Трибуна
19 мин.

Суперпереводчику «Крыльев» – 60! Он говорит на 12 языках, переводит еще с 10 и сейчас учит новый

17

Потомок немцев Алексей Везеров – главный футбольный полиглот.

10 ноября переводчик «Крыльев Советов» Алексей Везеров отмечает 60-летие. В клубе он работает уже 20 лет, с осени 2000-го, а всю жизнь посвящает изучению иностранных языков: свободно разговаривает аж на двенадцати, переводит еще с десятка и не готов останавливаться – накануне юбилея начинал учить арабский.

По признанию Алексея, лучше всего он разговаривает на английском, итальянском, испанском, португальском, польском и украинском языках, чуть хуже – на французском, нидерландском, немецком, болгарском, чешском и турецком. Также он переводит с древнегреческого, латинского, готского, старославянского и других славянских, романских и германских языков.

Мы поздравляем Алексея Геннадьевича с юбилеем, ждём возвращения в РПЛ вместе с «Крыльями» и вспоминаем его потрясающую историю, которая была опубликована в нашем блоге в июне.

Предки Везерова приехали в Самару из Германии, а мама преподавала русский язык в Польше

«Мой прадед знал четыре иностранных языка, у него было четыре высших образования. Точно помню, что он получил экономическое образование в  петербургском университете и окончил мореходку, был морским офицером. Его семья была довольно богатой, и в то время люди свободно путешествовали: прадед, например, ездил в Китай, в Европу. Его родным языком был немецкий, еще он знал французский, итальянский и английский – в Европе это было необходимо.

При Екатерине Второй немцам давали землю в Поволжье и на 99 лет освобождали от налогов. В итоге большое количество людей приехали из Германии в Россию и развивали поволжский регион. Так и мои предки попали в нашу страну: семья прадеда жила в Самаре еще до революции. Когда-то давно я пытался навести справки о родственниках в Германии, попасть в самарские архивы, но там или ничего нет, или не дают ответ.

Моя мама – лингвист, даже преподавала русский язык в Польше, а дядя Николай Леонидович Мурзин занимался языкознанием и тем, что сейчас называется нейролингвистическое программирование. Еще моя бабушка училась в Самарской гимназии, там обязательным было изучение французского, немецкого, греческого и латыни. Мой сын тоже интересовался языками: учил португальский – поскольку в «Крыльях» были бразильцы – английский, испанский, еще пытался турецкий, но не могу сказать, как получилось. Он одно время работал в клубе, но сейчас у него другие интересы.

Учил языки с самого детства: общался со сверстниками из других стран, не жалел денег на словари

Когда был совсем маленьким, моя семья жила в Луганске, со мной уже тогда разговаривали по-немецки. Я девять классов отучился на Украине, а школу заканчивал в Самаре: мне нужно было отучиться год в России, чтобы здесь же поступить в университет. В Луганске было много поляков, болгар, испанцев, и от каждого хотелось что-то узнать, чтобы говорить на их языке. Они мне помогали совершенствоваться, мои родители и знакомые приносили разные книги.

Когда я уже учился в Самаре, в городе был хороший магазин «Дружба» на площади Куйбышева. Там по очень низким ценам продавались книги на чешском, польском, немецком и даже на латыни! Я покупал только художественную литературу – с каждой стипендии по паре книг. В Москве был букинистический магазин, по-моему, на улице Качалова (ныне Малая Никитская – Premierliga.ru) недалеко от испанского посольства, и все, кто занимался иностранными языками, туда ездили. Я покупал словари, изданные во Франции: они ценные, хорошие, но дорогие – по 20-25 рублей в те времена. Однако денег было не жалко, потому что очень хотелось пользоваться качественным материалом.

На Украине мы могли смотреть польское телевидение, слушать польское радио, которое хорошо работало: в то время там были интересные передачи о политике, литературе, искусстве. Когда поступил в Самарский университет, мне советовали слушать радио Би-би-си на английском. Как говорил преподаватель Михаил Васильевич Бондаренко: «Включайте и слушайте 25 часов в сутки, будете слышать хороший и качественный английский язык». Сначала я просто слушал, и эта речь откладывалась в подсознании, а через какое-то время и собственный английский стал качественнее.

У меня были маленькие карточки, я записывал короткие словосочетания. Преподаватели советовали, чтобы в каждом из них одно слово было новым. Я эти листочки всегда носил с собой: на одной стороне было пять-семь словосочетаний, а на обратной – их перевод. Если забываешь, подсматриваешь, а когда выучиваешь, начинаешь делать следующую карточку, но периодически вспоминаешь старую.

