Тимоти Белла «Баркли. Биография» Глава 14
Эпилог/Благодарности/Фотографии
***
Филадельфия менялась, и Public Enemy озвучили город, где взрывался хип-хоп, в том числе делая отсылки к Чарльзу Баркли в своей песне «Rebel Without a Pause».
«Я упомянул Чарльза, потому что он был неумолим, нагл, дерзок, быстр и яростен, без паузы. Баркли подходит под все это, — сказал Чак Ди. — Чарльз был героем момента».
Быть упомянутым в триумфальной песне Public Enemy в конце 80-х — это был тот вид уличного авторитета, который нельзя было купить. Но Чарльз боялся, что он станет настолько популярным, что потеряет свою свободу и никогда ее не вернет. Он посмотрел на Джулиуса Ирвинга и увидел, как Док потерял всякое чувство уединения. Он не хотел этого, подумал он, но, возможно, у него не было выбора.
Фил Найт рассудил, что любая компания, желающая работать с Чарльзом, уже через десять минут общения с ним поймет, что он из себя представляет. И Nike были готовы предоставить ему открытый микрофон.
«Компания Nike абсолютно точно помогла превознести личность и маркетинговую мощь Чарльза Баркли, — сказал Найт. — Он был бы большим и без нас. Мы просто сделали его больше».
С точки зрения председателя совета директоров Nike компания оказалась в болезненном положении. Помимо значительных увольнений, Nike столкнулась с появлением новой компании Reebok.
В надежде преодолеть трудности компании, Nike вернулась к основной стратегии создания продукции вокруг успешных и популярных спортсменов. Что еще более важно, бренд стремился расширить и диверсифицировать свою направленность, не ограничиваясь спортивной обувью. В качестве областей роста были определены несколько нишевых рынков, включая бег, теннис и водные виды спорта. Четвертым направлением стал баскетбол.
Руководители, собравшиеся в 1984 году в особняке на Тихоокеанском Северо-Западе, задались вопросом, сможет ли самый веселый молодой игрок в баскетболе стать тем спортсменом, который возглавит поход Nike в будущее. Поездка на выходные ознаменовала собой то, что Сонни Ваккаро считает началом второго этапа этих поисков. С самого начала было решено, что Nike подпишет как минимум одного игрока, выходящего с драфта 84-го года, а то и трех. С самого начала Найт хотел подписать Чарльза, которого он считал потенциально меняющим игру баскетболистом. Компания была баскетбольным брендом №1 в мире, но Найт признал, что его бизнес имел дело с по-настоящему хорошими игроками, а не с великими. Великие, такие как Ларри Бёрд и Мэджик Джонсон, были с Converse, официальной обувью НБА.
Но Ваккаро, который, по словам журналиста Армена Кетеяна, «практически владел студенческим баскетболом» благодаря своим связям с тренерами и основными программами этого вида спорта, предложил Nike передать все средства, предназначенные для новичков, одному человеку: Майклу Джордану.
Чарльз описал подписание контракта с Nike в июле 1984 года как благословение, которое ни он, ни компания никогда не забудут. «Для растущей глобальной компании было большой честью подписать контракт с парнем из маленького городка Лидс, штат Алабама», — сказал он.
Найт, который подписал Чарльза еще до того, как тот пришел к соглашению о своем контракте новичка с «Сиксерс», посмеялся над дискуссией о том, что достаточно иметь одну звезду, чтобы подписать Джордана.
«В самом начале были споры о том, что раз у нас есть Чарльз, то Майкл нам не нужен. Это не был выигрышный аргумент, — сказал Найт. — Мы очень старались, чтобы подписать Майкла, что было нелегко. И вот, у нас были они оба».
В то время как звезда «Буллз» собирался запустить новую линию Nike под названием Air Jordan, компания планировала, что Чарльз поможет возглавить серию Air Force. В одной из своих первых известных печатных кампаний Чарльз выглядит слишком серьезным в команде со своим наставником Мозесом Мэлоуном в черно-серебристых сетчатых нарядах космической эпохи. В «Men at Work» [«Мужчинах за работой»], одной из самых первых телевизионных реклам с участием Чарльза, он вместе с Мэлоуном и другими звездами в коротких шортах обильно потеет и не произносит ни слова во время игры три на три в дрянном спортзале в Нью-Йорке.
Джим Рисволд, бывший креативный директор Wieden+Kennedy, рекламной фирмы из Портленда, известной своей работой с Nike, вспоминал, что молодому Чарльзу, не привыкшему к тому, что такое съемка рекламного ролика, было трудно взять направление во время съемок «Men at Work».
