Сид Лоу. «Страх и ненависть в Ла Лиге» 12. Свистун
Примечание автора/Примечание о валюте и языке
***
Они называли Карлеса Решака el Noi de Pedralbes, мальчиком из Педральбеса — одного из самых шикарных районов Барселоны, через Диагональ и вверх по холму от «Камп Ноу», на котором выстроили огромные дома и который изображенного на картине Жоана Миро 1917 года. Решак родился в 1947 году и вырос там, всегда гоняя мяч по улицам. Он присоединился к «Барселоне» в двенадцать лет и почти никогда не покидал ее. «Я войду в историю "Барселоны"», — шутит он. Он говорит это не из-за семнадцати лет, которые он провел в первой команде с 1965 по 1981 год, белокурых локонов, развивающихся по правому флангу, или полувека, которые он посвятил клубу в качестве игрока, помощника тренера, тренера, технического директора и советника президента, а потому, что однажды он пришел на тренировку и увидел крошечного тринадцатилетнего аргентинского парнишку. «Через две секунды я понял», — говорит Решак. Он подписал контракт с Лионелем Месси на бумажной салфетке.
«"Барселона" — это чувство, любовь всей моей жизни», — говорит он, опускаясь на диван в antepalco, зоне сразу за ложей директоров на «Камп Ноу». Здесь многолюдно и шумно, но далеко не так, за дверьми справа. Осталось чуть меньше часа до начала другого clásico, второго четвертьфинального матча Кубка Испании «Барселона» - «Мадрид», и атмосфера снаружи накаляется. По взлету и падению, по высоте и интенсивности звука можно определить, когда начинается и когда заканчивается разминка, когда впервые появляется Жозе Моуринью, когда появляется и Роналду. Можно сказать, когда Месси выходит из туннеля, неторопливо идя позади своих товарищей по команде. Время идет быстро. Слишком быстро. Обаятельный, веселый и преданный своему делу, его убеждения непоколебимы, но слегка поистрепались, Решаку есть что сказать. Настолько, что к тому времени, как он закончил, комната опустела. Все остальные сейчас снаружи и заняли свои места. Игра вот-вот начнется: пора бежать. Выйти за эту дверь и оказаться на арене, которую мало кто знает, как Решак.
«От политического аспекта никуда не деться, — говорит Решак с самого начала. — "Барселона" была убежищем, способом самовыражения для каталонцев, сепаратистов, националистов. Вокруг клуба собрались даже те, кто не любил футбол. "Барса–Мадрид" — это политика и футбол, объединенные воедино, и то, чем мы являемся, также зависит от мадридского "Реала" — по сравнению с ними. Их идентичность полностью отличается от нашей».
Другими словами, был ли «Мадрид» командой режима? «Hombre [Мужик], без сомнения, без сомнения».
Решак говорит, что после того, как золотой век Кубалы и Ди Стефано миновал, было два матча, которые по-настоящему обозначили соперничество между двумя клубами, оба в Кубке Генералиссимуса. Он играл в обоих: один на «Бернабеу» в финале 1968 года, другой на «Камп Ноу» в ответном четвертьфинальном матче 1970 года. Барса одержала победу в первом матче, «Мадрид» — во втором, но это еще не все. Это были матчи, которые отражали, формировали и определяли соперничество. Они представляли собой сдвиг не только в спорте, но и в обществе. Для «Барселоны» они стали катализатором своего рода пробуждения, укрепляя идентичность, которая, если и была скрытой, то не всегда была явной. И в центре обеих игр был актер второго плана, который так часто выступал в главной роли: судья. Антонио Риго в 1968 году и Эмилио Гуручета в 1970 году.
Решак не одинок в том, что вспоминает эти матчи так, как будто они были вчера. Вернувшись на «Бернабеу», когда его спросили о его воспоминаниях о финале 1968 года, центральный защитник мадридского «Реала» Игнасио Соко скривился и просто сказал: «плохо».
Он продолжает: «Во-первых, потому что мы проиграли, а во-вторых, потому что мы стали жертвами какого-то катастрофического судейства. Судейство мистера Риго было невероятным. Я не могу позволить себе думать, что судья намеренно вышел бы на поле, чтобы ошибиться, но бывают моменты, когда ты думаешь, что либо они очень, очень плохие, либо...»
Либо?
«Либо... — продолжает он, — я не знаю».
«В то время я ничего не говорил, — соглашается полузащитник мадридцев Пирри, — но он судил против нас на протяжении всего матча».
