Макс Эйве. Первый шахматный профи, который всю жизнь считал себя любителем!
Среди чемпионов мира нет ни одного со столь же неоднозначной репутацией. Каждый из них совершал что-то особенное, двигал шахматы вперед… Даже Таль и Смыслов, которые носили титул чемпиона мира еще меньше чем голландец – всего лишь по году, – остались в истории шахмат настоящими глыбами. А про Макса Эйве мы помним больше по нелепой шуточке Алехина, который сказал, что на два года одолжил ему свой титул чемпиона.
Но если другие по-настоящему великие игроки – Тарраш, Пильсбери, Рубинштейн, Керес, Бронштейн, Геллер, Ларсен, Корчной или Иванчук – так и не стали чемпионами мира… то он стал! Пусть и всего на два года, пусть и не победив ни в одном по-настоящему крупном международном шахматном турнире, профессор математики и будущий президент ФИДЕ золотыми буквами вписал свое имя в историю шахмат. Его оттуда уже не вытравить!
Максу много раз везло по жизни, но… таким тихим, нидерландским везением. В нем было слишком много сдержанности, культуры и уважения к соперникам, он так часто был готов уступить свое место, что остается только поражаться, как он сумел добиться таких высот? В нем не было ни агрессии, ни присущего другим чемпионам мира «инстинкта убийцы» –его победы не несли ощущения неизбежности, он никогда не доминировал, не выходил за рамки, словно кем-то нарисованными для него… Если бы не соотечественники, толкавшие Эйве на подвиги за шахматной доской, он, скорее всего, так и остался бы лишь скромным учителем математики в женской гимназии, поигрывающим чисто для удовольствия.
Макс родился 20 мая 1901 года в Амстердаме в многодетной семье Корнелиуса и Элизабет Эйве. Шахматы сопровождали его с самого детства. Родители были влюблены в эту игру, и раз неделю устраивали у себя дома шахматные турниры для всех желающих. Мальчик узнал правила в четыре, в шесть стал обыгрывать отца. Он не был вундеркиндом, но столь раннее начало сыграло свою роль – в 12 лет Эйве стал членом шахматного клуба Амстердама, а начиная с 14 стал участвовать в турнирах национальной федерации.
Шахматы никогда не были настоящей страстью Эйве, он никогда не рассматривал их как вариант для профессиональной карьеры. Да и предпосылок к тому особых не было. Макс был порывистым и смелым, безусловно, тактически одаренным, но при всем этом, ничуть не выдающимся игроком. Математический склад ума, привычка все изучить и разложить по полочкам, двигала его вперед, но как сказал позже Алехин, в нем не было «искры», он был тактиком, который во что бы то ни стало постарался стать стратегом… Проще говоря, у Эйве был потолок, преодолеть который голландец при всем желании никак не мог.
Но он очень старался. Тем более, что учителей у него, начиная с 14 было предостаточно… Не надо забывать: шла Первая мировая война, и в нейтральную Германию перебрались в ту пору многие сильные игроки. И юный Эйве как губка впитывал знания, которыми с ним были готовы делиться великие – Зигберт Тарраш, Рихард Рети, Савелий Тартаковер.
Но больше всего ему повезло с венгерским маэстро Мароци, который стал его настоящим учителем и другом на многие десятилетия… Геза, изгнанный из родины, в ту пору скитался в поисках постоянного пристанища, и курсируя между Англией и Голландией. Он славился непревзойденной техникой, искусством маневрирования и, конечно же, эндшпилем. Уроки их не носили систематического характера – в отличие от работы с Верой Менчик, та была плоть от плоти ученицей Гезы, но Эйве многое взял у него, поднявшись как практик.