«Ранняя версия Чарльза, если говорить прямо, была чертовой занозой в заднице, чтобы с ней работать, — сказал Рисволд. — Он еще не до конца оформился, и часто говорил: "Я не буду этого делать, это глупо"».
Благодаря серии резких слоганов — Кроткие могут унаследовать землю, но мяча им не видать — серия Air Force взлетела под руководством Чарльза, который быстро стал звездой баскетбола №2 компании после Джордана. К 1987 году Air Force стала обувью №1 в компании, опередив Air Jordan. В течение пяти лет после подписания контракта с Nike, сумма контракта Чарльза на рекламу составляла $500 тыс. в год.
Взлет Чарльза совпал с тем, что к концу 80-х годов компания Nike обогнала Reebok по объему годовых продаж. Найт высоко оценил успехи Air Force и их важную роль в преобразовании компании Nike. «В каком-то смысле Чарльзу не повезло, что он появился одновременно с Майклом Джорданом, потому что в истории спортивной обуви не было ничего похожего на обувь Майкла», — сказал Найт.
Ваккаро подчеркнул, что Nike была бы просто еще одной обувной компанией, если бы Air Jordan так не взлетел. Это коснулось всех, включая Чарльза.
«Если Джордан не стал хитом в Nike, то и Чарльза Баркли не было бы, — сказал Ваккаро. — Я думаю, что Майкл дал Чарльзу совершенно новую жизнь в этом отношении. Но у Чарльза и всех остальных, кто вслед за ним создал мистическую марку обуви, без Майкла не было бы ни единого шанса».
Известные как Barkleys, кроссовки Чарльза были аппетитными. У Доун Стейли на ногах были Barkleys, когда она была названа национальным игроком года в средней школе во время своего выпускного сезона в средней школе Маррел Доббинс Тек в Северной Филадельфии. Джерри Стэкхауза привлек стиль и ощущения от обуви, которую рекламировал тот, на кого всеамериканский чемпион McDonald's ориентировался в своей игре в средней школе. Она вышла за пределы Филадельфии в Северную Калифорнию, где Мэтт Барнс вырос практически без ничего, пока в девять лет не получил пару Barkleys — первые баскетбольные кроссовки, которые он когда-либо надел. «Я носил их до тех пор, пока в них не появились дырки», -— сказал он. Бакари Селлерс, комментатор CNN, видел, как его родители копили деньги, чтобы купить ему пару, когда он рос, но он не хотел надевать их на площадку, боясь испортить свои разноцветные кроссовки. В Детройте Джален Роуз, новобранец из Мичигана, окончивший Юго-западную среднюю школу, носил Barkleys, потому что он также знал, каково это — быть подвергнутым остракизму за то, что он сильный и убежденный чернокожий спортсмен.
«Я жил, нося Barkleys, — сказал Роуз. — Мы надели его обувь и приняли его борьбу за то, чтобы говорить о вещах, которые пронизывали всю баскетбольную культуру, когда никто об этом не говорил».
* * *
Будучи ребенком, который любил обувную культуру, DJ Jazzy Jeff хотел и нуждался в паре Barkleys, отчасти из-за связи между Чарльзом и Филадельфией.
Забавно, но я думаю, что первым парнем, которого стали почитать за обувь, был, вероятно, Dr. J. Я помню, что первой парой обуви, которую я хотел, были Converse Dr. J's, высокие кожаные кеды.
Люди покупали Barkleys из-за Чарльза. У меня были Barkleys, и они до сих пор у меня есть. Когда ты смотрел на Чарльза, ты как бы смотрел на своего друга, который только что попал в НБА.
В то время Nike действительно были в ударе, потому что все это было так ново для нас. Ты знал, у кого какая обувь.
Я думаю, что этот эффект был связан с тем, что он был мужиком, и не только в баскетболе. Это был Чарльз Баркли, и он был из Филадельфии. Он был рядом, понимаешь?
Chuck D написал в одном из своих первых альбомов: «Я завалю это тебе в глотку, как Баркли». Когда твое имя закрепляется в чем-то подобном, это все. Вот и все!
* * *
Его влияние на баскетбольную культуру отразилось не только на ногах, но и на стенах спален. Чарльз не знал, что думать о Джоне и Токе Костакосе, когда вошел в гараж греческой семьи в Сиэтле в 1987 году. Братья с заразительным характером разработали серию отличительных, оригинальных постеров на спортивную тематику с такими звездами НФЛ, как Лоуренс Тейлор, Джим МакМахон и Брайан Босуорт, которые были обязательными предметами поп-культуры 80-х годов.