Игра была ужасной и уродливой: «Ужасно, ужасно, ужасно, — говорит Жозеп Фусте. — В наши дни он закончился бы восемь на восемь», — добавляет Решак. «Барселона» выиграла со счетом 1:0 благодаря нелепому автоголу Фернандо Сунсунеги, и самые большие жалобы мадридцев сосредоточены на двух возможных пенальти, в то время как воспоминания всех остальных сосредоточены на том, что было дальше. Матч стал известен как Финал бутылок и привел непосредственно к запрету на использование стекла на испанских футбольных стадионах после того, как разъяренные болельщики мадридского «Реала» забросали поле сотнями бутылок. Игроки были уведены с поля, но когда они вернулись, все началось снова, особенно когда Эладио Сильвестре и Амансио Амаро сцепились у бровки, и защитник «Барселоны» остался в пределах досягаемости болельщиков. Пирри и Мануэль Веласкес призывали к спокойствию, но безрезультатно, а позже информационное агентство отметило: «Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы не успокаивающее присутствие Франко на стадионе». Решак не мог не согласиться с этим. Он видит руку Франко в этой беде, а не в ее усмирении. «Все это контролировалось режимом, было срежиссировано», — утверждает он.
Решак вспоминает оскорбления, крики polacos, или Поляки, в адрес игроков Барсы, уничижительный испанский термин, используемый для обозначения каталонцев. Он даже видел, как бутылка летит по воздуху и ударяется о кубок перед его вручением. Не было никакого круга почета. Жаль, говорит Решак, потому что Кубок Генералиссимуса, названный в честь Франко и им же врученный, принес каталонцам особый грязный трепет, этот намек на бунт. «Тогда мысль о том, чтобы сняться из розыгрыша кубка в качестве какого-то протеста, была невозможна. Если бы кто-нибудь сказал: "Давайте не будем играть на кубок", у него были бы серьезные проблемы. Так что единственное, что вы могли сделать, единственный вариант, который у вас был — это не просто участвовать в нем, а выиграть его, и joderlos, по-настоящему разозлить их. Точно так же, как мы не выиграли много чемпионатов, мы выиграли много кубков. Это был их кубок, это был его кубок, и мы поехали туда, чтобы разозлить их».
В тот вечер «Барселона» определенно их разозлила. Но Амансио настаивает на том, что мифология, окружающая игру, была преувеличена. «Все было не так уж плохо. Ограждений не было, но тем не менее никто не забегал на поле. У нас сто тысяч поклонников: всегда найдется кто-то, кто все испортит, — говорит он. — На самом деле никто не пострадал от бутылки».
«Никто?» — спрашивает Фусте, когда ему рассказывают, что сказал Амансио. Он наклоняется и начинает закатывать брюки. Поперек колена у него шрам длиной сантиметров десять. «Это был один из двух случаев в моей жизни, когда на футбольном стадионе я по-настоящему испугался, — говорит он. — В другой раз это было на Майорке где-то в 1980-х годах. Я работал на радио, и несколько ультрас попытались проникнуть в нашу комментаторскую будку, чтобы напасть на нас, потому что мы говорили по-каталански. В 1968 году я тоже боялся. Некоторые из этих бутылок были разбиты до того, как их бросили. Я предвидел, что это произойдет, и попытался отойти в сторону. Кусок отскочил и ударил меня по колену, разрезав его».
После этого «Барселона» бросилась в безопасность раздевалки. «И уже после все было хорошо, — признается Фусте. — В Мадриде к нам всегда хорошо относились... лучше, чем здесь».
На самом деле все только началось. «После финала они должны были вручить [судьям] кубок, но они сказали, что потеряли его. Я думаю, что никому не понравился счет, — сказал судья Риго много лет спустя в интервью журналисту AS Педро Пабло Сан-Мартину. — Мы отправились в аэропорт Барахас в окружении пяти джипов, полных вооруженных полицейских, и со мной был полицейский в штатском до самой посадки». Мадридцы наложили на него вето, что означало, что он больше не сможет обслуживать их матчи, и шесть других клубов быстро последовали его примеру. «Я думаю, что большинство поступило так, потому что они подчинялись приказам "Мадрида"», — заявил Риго. Вскоре поползли слухи, которые он опроверг, что «Барселона» купила ему квартиру и открыла для него бизнес. Его судейская карьера была практически закончена. Для тех подозрительных фанатов Барсы его судейская карьера закончилась, потому что он отдал предпочтение «Барселоне»; если бы он подсуживал «Мадриду», с ним все было бы в порядке. «Эта игра сделала меня анти-мадридиста», — признался Риго.
Наверху, в директорской ложе, где Сантьяго Бернабеу размышлял о том, что его команда проиграла финал кубка на своем стадионе и против «Барселоны», пережевывая несправедливость, разыгрывался другой конфликт. В конце игры жена Камило Алонсо Веги, министра внутренних дел, повернулась к Бернабеу и воскликнула: «Сантьяго, мы проиграли! Какая жалость!»
