6 мин.

Почему вашей команде на вас плевать

Это колонка писателя Джастина Халперна, автора твиттера "Sh*t my dad says" и одноименной книги. В этом твиттере https://twitter.com/#!/shitmydadsays Джастин обычно делится высказываниями своего ехидного и ядовитого папаши. Для примера: "Не, это не праздник. Понятия не имею, каким был святой Валентин, но ему вряд ли хотелось, чтоб люди трахались во славу его" или "Герой войны? Ни хрена. Я был военврачом во Вьетнаме. А это значит мне приходилось говорить "Вот что бывает, если спать с проститутками. На, вот мазь для твоего $%^"

Время от времени у Джастина появляются истории, которые в твиттер не умещаются, и тогда он публикует их отдельно, или использует в статьях. И вот недавно он написал статью о любимых спортивных командах.

Несколько резко и зло, но мне понравилось.

http://www.grantland.com/story/_/id/7654198/the-writer-sh*t-my-dad-says-why-your-team-give-damn-you

За последние двадцать лет я пропустил только семь игр Chargers. Я смотрел их игры каждое воскресенье, и если посмотреть ее не удавалось, я влючал радио и слушал его, словно это был снова 1944 и я слушаю речь Франклина Делано Рузвельта о нацистах. Пять лет назад, когда работал официантом, и мне едва хватало на оплату жилья, я потратил триста тридцать долларов на майку ЛаДайниана Томлинсона. Частично я это сделал, потому что мне нужно было заменить майку Стива Фоли, которого застрелили копы, но также потому, что мне хотелось поддержать команду, которую я люблю. И теперь есть шанс, что команда, на которую я потратил тысячи часов (и слишком много долларов) покинет Сан-Диего.

Чарджерс были в Сан-Диего с 1961-го года, и с тех пор они превратились в этакого Николаса Кейджа от NFL: раз в десять лет они собираются и что-то на самом деле показывают, но большей частью смотреть на них просто стыдно. Но в сезоне 1994-95 они доходили до СуперБоула. И хотя мой отец из Кентукки, он фанат Чарджеров. Он переехал в Сан-Диего в 71-м  и влюбился в команду. Он никогда не носил майки, и когда увидел меня в моей, он сказал:

– Я бы никогда не нацепил майку другого мужика. Это для детей или для той бабы, что с этим мужиком сейчас спит.

Но сам он никогда не пропускал игр и следил за командой так же пристально, как и я.

Для таких фанатов как мы тот путь к Супербоулу 1004-95 был большим событием. Мне было четырнадцать и смотреть игры было моим любимым времяпровождением, не требующим салфеток. Мы с отцом смотрели каждую игру плейофф, сидя в нашей гостиной, он в старом коричневом кресле, одетый в серый спортивный костюм, я – в майке Джуниора Со, на коричневом диване. Для Супербоула мы собрались в том же виде, надеясь, что результат будет как раньше. Не помогло. Сан-Франциско 49 выбили пыль из наших Чарджеров, 49-26. Мой отец смотрел молча, а я старался отделываться криками и сжатыми кулаками, но когда Стив Янг сделал свой рекордный шестой тачдаун через открытого Джерри Райса, я спрыгнул с дивана, подбежал к подушке, валявшейся на полу, и как следует ее пнул. Подушка срикошетила от стены нашей маленькой гостиной и приземлилась на крышке камина, откуда сбила принадлежащую папе ценность – керамическая бутылка с пятидесятилетним кентуккийским бурбоном, подарком от его отца. Папа берег этот бурбон для какого-нибудь особого события. Несколькими годами раньше друг спросил его, попробовал ли он этот бурбон в вечер того дня, когда я родился, чтобы отметить рождение его первого ребенка, папа ответил:

– Даже и не подумал. Люди по всему миру каждую секунду рожают детей. А этот бурбон был приготовлен с любовью и терпением.