«Плакат делал тебя крутым, — сказал Чарльз. — А не ты плакат».
Видя, что Чарльз пришел с деловым видом, братьям и сестре Марианне нужно было сломать лед с тихим и застенчивым парнишкой, который не был склонен открываться незнакомцам. Когда Марианна ростом 147 см отправилась за бандажом для съемок, ей удалось узнать у Чарльза, какой размер он носит: Маленький или очень маленький?
На чистом плакате под названием «Свали с моего щита», первом произведении Костакоса с изображением спортсмена НБА, форвард изображен со скрещенными руками, изображающими защитную хмурость, стоя на ободе. «Мне показалось, что она очень хорошо передает его характер, что забавно, поскольку люди всегда указывают на короткие шорты», — сказал Джон Костакос.
Чарльз оставался близок к семье, особенно к Марианне. Когда она однажды спросила его, почему его выгнали с игры в Филадельфии, Чарльз вспомнил оскорбление, из-за которого это случилось.
«Я сказал судье, что у его мамаши вшивая голова», — сказал он ей, по словам Костакоса.
Дружба между Чарльзом и семьей дошла до того, что однажды он появился на их рождественской вечеринке. Прогуливаясь в Джоновой шапке Санты, ведущий настоял на том, чтобы 125 гостей не просили автографов или фотографий. Что ж, Чарльз узнал об этом через три часа и продолжил подписывать все, что угодно, делать любые фотографии и записывать голосовые приветствия на мобильные телефоны людей. Это Чарльз Баркли. Вы позвонили на номер Джона Костакоса. Я не знаю, зачем вы ему звоните, но оставьте сообщение. Когда маленькие дети одного из гостей заехали на вечеринку, Чарльз вышел встретить их в их минивэне. После того как Чарльз представился младшему ребенку, пятилетней девочке, у нее возник вопрос к своему новому знакомому: Почему все говорят, что ты отстой?
«Мать девочки была в ужасе, но Чарльз немного посмеялся и улыбнулся, — сказал Костакос. — И он ответил: "Потому что я хочу, чтобы они такое говорили"».
* * *
Баркли больше не был круглым или холмом, он заслужил уважение. Он стал баскетбольным королем в Филадельфии. Он был сэром Чарльзом.
Неизвестно, когда и кто начал использовать это имя, но оно было популяризировано среди национальной аудитории в газете New York Times в 1987 году. Этот титул сделает Круглый холм подбора и другие прозвища устаревшими. Одно прозвище для Чарльза, чтобы управлять ими всеми. «Чарльз Баркли, известный все больше как сэр Чарльз, рыцарь круглого мяча, может быть, для кого-то все еще толстяк... но он тот еще толстяк», — пишет Айра Беркоу.
Ожидание восхождения Чарльза в верхний эшелон элиты лиги не могло быть бо́льшим. На четвертом году карьеры Чарльз стал ожидающей сертификации суперзвездой. В его воображении, он мог забивать сверху, как Джордан, забивать в клатче, как Бёрд, и блистать на открытой площадке, как Джонсон. На самом деле, он мог делать это не хуже, если не лучше. «Я определенно не хуже этих парней, — сказал он в 1988 году. — Я не думаю, что кто-то может сказать, кто лучше, но я точно знаю, что я не хуже их».
Но была одна проблема: бесспорный лидер и лицо «Филадельфии Сиксерс» попал в свою личную версию баскетбольного ада. Им был в «Бостон Гарден», знакомый по прошлым неудачам. Уступая «Селтикс» Бёрда на 49 очков, Чарльз, бесконечно расстроенный, пнул складной стул, который скользнул к ряду болельщиков. Когда пожилая болельщица сказала ему, что не очень красиво пинать стул в их сторону или ругаться на товарищей по команде, Чарльз ответил: «Заткнись, сука».
«Она переживет», — сказал он потом.
Судья Майк Мэтис — давний заклятый враг, которого Чарльз злобно преследовал на площадке до того, как его сдержали товарищи по команде в предыдущем сезоне — удалил Чарльза в третий раз за два сезона. После этого Чарльзу не потребовалось много времени, чтобы дать честную оценку своей команде.
