Дэвид Пис. «Проклятый Юнайтед»: День двадцать девятый
Источники/Благодарности/Об авторе
***
Уже два часа ночи, когда автобус высаживает нас у «Элланд Роуд», и приезжает такси, чтобы отвезти меня в мой современный роскошный отель. Бар закрыт, пианино молчит. Я поднимаюсь в свою комнату и беру телефон, чтобы позвонить своей жене и детям, позвонить своим братьям, позвонить Джону, Билли или Колину или любому из моей семьи и моих друзей, которых сегодня нет со мной —
Моей маме и Питеру.
Я звоню в обслуживание номеров и заказываю шампанское. Затем я достаю свои ручки и достаю свои бумаги. Я разворачиваю «Ивнинг Пост» и начинаю с таблиц чемпионатов и расписания матчей. Раздается стук в дверь, и официант вкатывает тележку —
Ведро и бутылка.
— Большое спасибо, — говорю я ему. — А теперь возьми трубку, позвони своему боссу и скажи ему, что ты не спустишься в течение следующего часа, потому что Брайан чертов Клаф попросил удовольствия составить тебе компанию, а затем иди, возьми себе еще один стакан, придвинь стул и подними этот стакан в тосте со мной —
— За отсутствующих друзей — к черту их всех.
* * *
Никто не разговаривает, когда вы встречаетесь на автостоянке у «Бейсбол Граунд». Никто не разговаривает, когда вы садитесь в командный автобус. Никто не разговаривает по дороге на «Олд Траффорд». Никто вообще не разговаривает; игроки не разговаривают; инструктора и тренеры не разговаривают; Джимми и Питер не разговаривают; ты не разговариваешь; Лонгсон и Уэбби не разговаривают; Киркланд и другие директора не разговаривают. Никто вообще не разговаривает. Никто не произносит ни единого чертова слова —
Все к этому и шло; месяц за месяцем, неделя за неделей, день за днем. Теперь все не может быть хуже; месяц здесь, неделя здесь, и день приближается, час и минута. Тик-так, тик-так, идут стрелки на твоих часах. Тик-так —
Это конец, думаешь ты. Это конец. Это конец.
Вы с Питером остаетесь с командой в раздевалке, ваши жены на трибунах с перекупленными билетами, стадион заполняется, стадион раскрывается —
Тик-так, идут стрелки на твоих часах. Тик-так.
Ты идешь по туннелю вместе с командой, своей командой, и выходишь на поле. Ты идешь вдоль бровки. Ты смотришь на трибуну в поисках своей жены. Ты видишь ее на трибуне. Ты складываешь два пальца вместе и приветствуешь ее взмахом руки. Ты занимаешь свое место на скамейке запасных, на скамейке, с Питером и Джимми —
Тик-так, идут стрелки на твоих часах.
Прошло всего четыре минуты, и Форсайт слишком слабо отдал пас назад на Степни, и подскочил Гектор и запустил мяч в угол ворот. Всего четыре минуты, и все кончено, все кончено до семьдесят девятой минуты, когда Кидд и Янг попадают в штангу. Но счет остается прежним до самого конца —
Это конец, думаешь ты. Это конец.
— Я знаю, что Дон Реви каждый вечер изучает турнирную таблицу, — говоришь ты прессе и телевидению. — И я знаю, что он будет смотреть на эту таблицу и думать о «Ливерпуле» и «Ньюкасле». Но я также знаю, что один клуб попадет ему прямо на глаза, и этот клуб — «Дерби», и на этот раз, я думаю, мы будем готовы к Дону Реви и «Лидс Юнайтед», когда он выведет их на «Бейсбол Граунд» двадцать четвертого ноября.
— Ведь тогда вы все еще будете там, не так ли? — спрашивают они. — Будете менеджером?
Питер оттаскивает тебя. Питер отводит тебя в сторонку. Питер говорит: «Победить здесь получается не так что бы часто. Давай отведем жен наверх, в зал заседаний».
— Я не думаю, что это хорошая идея, — говоришь ты ему.
— Ладно тебе, — говорит он. — Может этого больше никогда не повторится.
Тик-так, тик-так, идут стрелки на твоих часах. Тик-так —
— Тогда пойдем, — говоришь ты ему, — но я останусь не больше чем на полчаса.
И вот Питер уходит и находит ваших жен, а затем вы вчетвером поднимаетесь наверх в зал заседаний «Манчестер Юнайтед», зал заседаний «Манчестер Юнайтед», где Лонгсон, Киркланд и все остальные руководители «Дерби» проводят лучшее время в своей чертовой жизни, с сигарами в руках и женами под ручку, лучшее время в их жизни, пока вы четверо не войдете, и зал заседаний «Манчестер Юнайтед» затихает, тишина —
Тик-так, идут стрелки на твоих часах. Тик-так.
