Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 13. Сборная Дании
***
Вы никогда не захотите оказаться в самолете, который прерывает свою посадку. За исключением тех случаев, когда вы — сборная Дании и только что покорили Европу, футбольный мир не может в это поверить, а Копенгаген сходит с ума. Когда наш рейс из Гётеборга приземлился в аэропорту Каструп, шасси нашего самолета едва коснулись взлетной полосы, после чего пилот снова взлетел. Он хотел сделать круг над Копенгагеном, чтобы мы могли увидеть зрелище с воздуха: улицы были забиты толпами людей и украшены в красно-белые цвета. Мы не могли до конца осознать это. С раннего утра люди готовились к параду автобусов с открытым верхом, который должен был доставить нас из Каструпа к ратуше Копенгагена. Тысячи людей ожидали в самом аэропорту, где все его красные пожарные машины были припаркованы в коридор почета.
Парад все шел и шел. После финала состоялся неформальный ужин для команды, персонала, представителей DBU (Датской футбольной ассоциации) и семей, который превратился в одну долгую вечеринку. В автобусе с открытым верхом мы продолжали в том же духе, пели, пили и курили сигареты. Мы перегибались через борта, чтобы стаскивать шляпы с полицейских. Но через некоторое время это перестало быть столь приятным: было 30°C, мы устали, и всем отчаянно хотелось в туалет. У ратуши мы забрались на небольшой балкон и размахивали трофеем над толпой. Сейчас от этого я содрогаюсь. У трофея было мраморное основание, соединенное винтом, который погнулся во время торжеств — он легко мог оторваться, отвалиться и убить кого-нибудь. А на балконе была вывеска, которую я заметил только тогда, когда на него уже набились двадцать пять крупных футболистов. Там было написано: «максимум восемь человек».
Мы были одеты в просто отвратительные зеленые футболки, выпущенные DBU, и в жару они промокли насквозь от пота. На фотографиях мы выглядим не столь привлекательно. Кристофте продолжал клоунадничать в своих солнцезащитных очках, шляпе с фотоаппаратом. Речи мэра и высокопоставленных лиц, казалось, длились несколько часов, и к концу всего этого мы были очень опустошены и невероятно скучали и через запасной выход сбежали обратно в наш автобус. Позже тем же вечером все встретились в ресторане под названием «Копенгагенский Уголок», в котором была небольшая столовая на цокольном этаже, спрятанная от глаз публики, где, никем не замеченные, мы завершили наше приключение расслабляющим ужином. Там были только мы.
Девяносто второй связывает всех нас вместе по сей день. Официальные и неофициальные обеды, посиделки, мероприятия и приемы — они продолжаются. Лично мне для встреч вполне достаточно одного раза в год. Ностальгия для меня мало что значит. Я говорю это без высокомерия, так что простите меня, если это так и звучит, но победа на чемпионате Европы была фантастической, невероятной — но это не единственное, что я сделал в своей жизни. Я всегда чувствовал, что если я перестану слишком сильно наслаждаться тем, что делал раньше, я могу застыть на месте и не придавать значения следующим моментам. Я ни в коей мере не готов быть стариком. Так что каждый раз, когда приходит приглашение на очередную вечеринку 92-го, я всегда хорошенечко все обдумываю, хотя обычно иду.
В течение многих лет у нас была группа, которая носила аббревиатуру «ЭММА». Мы, игроки '92, собирались летом, обычно в прибрежном местечке в датских Саммерлендах, где датчане традиционно проводят летние каникулы, и играли в матче против местной команды. Вечером должна была состояться грандиозная вечеринка с участием лучших датских групп. Потом дошло до того, что нам стало трудно играть, поэтому встреч стало меньше, но в 2017 году состоялось празднование двадцать пятой годовщины, которое началось с завтрака в Копенгагенской ратуше и возвращения на балкон. На площади нас снова ждала толпа, что было приятным сюрпризом. Мы поехали в Истад на вечеринку в наш старый отель. Это было приятно.