«Команда просто плохая. У нас плохая, мать ее, команда, — сказал он представителям СМИ. — Если мы не сыграем идеально, мы не сможем победить». Зная, что слова Чарльза привлекут внимание, Фил Джаснер из Philadelphia Daily News дал филадельфийскому зачинщику шанс прояснить свою позицию. «Я задал этот вопрос группе репортеров: "Вы имеете в виду, что ваша команда сегодня плохо играла?" — вспоминал Джаснер в интервью ESPN в 2001 году. — И он посмотрел нам всем в глаза и сказал: "Нет, мужик, у нас плохая команда"». «Сиксерс» оштрафовали Чарльза на $3 тыс. за эти высказывания — еще одна головная боль в сезоне, полном таких болей.
В феврале 1988 года Эндрю Тони сыграл свой последний матч на профессиональном уровне. Ноющая травма колена, которая стоила Джеффу Руланду почти всего предыдущего сезона, также вынудила его досрочно закончить карьеру. Рой Хинсон и Тим МакКормик были обменены в середине года в «Нью-Джерси» на Майка Гмински и Бена Коулмана. Идя 20-23 Мэтт Гуокас, которого Чарльз когда-то умолял руководство вернуть на пост тренера, был уволен прямо во время перерыва на время уик-энда Всех-Звезд и заменен ассистентом Джимом Линамом.
Разочарование сезона 36-46 контрастировало с блеском Чарльза на площадке. В тот четвертый год двадцатипятилетний игрок более чем удвоил количество набранных очков с сезона новичка, набирая 28,3 очка за игру и делая 11,9 подбора. Чарльз, звезда всех звезд, который единственный раз в своей карьере возглавил лигу по количеству попыток со штрафных бросков, впервые попал в 1-ю команду НБА.
По словам Джона Нэша, не было никакой реальной заинтересованности в обмене Чарльза, которого «Сиксерс» считали лучшим игроком в лиге не упоминая Майкла Джордана.
Хотя они вернулись в плей-офф в сезоне 1988/89 — благодаря разумным сделкам с Херси Хокинсом, Роном Андерсоном и Дереком Смитом — «Сиксерс» были выбиты из первого раунда «Нью-Йорком». Чарльз снова доминировал — 25,8 очков и 12,5 подборов, включая первое место по общему количеству подборов в нападении третий год подряд, но его восхождение пришлось на низшую точку для команды, которая уже два сезона не выигрывала в плей-офф.
Разочарование на площадке, однако, сменялось радостными моментами вне ее. Скотт Брукс, низкорослый, неоперившийся защитник, которого Чарльз пригласил пожить у него на два месяца, вспомнил, как его разбудил посреди ночи громкий вибрирующий гул. «Что это, мать его, по-твоему, такое? Я пылесошу! — сказал Бруксу любитель чистоты. — Я не могу спать, если линии на ковре не ровные». Чарльзу приглянулся 180-сантиметровый защитник из CBA. Помимо того, что сосед по комнате убеждал его смотреть Опру Уинфри вместо раннего выхода на арену и отправлял его на своем «Порше» за $100-выми покупками в Popeyes, Брукс увидел тихую и уступчивую сторону своего друга. После того как Чарльз набрал продуктов из каждого прохода в магазине, Брукс подумал, что Чарльз оправдывает свою прежнюю репутацию Круглого холма. Затем, велев Бруксу проехать под подземным переходом, Чарльз вышел из машины и принялся раздавать продукты из своего багажника десяткам сгрудившихся у машины бездомных.
«Тот день, — сказал Брукс, — произвел на меня такое неизгладимое впечатление — я увидел какой он и что значит быть профессиональным спортсменом».
* * *
Лето недовольства началось в наручниках и продолжилось потерянными деньгами.
Остановившись на обочине скоростного шоссе Атлантик-Сити, Чарльз вышел из машины, когда полицейский штата Нью-Джерси начал обыскивать его черный «Порше» 88-го года, имея основания полагать, что у него есть наркотики или оружие. Что послужило причиной такого подозрения, неясно. В то утро он возвращался домой после выступления перед сотнями детей в баскетбольной клинике об опасностях наркомании. В ходе обыска полицейский Дезире Саймон обнаружила заряженный 9-мм полуавтоматический пистолет Heckler & Koch, лежавший на полу за пассажирским сиденьем. Поскольку у жителя Пенсильвании не было разрешения Нью-Джерси на оружие, заряженное тринадцатью патронами, 17 августа 1988 года Чарльз был арестован по обвинению в хранении управляемого опасного оружия, предусматривающее максимальное наказание в виде пяти лет лишения свободы.
