был матч, вратарь захотел в туалет – и переодели сына. Он играл, поймал буллит и еще [звание] лучшего игрока получил.
– Саш, вот ты затронул эту тему. Когда у нас Даня Марков был, как-то мы с ним вышли тоже в эту область непонятную – и он рассказывал, что, когда полевому игроку приспичит, то он может легко смениться. А если вратарь? Вот у тебя было такое в карьере, когда поджало и нужно что-то делать?
– Я никогда не забуду, когда команда 1979 года рождения играла – не помню, кто вратарь был. Второй сидит на скамейке и уже изнемогает прям, а ему тренер говорит: «Ты сейчас будешь выходить, готовься». А мы сзади стояли и всю эту картину видели. Он не может, ему говорят идти – он начинает вставать и описался. Серьезно. Выходит на лед и начинает разминаться – тянуться и вот это начинает вытирать. Я клянусь, мы там так смеялись, это было так сильно вообще. Я как бы понимал, я видел, что так нельзя делать. Ну пару раз [до ворот] доехали. Но он как бы сделал так, что никто больше не заметил.
– А перерыва хватает, чтобы в туалет сходить?
– Нет, я в перерывах даже не хожу. Пока ты снимешь... Я стараюсь не пить перед игрой и во время игры.
– То есть такого, как с этим парнем, не было?
– Нет. Ну а в той ситуации что ты сделаешь? Это физиология.
Мечта, «Ак Барс», «Салават»
– Давай про твою карьеру поговорим. Начнем с того, что ты всю карьеру провел здесь в России. Почему?
– У меня не было вариантов, меня никто не драфтовал, я не был востребован. Как-то так получилось.
– То, что ты не сыграл за океаном, для тебя повод сожаления?
– У меня, наверное, была одна мечта, которая не осуществилась. Олимпиаду я, конечно, не выиграл, но хотя б побыл там, что для меня тоже значение имеет. Хотел один матч сыграть в НХЛ – и все. Я всегда стремился к какому-то большему уровню. Когда я приезжал в сборную, понимал: «блин, такой уровень, ребята что-то бегают» – и начинаешь себя подстраивать. И мне хотелось почувствовать, какой там [в НХЛ] уровень. В 2008 году, когда выиграли чемпионат мира, были товарищеские матчи, и я один раз сыграл с Канадой. Я вот этот уровень я прям хотел испытать, попробовать на себе.
– Одного матча в НХЛ достаточно было бы?
– Мне – да. Мне просто понять свой уровень. Я всегда себя сравниваю с чем-то большим – мне всегда хочется понять, где я нахожусь. Так же, как и в этом сезоне я пытался доказать себе прежде всего: могу ли я играть на этом уровне или нет. Если я не могу – соответственно, я еще больше должен работать. Я все время из себя пытаюсь выжать максимум.
– А в какой команде ты хотел бы сыграть?
– Все равно. Против сильной хотел бы сыграть, против самой сильной. Мне интереснее так. Я когда играл за Казань, мы становились чемпионами – и я хотел против Казани играть. Морозов, Зарипов и Зиновьев – что они на тренировках творили, а я хотел именно против них сыграть. Это же совсем по-другому.
– Ты перешел из «Ак Барса» в «Салават». Вот на уровне КХЛ насколько принципиальным такой переход воспринимается? Ведь в нашем представление «Зеленое дерби» – это напряженно.
– Я, честно говоря, тогда даже не задумывался, что будут какие-то последствия или кто-то косо посмотрит. Я не реализовал себя в Казани как игрок, и мне нужно было себя реализовать где-то. Может быть, это не Уфа была б, может быть это бы другой клуб был.
– Сань, давай объясним, почему не реализовал себя. Потому что первым номером был Брэтуэйт Фреди – канадец, а ты был вторым вратарем.
