Высокая цена жизни на полную катушку, часть II

 

Дуайт Гуден и Дэррил Строберри на стадионе «Сити-Филд» в 2010 году (Howard Simmons, New York Daily)

Когда Строберри в 21 год, а Гуден в 19 лет, пришли в «Метс», это была команда, игравшая со всей страстью, а жившая ещё ярче. Группа игроков превратилась в бейсбольный клуб, подпитываемый сильным желанием быть лучше других, но в то же время движимый алкоголем, амфетаминами, азартными играми и наркотиками. Молодые, впечатлительные и неискушённые Строберри и Гуден двинулись по течению вместе с другими.

«Когда Док выписался из Смитерса в 1987 году, — говорит Гарланд, — он говорил со мной о том, насколько распространены наркотики в команде. Он называл имена, больше десяти, больше половины команды. Наверное, около пятнадцати. И я думал, что команды 1984, 1985 или 1986 годов были ещё более дикими». 

Гуден вспоминает, как во время одного из полётов команды, дверь туалета распахнулась, а внутри оказался один из игроков, нюхающий кокаин. «Многие из нас были свидетелями этого», — говорит он. — «Мы просто переглянулись и сказали: никто ничего не видел».

В период с 1986 по 1991 год из 22-х игроков «Метс», принимавших участие в Мировой серии 1986 года, восемь были арестованы после инцидентов, связанных с употреблением алкоголя и/или побоями (Строберри, Гуден, Дарлинг, Рик Агилера, Ленни Дайкстра, Кевин Митчелл, Боб Охеда и Тим Туфел), а девятый был отстранён от бейсбола за употребление кокаина (Эрнандес). Позднее обвинения с Митчелла, Агилеры и Охеды были сняты.

Джонсон, бывший главным тренером команды с 1984 по 1990 год, признался, что в тот период слишком много пил. В своём офисе на стадионе он держал холодильник с пивом. Один из бывших игроков «Метс» даже вспомнил, как один из тренеров курил траву на пляже во время весенних сборов во Флориде.

Более того, Джонсон говорит, что он знал, что несколько ветеранов, не считая Строберри, употребляли амфетамины. По словам Гарланда, парней, которые их употребляли, было не так много, но они делали это почти каждый день. Он говорит, что зависимость была такой сильной, что они не могли играть без этого.

После сезона 1986 года «Метс» обменяли Митчелла, выросшего в криминальном районе Сан-Диего, потому что он пугал людей из фронт-офиса. Они беспокоились по поводу его влияния на Строберри Гудена. «Это было ошибкой», — говорит Джонсон. — «Митч выпивал одну-две рюмки, но не более того. Он хорошо влиял на них. На поле он выкладывался полностью. У него была уличная смекалка, которой им недоставало. Он мог заметить приближающиеся неприятности и сказать людям, чтобы они отвалили. Им нужно было именно это».

Самым влиятельным игроком «Метс» в середине и конце 1980-х годов был Эрнандес, скользкий игрок первой базы, который во время судебных разбирательств в Питтсбурге в 1985 году признался в употреблении кокаина. Эрнандес дал Строберри совет, как справляться со спадом в игре: пойти и набраться. Строберри вспоминает, как тот говорил ему, что нашёл идеальный напиток, которого требовалось всего пять или шесть за вечер. «Это был сухой мартини», — смеётся он.

Другого ветерана команды, Картера, они игнорировали или, что ещё хуже, высмеивали. В чём состояло его преступление? Он был консервативным семьянином. «К Гэри Картеру не было никакого уважения», — говорит Гарланд. — «Он был в абсолютном меньшинстве».

В те годы бейсбол менялся. Зарплаты росли, бизнес по продаже сувениров и атрибутики процветал. Социальный статус игроков менялся, из почитаемых икон они превращались в одноразовых знаменитостей. А кокаин, как и во всём американском обществе, был очень доступен.

Дарлинг рассказывал: «Дэррил, и в меньшей степени Дуайт, были первыми спортсменами, которых я видел, окружившими себя узким кругом из восьми или десяти человек. Мне казалось, что я никогда не по-настоящему не знал никого из них. Эти люди говорили звезде то, что она хотела слышать. Весь смысл их существования сводился к одному: сделать звезду счастливой. Это был придуманный мир».

Вихрь этих перемен — деньги, пустое подхалимство, кокаин — быстро закружил команду из Нью-Йорка. «Метс» стали настолько сексуальной и звёздной командой, что их преследовали фанаты с видеокамерами — новейшим высокотехнологичным оружием нападения всё более агрессивной аудитории. Простой выход из отеля превращался в упражнение в уловках.

