5 мин.

Гнилая интеллигенция

         В это солнечное субботнее утро в электричке было полно народу, хотя до отправления оставалось ещё минут пятнадцать. Все устремились на дачи. Я с трудом нашёл свободное место и сразу углубился в книгу.

В купе напротив через проход сидели четыре очень милые на вид женщины в возрасте 40 – 60 лет. Два оставшихся свободными места они заняли сумками.

Перед самым отправлением электрички в вагон шумно ввалился здоровый красномордый мужик лет шестидесяти со всклокоченной седой шевелюрой. На линялой футболке с короткими рукавами на груди и под мышками проступили пятна пота, дачные полосатые штаны на резинке сползли, обнажив трусы, но он ничего не замечал, ибо был уже порядочно навеселе.

- Нинка! – заорал он хрипло от самого входа.

- Мы здесь, мы здесь! – замахали руками женщины в соседнем купе.

Они  освободили сиденья от сумок. Мужик, пошатываясь и хватаясь руками за спинки сидений, добрался до купе и грузно плюхнулся на  место у окна. Напротив примостился незаметно шедший за ним тощий желтолицый мужичонка, видимо, язвенник.

- Водки купила? – тем же хриплым голосом вопросил мужик на весь вагон.

- Да хватит тебе уже, Коленька, - ласково попыталась угомонить его одна из женщин вполне интеллигентного вида,  несмотря на жару, скромно повязанная платочком.

- А-а-а, ё..  твою мать, - прорычал он, - так и знал! Но вот х… вам! – и победно вытащив из своей сумки початую бутылку, отхлебнул прямо из горла.

К моему изумлению, его спутницы, выглядевшие столь пристойно, никак не отреагировали ни на водку, ни на мат. Они продолжали мило щебетать между собой на извечные женские темы: дети, внуки, рецепты…

Электричка тронулась, но мужик не успокаивался.  Из него непрерывно извергались скабрезные шутки с матом, обрывки похабных песен, а когда фантазия ненадолго иссякала, он от избытка чувств просто хрипло орал на весь вагон:

- А-а-а! Э-э-э!

«Вот бы двинуть ему в морду! До крови!» - думал я, сжимая тренированные многими годами занятий боксом и каратэ кулаки. Но моё интеллигентское воспитание не позволяло прямо вот так подойти и ударить. «Вот если бы он на меня напал! – продолжал я мечтать. – Вот уж я бы!». Но мужику было не до меня. Состояние алкогольного восторга не покидало его. А весь вагон, потупясь, «не замечал» этого куражащегося урода.

«Ну, подойду я к нему, скажу, чтобы замолчал, - продолжал работать мой аналитический ум. – А он пошлёт меня на три буквы, и что дальше? Только позор перед всеми… Вот если бы он драться полез! Уж я бы! Хотя… В вагоне тесно, заденешь кого-нибудь ненароком, ещё и сам виноватым окажешься… Да и не полезет он, куда ему против меня… Да и стыдно с седым стариком драться…».

- Безобразие! – тихо, чтобы, не дай Бог, не услышал мужик, пробормотала сидящая напротив меня седая старушка. – Ни один мужчина не поднимется, не угомонит его!

Стыд захлестнул меня. Я сидел, не смея поднять глаза. Проклятый внутренний голос шептал: «Хорошо вам, бабкам, мужчин укорять! А начнись потасовка – сама же первая закричишь, чтобы не лез к пьяному!».

Рядом со старушкой, у прохода, сидел парень лет двадцати пяти, невысокий, но плотный и уже начинающий полнеть. Его рельефно выступающие грудные мышцы и ещё более выступающий округлый животик обтягивала чёрная безрукавка, обнажавшая татуировку на левом плече. Узкоглазое лицо, выдававшее принадлежность к народам севера, было бесстрастно.

- А-а-а! Э-э-э! – опять заорал мужик. 

      Парень вдруг вскочил, шагнул к нему, сказал «Заткнись!» и двинул по скуле. Видимо, замечание старушки оказалось для него последней каплей. 

      «Вот это – да! – поразился я, - так просто! Что же сейчас будет? Наверняка едущие с ним тётки заорут, да и вагон возмутится.… Молодой парень поднял руку на старика!».

        Но тётки замерли, испуганно вытаращив глаза, а по вагону раздались женские реплики:

- Правильно!

- Давно бы так!

- Вот молодец! 

      Мужчины, как и я, молчали, потупив глаза.

        Мужик сидел, как воды в рот набрал. Изредка только он поглядывал на парня.

Минут десять мы ехали в тишине.

        Вдруг мужик встал и, глядя прямо на парня, стал пробираться сквозь ноги тёток от окна к проходу. Парень, видимо, был готов к такому повороту и, как только мужик достиг прохода, резко вскочил и нанёс ему три – четыре удара всё по той же скуле.

Тут уж тётки всполошились:

- Ты что! Ты что! Он же курить пошёл!

        Мужик обалдело постоял, вытаращившись на парня, потом молча повернулся и ушёл в тамбур.

        Парень очень вежливо, хорошим литературным языком извинился перед тётками за свою ошибку.

        Я был потрясён. С одной стороны, когда мужик встал, я, как и парень, был уверен,  что тот решил разобраться с ним. Но, с другой стороны, как это так – ударить первым?! С детских лет мне внушали, что первым бить нельзя!  А парень  без всяких комплексов взял и ударил!

        «Да-а, бить-то он не умеет, - заскрипел мой внутренний голос. – Четыре удара, а мужику – хоть бы что! Я бы с одного удара свалил!». Но другой внутренний голос тут же возразил: «Он-то не умеет, но бьёт. А ты – умеешь, но не бьёшь! Так что помалкивай».

Мужик, покурив, вернулся, но не сел на место, а встал перед парнем, глядя на него. Тот уже не вскочил, а, наставив на мужика палец, как дуло пистолета, молча глядел ему в глаза. Постояв так с минуту, мужик повернулся и сел на своё место у окна.

        Час спустя, я вышел на своей станции, всё ещё под глубоким впечатлением от инцидента. Ведь парень нарушил как законодательство - совершил самосуд, так и социальные установки - не бей первым, не поднимай руку на старшего (а убелённый сединами мужик явно находился уже в почтенном пенсионном возрасте). Но по сути он оказался совершенно прав, действовал абсолютно верно и получил результат, одобренный всеми. А я, сильный, тренированный, но обременённый своими интеллигентскими комплексами, сидел, сгорая от стыда, и ничего не делал.