Но потом звенят бокалы, раздается кашель, и разговоры возобновляются.
— Вы, должно быть, здесь в первый раз? - спрашивает Луис Эдвардс, открывая очередную бутылку шампанского. Но Питер уже оттаскивает тебя, уже отводит в сторонку и говорит: «Нам пора спускаться».
— Отвали, — говоришь ты ему. — Мы, черт подери, только сюда поднялись.
— Но мне здесь не нравится, — говорит он. — Не в моем вкусе.
— Похоже, кто-то хочет с тобой поговорить, — говоришь ты ему, и Питер оглядывается, чтобы увидеть, как Джек Киркланд загибает палец, подзывая его.
— Никто, черт возьми, не тычет в меня своим гребаным пальцем, — шипит Питер.
— Просто иди и посмотри, чего хочет этот придурок, а потом мы уйдем, — говоришь ты ему —
Тик-так, идут стрелки на твоих часах.
Но пока Питер идет через зал заседаний «Манчестер Юнайтед» к Джеку Киркленду, Лонгсон подходит к тебе, и перед твоей женой и перед всем залом Сэм Лонгсон спрашивает: «Ты показал знак V в сторону директоров "Манчестер Юнайтед"?»
— Что я сделал?
— Ты показал знак V в сторону сэра Мэтта и директоров «Манчестер Юнайтед»? (прим.пер.: В современных англо-говорящих странах похожий жест, демонстрируемый внешней стороной кисти к зрителю, является грубым жестом выражения презрения. «Средневековое» происхождение этого жеста якобы привязано к временам Столетней войны: пленённым английским и валлийским лучникам, наводившим трепет на французов, отрубали именно эти два пальца на правой руке, дабы они не могли в дальнейшем держать лук. Лучники, зная об этом, перед битвой дразнили французов, показывая им неповреждённые пальцы — «Бойтесь, враги!»)
— Нет.
— Они говорят, что показал.
— Что ж, а я не показывал.
— Я хочу, чтобы ты извинился.
— Нет.
— Я не прошу тебя извиняться, — говорит Лонгсон. — Я говорю тебе, чтобы ты извинился.
— Пошел ты!
Председатель футбольного клуба «Дерби Каунти» смотрит тебе в глаза, а твоя жена смотрит на дьяволов на ковре, а ты смотришь на свои часы —
Они остановились.
Лонгсон поворачивается и уходит, а Питер возвращается по ковру «Манчестер Юнайтед». Питер тоже покраснел. У Питера тоже слезы на глазах. Питер берет Лилиан под руку. Питер выводит ее из зала заседаний «Манчестер Юнайтед» —
Ты поворачиваешься к своей жене. Ты говоришь ей: «Мы уходим».
Никто не разговаривает в автобусе, возвращающемся в Дерби; игроки не разговаривают; инструкторы и тренеры не разговаривают; Джимми и Питер не разговаривают; ты не разговариваешь; ваши жены не разговаривают; никто вообще не разговаривает —
Никто не произносит ни единого чертова слова —
Cуббота, 13 октября 1973 года, и ты знаешь, что это конец.
* * *
Светит солнце, небо голубое, но это все еще одно чертовски уродливое йоркширское утро конца августа, когда я просыпаюсь в своей современной роскошной гостиничной кровати в своем современном роскошном гостиничном номере, чувствуя себя гребаным собачьим дерьмом, и тянусь за ручками и бумагами, таблицами лиги и расписаниями, тянусь, чтобы включить современное роскошное радио рядом с кроватью:
«Вчера мистер Денис Хауэлл, министр спорта, председательствовал на так называемом футбольном саммите, чтобы выработать планы борьбы с хулиганством после того, как в прошлую субботу четырнадцатилетний болельщик "Блэкпула" был зарезан ножом. После этого мистер Хауэлл сказал, что игроки также должны будут ужесточить свое поведение на поле:
"Мы выразили мнение, что ФА в вопросах о неправомерных действиях должна отразить серьезность ситуации и решимость, с которой мы должны взять эту проблему под контроль и решить ее в интересах футбола и спортивной общественности".
Позже этим утром Билли Бремнер, игрок "Лидс Юнайтед" и сборной Шотландии и Кевин Киган, игрок "Ливерпуля" и сборной Англии предстанут перед Дисциплинарным комитетом ФА в Лондоне, обвиняемые в том, что испортили репутацию игры, сняв футболки после того, как их удалили в матче за кубок Чарити Шилд на "Уэмбли" в начале этого месяца».