«Метс» были «карманной» вечеринкой. Кто из них осмелился бы стать Гринчем, приглушившим музыку? Кто рискнул бы прослыть брюзгой? Динамичная жизнь бейсбольной команды, особенно в Нью-Йорке, просто не позволяла этого. «Все бейсболисты любят пиво», — говорил один из инсайдеров. — «Разница была в том, игрокам этой команды нравилось то, что было крепче пива».

Поэтому любые разговоры о чрезмерном увлечении алкоголем велись с улыбкой и подмигиваниями. Строберри видел Гудена с бутылкой и говорил: «Чувак, ты опять пьёшь?» Гуден ловил его на том же самом и говорил: «Да ты алкоголик!» Это просто был повод посмеяться, вот и всё.

Когда в 1987 году Гудена выписали из Центра Смитерса, на его консультанта Аллана Ланса легла дополнительная обязанность — выступать в роли клубного психотерапевта. Но Ланс не пользовался доверием у игроков, считавших его шпионом руководства. Гуден шутил со Строберри: «Доктор Ланс говорит, что ты бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвётся». Позже Док проходил мимо партнёра по команде, приговаривая: «Тик-так, тик-так…».

Строберри часто уезжал из клубного дома с банками пива в бумажном пакете. В дни выездов на игры он и Гуден упаковывали большие бутылки водки, которые брали с собой на борт чартерных самолётов.

«Если бы мы не веселились так много, то выиграли бы гораздо больше», — говорит Строберри. — «У нас была команда, полная пьяниц. Мы приезжали в какой-нибудь город и не могли дождаться вечера, чтобы пойти пить и развлекаться. Если в те дни в состав команды входило 24 человека, то, как минимум половина из них была любителями крепкого алкоголя или наркотиков. Это была команда, живущая, словно последний день».

«Что я запомнил, — рассказывает Гуден, — так это то, как мы на выездах возвращались с тренировок и говорили друг другу: давайте покажем всем, кто хозяева этого города. Будь то Монреаль, Сент-Луис или любой другой город, мы хотели, чтобы люди знали об этом, словно мы его захватили».

Несколько игроков настолько сильно увлеклись покером, что иногда Джонсон или один из тренеров подсаживались к ним, чтобы сыграть несколько раздач. «Я боялся, — говорит Джонсон, — что ставки выйдут из-под контроля, и один из игроков проиграет другому крупную сумму. Я не хотел, чтобы парни пострадали финансово. Это привело бы к озлобленности».

Джонсон был уволен по ходу сезона 1990 года, когда руководство «Метс» посчитало, что игроки уходят от него. Он оспаривает мнение Строберри о том, что команда спивалась из-за того, что не выигрывала больше титулов. «Мне нравился наш состав», — говорит он. — «И каждый год мы боролись за лидерство».

Но Мэгадан, временами один из самых жёстких критиков Строберри, говорит: «В этом я согласен с Дэррилом. Мы потеряли перспективы. Я думаю, многие ребята потеряли представление о том, какие цели перед нами стояли. Мы отправлялись на выездную серию из шести матчей, скажем, в Чикаго и Сент-Луис. И вместо того, чтобы подумать о том, что надо победить в пяти или шести играх, парни думали: в Чикаго я смогу сходить в этот бар или ресторан, а в Сент-Луисе ещё куда-то. Казалось, что некоторым игры просто мешали. Они предпочли бы пропустить их и погулять». 

В августе, в один из первых вечеров после возвращения из Центра Бетти Форд в Сент-Питерсберг и консультаций в Нью-Йорке, Гуден взял пиво из холодильника и запрыгнул в свой чёрный мерседес. Один на шоссе. Он направился на север, по трассе I-275 в Тампу, чтобы провести ночь со своими друзьями. Уже будучи дисквалифицированным на 60 дней, он рисковал получить ещё более суровое наказание. Но что с того? Он чувствовал себя никчёмным и одиноким. Словно от него отказались все.

Пиво запустило привычную цепную реакцию: ещё несколько бутылок, крепкий алкоголь, кокаин. «Если я не пью, то у меня не возникает желания употреблять кокаин», — говорит Гуден. — «Вы можете положить пакет с ним передо мной прямо сейчас, и у меня не возникнет желания открыть его. Но как только я выпью, особенно если крепко напьюсь, оно приходит. Одно и то же, снова и снова».