Макс был поистине универсальным шахматистом, много внимания уделял дебюту, не раз и не два «отлавливая» на вариант, но особенно много изучал момент перехода из дебюта к миттельшпилю, в чем был одним из первых в мире. Конечно же, обладал очень хорошим комбинационным зрением, но… тут вот какая шутка: Эйве избегал жертв материала, если они не вели к форсированным вариантам, понятие «компенсация» было для математика слишком абстрактно, и интуитивных жертв в его творчестве практически не найти. Может, из-за этого он испытывал легкую неуверенность при проведении сложных стратегических планов. Зато он прямо-таки обожал активную, вплоть до самоуверенности, игру, которую прекрасно подкрепляли его высокие бойцовские качества. Голландец шел до конца!
Параллельным курсом шла и обычная жизнь Макса. Он закончил школу и поступил в 1918 году в Амстердамский университет, где изучал математику. Эти занятия не предполагали много свободного времени, однако аккуратный молодой человек находил его для участия в небольших турнирах… В 1919 Эйве разделил 2-3-е место в чемпионате страны и сыграл дружеский матч с чемпионом Маршаном, который неожиданно закончился вничью.
У Эйве уже появились восторженные поклонники и меценаты, которые верили, что у них в стране, наконец-то, может появиться шахматист большого калибра. Эта вера укрепилась после того как в 1920 году он победил в сеансовой партии чемпиона мира Ласкера и чуть не повторил то же в консультационной партии с Эмануилом, за что удостоился похвалы от маэстро. С тех пор для Эйве чуть ли не каждый год организовывали выставочные матчи с сильными соперниками. Трудно придумать лучший способ для роста мастерства…
В 1921 году Эйве впервые стал чемпионом Голландии. Конкуренция в этих турнирах была не самой серьезной, но… Макс регулярно, по просьбам друзей и меценатов в них играл, и в последующие годы заработал еще дюжину национальных титулов. По этому показателю у него нет конкурентов ни дома, ни в соседних странах. Макс почитал свою родину.
А вот международные выступления удавались ему куда хуже. Несколько коротких вылазок в Англию, Швецию, но главным образом турнир в Гааге, где он набрал… 2 очка в 9 партиях и занял предпоследнее место, убедили его, что ему пора сосредоточиться на математике. Он попробовал свои силы в Лондоне-1922, первом турнире Капабланки после завоевания кубинцем титула чемпиона мира, но и там Эйве ждал провал – лишь 5,5 из 15 и 11-е место. Так что в числе потенциальных претендентов на корону, с которыми Хосе-Рауль подписал Лондонское соглашение о «золотом вале», пятого чемпиона мира и близко не было.
С большими шахматами, казалось, на этом закончено. Эйве закончил свой университет, и нашел место учителя в лицее в Вестервейке. На каникулах он съездил в Париж, где принял участие в первом «чемпионате мира среди любителей», но даже и тут не сумел выиграть, разделив только 4-6-е место, уступив титул латвийцу Матисону… Диссертация и женитьба на Каро Бергман, которая стала верной спутницей его жизни, дались Максу лучше.
А став доктором, Эйве получил должность преподавателя математики в женском лицее в Амстердаме. Он занимал ее вплоть до 1940 года, лишь время от времени делая перерывы для выступлений в шахматных турнирах. Стоит заметить, что лицей, даже когда Макс был «героем нации», никогда не пиарился на его популярности, при этом и не препятствовал его периодическим отлучкам. В общем, этот лицей и шахматист нашли друг друга!
Главным же генератором шахматной активности Эйве был Амстердамский клуб, который из кожи вон лез, чтобы подобрать ему достойных соперников. После первых опытов с Рети (1-3) и с Мароци (6-6), меценаты перешли на новый уровень. В 1926 году вели переговоры с Ласкером, но не сошлись в цене, а в 1927-м нашли Алехина, который готовился к матчу с Капабланкой, и был не прочь провести спарринг. И, против ожидания, матч из 10 партий едва не завершился сенсацией: после двух побед на старте русский чемпион сдулся к 8-й партии, после которой счет сравнялся, и только отчаянная игра на победу в 10-й принесла будущему чемпиону мира общий успех – 5,5-4,5… Свой возросший класс Эйве подтвердил в новом поединке, в котором с минимальным счетом уступил Боголюбову – 4,5-5,5.