Рихард Мёллер Нильсен скончался в 2014 году, и только после его смерти он был включен в Зал славы датского футбола. Вы можете в это поверить? DBU сделал это поспешно и из чувства стыда. Меня пригласили выступить с речью по случаю его вступления туда, и я тщательно подбирал слова. Я мог бы выражаться покруче, но я ясно отразил свое разочарование тем, что его не удостоили сей чести при жизни. В аудитории были все те ничтожества из ФА, которые его недолюбливали и были ответственны за то, что на него не обращали внимания. Моему старому боссу и другу, возможно, понравилось бы ерзания на стульях.
Такое обращение с самым успешным тренером Дании в истории — позор для всей страны. В 1992 году Рихард был признан Европейским тренером года и Менеджером года по версии журнала World Soccer, но не датским Тренером года. Невероятно. Это свидетельствовало о том, что страна не ценит человека, стоящего за ее величайшим достижением в спорте. Да, Рихард поступал по-своему. Он не был милым или покладистым, и при этом не был очаровательным на телекамеры. Он был другим, но порой отличие — именно тот ингредиент, который нужен для достижения чего-то особенного, и он отличался.
Дания может быть несерьезным местом. Датчане умеют прославлять людей, которые не имеют отношения к делу, которые не внесли никакого реального вклада в общество, не признавая при этом тех, кто представляет истинную ценность. Это один из элементов моей страны, который мне не нравится. Мы должны чтить наших настоящих героев, а не завидовать им. Рихард Мёллер Нильсен, не сомневайтесь, настоящий герой.
Недоброжелатели Рихарда стремятся отделить победу на Евро от остальной части его карьеры, но он начал добиваться этого успеха в 1984 году, когда, будучи тренером юношей до 21 года, собрал костяк нашей команды, продолжив ее развитие через олимпийскую сборную. Зепп Пионтек, который возглавлял команду «Датский Динамит», так зрелищно игравшую на чемпионате мира 1986 года, был почитаем и включен в Зал футбольной славы задолго до Рихарда, но по сути он был большим, громким менеджером старой школы. «Сражайтесь! Мы победим!» Так случилось, что он был одарен целым поколением невероятных талантов, таких как Микаэл Лаудруп и Пребен Элькьер, но он не взращивал таланты, и я никогда не скрывал своего чувства, что ему следовало взять меня в Мексику в 1986 году, чтобы помочь мне подтянуться к сборной.
Именно Рихард, как помощник Зеппа, был заинтересован в развитии. В 86-м мне было двадцать два, я хорошо играл за «Видовре», на меня нацелился «Брондбю» и я отыграл на уровне сборной до 21 года. Рихард хотел, чтобы я поехал на чемпионат мира. В течение нескольких месяцев, предшествовавших выбору команды, он ездил из своего дома на острове Фунен в Копенгаген, чтобы тренировать меня три раза в неделю. Мы встречались на стадионе «Видовре» ровно в 11 утра, и каждый раз Рихард был настроен позитивно и улыбался. Это было за двенадцать лет до того, как был построен мост Сторебельт, соединяющий Фунен с Зеландией, а это означало, что Рихарду предстояло трехчасовое путешествие, включающее переправу на пароме в каждую из сторон. Упражнения, которые мы выполняли, если быть до конца честным, были скучными. Ловля, прыжки в сторону, простые функции: четыре упражнения, выполняемые в восьми повторениях. Каждое повторение должно было быть выполнено безупречно, и именно таким был Рихард: все должно было быть сделано правильно, иначе это была пустая трата времени. Когда Пионтек не выбрал меня в состав 86-го года, Рихард был разочарован больше меня, восприняв это как личное поражение. Мы использовали неудачу как мотивацию работать еще усерднее, а мне — становиться лучше.
Рихард продолжал проводить со мной эти тренировки после того, как стал менеджером главной сборной, и, какими бы сухими ни были упражнения, они придали мне столько уверенности в том, что я смогу наилучшим образом ловить мяч и прыгать — элементы, которые стали сильными сторонами моей игры. И все же в Рихарде было нечто большее, чем его серьезная и профессиональная сторона. Он, прежде всего, был прекрасным человеком. Когда он терял бдительность, то становился очень забавным. Его участие в вечеринке состояло в том, чтобы взять микрофон в автобусе команды и спеть нам песни, а это были старые датские комедийные номера: непристойные и полные двусмысленностей. Одной из любимых была история о юной девственнице, у которой в прихожей висели три шляпы лейб-гвардейцев. Он спел нам ее на обратном пути в наш отель в Гётеборге после победы в финале 92-го. Мы сидели с холодным пивом, опьяненные не только алкоголем, но и нашим успехом, счастливые, что у нас есть такой тренер: необычный человек, который заботился о нас, вдохновлял и время от времени развлекал нас своими странными побасенками.