«У меня никогда не было проблем здесь, в Сент-Питерсберге. Они всегда были в Тампе. Странно. У меня сын живёт в Тампе, и я часто езжу туда, чтобы повидаться. Если я еду в Тампу днём, то всё в порядке. Но после захода солнца я словно превращаюсь в вампира. Я меняюсь. Беру пиво, чтобы прокатиться, встречаюсь с друзьями, иду в клуб, и у меня начинаются проблемы».

«Почему так происходит? Это одна из тех проблем, которые я пытаюсь решить со своим консультантом. Очень трудно понять. Нет какой-то одной причины, нет ничего простого. Зачем выходить на улицу и кутить по полной программе? Я всё ещё не могу понять этого».

Гуден был величайшим питчерским талантом в истории бейсбола. В 1984 году он выписал 276 страйкаутов, больше чем любой новичок. В 20 лет он стал самым молодым стартовым питчером Дня открытия в XX веке, а затем и самым молодым обладателем приза Сая Янга. Он единственный в XX веке питчер, в первых трёх сезонах карьеры делавший по 200 страйкаутов. Из первых ста матчей, которые он провёл в лиге, Гуден проиграл лишь девятнадцать.

«Он был величайшим питчером, которого я когда-либо видел», — говорит Дарлинг. — «Я подавал после него в ротации и поэтому всегда записывал его броски. В те первые два года, клянусь, мне казалось, что он начинал с двух страйков против 75% отбивающих. Это было похоже на детскую лигу, где у соперника нет никакого выхода, кроме как поставить бант. Если бы вы сказали мне, что Дуайт выиграет триста матчей и сделает четыреста страйкаутов за год, я бы поверил. Вот настолько он был крут».

В первые месяцы после того, как его признали лучшим новичком 1984 года, Гуден, живший тогда в Тампе, начал изредка употреблять кокаин на закрытых домашних вечеринках. Жизнь была очень лёгкой, и это хотелось отпраздновать. «Моя ближайшая сестра старше меня на 13 лет», — говорит Гуден, у которого пять старших братьев и сестёр. — «Не хочу сказать, что я рос избалованным, но в детстве у меня было всё, что я хотел. Когда я попал в лигу, всё произошло очень быстро. Я легко втянулся в такую жизнь».

Строберри говорит: «Док попал в высшую лигу в 19 лет. Через год он уже был знатным пьяницей, тусующимся в стрип-клубах».

Гуден на это возражает: «Неправда. Сильно пить я начал только на третий год».

К тому времени, в 1986 году, начали ходить слухи о том, что он употребляет наркотики. Люди звонили в офис «Метс» и утверждали, что знают это наверняка. Гуден пропустил выставочный матч из-за дорожной аварии, в которую, как он утверждал, попал его друг. Он пропустил чемпионский парад клуба после Мировой серии, сказав, что у него было похмелье после предыдущей ночи, и он проспал. Он отменил свою помолвку с Карлин Пирсон и стал отцом сына от другой женщины, Дебры Хэмилтон из Тампы. Наконец, он устроил драку с полицейскими в Тампе после того, как они остановили его автомобиль.

Поэтому 24 марта 1987 года, по настоянию Гудена, его агент Джим Нидер встретился с вице-президентом «Метс» Элом Харазином, чтобы разработать план добровольного тестирования на наркотики. Гуден должен был присутствовать на встрече, но не пришёл. «Проверьте его на всё, что можно», — сказал Нидер. На следующий день в клубе взяли у игрока образец мочи и отправили его в больницу Сент-Питерсберга.

«Я чувствую, что должен это сделать», — сказал тогда Гуден. — «Я хочу убедить «Метс» больше, чем кого-либо другого».

Спустя неделю пришёл положительный результат теста на кокаин. «Метс» ознакомили игрока с ним 1 апреля, в День дурака. Его первой реакцией было отрицание. Затем он сломался и заплакал. «Это был эффект разорвавшейся бомбы», — говорит Джонсон. — «Я думал, что это была неправда. Он приходил вовремя, много работал, подавал пример другим питчерам. Мало у кого я видел такое отношение к труду».