Я выключаю свое современное роскошное радио и ложусь на свою современную роскошную гостиничную кровать и благодарю гребаного Бога, что я оставил Мориса в Лондоне сопровождать Бремнера и Джайлса —
Слава гребаному Богу, на этот раз.
* * *
Автобус высаживает вас всех у «Бейсбол Граунд». Вы вызываете такси для своих жен, а затем вы с Питером поднимаетесь по лестнице в свой кабинет —
— Он хочет точно знать, в чем заключается моя работа, — говорит Питер. — Ты можешь, мать твою, поверить, вот манда? Он в правлении всего две гребаные минуты, и хочет знать, в чем заключается моя чертова работа. Тычет в меня своим гребаным пальцем перед всеми этими людьми. Первым делом в понедельник, черт дери, утром, этот ублюдок говорит мне. Что ж, я не пойду, Брайан. Я, черт дери, сваливаю. Никто не тычет в меня своим гребаным пальцем.
Ты открываешь свой кабинет. Включаешь свет. Заходишь внутрь —
Защитная решетка над баром опущена.
Ты подходишь к решетке. Ты гремишь ей —
Она заперта.
* * *
Сегодня тренировки нет, и когда такси высаживает меня у стадиона, автостоянка пуста. Она заполнится достаточно скоро, как только Дисциплинарный комитет ФА объявит свой вердикт. Я вижу Джона Рейнольдса на тренировочном поле. Я бегу трусцой вверх по склону и выхожу на поле —
Я поднимаю запястье и часы и говорю ему: «Все еще хорошо ходят, Джон».
— Это хорошо, — говорит он.
Я киваю, улыбаюсь и спрашиваю его: «Как ты себя чувствуешь с утра, Джон?»
— Я работаю, — говорит он и уходит.
* * *
Ты ходишь и ходишь взад и вперед по своему ковру. Взад и вперед, ты ходишь и ходишь. Стены становятся все ближе и ближе, в комнате становится все жарче и жарче. Сейчас воскресный обеденный перерыв, и ты можешь услышать звон церковных колоколов, почувствовать запах совместно приготовленной воскресной стряпни. Жаркое. Питер сидит на твоем диване. Питер курит. Ты берешь трубку. Ты звонишь Лонгсону домой —
— Могу я получить ваше разрешение уволить Стюарта Уэбба? Он запер бар.
— Я знаю, — говорит тебе Лонгсон. — Стюарт действовал по моим указаниям.
— Он делал что? Почему? Что происходит?
— Ты просто продолжай управлять командой, — говорит он тебе и вешает трубку.
Ты кладешь трубку. С силой. Ломаешь ее —
Питер сидит на твоем диване. Питер плачет —
Воскресенье, 14 октября 1973 года.
* * *
Под трибуной. Через двери. Огибая углы. Дальше по коридору в кабинет. Я отпираю дверь и включаю свет. Звонит телефон. Я наливаю себе выпить, закуриваю сигарету и беру трубку:
— Тебе лучше подняться сюда, — говорит Касинс. — Приговор вынесен.
Я допиваю свой напиток. Я тушу сигарету. Я выключаю свет и запираю дверь. Дальше по коридорам и огибая углы. Вверх по ступенькам и через двери —
Йоркширский зал заседаний, йоркширские занавески, совет директоров, молчаливые и подавленные, мрачные и с каменными лицами. Пепельницы заполняются —
— И Бремнер, и Киган были оштрафованы на £500 каждый и дисквалифицированы с сегодняшнего дня до тридцатого сентября, — говорит Мэнни Касинс.
— Тридцатого сентября? — я повторяю. — Это же больше чертова месяца.
— Зрители были шокированы и оскорблены тем, что они увидели, — говорит Касинс. — ФА были разочарованы. Мистер Стоукс и Комитет чувствовали, что у них нет выбора.
— Что насчет Джайлса?
— И Джона Джайлса, и с Томми Смита хорошенечко отчитали, — говорит Касинс. — Но против них не было предпринято никаких дальнейших действий.
— Сколько игр пропустит Бремнер? — спрашивает Перси Вудворд.
— Восемь, — я отвечаю ему. — Включая первый матч Кубка чемпионов.
— Восемь? — повторяет Касинс.
— Не забывая о трех, которых он уже пропустил, так что в общем счете — одиннадцать.
— Выживем, — говорит Вудворд. — Такое и раньше случалось.