Осенью 1986 года, после чемпионата мира, Пионтек подошел ко мне в тренировочном лагере олимпийской сборной и сказал: «Я подумываю о том, чтобы выбрать тебя». К тому моменту я был изрядно раздосадован тем, что раньше не находился в его команде. На мой взгляд, я был лучшим вратарем Дании, и я был еще больше разочарован, когда он добавил: «Я хочу посмотреть, как ты справишься в следующих матчах». Что это была за мотивация? Он все закрутил, прежде чем, наконец, дать мне возможность дебютировать в составе взрослой сборной в матче против сборной Венгрии за месяц до Евро-88. Я играл хорошо. Я отправился на чемпионат в качестве вратаря №2, но вернулся с него под №1 после того, как Зепп повысил меня после поражения Дании от Испании со счетом 2:3.
В целом, я ценю то, что он сделал для улучшения менталитета национальной команды и повышения престижа датского футбола. Без 86-го, «Брондбю» никогда бы не стал профессиональным, так что я был прямым бенефициаром. Но отсутствие у него интереса к развитию привело к упадку сборной Дании в конце 1980-х годов, и он не всегда был на моей стороне. В 1989 году, чтобы отметить свое столетие, DBU организовал турнир с участием сборных Бразилии, Швеции и Англии, который совпал с турне «Брондбю» по Южной Корее. Некоторым игрокам разрешили поехать с «Брондбю», но я был одним из тех, кто должен был поехать на турнир. Правда Зепп сказал нам: «Я должен быть честен, я выставлю тебя на один матч, а потом посмотрим». Я подумал: «Что?» Я был №1 и хотел играть в каждом матче соревнования с участием столь серьезных соперников, как эти. Он выставил меня против Англии, но я был на скамейке запасных в матче со Швецией и не участвовал в матче с Бразилией. Бразилией! Каждый игрок хочет сыграть против них. А Швеция — это наше дерби. Этот опыт был болезненным.
После того, как мы провалили отборочную кампанию к чемпионату мира 1990 года, Зепп ушел, и Рихард стал очевидной и логичной заменой. Но DBU хотел быть умным. Они сорвали попытку назначить Хорста Велерса из «Байера Уердинген» и привлекли нескольких других иностранных тренеров. Председатель правления Ханс Бьерг-Педерсен сказал: «Моя бабушка могла бы добиться тех же результатов, что и Рихард Мёллер». Это подорвало отношения Рихарда с прессой и общественностью, прежде чем DBU в конечном итоге вернулся к его кандидатуре.
Я не собираюсь говорить, что все в Рихарде было блестящим. Его командные речи могли быть длинными и затянутыми, с большим количеством повторений, множеством скучных вещей, но таков уж он был — внимание к деталям. Игроки «Брондбю» сравнивали его с Мортеном Ольсеном, который был динамичен в раздевалке и мог вас удивить — например, с теми криками о деньгах. Мортен никогда не садился во время командных собраний, в то время как Рихард начинал сидеть и медленно поднимался на ноги, когда лекция приближалась к концу. Он не был человеком, склонным к риску, не был тренером, который сказал бы: «Вперед, в атаку». Нападающие с трудом принимали его осторожность, и когда Микаэл Лаудруп оказался в числе семи игроков, покинувших команду после домашнего поражения от Югославии в нашем третьем отборочном матче к Евро-92, я проникся сочувствием. Решение Микаэла было ошибочным, но я мог понять его точку зрения: на одной неделе ты играешь за «Барселону», а на следующей — за сборную Дании, где все давление ложится на твои плечи, ты всегда козел отпущения для СМИ, и все же ты не играешь по системе, которая позволяет тебе быть лучшей версией самого себя.