Жизнь Гудена оказалась ложью, и «Метс» невольно способствовали её сохранению в таком виде. Руководство и отдел по связям с общественностью чрезмерно опекали его, указывая, когда говорить, с кем говорить, а иногда, и что говорить. Паранойя в клубе достигла такого уровня, что во время его первой тренировки после окончания реабилитации репортёры были изолированы в дополнительной раздевалке стадиона вместе с охранником. Всем было отказано в доступе в ложу прессы. В «Метс» не собирались позволить Гудену стать таким же неуправляемым, каким был Строберри. Проблема была в том, что они не позволили Гудену быть самим собой.

«Я стал тем человеком, которым на самом деле не был», — говорит он. — «Люди говорили, что я был тихим, милым и застенчивым ребёнком. Иногда мне хотелось от души выругаться или поколотить кого-то. Но я всегда останавливал себя и говорил, что не должен быть таким. Джей (Хорвиц, директор клуба по связям с общественностью — прим. пер.) просил меня дать интервью и я говорил, что сделаю это, даже если мне не хотелось».

«Проблема с Дуайтом, — говорит Джонсон, — была в том, что он не мог сказать «нет». Он был слишком любезным. Очевидно, что в Тампе он дружил с людьми, которые могли втянуть его в неприятности. А он словно был счастливчиком, считавшим, что было бы неправильным разорвать эти отношения. Как будто он хотел доказать им, что не ведёт себя как зазнавшаяся большая шишка».

«Это правда на все 100 процентов», — говорит Гуден. — «Я должен быть более решительным, в любых ситуациях». Он, несмотря на беспокойство Хорвица, сам решил дать интервью для этой статьи. «Я больше не собираюсь сидеть сложа руки и просто принимать происходящее», — говорит он. — «Я должен быть самим собой. Более эгоистичным».

Гуден отправился в Центр Смитерса в апреле 1987 года, сразу же после того, как у него обнаружили кокаин. Там он чувствовал себя неловко, отказывался открыться доктору Лансу. Он думал, что сам способен справиться с ситуацией. Ты не очень-то мужчина, если тебе приходится идти со своими проблемами к кому-то ещё, рассуждал Гуден.

Консультанты пытались объяснить ему, что алкоголь выступает «воротами» к кокаину, но урок не был усвоен. Через три недели после выписки Гуден снова начал пить. «Если я выигрывал, то шёл пить, чтобы отпраздновать», — говорит он. — «А если проигрывал, то пил для того, чтобы забыть об этом».

После четырёх недель пребывания в Центре Смитерса лига начала тестировать его на наркотики до трёх раз в неделю. Так как в течение нескольких лет он оставался «чистым», организация ослабила свою бдительность. Сначала они перестали брать пробы в те дни, когда он выходил на поле. В конце концов, частота проверок сократилась до восьми случайных тестов в течение бейсбольного сезона. По словам Гудена, Ланс тоже начал сокращать наблюдение за ним, освободив его от посещения собраний общества анонимных алкоголиков Нью-Йорка. Он был такой знаменитостью, что его появление постоянно отвлекало внимание.

Тем временем проблемы Гудена с алкоголем усугубились. В 1991 году, после отъезда Строберри в Лос-Анджелес, «Метс» опустились на пятое место с результатом 77—84. Впервые в карьере Гуден оказался в проигрывающей команде. Деградация продолжалась: 90 поражений в 1992 году, 103 поражения и последнее место в 1993. Гуден переживал два первых своих неудачных сезона. Утешение он пытался найти в бутылке пива и на дне рюмки. Именно тогда его рука начала неметь.

«Раньше я не думал, что такое может произойти, но в те годы выпивка начала влиять на мою работоспособность», — говорит он. — «Через некоторое время надругательство над своим телом даёт о себе знать».

В декабре 1993 года, после одной из ночных вылазок в Тампу, очередной тест на наркотики дал положительный результат. Необъяснимым образом, как сказал высокопоставленный сотрудник офиса лиги, медицинский персонал не поставил в известность об этом руководство и профсоюз игроков. «Сделав это, они оказали ему медвежью услугу», — говорит бывший тренер Гарланд. — «Это заставляет задуматься, сколько ещё было подобных случаев».

Но положительный тест в июне прошлого года без внимания не остался. «Метс» сообщили Гудену, что он может быть отстранён от игр за нарушение правил программы реабилитации. Он, в свою очередь, всё отрицал, а друзьям сказал, что серьёзной проблемы нет, что он просто пропустил тест из-за того, что проспал. О своей 60-матчевой дисквалификации он узнал 24 июня, в день, когда он должен был начинать игру с «Питтсбургом». «Метс», как всегда параноики, уговорили Гудена выйти на поле. В конце концов, лига ещё не была готова объявить о дисквалификации и что подумали бы люди, если бы питчер не вышел на поле? То выступление оказалось худшим в его карьере. «Если бы мне пришлось решать снова, — говорит Гуден, — то я ни за что не вышел бы на игру».