Я с ужасом смотрел, как подушка врезается в бутылку, как она качается, медленно скользя к краю полки, где стояла, сколько я себя помню. Все казалось как в замедленном действии, я перепрыгнул кофейный столик, бросился к камину, вытянув руки, но опоздал: она упала на пол прямо у меня на глазах, разбилась на три больших куска, разливая свое драгоценное содержимое на ковер. Через двадцать секунд его словно никогда и не существовало. Я замер, потом медленно повернулся и посмотрел на отца. Выражение лица моего отца в ту секунду я часто видел на лицах тех своих друзей, что уже стали родителями. Выражение: « я начинаю серьезно сожалеть о своем решении завести детей». Потом, прежде чем я успел извиниться, он встал и вышел в дверь, не говоря ни слова. Из окна я видел, как он прошел по улице и исчез в темноте.

Четыре часа спустя, где-то в десять тридцать, я чистил зубы и готовился лечь спать, когда услышал, как открывается передняя дверь. Секундой спустя он вошел в ванную, на его лбу были капли пота.

– Пап, мне правда жаль...

– Нет таких весов, на которых я мог бы замерить, насколько сильно я хочу, чтобы ты сейчас на хер заткнулся, но поверь мне на слово, когда я говорю, что сделать так – в твоих же интересах, – спокойно сказал он.

– Хорошо.

– Хорошо. Я понимаю, что ты любишь Чарджерс. Ты болеешь за них; ты хочешь, чтобы они победили. Тебя убивает, когда они проигрывают. Но позволь мне рассказать тебе историю. Когда я работал доктором в Оклахоме, там был один парень из акушерского, который любил ходить в стрипбары. И недалеко от нашей больницы был стрипбар, в который он ходил при любой возможности. А дело было в Оклахоме, и стрипбары там – не высший сорт. Хм, этого не надо было говорить, это было грубо. Ладно, короче, этот док, ему там приглянулась одна стриптизерша. И он начал возвращаться с обеденного перерыва и рассказывать всем, насколько он уверен, что ей он тоже глянулся, и что она говорит, что он не такой, как остальные, ибла-бла-нахер-бла. Это продолжалось несколько месяцев. Потом, на День Валентина, он заявился в стрипбар с цветами, попросить стриптизершу стать его навсегда. Угадай, что случилось.

– Она сказала нет?

– Нет. Он даже ее не спросил, потому что когда он вошел, она терлась задницей о какого-то другого мужика. Он полез на того парня, и получил пивной бутылкой по голове, как придурок. Потому что, запомни на будущее, только так и можно получить пивной кружкой по голове – как придурок, – сказал он.

– Ого. Должно быть, фигово получилось.

– Да не очень, он был тупым сукиным сыном. Что он не понял (и что понял бы каждый нормальный человек), что эта стриптизерша всегда будет достаточно мила, чтобы заставлять тебя к ней возвращаться, но после работы ей на тебя насрать. Ты просто еще один мужик, о которого надо потереться для денег. Это ее работа. И знаешь что? Точно так же Сан-Диего Чарджерс и все остальные команды думают о тебе. Так что в следующий раз, когда захочется встать и что-нибудь пнуть, запомни вот что: твоей любимой команде на тебя насрать, так что какого черта позволять им портить тебе день? Или, что важнее, уничтожать заповедный бурбон?

Я немного подумал.

– А что стало с тем доктором?

– Стал главой акушерского. Его звали Хэл Ашланд. Хороший парень.

Сегодня Чарджеры грозятся переехать в другой город, если не получат новый стадион. Фаны в Сан-Диего звонят на радио-шоу, пишут сердитые записи в блогах, говорят, что если Чарджерс переедут, они почувствуют себя убитыми и преданными. И это не отличается от поведения многих спортивных фанатов. Каждый раз, когда наша любимая команда делает что-то эгоистичное, из чисто деловых соображений, мы воспринимаем это лично. Потому что мы хотим верить, что они любят нас так же сильно, как мы их. Но они не любят. Они просто трутся о того, у кого больше денег. Так что раз уж мы выбрали путь Хэла Эшланда, не будем изумляться каждый раз, когда получаем пивной бутылкой по голове.