Кстати впервые титулом «чемпион мира» Эйве завладел уже в 1928 году, когда он принял участие в «любительском» турнире ФИДЕ, – и на этот раз победил, набрав 12 из 15.
Два года спустя Эйве впервые стал первым в международном турнире – в облюбованном им и Мароци Гастингсе. Состав, правда, был так себе… кроме Капабланки, отставшего от него на пол-очка, и Султан-Хана – все сплошь английские мастера. Но это стало поводом для приглашения кубинца к традиционному матчу. Капа принял приглашение, – и победил 6-4, не проиграв ни разу. Правда, на игре Макса сказывался длинный преподавательский сезон, усталость от которого не позволила ему выиграть пару выигранных позиций. Хосе-Рауль, смотревший в ту пору на всё сквозь призму своих отношений с Алехиным, который упорно не давал ему реванша, был доволен исходом, – и сказал в частной беседе боссам Амстердамского шахматного клуба, что с… такой игрой как в этом матче Эйве вполне мог бы вызвать действующего чемпиона мира на матч, – и отобрать у него «корону».
Как мог Эйве отреагировать на все эти шептания? Очень просто. Ничьей в длинном матче с Флором – 8-8, победой в личной встрече над Алехиным на турнире в Берне и очередным титлом чемпиона Голландии, после чего… он заявил о завершении своей карьеры!
Повод? Для логически мыслящего Эйве более чем серьезный: «Чтобы сосредоточиться на научной и преподавательской работе…» – без тени сомнения заявил он. Пытался ли Макс таким образом «поднять ставки», взбаламутить голландское общество, чтобы то помогло собрать необходимые средства для организации матча на первенство мира? Вряд ли. Он всегда был честен перед самим собой, и если Макс принимал решения, то приходил к ним после логических умозаключений, а не из-за внезапного эмоционального порыва…
Год Эйве не прикасался к шахматам. Но потом бельгиец Колле, ставший организатором, и Мароци сумели-таки убедить учителя математики, что… у него есть шансы в матче против Алехина, – и коль скоро ему может представиться такая возможность, неплохо было бы ей воспользоваться. В Голландии был создан «фонд Эйве», в который каждый желающий мог внести свою лепту, – и обеспечить участие первого голландца в матче за «корону».
Летом 1934-го Эйве бросил вызов Алехину. А тот, едва завершив победой поединок против Боголюбова, вызов принял. Матч должен был состояться через год. И претендент сразу же начал подготовку… В первую очередь – физическую: в длинном матче из 30 партий особое значение приобретает выносливость и Макс приступил к постоянным занятиям спортом. У него был план, разработанный Кмохом – тут было и изучение дебютного репертуара А.А, и мощная теоретическая подготовка, к которой были привлечены Мароци и Флор, и бог еще знает что. Эйве был готов на эксперименты, если он могли дать свои плоды в матче.
Плоды этой подготовки проявились еще в турнире в Цюрихе-1934, где Эйве хоть и уступил 1-е место Алехину, но выиграл у него личную встречу и опередил Боголюбова, Нимцовича, Ласкера и других звезд. Чтобы проникнуть «в таинственную русскую душу», голландцы на шару отправились в СССР, на «тренировочный турнир», организованный в Ленинграде. А последней «пробой пера» стал Гастингс-1934/35, в котором Эйве разделил 1-3-е места с Флором и Томасом, впереди Капы и Ботвинника. Голландец чувствовал: он – готов!
Впрочем, начало матча-1935 стало ошеломляющим для претендента… Алехин чувствовал себя крайне вольготно, и делал что хотел. К 7-й партии счет был 5-2 в его пользу, причем у Эйве не было «черного цвета», а разгромы во французской защите стали общим местом. Но, набрав в ней 3,5 в 4 партиях, русский чемпион почти не возвращался к 1.e4. Лишь раз, в 13-й партии он сыграл так еще раз, получил в ответ открытую испанскую, и дальше шел только в закрытые дебюты. Там же подготовка Эйве казалась отменной, – и в следующих 10 «белых» партиях Алехин сумел одержать только две победы, и те на тоненького.