– Да, хотя я к нему очень хорошо относился, то есть вообще вопросов не было, но я все время хотел большего. «Ты лучше меня играешь, но я хочу тебя переиграть» – я к нему очень хорошо отношусь, это именно спортивная конкуренция. Я пытаюсь все время быть лучше тебя. Да, ты для меня кумир в какой-то степени, ты лучше меня играешь, я у тебя что-то беру и пытаюсь переиграть тебя. Так и должно быть, я считаю. Я буду расти.
– А нужно уходить, когда понимаешь, что у тебя вариантов нет? Почему не внутри клуба начать завоевывать первый номер?
– Тогда знаешь, как было? Тренировал Зинэтула Хайдарович. Честно сказать, очень уважительно отношусь к нему, огромный профессионал – и понимаешь это только с годами, к сожалению. Он столько давал полезной информации, он учил, это реально прям...
– А как он может учить вратарей?
– Не вратарей. Вот мы сидели – и я понимал, как играет защитник, как играет нападающий. То есть я мог подойти к защитнику и сказать, что вот здесь ты делаешь не так, потому что я очень внимательно слушал, мне очень нравилось. И на тот момент понимал, что стоит какая-то определенная преграда, что иностранцам больше доверяют. Я постоянно пытался все время доказать, доказать. Когда ты стучишься в определенные ворота, ты не понимаешь… Я старался как-то обойти – и вот дали мне шанс в Уфе. Ни о чем не жалею, вообще.
– А почему в «Салавате», если я правильно помню, расторгли контракт за год до его истечения по обоюдному? Все же было хорошо?
– Нет, я же сидел. Я же когда КХЛ выигрывал, был третьим вратарем.
– То есть по условиям все было хорошо: сиди – не хочу.
– Совершенно верно. И я выбрал играть в хоккей, чем сидеть. Опять же, я понимал: если сижу, получу деньги – и дальше что? Я не развиваюсь как спортсмен прежде всего. Понимал, что не расту, ничего не получаю. Я мог закончить, отсидеть этот год – и закончить. А я ушел на меньший [контракт] – минус 50%. Я уходил – и все понимал. Мне важны были не деньги, мне нужно было выйти [на лед].
«Динамо», Сафронов, взятка
– Ты пришел в «Динамо», и у тебя, получается, подряд чемпионства пошли. Самый яркий момент, самый пик – какое из этих чемпионств? Первое должно было запомниться, но ты вот сам говоришь про «Салават».
– Ты знаешь, пик – это такое двоякое понятие. Ярким чемпионством – да, Уфа была. Но мне понравилось именно возвращение в «Динамо». Вот оно, наверное, в моей карьере особняком стоит, потому что прежде всего доказал себе, что я могу. Это важно, мне кажется. То, что я был там, и то, что я поднялся. Понятно, что много в меня вложили и Рашид Давыдов, и Знарок, Сафронов – они дали шанс, скажем так, вратарю, который, по сути, сидел.
– Со Знарком тяжело было? Как вы сошлись? Легко, быстро?
– Абсолютно нормально.
– Вы ж такие, мне кажется, разные по характеру. Как он подстегивал? Как мотивировал? Как с вратарем взаимодействие происходило?
– Меня особо никто не трогал. Андрей Николаевич [Сафронов] – да, в самом начале прям ну такой. А мы ж не привыкли к подобному общению, тем более после Уфы. Для меня это какая-то дикость была. Но пацаны сказали: «Да подожди ты, поспокойней воспринимай информацию».
– А что было-то? Что за дикость?
– Ну там по полной программе. Дает понять, кто ты и что ты. «Вот ты – говно». В принципе я и не привык к тому, чтоб меня рассматривали как звезду, легенду. Но меня это мотивировало, честно.
И Знарок – такой же, он мог найти определенные слова. Приходил в команду, мы сидим, раздеваемся, он подойдет, сядет вот так: «Что? Как дела? Нормально, да? Дома как?». Он умел к себе расположить, за него хотелось играть – реально выходили и бились, играли.
– За твою карьеру тебе предлагали взятку как игроку? Были договорные матчи?
– Ну не мне, мне уже в процессе игры...