Я до сих пор этим занимаюсь. Читаю какую-нибудь книгу, и если что-то понравилось, сразу записываю и откладываю. Еще один хороший способ – переписывать из книги слово в слово, так тренируешь письмо – этот метод посоветовала бывшая заведующая кафедры в университете. Она рассказывала, что переписала половину «Холодного дома» Чарльза Диккенса, прежде чем научилась писать по-английски.

Вообще при поступлении я выбирал между педагогическим институтом, где работала мама, и университетом. В пединституте было интересное отделение – историко-английское, но завкафедры мне сказала: «Иди в университет, нечего тебе делать в институте, там уровень образования намного выше». Это был действительно лучший выбор для моей специальности, диплом университета давал больше возможностей. На факультете филологии было две кафедры – английского и немецкого языка. Меня больше интересовал английский: я учил его в школе и считал более перспективным из-за распространенности.

После университета служил в Эфиопии, работал в Торгово-промышленной палате, ставил «Гамлета» в ТЮЗе

Как отучился, сразу хотел стать переводчиком и был готов работать в любой сфере. Когда выпускников распределяли, один преподаватель шутил: «Некоторые даже поедут за границу». Все радовались, а потом он добавлял: «Самарской области». У меня был выбор: или работать преподавателем в деревне, грубо говоря, 28 лет, или отслужить в армии полтора года и потом идти, куда хочу. В итоге я попал в армию, был в Эфиопии. Официально моя должность называлась «Преподаватель русского языка в военно-политической академии».

После службы пригласили в Торгово-промышленную палату. Мы сотрудничали со всеми крупными предприятиями Самары и области: кабельный, авиационный, ракетно-строительный заводы, организации в сфере электроники, нефтехимии, сельского хозяйства. Эти предприятия заказывали переводчиков, и я работал с ними по договору от Палаты: переводил с испанского, итальянского, португальского, польского, чешского. С каждой следующей работой в конкретной области становилось намного проще.

Из Палаты меня пригласили в центр экономических и юридических консультаций. Тогда начинали создавать совместные предприятия с разными странами – мы в Самаре в основном работали с итальянцами. Через какое-то время кооператив заглох, и глава центра уехал в Москву.

Еще я работал в самарском ТЮЗе, мы с английским режиссером ставили «Гамлета». Постановка была очень своеобразной, приближенной к периоду правления Сталина: мавзолей Ленина должен был изображать ледяную глыбу, актеры носили одежду тех времен. Мы вместе с актерами создавали русский текст из нескольких переводов, приводили в полное соответствие с тем, что писал сам Шекспир. Режиссер прекрасно знал «Гамлета» наизусть: я ему воспроизводил русский текст, и он говорил, где и что не так. Ставили несколько месяцев – работа сумасшедшая, но интересная. Результат понравился, спектакль шел несколько лет.

Я самостоятельно работал по старым связям: например, делал переводы, сидя дома за компьютером, или ездил переводить на предприятия. Потом меня позвали в Администрацию Самарской области в отдел строительства: начинали строить онкологический центр вместе с франкоговорящими канадцами. Еще я сотрудничал с организацией «Помощь СНГ» (программа Европейского союза – Premierliga.ru). Иностранные специалисты приезжали в Самару, и мы вместе ездили по России, Украине. В основном в группе были немцы, голландцы, итальянцы, англичане, поляки, то есть мне приходилось использовать все знакомые языки. Звали работать в итальянскую фирму, когда в Новокуйбышевске строили пропарочную станцию, только после дефолта стройка развалилась.

Пришел в «Крылья», не разбираясь в футболе – помогали помощник Тарханова и легионеры

Когда на меня вышли «Крылья Советов» – а им нужен был переводчик с португальского – я занимался частными переводами. Частником можно было очень неплохо зарабатывать по тем временам, но смотря, как работать. Сделал больше – получишь больше, в этом плюс. Была возможность выбирать: хочешь – делаешь, не хочешь – не делаешь. Главный минус – застой без работы. Зато я мог сделать себе выходной или каникулы, когда мне это нравилось.

Тогда не было базы данных с переводчиками, а люди со знанием разных языков были зарегистрированы у нотариусов, в том числе и я. Иногда возникала необходимость сделать нотариально заверенный перевод, и для этого либо каждый раз нужно было приходить с дипломом и прочими документами, либо один раз зарегистрироваться и потом просто ставить в присутствии юриста подпись под документом. Через одного из них – это была первая нотариальная контора Самары – «Крылья» меня и нашли.