Начиная с 10-й партии Алехин начал стремительно сдавать… Начала ли уже сказываться усталость, ведь матч игрался в различных городах Голландии, и постоянные переезды не шли на пользу чемпиону мира, или его разочаровало то, что не удался план блицкрига? В любом случае, часто его мысли были далеко от шахматной доски. Да и его «алкогольные опыты» в барах местных гостиниц… когда он искал себе правильную «норму», мало тому способствовали. Александр ужасно провел 8-ю, просто плохо 10-ю, а уж история с 12-й, в которой он забыл теоретический ход, и просто не вышел из дебюта стала историей.
Точку в этом «аттракционе невиданной щедрости» поставила 14-я партия, которая могла завершиться уже на 10-м ходу, но Алехин, зевнув удар, тянул безнадежное сопротивление вплоть до 41-го хода… После нее осознав, что продолжая в том же духе, он уступит титул гораздо раньше, чем будет сыграна 30-я партия, чемпион взялся за ум, – и на следующий день с согласия соперника исполнил «антиалкогольную церемонию», налив себе и Эйве по стакану молока. К слову, перед матч-реваншем 1937 Алехин купит себе… корову!
Впрочем, мало было бросить пить, Алехину надо было изменить сам подход к игре. Ведь с каждой партией, понимая, что корона чемпиона мира совсем рядом, Эйве становился все сильней и неуступчивей, да и мощная теоретическая подготовка начинала сказываться. У чемпиона мира по сути было только одно преимущество над претендентом – это сложные игровые окончания, в которых Макс чувствовал себя менее уверенно, чем в дебюте или же в тактике. Они и принесли Алехину победы в 16-й и 19-й партиях и два очка отрыва.
Эйве ответил на это победой в сильной 20-й партией, одной из лучших его в этом матче, а потом разгромил соперника в 21-й. Перед ней случился эпизод, который, возможно, стоил Алехину звания чемпиона мира. Замешавшись при выходе на партию, А.А. не успел сесть в машину, которую за ним послали, и в ожидании следующей, оправился в бар… Когда его разыскали, играть он уже фактически не мог, на что прозрачно намекнул организаторам. Но голландцы сухо ответили ему: «Публика ждет», – и Эйве сравнял счет в матче.
Однако, ключевой встречей, склонившей чашу весов в сторону голландца, стала, пожалуй, 24-я, когда Алехин ужасно ошибся в элементарном пешечном окончании… Вместо победы получилась только ничья, – и Эйве снова ответил «дуплетом». В 25-й случился очередной «дебютный подарок», а вот в 26-й Макс выиграл уже без помощи соперника… Тартаковер назвал эту партию, в которой голландец тонко пожертвовал фигуру за три пешки и провел их в ферзи, «жемчужиной Зандвоорта». Впрочем, красота красотой, гораздо важнее было то, что после нее до титула голландцу оставалось набрать лишь 1,5 очка в 4 партиях.
Волнение тут же сказалось в 27-й партии, где Эйве проиграл элементарный ладейник, но в трех заключительных партиях голландец стоял как скала. А перед началом 30-й партии сказал своему возбужденному сопернику: «Доктор Алехин, я в любой момент согласен на ничью!» Доктору потребовалась эта ничья, когда он ни с того ни сего кинувшись в атаку с самого дебюта, уже к 15-му ходу оказался без двух пешек в безнадежной позиции…
Так Макс Эйве выиграл свой «матч жизни», став пятым шахматным королем в истории! А вся Голландия ликовала – еще никогда ее представитель не был чемпионом мира.
