4 мин.

Ричард Хаммонд о бардаке на заднем сиденье

151

Мир меняется, да, но что-то изменить невозможно. Например, бардак, который дети оставляют на заднем сиденье

Я не учился в университете, а жаль. Я не очень умелый спорщик, и несколько лет, проведенных в дебатах с башковитыми интеллигентами, наверняка улучшили бы мою технику спора. Потому что сейчас я дуюсь, раздражаюсь и впадаю в ярость, отстаивая свое мнение по любому вопросу, будь то карьера или обеденное меню.

Недавно мне показалось, что у меня наконец вышел продуманный тактический ход – не хуже, чем у тех образованных людей, которым я так завидую. Я проиграл битву. Война с женой и дочерьми из-за нашей машины шла многие годы. Машина время от времени менялась: то Defender, то старый Volvo, то пожилой Range Rover, потом еще один Defender и наконец Discovery. Что не менялось, так это ее состояние.

Кожаными были сиденья или тряпичными, но на них и под ними неизменно прела рыхлая масса: упаковки из-под сэндвичей, обертки от шоколадок, резинки для волос, гольфы для хоккея, старые журналы и разная органика. Будто бы этот слой переваливали из старой машины в новую, как компостную кучу в саду, чтобы создать преемственность. Я нудил, орал, жаловался и скулил. Эффекта – ноль. Моя любимая жена и не менее любимые дочери продолжали свои опыты по разложению материи каждый божий день по дороге в школу и назад.

В редкие моменты, когда я ехал на нашей машине в одиночку, меня преследовали шуршание и шорохи с заднего сиденья. Там эволюционировали неведомые формы жизни, и как-то мне показалось, что они шепчут мое имя. Жуть! Но самое страшное – ответ, который я получаю, когда жалуюсь. Говорят, такой компост в машине у всех. Этого не может быть, парирую я, потому что если бы это было так, то общество не смогло бы избежать эпидемии чумы.

Но на этой неделе я сдался. Я уступил. Я проглотил отцовскую гордость и объявил, что ничего не поделаешь, мол, семейная машина есть семейная машина, и больше жаловаться я не стану. Однако сделал ма-аленькую, но важную оговорку: автомобиль, в каком бы состоянии он ни был, будет жить у нас 25 лет. Я не буду менять наш дорогой, когда-то сиявший чистотой Discovery до 2039 года! Я решил, что, проиграв битву, выиграю войну.

Однажды мы выехали всей семьей. Играли в ­безумный гольф, посетили ферму бабочек и ­побродили в лабиринте из живой изгороди. Потом сели в машину, чтобы ехать домой, – и тогда я понял, что война давно проиграна. То, за что я бился, для моих детей вообще непостижимо.

Иззи, моя старшая, тринадцатилетняя дочь, села в машину вместе со всеми. Но поскольку ее голова была присоединена к iPhone посредством наушников, то она была не с нами. Мы поехали. Играла музыка, мы болтали, обычный семейный треп. Иззи спросила, где ее телефон. Я порылся в мусоре, накопившемся в кармане двери, опасаясь, как бы некое ужасное существо, обитающее во тьме и грязи, не отхватило мне пальцы. Will.i.am сменил Джейсон Деруло. “Но мы же слушаем музыку с твоего телефона, по Bluetooth”. “Да, но мне нужно эсэмэску послать”. “Но…”

Оказывается, она села в машину, вытащила наушники, а когда телефон подключился к магнитоле, стала слушать музыку из колонок. Потом телефон потерялся среди отходов у нее в ногах, а ей понадобилось послать эсэмэску. Легко и непринужденно: музыка в наушниках – садишься в машину – музыка в колонках. Мне нужно копаться минут двадцать, чтобы подсоединить телефон к машине, а потом еще двадцать, чтобы заставить магнитолу проигрывать треки с телефона. Или я буду минут десять искать компакт-диск.

Что такое CD, Иззи и ее ровесники вообще не знают. Музыку нельзя потрогать – кроме тех случаев, когда люди танцуют на вечеринках. Музыка нематериальна: ни дисков, ни обложек, ни вещественных доказательств того, что одному музыканту или группе ты предпочитаешь других. Когда я рос, аудиоколлекции были материальными и состояли из предметов. Их можно было носить к друзьям и рассматривать. Их выставляли на видное место. И если гостю приходилось ждать, он скользил взглядом по надписям на разноцветных коробочках, узнавая, что я за человек.

Моя коллекция говорила о моих амбициях и вкусах. Мои CD говорили обо мне столько же, сколько говорит о человеке его машина. Музыка Иззи окружает ее всегда. Она поку­пает песни с телефона, но их нельзя увидеть и потрогать. Они плывут за ней в эфире, переходя из наушников в колонки. Музыка всегда звучит вокруг нее, потому что она ее любит.

Мысль о том, что автомобиль важен и бесценен в качестве средства передачи информации о человеке, для нее совершенно чужда. Важно только то, что она садится в него в одном месте, а вылезает – в другом. Может быть, она и ее ровесники всегда будут смотреть на автомобили как на музыку, которая просто есть. Ее нельзя потрогать, подержать в руках, рассмотреть. Просто когда она тебе нужна, она звучит... Боже, мне нужно срочно прокатиться на Mustang. Сейчас же!

Текст: Ричард Хаммонд. Перевод: Top Gear Россия

Читайте еще:

Худшие автомобили мира по версии Кларксона

11 автомобилей, в которых всегда страшно

Nissan GT-R против женщины: cамый неджентльменский тест-драйв Кларксона

Бешеный трактор наводит ужас на деревню (видео)