Сначала я в футболе вообще ничего не понимал и просил, чтобы кто-нибудь из команды мне все объяснил. Главным тренером был Александр Тарханов, он направил меня к помощнику Александру Цыганкову – мы до сих пор дружим. Он долго гонял по всем возможным темам, очень хорошо объяснял: показывал на картинках, на фишках, на пальцах. В процессе я и сам много нового узнавал, плюс расспрашивал иностранных игроков. Они мне объясняли игру, я узнавал терминологию, ведь одно и то же в разных странах называется по-своему.

Когда бразильцев в «Крыльях» стало больше, Герман Ткаченко (президент клуба с 1999-го по 2005-й, в 2008-м входил в совет директоров – Premierliga.ru) предложил мне: «Что ты будешь рабочие часы высчитывать, давай переходи к нам на постоянку». Я согласился и задержался в клубе, хотя иногда подрабатывал, потому что в «Крыльях» бывали сложности с деньгами. Вообще в этой работе меня привлекает не сам футбол, а большой круг общения с разными людьми с разной психологией и языками. Пока ничего лучше я не нашел – собственно, и не ищу.

Тонкости футбола понял быстро. У нас был тренер по физподготовке Анжело Алвеш (работал в «Крыльях» с 2008-го по 2010-й – Premierliga.ru), он порой присылал мне книги о футболе на английском, испанском и португальском. Там рассказывается о физподготовке, тактике, теории, как Пеп Гвардиола проводит тренировки, как Жозе Моуриньо психологически и физически готовит игроков. Меня эти книги больше интересуют с точки зрения языка, а не футбола, хотя об игре тоже узнаю много интересного.

Иногда я прошу футболистов: «Привези мне такой-то учебник, я тебе заплачу». Они, конечно, покупают, но денег с меня никто не брал, хотя это вообще-то дорогое удовольствие. Из Франции один из наших игроков привозил учебник по голландскому языку, а Раис Мболи подарил коран на французском. Наш защитник Мехди Зеффан, кстати, с ним играет в сборной Алжира, и периодически через него мы с Мболи передаем друг другу приветы.

Самые сложные легионеры – Бранко и нигериец Уди: один жаловался на неправильный перевод, второй много командовал

Конкретного рабочего графика у меня нет. Тренировки – небольшая часть моей работы, больше времени занимают переводы документов. Если игрок лечится за границей, оттуда присылают бумаги, которые надо переводить на русский. Бывает, футболист проходит обследование в России, и нужно отправить справки докторам команды, откуда он переходит. Еще занимаюсь документами из сборных. Это может быть заключение врача, в каком состоянии игрок прибыл и что с ним делали, или сообщение от тренера по физподготовке, какие тренировки были у футболиста.

Больше всего работы было, когда в «Крылья» пришел Франк Веркаутерен со своим штабом, потому что они еще взяли на себя команду дублеров. Мне приходилось работать почти без отдыха – выходной раз в месяц – нужно было быть и с основой, и с дублем. Требовалось очень много переводить: бельгийский штаб писал рекомендации и делал презентации на английском и фламандском. Тяжело, но интересно.

В то время клуб хотел взять еще одного переводчика, на меня выпадала очень большая нагрузка. Нужно было находиться сразу в нескольких местах, ведь все тренеры – иностранцы: один работал с нападающими, другой – с защитниками, третий – с вратарями. В итоге взяли одного человека, он поработал недели две-три и сказал: «Ну вас с вашей работой». Я опять остался один, но справлялся, как и раньше.

Разумеется, я должен присутствовать на всех занятиях, плюс во время личных бесед с игроками. Если тренер не может пообщаться с футболистом на одном языке или важна точность перевода, приглашают меня. Бывало, человек что-то скажет, я переведу, но реакция собеседника не та, на которую рассчитывали, и меня винят в неправильном переводе. Я стал делать так: прошу прислать по почте текст, делаю перевод и отправляю адресату. Если кто-то недоволен моим переводом, пусть его смотрит другой человек.

В «Крыльях» такой случай был, например, с Сержем Бранко. После перехода он пошел к генеральному директору и спросил: «А с кем мне играть? Где игроки?» Это дошло до ребят, они ополчились на него со словами вроде: «Ты кто такой, что нас ни за кого не считаешь?» Бранко понял, что жареным запахло, и оправдывался: «Я не это имел в виду, меня неправильно перевели». Когда идет обычный разговор, сложно перевести не так: либо надо делать с умыслом, либо не понимать язык. Бывают сложности с юридическими и медицинскими документами – там можно допустить, что я что-то неправильно понял.