Трагичность момента для его соперника подчеркивало то, что Алехин лично возложил на него лавровый венок, а затем – и исполнял голландский гимн в честь победителя…
В чем была причина победы Эйве в 1935 году, и является ли он полноправным чемпионом мира? Каспаров считал, что главной причиной стала недооценка Алехиным соперника, а Спасский, Карпов и Крамник особенно подчеркивали его явное игровое преимущество. В матче форма чемпиона мира и впрямь колебалась от «плюса» до «минуса» – претендент же сумел пройти весь путь одинаково ровно, без явных срывов и серий поражений. Говоря о «чемпионе мира по шахматам», никак не уйти от сакральности титула, еще от того, что за всю 135-летнюю историю его носили всего лишь 16 человек… и фигура Эйве, как на нее ни посмотри, выбивается из этого ряда. Макс не был явно лучшим шахматистом мира ни в один момент своей карьеры, и даже одолев Алехина, где-то ощущал неловкость от самого этого факта. Он не доминировал, не сокрушал, как это делали его предшественники, да и последователи, не создал школы и воспитал учеников. Голландец, если уж называть вещи своим языком, оказался в нужном месте в нужное время. Да, конечно же, нужно обладать огромной силой и талантом, чтобы выиграть матч из 30 партий у самого Алехина, однако включать его в пантеон после одной победы?! Других больших побед у него не было!
Даже став чемпионом, Эйве толком не играл. Он стал вторым в Зандвоорте, проиграв там партию Боголюбову. Разделил 3-5-е места в Ноттингеме позади, довольного поражением своего врага Алехина, Капабланки и Ботвинника. Чемпион поначалу был одни из лидеров, но поражение от Алехина в 7-м туре сбросило его с пьедестала, «просмотр века» против Ласкера в 13-м – оставил без шансов на победу. Он разделил первые места в турнирах в Амстердаме, Лейдене и Бад-Наухайме. Всё! Макс даже преподавать не переставал.
Столь «легкомысленного» отношения к своему титулу Алехин точно не мог ему простить – в отличие от него, Александр считал, что чемпион всегда должен быть первым и играть во всех соревнованиях, чтобы пропагандировать шахматы… Да что там – Эйве чуть не отдал священную корону в руки ФИДЕ! Сразу по окончании матча-1935 он передал ей «права на организацию следующего матча на первенство мира»?! Как только Алехин вернул власть в свои руки, это обещание так и оставалось бумажной фикцией вплоть до 1948 года.
Что ждал мир от матча-реванша? Как ни странно, многие отдавали предпочтение Эйве. У него не было таких космических амбиций, как у Ласкера, Капабланки и Алехина, он хотел больше структуры и порядка в шахматах, от него всегда было понятно, чего ожидать.
При этом с шахматной точки зрения Эйве-1937, скорее всего, был сильнее, чем Эйве-1935 – у него было больше уверенности, лучше подготовка и понимание границ своей силы. То, о чем в первом матче он не мог и мечтать, теперь представлялось ему вполне реальным… Макс собирался уже не просто играть, а обыгрывать Александра Александровича.
Однако всей этой внутренней уверенности Эйве хватило ровно на 5 партий, после которых он вел в счете 3-2. А потом – была 6-я партия, в которой Алехин, пожертвовав фигуру на 6-м ходу, просто «выбил пробки» у чемпиона мира. В этой партии по своей беспомощности Эйве напоминал своего соперника алкогольной поры… Александр выиграл еще 7-ю и 8-ю, а затем и 10-ю, фактически предопределив исход матча. Макс встрепенулся, в следующих десяти партиях он даже выиграл две партии против одной, но финиш был провален.
Алехин достиг необходимых для победы 15,5 очков уже к 25-й партии. Эйве был в шоке, да вся Голландия, уже готовившаяся к новому триумфу своего любимца, была в шоке.
Эйве, анализируя итоги матча-реванша, так и не обнаружил главной причины, из-за чего «все пошло не так». Скорее, это было сочетание факторов. Но главным, пожалуй, было то, что если он по сравнению с 1935 годом стал лишь чуть сильнее – Алехин пересмотрел всю свою дебютную концепцию, он поднялся на новый уровень понимания, который помог ему продержаться на высшем уровне почти 10 лет, ведь в 1946-м он все еще собирался играть матч на первенство мира с Ботвинником. И, наверное, сыграл его, если б не умер.