— Сто сорок два дня за последние десять лет, — говорю я им.
— Но это первая проблема, с которой столкнулся Бремнер за последние четыре года, — говорит Вудворд. — Мистер Реви очень усердно работал над улучшением дисциплины.
Я закуриваю сигару. Я ничего не говорю.
Тогда говорит Сэм Болтон: «Ты должен был быть там».
— В Футбольной Ассоциации? Зачем?
— Пейсли был там со своими игроками.
— И что, черт подери? — говорю я ему. — То, что сделал Бремнер, не имело ко мне никакого отношения, и я не буду с этим связан.
— Он твой игрок, — говорит Болтон. — Твой капитан.
— Не имело никакого чертова значения, был бы я там или нет.
— Не из-за штрафа или дисквалификации, — говорит Болтон. — Но это могло бы иметь чертовски большое значение для самого игрока и остальной части его чертовой команды.
— Чушь собачья, — говорю я ему, говорю им всем и выхожу из зала. Через двери. Вниз по лестнице. Огибая углы. Дальше по коридорам. Я отпираю дверь и включаю свет. На полу под дверью лежит записка, в которой говорится, что звонил Билл Николсон.
* * *
Питер возвращается со встречи с Джеком Киркландом и говорит: «Не думаю, что сейчас для меня здесь есть место. Это снова "Хартлпулс", пытаются добраться до тебя через меня».
— Они думают, что мы чересчур возомнили о себе, — говоришь ты и вручаешь Питеру письмо —
Письмо, которое пришло сегодня утром. Письмо от Лонгсона —
Отправка первым классом. Заказное:
«Дорогой Мистер Клаф,
Отныне каждая газетная статья и телевизионное выступление должны быть одобрены советом директоров. Если вы повторите или продолжите после получения этого письма какое-либо нарушение ваших обязательств по вашему соглашению с клубом, совет директоров, несомненно, выберет единственный путь, который вы, таким образом, оставите для них открытым. Должен добавить, что они сделают это с некоторой неохотой, но без колебаний.
Искренне ваш, Сэмюэл Лонгсон»
— Что мы будем делать? — спрашивает Питер.
— Заканчивать, — говоришь ты ему. — Вот что мы будем сделать.
Ты берешь трубку. Ты звонишь Лонгсону —
— Вы получили то, что хотели, — говоришь ты ему. — Сегодня вечером мы созываем специальное заседание совета директоров и уходим в отставку.
— Сегодня вечером заседания правления не будет, — говорит он тебе. — Я не собираюсь ехать в Дерби лишь ради вас, двух ублюдков. Оформите свои заявления об отставке в письменном виде и передайте их совету директоров завтра утром.
Ты вешаешь трубку. Ты оглядываешь кабинет —
Питера. Журналистов и товарищей, которые собрались здесь —
— Ты чертов журналист, так что умеешь печатать, не так ли? — говоришь ты парню из «Ивнинг Телеграф», и Джеральд Мортимер из «Дерби Ивнинг Телеграф» кивает.
— Хорошо, — говоришь ты ему. — Тогда печатай:
«Дорогой мистер Лонгсон,
Спасибо вам за ваше письмо, которое было доставлено мне сегодня. Я внимательно изучил его и пришел к выводу, что это, в сочетании с другими событиями последних трех месяцев, не оставляет мне иного пути действий. Поэтому я хочу сообщить вам и совету директоров, что я подаю заявление о своей отставке с поста менеджера этого клуба и желаю, чтобы оно вступило в силу немедленно.
Искренне ваш, Брайан Клаф».
Джеральд Мортимер перестает печатать. В кабинете царит тишина. Решетка безопасности заперта —
— Хорошо, Питер, — говоришь ты ему. — Ты следующий.
* * *
Я возвращаюсь в Дерби пораньше. Я целую свою жену и целую своих детей. Я запираю дверь и снимаю трубку с аппарата. Я ужинаю со своей женой и детьми. Я мою посуду и вытираю ее. Я купаю своих детей и вытираю их. Я читаю им сказки и целую их на ночь. Я смотрю телевизор со своей женой и говорю ей, что скоро поднимусь. Затем я выключаю телевизор и наливаю еще один стакан —
Я достаю свои ручки и достаю свои бумаги —
Турнирную таблицу и результаты. Турнирную таблицу и расписание —
Но результаты вообще не меняются. Вообще. Таблица вообще не меняется.
Пока на улице почти не станет светло. Снова. Утро здесь и сейчас —
Это не сработает. Снова этот большой черный гребаный пес —
— Клаф вон! — лает он. — Клаф вон! Клаф вон!
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