Линам, который присоединился к Чарльзу в клинике, не мог не порадоваться тому, как прошла беседа. Его звезда выглядела как образец для подражания, подумал он. Но как только он подъехал к своему дому, его жена спросила, слышал ли он об обвинении в хранении оружия, чем ошарашила тренера. Как он мог это сделать? Газета Philadelphia Daily News, среди прочих, опубликовала стандартный заголовок «БАРКЛИ АРЕСТОВАН» в связи с тем, что считалось его первым в истории арестом. «Я не знаю, почему СМИ должны делать из мухи слона, — утверждал Чарльз. — Это не то, что бы дело Аль Капоне».
По правде говоря, Чарльз носил оружие в страхе перед расизмом, в страхе перед худшим сценарием, который мог произойти с ним как со спортсменом и чернокожим человеком. Использование пистолета, однако, представляет собой совершенно другой набор вопросов и соображений. По его словам, оружие давало ему неоспоримое чувство комфорта, но для того, чтобы нажать на курок, потребовались бы чрезвычайные обстоятельства.
«Я бы никогда не хотел никого убивать, но я бы никогда не позволил никому причинить мне боль, — сказал он. — Я чувствую, что могу все уладить и без оружия, но большинство людей увидев меня будут запуганы и могут применить оружие. У меня много лет было оружие, но этого никто никогда не знал. Я же не достаю пистолет каждый раз, когда теряю самообладание или вступаю в спор».
На следующий день на тренировке Линам предъявил ему по поводу случившегося. Чарльз сотрудничал с полицией и был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде, и Чарльз помог ему понять, почему он и другие подобные ему спортсмены носят огнестрельное оружие, по словам тренера. Этот разговор позволил ему заглянуть в реальность жизни чернокожих мужчин в Америке.
Обвинение в хранении оружия было снято после того, как судья постановил, что обыск, проведенный полицейским, был незаконным.
Финансовая стабильность была важна для Чарльза с ранних лет, и это правда, так как его политические взгляды были сформированы под влиянием этого фактора. Самый яркий пример произошел в 1988 году, когда он сказал Чарси, что подумывает проголосовать за Джорджа Буша-старшего на президентских выборах того года. В лице Буша вице-президент обещал продолжение 80-х годов Рональда Рейгана с его знаменитой гарантией не повышать налоги: «Читайте по губам: никаких новых налогов». Это привлекало Чарльза, но его интерес к республиканцам смущал его мать. Она отругала ее своего сына, сказав: «Он будет работать только на богатых людей». Чарльз, в легкомысленном комментарии с большой дозой правды, ответил: «Мама, я и есть богатый».
Контекст того периода и признание Чарльзом собственного богатства очень важны для понимания того, как на него повлиял аудит, который он заказал тем летом — аудит собственных финансов, спровоцированный предполагаемой скрытой тактикой его агента. В рамках расследования, проведенного Newsday в апреле 1988 года, было задокументировано, как его агент якобы платил тренерам средних школ и колледжей десятки тысяч долларов, чтобы убедить известных игроков подписать с ним контракт, была раскрыта история плохих деловых отношений Лэнса Лучника с игроками НБА. Угрозы судебного разбирательства исходили от бывших клиентов, включая бывшего товарища Чарльза по команде Терри Кэтледжа. Клифф Левингстон из команды «Атланта Хокс» получил $17 325 в 1987 году после того, как судья установил, что Лучник не предоставил адекватного «руководства, консультаций и советов в отношении ежегодного налогового планирования и подготовки». В другом иске Роберт Рид из «Шарлотт Хорнетс» обвинил агента в том, что тот использовал его финансы так, как будто они были «его личным кошельком». Терри Тигл, универсал из «Голден Стэйт Уорриорз», который уволил Лучника с поста своего агента в 1987 году, сравнил управление финансовым портфелем Лучником с «позволением алкоголику, пытающемуся избавиться от вредной привычки, быть ночным сторожем на заводе по производству виски».
Среди игроков, бросивших Лучника, был Морис Чикс, который расстался с ним из-за плохих инвестиций. Как и Чикс, Чарльз подписал соглашение, дающее Лучнику право вносить и снимать деньги, а также занимать средства. Чарльз и Чикс попросили НБА отправлять их зарплату напрямую Лучнику, что означало, что он получал 10-процентную долю.
