3 мин.

Шутка по-пекински

Железобетонная коробка работы Нормана Фостера, нескромно называющаяся третьим терминалом пекинского аэропорта, после четырехчасовой задержки рейса и восьмичасового перелета, кажется продолжением картинок, мелькавших в иллюминаторе. Бело-голубая стерильность, чуть разбавленная олимпийскими баннерами и, если бы не загадочно перешептывающиеся пограничники, режущая тишина. От паспортного контроля до получения багажа минут 7 плывет сигарообразный монорельс, там чуть живее. На большом мониторе показывают соревнования гимнасток. Прыгает китаянка – и все встречающие вокруг на пару секунд замирают, чтобы после удачной попытки загудеть порцией радостных потрескиваний языком.

Водитель Сянь, дежурно воздав хвалу китайскому спорту, демонстрирует владение «олимпийскими» белыми перчатками (выдали месяц назад) и парой подвластных английских фраз. Он тоже опоздал на час, жестикулируя извиняется, и в примирение высыпает на торпеду горсть жвачки, тут же съезжающей на пол от очередного виража. На безумно гладкой пекинской дороге не работают никакие правила, кроме неприкосновенности маркированной «олимпийской» полосы и необходимости пользоваться кондиционером. В особой дорожной опасности – небольшие велорикши, которым машут жезлами спекающиеся под зонтиками а-ля «кафе на набережной» полицейские.

Пекинская жара на деле гораздо более непонятна, чем самые необычные предположения о ней. Это не морское обжигающе-влажное солнце, не московское лениво-полуденное пекло – это невидимый человек с громадным феном, который постоянно идет за тобой и дует в затылок, причем на самих китайцев обращает мало внимания. Им +35 – разве что повод веером обмахнуться.

Гулять по обычной улице – испытание еще и потому что европейцы для большинства китайцев, во-первых, редкость, во-вторых, все одинаковые. Иностранного прохожего сначала внимательно изучают, затем опасливо улыбаются и почтительно пропускают в очереди. Можно поразглядывать китайцев в ответ. Самобытного в них, кроме очевидных отличий, – прически и количество. По-английски говорят мало, но любят по-американски сверкнуть зубами.

В магазине мобильной связи единственным англоговорящим представляется его же владелец. Заметно, что вообще-то филологическое самосовершенствование ему чуждо, но ради гостя готов постараться: настойчиво просит присесть, а через 5 минут, видимо, не без его участия в дверях магазина появляются двое военных, внушительно вооруженных, в касках, и, разумеется, белых перчатках. Встают за спиной, по очереди разглядывают паспорт, после чего удивленно спрашивают: «Сэр, а вы из какой страны?». Сходимся на знакомом им «Москва». Все мои данные переписывают и, отказавшись в ответ сфотографироваться, уходят.

На улице женщина неожиданно подбегает откуда-то сбоку и начинает агрессивно дергать за рюкзак: «Сэр, остерегайтесь карманников! Вашу сумку сломают и все из нее вытащат!». Она из патруля олимпийских волонтеров и специально занимается тем, что сидит на мостовой на раскладном стульчике и приглядывает за зазевавшимися гостями. Тоже удивляется, услышав про Россию, и, выдав что-то про грузино-осетинские отношения, останавливается на слове «Сталин». Не рискуя хоть о чем-то спросить ее, с минуту выслушиваю спич на неплохом английском о том, что «Сталин – диктатор, но хороший».

Все несколько часов первого знакомства с городом я непроизвольно избегаю указателей на «Олимпийскую деревню», «Птичье Гнездо» и прочие очевидные приторности Олимпиады. «Обычный» Пекин, попахивающий невыносимой уличной едой и желанием поживиться на чужаках, – все-таки куда более аутентичное городское предложение для самообмана, чем пресловутые белые перчатки.