После потери титула Эйве планировал вновь отойти от шахмат, теперь уже навсегда, но… не смог разорвать уже заключенные контракты, в частности, на АВРО-турнир, который с ним в качестве чемпиона мира превратился бы в отбор соперника по следующему матчу за корону, а при чемпионе-Алехине, стал самым обычным, хоть и невероятно сильным по составу турниром. В первой его половине Макс играл неудачно, но на финише поправил дела победами над Файном, Ботвинником и Капабланкой и в итоге разделил 4-6-е места с Алехиным и Решевским, но… в 1,5 очках позади победителей – Кереса с Фаном.
Этот турнир очевидно указал на смену поколений и на уход со сцены великих чемпионов прошлого. А так же то, что 36-летний Эйве – уже далеко не самый юный и перспективный игрок мира. Ботвинник и Решевский младше его на 10 лет, а Керес и Файн – на 15.
Да он, не являясь шахматным профессионалом по сути, и не собирался больше бороться ни за первенство мира, ни просто участвовать в крупных соревнованиях. Может, один или два раза в год, чисто для удовольствия… Что надо хорошему преподавателю математики, любящему мужу и превосходному отцу? Эйве продолжал писать работы по математике и собирался когда-нибудь стать профессором, если его позовет один из университетов. Он даже не хотел возглавлять шахматную федерацию родной Голландии, хотя был символом своей страны, всеми уважаемым, почитаемым. Такое чувство, что на протяжение многих лет уступая уговорам своих добрых друзей, он так «наелся» шахматами, что ему больше ничего не хотелось ни от них, ни в них. Макс не хотел даже преподавать, хотя и написал в 1930-х курс лекций, где сухо и систематично сформулировал свой взгляд на игру…
Отчасти эту манеру поведения в свое время с Эйве списал и Ботвинник, который выиграв титул чемпиона мира в матч-турнире 1948 года, на три года ушел из шахмат, занимаясь в основном научной работой. С точки зрения спортсмена этого не понять, но для обывателя, который не знает, что такое шахматы, кажется, не может быть ничего естественней.
Так, во время Второй мировой Эйве сыграл только в двух турнирах – памяти Мароци, что прошел в Будапеште в 1940-м, и матч с Боголюбовым в Карлсбаде в 1941-м. В ту пору его гораздо больше волновали судьбы родины, и Макс возглавлял Службу продовольственной помощи, подпольную команду голландского Сопротивления нацистской Германии.
От «шахматной спячки» его пробудила только смерть Алехина. После нее ФИДЕ, которая блокировала чемпиона мира за его связи с нацистами, чуть было не приняло решение о том, что титул чемпиона должен перейти по наследству к Эйве. Но… тут резко выступили советские, которые были готовы платить за право провести «матч-турнир на первенство мира». Вот если бы Макс сумел победить в первом послевоенном турнире в Гронингене в 1946 году, может, все пошло бы по другому сценарию, но в гонке за победу в том турнире победил Ботвинник, на пол-очка опередив пятого чемпиона мира, – и вопрос с «короной» долен был решиться весной 1948 года. Не сыграть в таком турнире Эйве не мог.
Увы, матч-турнир завершился полным фиаско голландца. Уже в первом круге в Гааге он в четырех партиях против Ботвинника, Смыслова, Кереса и Решевского не взял даже и пол-очка. Всего в 20 партиях Эйве набрал лишь 4 очка, одержав лишь одну победу…
Сказался и возраст, и то, какой скачок вперед совершили советские шахматисты, и то, что по дороге в Москву, в которой проходила вторая часть турнира, советские пограничники… распотрошили багаж экс-чемпиона мира, забрав все его теоретические тетради.
А, впрочем, свою историческую роль он выполнил, символически передав титул чемпиона мира Ботвиннику, ведь именно завершив вничью партию с ним – 9 мая 1948 года, Михаил стал недосягаем. Эйве по традиции первым поздравил его с завоеванием титула.