Еще странно себя вел нигериец Дюк Уди. Например, ситуация в раздевалке на стадионе: я на одной стороне переводил какому-то игроку, Уди сидел в другой части, а посередине стояли бутылки с водой. Он подозвал меня: «Иди сюда». Я подошел, и Дюк сказал: «Принеси воды». Ответил ему: «Ты чего, совсем, что ли?» Он встал и сам взял. А как-то Уди пришел на тренировку без бутс. Его спросили: «Как ты мог без них прийти?» Он нам предъявил претензии: «А почему вы мои бутсы не взяли?» Кто-то взял такси, поехал на базу или в гостиницу, где Уди их оставил.

Когда я перевожу тренеров, они не просят меня повторять их эмоции и жесты, но вообще это желательно. Я к этому привык, когда занимался синхронным переводом фильмов в кинотеатрах: там нужно передавать эмоции, частично копировать голос, чтобы люди поняли, кто и о чем говорит. Мой отец, кстати, был актером и режиссером народного театра, учил определенным приемам.

Однажды я работал на авиационном заводе с человеком из Италии, а жители этой страны вообще используют много жестов. Есть такая шутка: если итальянцу связать руки, он не сможет говорить. Я переводил что-то связанное с компьютерами, этот итальянец здорово жестикулировал. В перерыве он сказал мне: «Ты неправильно переводишь». Я спросил: «Почему? Ты же не понимаешь русский». Итальянец объяснил: «Вот я такой жест делаю, а ты – нет, просто говоришь». Я ответил: «Хорошо, тоже буду жестикулировать».

Общую установку переводит на английский, в личных беседах переходит на язык игрока

Помню, когда в «Крыльях» было много бразильцев, вся команда материлась на бразильском португальском. Потом появились несколько игроков из бывшей Югославии, и тогда ругались по-сербски. Такие слова игроки учат без нас, я просто объясняю, что эта лексика применяется в такой-то области. Как-то Тарханов говорил по-русски одному из бразильцев: «Спокойно». Игрок в ответ послал его подальше. Я объяснил ему, что имел в виду тренер, и он ответил: «А я думал, он мне что-то плохое говорит. Еще не понимал, как же так».

Периодически приходилось переводы смягчать, хотя никто из тренеров при мне ни разу не общался с игроками с помощью матерных слов. Иногда тренер злился, если видел, что игрок что-то делал не так, но это просто эмоции. А игроки – тот же Бранко, некоторые бразильцы – могли материться в ответ на замечания. Я объяснял или самому игроку, или его друзьям-соотечественникам, что такое поведение неприемлемо.

Количество языков, которое я могу использовать за занятие, зависит от того, сколько иностранцев на поле и как много языков они знают. Например, сейчас, когда тренер обращается ко всей команде, я перевожу на английский, а когда были бразильцы, использовал испанский или португальский. Если кто-то недопонял, я потом объясняю на его родном языке. Единственный сложный момент был на матче сборной России с командой легионеров РПЛ в 2003-м. Там я переводил сразу на три языка, но просил тренера (команду тренировали Александр Тарханов и Виктор Прокопенко – Premierliga.ru) останавливаться, чтобы успеть перевести его слова. В языках сложно запутаться, ведь все они разные. Просто переключаешься с одного на другой, как на компьютере переходишь с одного файла на следующий.

Я смотрю матчи на лавке с тренерами, но больше чувствую себя ярым болельщиком команды. В тренерские дела никогда лезть не буду, сколько бы установок ни видел, сколько бы теорий ни знал. Есть хороший американский принцип: каждый должен нести свой чемодан, но для этого ему нужно дать его чемодан. У меня такой есть, и я его несу.

Футболисты интересуются английским языком, особенно хорошо говорил Башкиров

Я ко всем игрокам отношусь очень хорошо, просто с кем-то общался ближе: например, с Эдуардо Лобосом, Леилтоном, Катаньей. Тот же Лобос неплохо по-русски разговаривал, но лучше всех из бразильцев говорил Леандро Самарони – честно говоря, я удивлялся, до какого уровня он дошел. Но его интерес объясним: если нормальный человек находится в чужой стране и не хочет быть привязанным к переводчику, ему нужно знать местный язык, это естественно.

В 2008-м в «Крыльях» одновременно играли легионеры из Северной и Южной Кореи – Цой Мин Хо и О Бом Сок. У них были свои переводчики, и я общался только с ними, с самими игроками не работал. Во-первых, не знал корейского, во-вторых, северокореец обязательно должен был ходить с личным переводчиком, а зачем его привезли южнокорейцу, не знаю – игрок и так неплохо говорил по-английски.