Поначалу консультанты Гудена Миллман и Соломон не рекомендовали ему проходить ещё один курс реабилитации в стационаре. Они предложили расширить программу наблюдения, включая дополнительные тестирования. После встречи с врачами 1 июля Гуден отправился домой в Сент-Питерсберг. Во время одной из прогулок в уик-энд Дня независимости он решил: «Я просто выпью пару кружек пива».

Его падение продолжилось. «Я всегда знал одного или двух парней, у которых был кокс», — говорит Гуден. — «Это не выглядело как поездка в какой-нибудь неблагополучный район, где нужно было опустить стекло автомобиля у нужного человека». Однажды утром, в день запланированного тестирования, он позвонил Лансу и сказал: «Я нюхал кокаин вчера вечером. Нужно ли мне пройти тест?» Врач ответил ему, что он должен поехать на это тестирование.

Наконец, 22 июля, он зарегистрировался в Центре Бетти Форд. Когда Гуден сообщил своей жене Монике новость о том, что он отправляется в клинику, она озадаченно спросила: «Зачем?»

«Она не знала, насколько всё плохо», — вспоминает Гуден. — «Она всегда спала, когда я поздно ночью возвращался домой».

Но через три недели после того как он покинул клинику, депрессия вернулась, а следом за ней и кокаин. «Оглядываясь назад, — говорит он, — я должен был позвонить Джиму [Нидеру] и рассказать о том, что чувствовал. А я словно изолировал себя от остального мира и не хотел видеть никого, даже членов своей семьи».

Затем, 15 сентября, «Метс» подтвердили, что Гуден снова нарушил программу реабилитации. В лиге и клубе не стали принимать дополнительные меры, по сути, дав ему время собраться с мыслями. Но положительные результаты давало ещё больше тестов, и 4 ноября Гуден был дисквалифицирован на весь сезон 1995 года.

«Люди спрашивали, как можно употреблять наркотики, зная о том, что тебя постоянно проверяют?» — говорит Гуден. — «Но это не так просто — не употреблять. Я помню, как повторный положительный тест сдал Отис Никсон (игрок «Брэйвз» в 1991 году — прим. автора). И я подумал тогда: парень, как ты мог сделать что-то подобное, когда на кону стоит так много? Теперь я понимаю это».

Гуден утверждает, что с тех пор остаётся чистым, и у него есть результаты анализов, чтобы доказать это. «Мне нужны эти тесты», — говорит он. — «Одно дело — говорить, другое — иметь доказательства».

Он вернулся к собраниям общества анонимных алкоголиков, которые посещает три раза в неделю, а также занятиям с личным консультантом в Нью-Порт-Ричи во Флориде дважды в неделю. Один из членов его группы, 70-летний мужчина, который ходит на собрания уже 30 лет. Гуден был потрясен его рассказами о моментах в жизни, когда у него возникало желание вернуться к алкоголю. Другой член группы рассказывал, что у него было девять рецидивов, и он прилагает все усилия, чтобы не допустить десятого.

«Я понимаю, почему так происходит», — говорит Гуден. — «Ты никогда не сможешь победить это. И это нужно принять. У меня всё ещё бывают дни, когда я падаю духом. Разница в том, что это не длится так долго, как бывало в августе и сентябре».

В конце января Гуден вылетел в Нью-Йорк, чтобы встретится с Миллманом и Соломоном. Когда самолёт снижался, заходя на посадку в аэропорту Ла-Гуардия, сторона, на которой он сидел, оказалась наклонена к стадиону «Шей». Гуден увидел гигантскую подкову с огромным зелёным газоном, маняще раскинувшимся перед ним. Переполненный не печалью, а радостью, он едва не расплакался. В тот момент ему хотелось стоять на поле, держа в руках новый бейсбольный мяч, и видеть перед собой новые возможности. 

«Давай! Забирайся внутрь, поговорим», — говорит Гуден, жестом указывая на свой мерседес, когда дождь начинает стихать. Блестящие диски на колёсах сверкают даже в сумраке позднего утра. Он сам выбирал их и заказал ещё один комплект для кабриолета Моники. Чтобы занять себя, он превратил свою любовь к кастомизации автомобилей в серьёзное хобби. Сейчас он возится с порше 1974 года и шевроле 1969 года. Реновация. Это то, что он делает и со своей жизнью.