О Микаэле многое говорит то, что он смог подавить свою гордость, наладить отношения с Рихардом и вернуться в качестве нашего капитана на Евро-96 и чемпионате мира 1998 года. И о Рихарде многое говорило то, что в 1991 году он смог оправиться от поражения от сборной Англии, неудачно стартовав и потеряв семь звездных игроков, выиграть последние пять отборочных матчей и финишировать вторым после Югославии в нашей отборочной группе. И потом, конечно, был его блестящий менеджмент на самом Евро.
На наших встречах '92 мы, игроки, часто говорили о нашем разочаровании тем, что Рихарда не признали должным образом при его жизни, и я думаю, что отсутствие этого признания причинило ему лично много боли. Он был очень гордым человеком, который никогда не выказал бы подобных чувств, но на его похоронах был сюрприз. Священник рассказал, что Рихард ходил в церковь четыре раза в неделю, и у них были глубокие беседы, не обязательно о религии, но и о жизни. Я уверен, что это было частью того, как Рихард справлялся с футбольным не признанием, от которого страдал.
Неудача с попаданием на чемпионат мира 1994 года отчасти стерла лоск с '92. Мы были первыми действующими чемпионами Европы, не прошедшими квалификацию на чемпионат мира. Что позволило людям утверждать, что нам повезло. Самой большой проблемой сборной Дании как национальной команды — забивать голы, и в отборочных матчах мы просто не воспользовались своими моментами, сыграв вничью 0:0 в Латвии, Литве и дома с Ирландией. Мы пропустили всего дважды за всю кампанию, и пропускать чемпионат по-прежнему больно, по-настоящему больно, потому что в твоей карьере выпадает не так уж много шансов сыграть на чемпионате мира, а мы были достаточно хороши — с добавлением магии Микаэла в команду '92 — чтобы действительно чего-то добиться на чемпионате мира, который стал очень открытым турниром в США.
То, как мы в конечном счете не попали на него, было ужасно. Наш последний отборочный матч состоялся 17 ноября 1993 года в Севилье. Ничья выводила нас на чемпионат мира. На одиннадцатой минуте у испанцев был удален Андони Субисаррета, и нам оставалось только сдержать десятерых игроков соперника, но во втором тайме Хосе Мари Бакеро помешал мне при подаче углового, и Фернандо Йерро забил. Очевидный фол. Греческий судья не только отказался назначить его, но и показал мне желтую карточку за протесты. Годы спустя Бакеро признался: «Конечно, я заблокировал Шмейхеля», и это не стало утешением. На следующий день после игры мне исполнилось тридцать, и это был самый несчастный день рождения в моей жизни. Мы остановились в севильском Экспо, который был городом-призраком, и отчаяние, с которым мы сидели в нашем заброшенном отеле, пытаясь смириться с поражением, было невероятным. Это была одна из самых низших точек в моей жизни, не говоря уже о моей карьере. Я не смотрел ни секунды чемпионата мира 1994 года. У меня не было никакого интереса.
Я в самом деле пережил один радостный день со сборной Дании в 1993 году. Мне предстоял соревновательный матч против Диего Марадоны. Он был моим величайшим героем в плане полевых игроков. Первым иностранным футболом, который должным образом транслировали в Дании, был итальянский, когда в конце 1980-х TV2 начал показывать матчи Серии А по воскресеньям. Марадона был на пике своей карьеры в «Наполи», и в те дни в Италии нужно было почти убить кого-то на поле, чтобы получить желтую карточку. В каждой игре соперник, казалось, старался это сделать. Марадону пинали, били, хватали, толкали и провоцировали, и все же он был на экране каждое воскресенье, прыгал, танцевал, каждый раз возвышаясь над всем этим. Это была поэзия, балет.
В 1987 году «Брондбю» наняли для игры в Саудовской Аравии против «Аль-Ахли», за который Марадона получил $1 млн. в качестве приглашенного игрока. Все это было подарком на день рождения одному из саудовских принцев от его отца. На обеде нам вручили медали, а Марадоне подарили тот огромный золотой меч, инкрустированный драгоценными камнями. Перед началом матча он пожал руки каждому игроку в нашем составе, прежде чем появились принц и его отец. Отец так много потратил на феерию, что чувствовал, что может попросить Марадону о чем угодно. Он сказал: «Покажи несколько трюков», — и Марадона начал. «Еще», — сказал отец. Марадона сделал еще. Это продолжалось пять минут, десять минут, пятнадцать минут, Марадона все еще жонглировал мячом, но дело в том, что он не был смущен или раздражен. Он улыбался и веселился.