Лучник защищал свою работу в интервью газете Atlanta Journal-Constitution в 1990 году. «Никто из моих знакомых не прошел по жизни, не совершив пару ошибок, и я не отличаюсь от них, — сказал он. — Но я бы предпочел не вдаваться в это».
Трудно понять, как сильно Лучник якобы напортачил с деньгами Чарльза. По словам Чарльза, около $200 тыс. были вложены в отели, автосалон и банк, которые оказались на грани банкротства. Аналогичная неудачная инвестиция произошла со сделкой по продаже необработанной земли, которая была оценена чуть более чем на треть от $900 тыс., вложенных в нее Чарльзом. Его инвестиции в качестве совладельца нескольких техасских ферм, специализирующихся, соответственно, на крупном рогатом скоте и орехах пекан, обошлись ему в сотни тысяч долларов.
«Я построил всю свою жизнь на том, чтобы не быть бедным, — сказал он журналу PhillySport. — Когда я рос, мы были настолько бедны, что у нас не было душа. Я давно решил никогда больше не быть бедным».
Чарльз заявил Newsday, что, хотя Лучник был отличным специалистом по контрактам, «этим его участие должно ограничиваться». Но беспокойство достигло предела в июне 1988 года, когда Ассоциация игроков НБА отстранила Лучника от представления интересов спортсменов, ссылаясь на сомнительные платежи. Тем летом у Чарльза не было другого выбора, кроме как провести ревизию бухгалтерии. Чтобы получить четкое представление о масштабах своих потерь, он также обратился к старому другу, который видел его игру, когда он был еще тем толстячком из школы Лидса.
Когда Чарльз поднял трубку, чтобы позвонить Гленну Гатри, он вспомнил, как бустер Оберна поддержал его, когда он получил травму на третьем курсе. Уважение и доброта, которые он проявлял к Чарси и Джонни Мэй Лонг, также имели для Чарльза первостепенное значение. Гатри, специалист по финансовому планированию из Бирмингема, не имел опыта работы с контрактами НБА, но когда дело касалось инвестиций и планирования, Чарльз никому больше не доверял. Именно это ему сейчас и было нужно: доверие. К тому времени, когда Чарльз впервые упомянул в прессе о «множестве проблем» с Лучником, Гатри уже, по сути, взял под контроль его финансы. Дэн Симс, бустер Оберна и друг Гатри, отправился с ним в Филадельфию в конце года, чтобы помочь изучить налоговые декларации Чарльза. Но, как сказал Чарльз, дерьмо уже попало в вентилятор.
«У Лэнса были большие, большие долги перед Чарльзом, — сказал Симс. — Именно тогда Чарльз и Гленн точно узнали, что что-то происходит».
Учитывая, что инвестиции Лучника для Чарльза были описаны как «ядерные отходы» адвокатом, привлеченным для изучения налоговых деклараций, результаты аудита были удручающими. Хотя Чарльз был далеко не на мели — на тот момент у него оставалось более $9 млн. по контракту в дополнение к выгодному контракту с Nike — ему практически нечего было показать за $1 млн., которые он уже заработал.
При изучении деклараций выяснилось, что звезда «Филадельфии» имеет задолженность по налогам и штрафам за четыре года, поскольку их либо не оплатили, либо оплатили с опозданием, сказал Чарльз. Через три месяца было подтверждено, что со счета Чарльза пропала крупная сумма денег. Лучник был уволен в марте 1989 года. Чарльз добивался судебного разбирательства до тех пор, пока Лучник не подал заявление о банкротстве и не потерял своих клиентов из НБА. Не получив иск, Лучник также теряет все претензии своего бывшему клиенту. Также сообщалось о судебном решении в размере $5 млн., которое Чарльз выиграл у Лучника и которое было трудно получить, учитывая, что у бывшего агента не было денег.
«Я полностью оставил свои дела в его руках, — сказал Чарльз о Лучнике. — Я не повторю эту ошибку».
Драма, разыгравшаяся в его жизни летом 88-го года, казалось, разрешилась, и Чарльз избежал как тюрьмы, так и потери денег. Пока все это происходило, мало кто знал, что Чарльз, став немного старше и мудрее, также пытается остепениться.
* * *
История любви всей его жизни родилась в ресторане TGI Friday's.
Сетевой ресторан возле его квартиры на Сити-Лайн был надежной гарантией безопасности. Он там обедал и ужинал после тренировок и игр. Если он был открыт на завтрак, то там готовились блины и бекон. Это был его офис для проведения собеседований и деловых встреч, лишь бы на его столе были бургер и диетическая кола.