Южнокорейцы были более свободными людьми, в Северной Корее – сильная коммунистическая диктатура, поэтому у них за всеми должны были следить. Переводчик должен был каждый день проводить игроку что-то вроде политического информирования, он же получал все деньги – не знаю, сколько отдавал игроку. Со стороны Ткаченко это был больше политический ход – примирить на поле Северную и Южную Корею.

Причем сами игроки не могли общаться друг с другом – очевидно, это какие-то северокорейские постулаты. Они даже сидели в разных частях столовой. Когда Цой забил гол за дубль, его сразу вызвали в посольство в Москву и дали партийный билет. Он однажды сыграл вместе с южнокорейцем за основу (2 мая 2008-го в матче с «Амкаром» (2:0) О Бом Сок отыграл все 90 минут, а Цой Мин Хо вышел в добавленное время – Premierliga.ru) и через какое-то время пропал. Его вызвали обратно, больше он у нас не появлялся.

Большинство русскоговорящих игроков «Крыльев» интересует английский язык. Некоторые просят перевести инструкции какой-то техники, письма, которые им присылают, или обращаются за помощью, когда сами кому-то пишут. В основном спрашивают совета по переводу или отдельным словам. Женя Башкиров владел английским на удивительно хорошем уровне для футболиста, у него было стремление и желание к изучению языка. Еще Жене Конюхову нравился итальянский язык – по-моему как раз, когда появился тренер вратарей Петрелли. Он интересовался грамматикой и способами расширить словарный запас.

Из тех, кто раньше играл или работал в «Крыльях», я больше всего общаюсь с Анжело. У нас нет каких-то общих интересов, просто дружеское общение. Он пытался несколько раз попасть в «Крылья», но я только мог передать просьбу руководству, а там уже принимали решение. Анжело очень понравилось в России. Сейчас он работает в одной из молодежных бразильских сборных.

Мне самому интересно съездить в Бразилию, я в Латинской Америке вообще никогда не был. Что-то по времени пока не получается, да и это недешевое удовольствие. Интересно посмотреть, откуда вышли наши самые известные бразильцы – Леилтон, Соуза. Они в свое время привозили из Бразилии книги Жоржи Амаду – он известный в России писатель, но мне хотелось его почитать в оригинале.

Языком лучше заниматься каждый день хотя бы по 5-10 минут, не раз в неделю по 2-3 часа

В ноябре мне исполнится 60 лет, и в ближайшей перспективе моя цель – хотя бы минимально выучить арабский, сейчас он на самом начальном уровне. Давно лежит хороший учебник, который привезли из Испании, но до него все не доходили руки, а теперь появился спортивный интерес. Сейчас, общаясь с иракцем Сафаа Аль-Фураиджи, использую какие-то арабские слова, короткие фразы, а он смеется – радуется, хотя в основном мы с ним говорим по-английски.

Один из главных советов тем, кто учит иностранные языки – мотивация: нужно знать, для чего это надо. Когда мотивация есть, появляется интерес и становится проще. Кроме самого желания нужно постоянно учиться и учиться. В язык нужно войти – понять, как думать на нем. Например, я должен одновременно слышать и видеть его, поэтому и делаю себе маленькие карточки, все время что-то слушаю – даже если это новый язык, и я не понимаю большинства слов. Зато вхожу в него, постепенно набираются слова, грамматика. Чем больше практики, тем лучше.

Постоянство тоже важно: нельзя раз в неделю позаниматься два-три часа и забыть до следующей недели – полнейшая ерунда. Лучше каждый день по 5-10 минут. Мне помогало, что пока другие люди теряли большую часть свободного времени, я на каком-то языке слушал или читал. Здесь как у велосипеда: пока крутишь педали, ты едешь, а когда перестаешь, по инерции еще проедешь, но потом упадешь».

Читайте другие крутые материалы на сайте РПЛ:

А вы помните, что в Самаре первый матч в РПЛ сыграл Игорь Акинфеев? Вспоминаем старт взрослой карьеры капитана ЦСКА

Предыдущий герой в «Лиге профи» был помощником президента в клубе ПФЛ, два раза приходил в «Рубин», а сейчас креативит в соцсетях «Локомотива»

Уже подписаны на РПЛ в ВК и инстаграме? Лига ведет еще и телеграм-канал: t.me/premierliga

Фото: ФК «Крылья Советов»

logoОрганизация РПЛ
logoпремьер-лига Россия
logoКрылья Советов