После этого провала Эйве садился за шахматную доску только по большим праздникам – вплоть до 1962 года вел вперед сборную Голландии на олимпиадах, вошел в претенденты в знаменитом Цюрихе 1953 года, где выиграл блестящие партии у Найдорфа и Геллера, а в 1956 году сыграл несколько выставочных партий в США с 13-летним Фишером…
Еще в 1950-х Эйве занялся изучением компьютерных технологий, и почти два десятилетия посвятил изучению и обработке данных. В середине 1960-х стал преподавать, став как он и хотел профессором нескольких престижных университетов в Голландии и Европе.
А потом, совершенно неожиданно, ему никогда не нравилось быть функционером, принял предложение Ботвинника и Ко, – и стал Президентом ФИДЕ! На Конгрессе в 1970 году его кандидатура была единственной. Эйве много сделал для развития шахмат по всему миру, но ряд его тезисов вроде «каждой стране – свой гроссмейстер» привело к тому, что титул совершенно обесценился, в самой же ФИДЕ установился «диктат малых стран», попытка провести какие-то разумные решения наталкивалось на противодействие «лобби».
Впрочем Эйве, как и в пору своей молодости, все старался описаться на логику и здравый смысл. Он стал чуть ли не единственным защитником интересов Фишера, когда он рвался к шахматной короне, и не дисквалифицировал его, когда тот вовремя не прилетел на матч со Спасским, а потом максимально оттягивал решение по признанию (без игры) Карпова новым чемпионом мира. Он поддержал проведение шахматной олимпиады в Хайфе 1976 года, на которую демонстративно не приехали все страны «социалистического блока». И он сделал все возможное, чтобы снять пресс с Корчного, когда тот порвал с СССР.
Но, как часто бывает, тот кто породил систему, первым же от нее и погибает. В 1978 году в момент очередных выборов Эйве, уставший от постоянного диктата Советов, отказался от попыток идти на третий срок, – и уже окончательно вышел на заслуженную пенсию.
Даже перешагнув 80-летний юбилей, Эйве продолжал вести активную и содержательную жизнь, много путешествовал, выступал, решал вопросы… В ходе одной из таких поездок у него случился сердечный приступ, а потом, по возвращении в Голландию, еще один. Макс ушел из жизни 26 ноября 1981 года, оставив после себя глубокий след в истории.
Говоря о пятом шахматном короле, никогда не употребляют эпитета «великий»… зато все сходятся во мнении, что он едва ли не первым показал, тот путь, по которому должен идти каждый игрок, который хочет добиться успеха в этой игре. Большой шахматный талант не достается каждому из нас, зато каждый может вторить пословице «порядок класс бьет» – как Эйве сокрушил Алехина, уступая ему практически во всех компонентах борьбы.
Голландец был первым, намного раньше Ботвинника, обратившим серьезное внимание на необходимость систематической подготовки к игре: на соблюдение режима и физические нагрузки, на планомерную работу в области дебюта. Именно он создал первую в истории «бригаду» помощников для подготовки к матчу на первенство мира, и чем вызвал чуть ли не возмущение со стороны Алехина, тот всегда работал над шахматами исключительно в одиночку! Макс Эйве стал великим рационализатором. Несмотря на то, что он всю жизнь считал себя любителем, – он, наверное, и был первым настоящим профессионалом!
Скорее в нейтральные Нидерланды!
Просто когда говоришь о тех, кто мог, но не стал, технически понимаешь, когда и почему человек НЕ стал. Например, Тарраш отказался от титула Стейница в 1892-м, Пильсбери просто "просрал" свой талант, Рубинштейн не смог найти спонсоров, Бронштейну помешал целый ряд факторов, Ларсен стал жертвой собственной эксцентричности, но если бы задался такой целью, то мог, Корчному же просто не повезло. Про Васю можно и не говорить. Все эти люди МОГЛИ.
А вот в отношении Портиша или Тиммана так не скажешь, потому что ни тот, ни другой не имели бы шансов, соответственно, против Карпова, а потом против Каспарова.