Закончив один из своих обычных обедов в ресторане Friday's в октябре 1987 года, Чарльз уже собирался отправиться в банк, когда в дверях появилась сногсшибательная женщина с длинными светлыми волосами. Она входила, он уходил. Встреча Чарльза и Морин Линн Блюмхардт была случайной, но таковой не была любовь с первого взгляда.
«Она схватила меня за руку», — сказал Чарльз изданию Philadelphia Daily News.
«Я не хватала тебя за руку, — ответила она. — Я держала дверь открытой для своего босса, а ты вошел. Я поздоровалась».
«Ты пыталась остановить меня, — ответил он, — а я сказал тебе: "Извини, мне нужно в банк, пока он не закрылся"».
«Ты опять преувеличиваешь», — сказала она.
Будучи юрисконсультом и по совместительству моделью, Морин ростом 178 см посмотрела вниз и ожидала увидеть своего идущего за ней начальника ростом 163 см. Вместо этого, по ее словам, это было «большое черное бедро», принадлежащее Баркли. Она видела его незрелость на площадке и слышала, что он был придурком. Он был вежлив во время их короткого общения, но она особо о нем не думала. Чарльзу, напротив, было любопытно. На следующий день он вернулся в свой второй дом, чтобы спросить у сотрудницы Friday's, кто она такая и как с ней связаться.
Он позвонил ей. Потом он позвонил снова. И снова и снова в течение месяца. Телефон был лучшим другом Чарльза в первые пару лет его жизни в городе, инструментом для связи с теми, с кем ему нужно было оставаться на связи в период одиночества, так что это ухаживание было естественным.
«Он преследовал меня, как собачка», — сказала Морин.
Одна из пяти детей, родившихся в семье среднего класса в январе 1964 года, Морин считала себя одной из тех, кто рос в Бакс Каунти под Филадельфией. Ее большое ирландское католическое семейство было добрым, как и сама Морин. Она была водителем для своей группы друзей и мечтала стать учителем. В детстве она сама себя называла каланчой с большими смешными ногами, но предпочитала, чтобы ее называли Мо. «Я была самым большим сорванцом на этой земле, — сказала она. — Я хотела быть мальчиком и пыталась убедить себя, что я пацан».
После месяца общения Чарльз набрался смелости и пригласил ее на первое свидание — ну, типа того. Приходи на игру «Сиксерс», сказал он, и я оставлю тебе два билета. Приняв предложение, Чарльз связался с парой подруг, чтобы узнать, не могут ли они присмотреться к ней издалека.
Вскоре возникнут осложнения. Морин пригласила на игру своего двадцатилетнего брата Майкла. Разведчицы, сидевшие перед братом и сестрой Блюмхардт, приняли брата за её парня. В свою очередь, Морин заметила, что женщины оглядываются и метают на нее взгляды так часто, что она решила, что одна из них должна быть ревнивой подружкой. Чарльз раздает билеты женщинам на каждую игру, подумала она. После того, как он заметил ее на трибунах с другим парнем, Чарльз уже не обращал на нее внимания, когда она отмахнулась от него после игры.
«Я думал, что она воображала, — вспоминал Чарльз. — Я больше вообще не хотел ее видеть».
Если бы не подруга Морин, которая без спроса дала Чарльзу её номер телефона, их история на этом бы и закончилась. Она убедила его дать Морин второй шанс.
Хотя Чарльз уже встречался с девушками, Морин была поразительна не только в чем-то одном — умная, теплая, надежная. Чарльз ожесточился после приезда в Филадельфию, но с Морин он потеплел, найдя в ней спокойного, терпеливого партнера, давшего ему стабильность, которой он так жаждал. Она играла на противоположных сторонах личной жизни Чарльза, будь то пребывание дома и просмотр телевизора или развлечение друзей на оживленных званых ужинах. В Морин он увидел человека, который сделал его, находящегося на грани святости в Филадельфии, лучше и совершеннее.
«Иногда, — сказал он Daily News, — я думаю, что она слишком хороша».
Морин могла идти в ногу с Чарльзом так, как никто до нее не мог. Когда Чарльз после игр приходил в ресторан Bridget Foy's, чтобы выпить Miller Lites с группой журналистов, Морин делилась своим неоднозначным мнением. Представители СМИ, которые познакомились с ней поближе, подозревали, что Чарльз получил от Мо некоторые из своих лучших материалов.