– Сказали, что игра договорная и надо пропустить?
– ... (кивает)
– И?
– Нет.
– А потом как это все?
– А мне все равно. Мне было абсолютно все равно, потому что я понимал, что это неправильно.
– Это было до КХЛ / в КХЛ?
– До КХЛ. Гораздо раньше, мне кажется – я еще сопляком был.
– Единичный случай был у тебя?
– Да.
– Но раньше это было сплошь и рядом.
– Да. Давайте будем честными. Это было.
Вратари-игровики, «бардак» Овечкина, трактор
– Мы вечно в глаголах путаемся. К нам с Димой Сычевым на подкаст Игорь Акинфеев приходил – мы с ним разговаривали по поводу слова «стоит» в воротах. Он сказал: «Да мне вообще все равно». Для тебя «стоит» или «играет» – это принципиальное значение?
– Наверное, да. Хочется, чтобы я играл. Хотя иногда в большей степени я стоял. Вообще мне нравится, когда вратарь играет. Знаешь, есть вратари – игровички, как Василевский: он же играет, у него все движения, у Гашека – вот это кайф. Ты прям смотришь – и он весь в игре. Он что-то там ищет, падает, встает – неважно, красиво это или нет, но он ловит, играет.
– А кто сейчас лучший вратарь в мире?
– Конечно же, Вася. Серега Бобровский, мне кажется, немножко ушел – раньше он здорово играл, в «Коламбусе». Я прям реально кайфовал, когда смотрел на него. А сейчас у него что-то поменялось в жизни.
– О тусовках. Получается, Кубок Гагарина с «Салаватом» и два чемпионства в «Динамо» потом. Самая лютая вечеринка послечемпионская где была? Как выглядела?
– Мне почему-то запомнилась в Квебеке, в 2008-м. Это просто! Там вообще отдельная тема была – я извиняюсь, что перескочил, просто у меня сразу всплыло это воспоминание. Я считаю, что мне повезло оказаться на этом чемпионате мира, и до сих пор считаю, что это был самый шикарный чемпионат. Что мы там творили – играли, и команда была!
– Там слияние всего было. То есть и энхэловцы приехали: и Серега Федоров был на закате своей карьеры, и молодые ребята-звезды были – Овечкин, например. И 15 лет мы не выигрывали.
– И мы приходим на вечеринку – на второй этаж, там все накрыто. Потом начинается бардак – в хорошем смысле этого слова. Зная Саню Овечкина, как он умеет это делать – именно умеет отдыхать. Бывают люди, которые умеют это делать, а бывают – нет. Вот я не умею, а он умел и прям заводил. Это был такой взрыв, семьей одной сели – и настолько здорово посидели. И потом с утра как раз вылетать – он поехал за этими… знаменитая история, когда в кубок наложили гамбургеров. Поехали в Макдональдс, кто-то поехал в аэропорт, привезли покушать из Макдональдса полную чашу, и мы сидели ели их оттуда. Саня – он такой, реально заводила.
– То есть по сравнению с этой вечеринкой вечеринки чемпионские в Уфе и остальные были поскромнее.
– Да, эта почему-то мне запомнилась. Но в Уфе тоже там город гулял!
– Запомнил метод такой мотивации, о котором вы говорили: например, держать себе в уме цель. «Вот я знаю, что мы закончим сезон – и я куплю себе какую-то дорогую вещь». И, кажется, после второго чемпионства в «Динамо» вы купили себе трактор. Вы изначально задумывали купить себе трактор? Обычный деревенский трактор, потому что вы тогда жили за городом.
– Да-да.
– Какова судьба у трактора?
– Все отлично, он до сих пор работает. Без него вообще, честно говоря, никуда. Трактор принципиально был нужен, чтобы помогать в хозяйстве, потому что дом большой. На нем я чищу еще дорогу, по которой ездят многие люди – то есть не только для себя, но и помогаю другим.
– Хорошо, какую сейчас себе цель поставил?