Тогда я впервые почувствовал кем он был как личность: человеком, который излучал тепло, у которого был дар и чувство, что он был послан на землю, чтобы делиться ими. Позже мне посчастливилось познакомиться с Диего. Мы работали вместе как легенды ФИФА и играли в одной команде в футбольном матче, и он был человеком, который, какие бы требования и давление на него ни оказывались, был дарителем. Он дарил свое искусство народу.
В игре в Саудовской Аравии нам не разрешили подкатываться под него, и он продемонстрировал всевозможные навыки, обыграв меня в первом тайме, а затем обыграв нашего второго вратаря во втором невероятным ударом, когда он прошел на дриблинге и с острого угла, одним движением, каким-то образом забил мяч в верхний угол. Мы в течение нескольких дней говорили об этом голе. Как это вообще было возможно?
В феврале 1993 года сборная Дании отправилась в Мар-дель-Плата, чтобы встретиться со сборной Аргентины в турнире Артемио Франки Трофи — предшественнике Кубка Конфедераций, разыгрываемого между чемпионами Европы и Южной Америки. Рихард придумал схему, как персонально опекать Марадону. В лучшей игре своей жизни это делал Якоб Кьельдбьерг. Тем не менее, опустившись глубоко, чтобы на мгновение уйти от Якоба, Марадона начал комбинацию, которая привела к тому, что Аргентина сравняла счет благодаря Габриэлю Батистуте, и игра заканчивалась серией пенальти.
Я знал, что Марадоне нравится ждать, пока вратарь двинется, поэтому единственный раз в своей карьере я нарушил свой распорядок при пробитии пенальти и не выбрал заранее сторону. Он подбежал, поджидая меня, я стоял, поджидая его, битва воли, и за долю секунды до того, как он добрался до мяча, какой-то глупый инстинкт заставил меня пошевелиться. Я мгновенно пожалел об этом, остановился и двинулся снова, но слишком поздно — я дотронулся до мяча, пущенного после его удара, но не смог остановить его. Я все еще раздражен — даже по сей день. Это было бы нечто — отбить его пенальти.
Когда Марадона умер, я поймал себя на том, что пытаюсь рассказать о нем своим пасынкам, Витусу и Густаву, которым в то время было тринадцать и одиннадцать лет. Лучшим способом выразить это казалось следующее: возьмите Месси, сказал я, и представьте его в лучшей его форме. А теперь подумай о ком-нибудь гораздо лучшем. Вот это и есть Диего.
Евро-96 в Англии стало концом для Рихарда. Многое пошло не так, и я беру на себя ответственность за некоторые ошибки. Когда мы прошли квалификацию, Рихард приехал в Англию, и мы вместе объехали потенциальные базы. Некоторые места были ужасными, другие — приятными, но слишком далеко от ближайших тренировочных площадок, а потом мы увидели то место в северной части Лидса. Там было прекрасное поле, до которого можно было дойти пешком, даже не переходя дорогу, и нам предложили целый этаж отеля в наше распоряжение — невообразимая роскошь для датской сборной в те дни. Номера были вполне себе. Все три матча нашей группы проходили в Шеффилде, что было немного утомительно, но в целом это место казалось лучшим из доступных вариантов.
Но, Боже мой, какая это была ошибка. Там было нечего делать, а когда в лагере нечего делать, это убивает тебя, медленно высасывая из всех энергию. Там не было даже какого-никакого пейзажа: тот отель находился на большой кольцевой развязке. Рихард настоял на тренировке на стадионе за день до матчей и не отступал, хотя после первого матча мы были более чем знакомы с «Хиллсборо». Это означало двенадцать долгих поездок на автобусе, по два часа каждый раз, волочиться по шоссе М1 в Шеффилд и обратно. Сплошное однообразие. Ирония заключалась в том, что мы сыграли групповой этап с таким же результатом — одна победа, одна ничья, одно поражение, нулевая разница мячей — как и наше выступление в группе в '92.