Через десять месяцев знакомства Чарльз задумался о браке. Пройдет совсем немного времени, и их отношения — пораженный злодей-холостяк завязывает серьезные отношения с местной женщиной — станут достоянием общественности. Чарльз поклялся, что не будет торопить события, но Дэйв Коски, пресс-секретарь команды, сообщил местным СМИ, что форвард «Сиксерс» говорил о женитьбе на Морин еще в августе 1988 года. Билли Каннингем, бывший тренер Чарльза, за ужинами с этой парой наблюдал, как паренек, которого он видел новичком, сильно отличался от зрелого взрослого, которого он видел, когда был рядом с Морином.
«Одной из вещей, которые изменили Чарльза, была Морин, — сказал Каннингем. — Просто находясь в ее присутствии, можно сказать, что именно она направила его в сторону того, кем он хотел быть».
Тогда же пара узнала, что Морин беременна. Эта новость обрадовала Чарси. Пара обручилась к концу года, утверждая, что брак всегда был частью их планов, даже до беременности. Чарльз самым честным образом растолковал, что значит «к лучшему или к худшему», когда речь идет о браке с ним.
«Я сказал: "Ты знаешь, что иногда со мной трудно, что иногда я бываю придурком, я дерзкий, высокомерный и избалованный, но я думаю, что ты тот человек, с которым я хотел бы провести остаток своей жизни"», — вспоминает Чарльз об убедительном аргументе.
Хотя пара весело проводила время — Чарльз попросил актера Роба Лоу позвонить Морин, чтобы поздравить ее с Новым годом, хотя она не верила, что это он — межрасовому браку чернокожего мужчины из Лидса и белой светловолосой женщины из Бакс Каунти было уделено несправедливое внимание. В Филадельфии волевое меньшинство пыталось сказать Чарльзу, кто ему должен нравиться. Морин тоже это слышала. Она вспоминала, как люди ходили за ней в туалет, пытаясь запугать ее: Почему бы тебе не водиться с такими же как ты?
Подвал здания суда казался хорошим местом для свадьбы и избегания внимания прессы. Перед тем, как Чарльз отправился в Хьюстон, чтобы впервые играть в старте в матче Всех-Звезд, пара решила, что лучшего времени для побега не найти. Опасаясь цирка папарацци и охотников за автографами, они предпочли провести частную гражданскую церемонию утром 9 февраля 1989 года в подвале брачного бюро округа Сесил в Элктоне, штат Мэриленд, примерно в часе езды от Филадельфии. За несколько дней до своего двадцать шестого дня рождения Чарльз, одетый в черно-белый клетчатый пиджак, темные брюки и галстук, стоял рядом со своей двадцатипятилетней будущей женой Морин, находящейся на шестом месяце беременности, в платье персикового цвета. Это было настолько интимно, что они не привели свидетелей на свое бракосочетание. «Я реально думаю, что он просто не хотел огласки, — сказала Дженис А. Поттс, заместитель секретаря суда по брачному бюро, о Чарльзе. — Она хотела тихой церемонии».
Через несколько минут после того, как их объявили мужем и женой, пару встретили аплодисментами около двадцати человек в зале ожидания здания суда. Они сделали паузу для фотографий, и Чарльз подписал сотруднику суда программку матча с предыдущего вечера. В тот же вечер пара впервые появилась на публике в качестве мужа и жены на благотворительном мероприятии в Нью-Йорке, посвященном помощи армянам. Прибыв в Хьюстон, Чарльз объяснил, что ему необходимо отделить свою публичную персону от личной жизни, а именно от своей жены. «Это не имеет ничего общего с баскетболом», — сказал он о тихой свадьбе, добавив, что никогда не считал, что свадьбы должны быть соревнованием в том, у кого больше или лучше.
Пока Морин спала в номере отеля, Чарльз разговаривал с репортерами.
«Я чувствовал, что нахожусь рядом с особенной женщиной — мы вместе уже около года — и если казалось, что я не совсем готов, я решил, что это стоит жертвы, — сказал он. — Я сказал себе: если бы я ждал, если бы я позволил ей уйти, это было бы неправильно».
Чарльз наслаждался первыми двадцатью четырьмя часами супружеского блаженства. Но через пять лет игры в «Сиксерс» он начал сомневаться, должна ли «Филадельфия» отпустить его. На подходе был один из его лучших шансов привести «Филадельфию» обратно на землю обетованную. Проблема была в том, что другой игрок и команда тоже хотели выиграть титул.
Майкл Джордан и «Чикаго Буллз».
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