– Сейчас у меня цель съездить в Турцию отдохнуть. А так целей-то больше нет, мне не к чему стремиться. Хотя с другой стороны я понимаю, что сейчас я окунусь в детский спорт больше – и буду там искать мотивацию какую-то.
– Вот тренерская карьера у тебя дальше – как ты видишь ее? Помимо работы в академии. Стать тренером в команде КХЛ?
– Не хочу. Что самое страшное, наверное, для многих – все удивляются. Всю жизнь ты летаешь, на сборах, пытаешься уйти после окончания карьеры от этого, а получается, станешь тренером – и опять это проходить.
– Хочется побыть дома с детьми, повозиться с ними.
– Да, абсолютно. Я настолько получаю удовольствие!
Скандалы, долги, «бабуля»
– Давай поговорим еще про «Динамо». Все время какие-то скандалы в последнее время в клубе, все время что-то происходит.
– К сожалению. Конечно, очень жалко, что это именно с «Динамо» – с родным клубом, потому что все эти перипетии происходят, люди приходят и нет какой-то стабильности. Из-за этого мы теряем и ребят в детско-юношеской школе: талантливые ребята, которых выращивали-выращивали, уходят. Из-за того, что появляются проблемы, люди идут туда, где лучше. Не знаю, что должно случиться, не знаю, что будет дальше. Буду стараться помогать, делать, что от меня зависит.
– Сейчас уезжает Войнов, уезжает Шипачев, Бочаров. Много ребят ушло. То есть такой «Добрый вечер». Что будет с «Динамо» вообще?
– На самом деле это объясняется логически: финансовое положение «Динамо» не очень хорошее. Ребята отличные, игроки отличные, но это вынужденная мера.
– У меня параллель прям напрашивается. Приходит Сафронов в 2017 году, когда в «Динамо» не было денег: продавали базу, автобусы, еще что-то, следственные дела, арестовали все счета. Андрей Николаевич канул куда-то в небытие, через несколько лет вернулся – все вроде бы ничего, играет команда в регулярке, в плей-офф. И опять какой-то финансовый… не скандал, а какая-то финансовая проблема опять. Клуб, который собирали по крупицам последние 3-4 года, весь разваливается.
– Это не связано с Сафроновым, я могу тебе сказать честно. Он даже был просто советником Воронина. Он никакого отношения к деньгам не имел.
– А у тебя какие отношения с Андреем Николаевичем?
– Хорошие, у меня нормальные отношения, потому что я очень ценю тех людей, которые дали мне, скажем так, второй шанс и которые поверили в меня. Я ценю всех, кто встречался по ходу моей карьеры, кто помогал мне. Неважно, плохой он для кого-то или нет, но он реально мне помогал, я не могу ничего плохого сказать.
– Мы знаем, что задержки зарплат были. Деньги выплатили?
– Чуть-чуть еще осталось. Большую часть выплатили. Там еще связано с прошлым. После предыдущего руководства осталось очень много долгов.
– Саша, насколько знаю, у тебя прозвище было «бабуля».
– Да вот в последний год. Мирон (Андрей Миронов – Sports.ru) дал – и прилипло почему-то.
– Ничего себе, последний год – и прилипло. Это ж надо еще так попасть.
– Так по-доброму еще: «Бабуля» – и гладит так, пацанам поугарать. Я абсолютно нормально к этому отношусь.
– Конечно, и ушел после этого из хоккея сразу.
Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко, Михаил Воскресенский, Алексей Филиппов, Максим Богодвид; REUTERS; globallookpress.com/Vaclav Salek/CTK, Alexander Chernykh/Russian Look; East News/Aaron Doster-USA TODAY Sports/Sipa USA; youtube.com/Скользкий Лёд ; youtube.com/HC Dynamo Moscow; fhr.ru; khl.ru/Владимир Беззубов; dynamo.ru; ak-bars.ru
Легенда!!!
Удачи ему вне хоккея, надеюсь, сумеет и искренность сохранить, и не потеряться.