Именно после Евро-96 я предпринял одну из двух попыток уговорить Ферги подписать Бриана Лаудрупа. Он был бы фантастическим игроком «Манчестер Юнайтед», и я думаю, ему бы понравилась обстановка: место, которое защищало, но поощряло талант. Вместо этого Ферги купил Карела Поборски. Позже, в «Манчестер Сити», я убедил Кевина Кигана подписать Бриана. Получив травму ноги, Бриан покинул «Аякс» в 2000 году и завершил карьеру, но оставался в форме, очень даже в хорошей, и пришел к выводу, что, возможно, он все-таки не закончил играть. Я связал его с Кевином, и они пошли на все, чтобы договориться о сделке, но Бриан в последний момент отказался. Бриану было всего тридцать три, и он принадлежал к тому типу игроков, которых бы обожали болельщики «Манчестер Сити».
К сожалению, мой ранний негативный опыт общения с датской прессой задал тон многим последующим контактам с ними. Даже на Евро-92 в их подходе были неприятные элементы. Один фрагмент репортажа, который запомнился мне, касался датского еженедельного журнала, газетенки, которая продавала топовый мусор. На обложке журнала были изображены Бент Кристенсен, чья жена была беременна, и Ким Вильфорт, которая переживала такие трудности с Лине. Заголовок гласил: «Счастье Бента, катастрофа Ким». Это же насколько можно быть бесчувственными? Коллективно, при поддержке датской футбольной ассоциации, мы вышвырнули их журналистов из нашего лагеря.
На чемпионате мира 1998 года мы снова поссорились со средствами массовой информации. Когда Рихард ушел в отставку в 1996 году, я настойчиво добивался назначения Мортена Ольсена, но DBU поддержал Юханссона, и я рад, что они это сделали. Это не имеет никакого отношения к Мортену, и все это имеет отношение к Бо. Я мало что знал об этом сдержанном шведе, когда он только приехал, но это был невероятный человек, как тренер и как личность. Я так многому у него научился.
Я помню первую встречу, которую он созвал. Он сказал игрокам: «Вы должны признать, что есть шанс проиграть в любой игре». Мы приняли это в штыки. Что? Этот парень думает, что проигрывать — это нормально! Но затем Бо объяснил: «Вы должны признать, что есть шанс проиграть в любой игре; только тогда вы сможете использовать всю свою концентрацию и энергию для победы».
Хм, подумал я. Да. Неплохо.
Критика со стороны журналистов и нелюбовь к нему со стороны DBU и общественности в конце концов сломили Рихарда, и к Евро-96 он закрылся. Исчезли песни и походы в Макдоналдс. Мы меньше действовали как команда вне поля, а тактика на нем была осторожной. Когда приехал Бо, все повеселело.
Бо любил гольф. На каждом тренировочном сборе он стремился вывести нас на поле. Его психология была тонкой. С Рихардом, когда ты был на сборах, ты был на сборах. Обращаясь к Бо, ты мог бы сказать: «Вы не возражаете, если сегодня днем я покину лагерь на три часа?» Он отвечал: «Конечно! Если это важно, то, конечно, поезжай!» И ты уходил и думал, Ммм, это не так уж важно, не так ли? И ты оставался.
Он никогда не говорил тебе, что делать, он просто направлял тебя к тому, чего он хотел. Он отвечал вопросом на каждый вопрос и всегда заставлял задуматься. Наш лагерь на чемпионате мира во Франции был полярной противоположностью тому, что был на Евро-96. Мы базировались недалеко от Марселя, в великолепном месте под названием отель «Фрегате». Гольф-курорт. Он был непринужденным и уединенным, и мы были предоставлены сами себе. Наши семьи приехали навестить нас, погода была потрясающей, бассейн был прекрасным. Мы много играли в гольф, но не настолько много, чтобы устать. Бо доверял нам в том, что мы знаем свои пределы. Как группа мы были в полном равновесии.