Проскользнув за руль, Гуден всё ещё потеет после изнурительного занятия с личным тренером. Он хорошо выглядит и говорит, что когда бросает бейсбольный мяч, тот вылетает из руки как в прежние времена. «Отсутствие алкоголя в организме, — говорит он, — делает тебя быстрее и жёстче».

Одетый в синие шорты и нейлоновую тренировочную куртку с символикой «Метс», он выглядит и говорит так, словно всё ещё является асом команды. На самом деле у него нет работодателя, что должно быть серьёзной проблемой для человека, который содержит большую семью. Начиная с 1987 года, с дома за 320 тысяч для своих родителей и дома за 530 тысяч для себя и Моники, Гуден купил пять из семи домов в своём квартале, расположенном в тупике на набережной. В одном из них живёт его племянник, аутфилдер «Марлинс» Гэри Шеффилд. Гуден хочет купить оставшиеся два дома, а затем установить ворота на въезде на улицу, хотя и говорит, что сейчас очередь Гэри делать покупки.

Гуден, в прошлом году доработавший трёхлетний контракт на 15,45 млн долларов, а за свою карьеру в лиге заработавший около 25 млн, говорит, что он финансово обеспечен. Он просто хочет снова подавать в Главной лиге бейсбола, даже до истечения срока его дисквалификации в ноябре. По его словам, бейсбольные чиновники допустили возможность его возвращения в середине лета, если он докажет, что привёл свою жизнь в порядок. Впрочем, лига это не подтверждает. У Гудена есть предложение начать переговоры о новом контракте от «Метс», как только он получит разрешение играть. Ничего другого он не хочет.

«Мне кажется, что Нью-Йорк это мой дом», — говорит он. — «Я принадлежу ему. Иногда кажется, будто я вырос здесь».

«Конечно, я хотел бы извиниться перед болельщиками за свои действия, но могу честно сказать, что я на правильном пути. Я привожу себя в лучшую форму, чтобы быть готовым, когда представится шанс. Возможно, пришло время перестать мечтать о том, что это снова может оказаться 1985 год. Но я бы солгал, если бы сказал, что не хочу снова выиграть 20 матчей за сезон».

«Я всё время мечтаю о возвращении. Если мне разрешат играть в июне или июле, я могу представить себе, как выиграю титул самого ценного игрока, приду на торжественный приём за наградой и произнесу речь. В голове я постоянно прокручиваю эту речь».

Дождь закончился, выглянуло едва заметное солнце. Ему пора в путь. Днём его ждёт встреча с психологом, а вечером — собрание общества анонимных алкоголиков.

Перед уходом ему задают вопрос о том, что он был в печально известной паре с Дэррилом Строберри. Оба начинали как звёзды и должны были стать доминирующими игроками своей эпохи. Теперь же оба на улице, с беспорядочными жизнями и неопределёнными карьерами. Док и Стро. Снова товарищи по команде.

«Это печально», — отвечает Гуден. — «Истории в чём-то похожи. Только Дэррил был более шумным, чем я. Возможно, если бы я был решительнее, а он нет, всё сложилось бы лучше для нас обоих. Но только возможно». 

P. S. Я начал свою профессиональную карьеру в Главной лиге бейсбола в то же время и в том же городе, что и Строберри с Гуденом, и я видел добродетель в каждом из них, что делает эти истории ещё более трагичными. Я также знал, что этот рассказ, один из самых длинных на страницах Sports Illustrated за последние двадцать лет, не является финалом баллады о Дэрриле и Доке. Новые главы их истории не перестают появляться. Осенью 2005 года Строберри признался в подаче ложного заявления в полицию, а его жена подала на развод. Гуден, сын которого сидел в тюрьме за нарушение условий испытательного срока, был приговорён к трём годам условно за побег от остановившего его офицера дорожной полиции.

P. P. S. Дуайт Гуден завершил карьеру в 2000 году, выиграв Мировую серию в составе «Янкиз», но так и не смог справиться со своими проблемами. В 2010 году он получил условный срок за создание опасности для ребёнка, а позднее арестовывался за хранение кокаина и вождение в состоянии алкогольного опьянения. Дэррил Строберри закончил играть в 1999 году, перед этим дважды став чемпионом в составе «Янкиз». После окончания карьеры он боролся с раком, перенёс операцию, дважды сидел в тюрьме и написал несколько книг о своих проблемах.