Конечно, СМИ критиковали Бо за то, что он был либеральным и снисходительным. Им было что критиковать. Они критиковали нашу форму в товарищеских матчах — как будто такие игры когда-либо имели значение. Они разгромили нашу игру, когда мы обыграли Саудовскую Аравию в нашем первом матче на чемпионате мира. В нем мы забили, контролировали игру и сохранили нашу энергию, зная, что три очка в первой игре на турнире — это всегда хороший результат. И все же пресса разнесла нас в пух и прах, требуя больше блеска. Затем мы встречались со сборной Южной Африки в Тулузе. Я никогда не играл при более изнуряющих условиях. Солнце палило вовсю, воздух был неподвижен и сух, и я по сей день убежден, что у рефери, колумбийца Джона Торо Рендона, был солнечный удар.
Он показал худшее судейство, которое я когда-либо видел. Его принятие решений было сверхстранным. Не так давно я работал с Лукасом Радебе, и южноафриканские игроки чувствовали то же самое. Случайные решения, безумные решения: мы сделали две замены, и обеим игрокам, Миклошу Мольнару и Мортену Вигхорсту, были показаны красные карточки через несколько минут после их выхода на поле. Ни за что. Мортен и муху не обидит. Южноафриканец Альфред Фири был удален за смутное оскорбление. Рендон был отправлен домой, больше не судил на турнире.
Случайный Рендон, вдобавок к удушающей погоде, сделал надлежащий футбольный матч невозможным, и сыграв вничью обе сборные были достаточно счастливы результатом. Южная Африка была талантливой командой; даже при идеальных условиях завоеванное очко было хорошим результатом. Конечно, наши СМИ ничего такого не видели. Они сказали, что мы были ужасны. Нам не следовало играть в гольф; Бо был ужасным менеджером. Бо просто пожал плечами. Его нельзя было вывести из себя.
Когда мы встречались со сборной Франции в Лионе, ситуация не позволяла рисковать. Нам нужна была ничья, чтобы гарантировать выход из группы, но мы почти наверняка вышли бы и в случае поражения с небольшим счетом. ЮАР должна была обыграть Саудовскую Аравию, увеличив разницу мячей до трех. Франция забила с пенальти от Юрия Джоркаеффа, до которого я лишь чуть не добрался. Мы сравняли счет. Они снова забили. Другая игра была равной, и мы были довольны поражением со счетом 1:2, зная, что все будет в порядке. Однако теперь наша пресса стала блюстителями нравственности футбола, упомянув о так называемом матче с договорном матче между Австрией и Германией в 1982 году. «Дух игры». Весь этот вздор. Тот факт, что мы вышли в 1/8 финала чемпионата мира всего во второй раз в истории страны, был проигнорирован.
У нашего следующего соперника, сборной Нигерии, была фантастическая команда, и они даже рассматривались в качестве претендентов на то, чтобы стать первой африканской командой, выигравшей чемпионат мира. У них были Джей-Джей Окоча, Нванкво Кану, Финиди Джордж, Санди Олисе, Тарибо Уэст, а капитаном был мой старый друг Уче. Отличные игроки. Игра проходила на «Стад де Франс», и вечером перед игрой на тренировке Бо подозвал Микаэла и меня. Он сказал нам, что рассматривает возможность выпустить в основном составе такого-то игрока. В унисон мы сказали «нет». Мы предложили ему вместо него выставить Петера Мёллера, который на каждой тренировке с тех пор, как мы приехали во Францию, забивал гол за голом. Бо сказал: «Хм, спасибо», — и на следующий день Петер был в составе. Петер забил на третьей минуте матча и через двенадцать минут ассистировал Бриану, забившему наш второй гол. Позже Бо сказал мне, что он уже принял свое решение, но когда он услышал, что сказали мы с Микаэлом, он изменил его. У него была способность не быть самым умным человеком в коллективе.
О нашем четвертьфинале против сборной Бразилии до сих пор мучительно вспоминать. Это была игра, в которой мы, как команда, не понимали своих шансов. Все внимание было сосредоточено на великих игроках сборной Бразилии — Роналдо, Ривалдо, Кафу и остальных, и мы не то чтобы нервничали, но, возможно, их репутация сидела в головах некоторых наших игроков. Мы должны были наброситься на них, разбить вдребезги, но мы были слишком почтительны. Только в конце игры, слишком поздно, мы поняли, что на самом деле были лучшей командой.
Забавно, но ранний гол нам совсем не помог, потому что он побудил нас отсиживаться в обороне. Они сравняли счет благодаря исключительному голу Бебето, который направил свой удар в крошечное пространство между кончиками моих пальцев и штангой. Меня критиковали за третий гол, и после всех этих лет я должен был бы стать достаточно взрослым, чтобы принять это... но я не такой! Если вы посмотрите повтор, то увидите, что наши защитники возвращаются назад во время атаки, и что в поле моего зрения всегда находится по крайней мере один защитник, поэтому мне постоянно приходится корректировать свою позицию. Ривалдо нанес свой удар как раз в тот момент, когда я перенес вес не на ту ногу.
Игра против сборной Бразилии была моей последней на чемпионатах мира. Я мог бы уцепиться и продолжить выступать в Японии и Корее в 2002 году, но международный футбол начал терять свою привлекательность после 1998 года. Как говорится, дело не в ней, а во мне. Я начинал уставать от постоянных нагрузок на свое тело и разум, и когда в 2000 году Мортен Ольсен сменил Бо, это стало для меня началом конца. Мортен был одной из самых важных фигур в моей карьере, и я так долго мечтал о том, чтобы он стал главным тренером сборной Дании, но к тому времени, когда это произошло, я был уже слишком пожилой. Я знал, насколько беспокойным и требовательным может быть Мортен, еще по нашим дням в «Брондбю», но чего я не ожидал, так это того, что за эти годы он не смягчился и не сильно изменился. Оказалось, что он все еще был сверхинтенсивен. На его первом тренировочном сборе я понял, что это будет не для меня.
Позвольте мне рассказать вам небольшую историю о Мортене, со времен «Брондбю». Зимой мы иногда играли или тренировались в Мальмё, где можно было арендовать хорошее травяное поле. Это было до того, как построили мост из Копенгагена в Мальме — да, тот самый, что из телевизора, «Мост» [прим.пер.: Имеется ввиду датско-шведский сериал Bron/Broen, в котором «Преступник оставляет труп ровно на границе между Данией и Швецией»], — так что мы переправлялись на пароме. Однажды мы сели на катер домой и, игроки, направились прямиком в кафетерий, чтобы перекусить. Обед был предварительно заказан кем-то из клуба: мясо с картофелем фри. Это общественный ресторан, мы — «Брондбю», а он — великий, знаменитый Мортен Ольсен. Легенда и капитан сборной Дании. Но его все это не волновало. Он был последним, кто пришел в кафе, бросив один взгляд на не слишком полезные продукты, которые мы ели, и пришел в ярость, крича официанту: «УБЕРИТЕ ЭТО ДЕРЬМО! КТО ПОДАЛ ИМ ЭТО?» Посетители смотрели, не веря своим глазам, но Мортен ничего не замечал. В его мире слова «компромисс» не существовало. В своей собственной карьере он ни в чем не шел на компромисс, что было частью того, что сделало его таким великим игроком и, в те дни, подходящим менеджером, чтобы привести «Брондбю» туда, где нам и нужно было быть.
Но к тридцати семи годам я больше не хотел, чтобы со мной обращались как с ребенком. Я был капитаном в первом отборочном матче Мортена против сборной Исландии, а затем в октябре он поставил меня в матче против Северной Ирландии. Как только я увидел свое имя в составе, у меня просто сработал инстинкт. Нет, спасибо. Больше переездов, больше времени вдали от дома, больше недель, когда я не могу отдохнуть психологически и физически? Я начинал чувствовать, что с меня хватит.
Я всегда хотел уйти на своих собственных условиях и не совершать ошибку, продолжая, когда мое сердце больше к этому не лежало. Поэтому в марте 2001 года я позвонил Мортену, и он был серьезно разочарован. Надо отдать ему должное. Он сказал, что я отлично послужил Дании и должен провести прощальный матч, предложив мне сыграть в нашем весеннем товарищеском матче на стадионе «Паркен» против сборной Словении. Я не большой любитель прощаний, но было приятно таким образом отметить свою карьеру.
Так что я сыграл. У меня было шестьдесят пять минут до того, как меня заменил Петер Кьер, и я смог покинуть поле, сказав «спасибо» и «до свидания» нации. Я был смущен таким вниманием, но, по правде говоря, получил удовольствие. Прием был прекрасным. Как и сухой матч.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