Ее муж услышал это замечание и, сознавая свою дипломатическую роль, вмешался. «Рамона, — сказал он, — немедленно поздравь президента "Барселоны"», — на что она ответила: «Ах, и правда, конечно». Затем она повернулась к недавно избранному президенту Нарцису де Каррерасу и добавила: «Я поздравляю вас, потому что Барселона — это тоже Испания, не так ли?»
Ответ Нарциса де Каррераса, произнесенный на каталанском языке, стал легендарным: «Senyora, — сказал он, — no fotem!» Леди, давайте не будем ссориться.
Несколько дней спустя Бернабеу согласился на интервью газете Murcia Deportiva, в котором он похвалил Жоана Вилу Рейеса, потому что «сам факт, что он является президентом каталонского клуба, который называется Español [Испанским], достоин восхищения». Он также утверждал: «Когда я только занял пост президента двадцать пять лет назад, у нас были те же проблемы с "Барселоной", единственное, что изменилось — это то, что они стали больше». И он произнес свою самую знаменитую фразу: «Неправда, что мне не нравится Каталония. Я восхищаюсь и люблю Каталонию... несмотря на каталонцев».
Комментарий вызвал огромную бурю. Бернабеу получил телеграмму от Мануэля Фраги, министра информации и туризма, в которой ему предлагалось забрать свои слова обратно, но он отказался. Тем временем генеральный секретарь государственного телевидения Хуан Росон, по сути, аппаратчик режима, разработал секретный план, чтобы свести к минимуму последствия «неудачных слов» Бернабеу и сдержать последствия. Росон обвинил «Барселону» в той же степени, что и «Мадрид», отметив, что многие футбольные болельщики были «настроены враждебно по отношению к ним» и что каталонцы страдали «комплексом, когда дело касалось "Мадрида"». «Барселона», по его словам, «склонна действовать в соответствии со своим каталонством» и задался вопросом, не политизировал ли Нарцис де Каррерас этот вопрос преднамеренно, в поисках какой-то цели». Его план требовал ужесточения санкций и предусматривал ежедневный план действий на следующие две недели. Он предложил Бернабеу написать письмо болельщикам с сожалением о «недоразумении» и призывом к спортивному поведению, особенно в матче с «Барселоной». Затем Де Каррерас должен попросить болельщиков присоединиться к празднованию серебряной годовщины Бернабеу на посту президента «Мадрида». И в предложении, которое перекликается с Матчем мира 1943 года, Росон рекомендовал раздавать подарки и делать публичные заявления о братстве.
План не был воплощен в жизнь, но он показывает образ мыслей государства, одержимого поддержанием общественного фасада единства, и лояльные СМИ действительно потребовали, чтобы Бернабеу извинился, настаивает одна газета: «Президенту мадридского "Реала" нельзя позволить безнаказанно оскорблять [Каталонию], когда он занимает должность такой ответственности, еще больше нарушая гармонию и уважение, которые "Барселона" и "Мадрид» проявляют друг к другу». В конце концов Сапорта заявил, что слова Бернабеу были вырваны из контекста: на самом деле он сказал, что любит Каталонию, несмотря на то, что не все каталонцы любили его.
Режим всегда стремился публично замолчать особый статус Барселоны, ее идентичность как представителя непризнанной нации, и теперь это было вскрыто — не «Барселоной», а мадридским «Реалом». Испанский национализм тоже часто носил исключительный характер: то, что «Барселона» отличалась от других, часто проецировалось на клуб, а самим клубом, и теперь это стало явным. Габриэль Сиснерос, член франкистского Совета министров, жаловался: «Нет худшего сепаратизма, чем централистский сепаратизм, проявляющийся в таких взглядах, как у дона Сантьяго», в то время как президент «Барселоны» настаивал: «сепараторы хуже сепаратистов».
Клуб, который на институциональном уровне мало что сделал для противостояния режиму, теперь обрел голос. Хотя такие жалобы должны были быть тщательно сформулированы с точки зрения уязвленной патриотической гордости — испанской патриотической гордости — здесь также была своя возможность. Как отмечает Карлес Сантакана в своей превосходной книге El Barça y el franquismo [«Барса и франкизм»], тайная полиция сообщила, что нападка Бернабеу вызвала проблемы у режима, потому что она была использована в качестве предлога для каталонской националистической программы, шанса «раскрыть» и воспользоваться «[предполагаемой] ненавистью, которую испанцы испытывают к каталонцам».
Именно болельщики «Реала» бросали бутылки, а президент «Реала» начал оскорблять, но не было ни санкций, ни штрафов, ни запретов, просто было проведено расследование в отношении газеты, которая опубликовала цитаты, и на страницах католической ежедневной газеты Ya именно «Барселона» получила выговор. Главное сообщение и тон могли прийти прямо из резиденции Франко в Эль-Пардо. В статье, в которой ничего не говорилось об отказе Испании играть с СССР в 1964 году, но критиковался город Барселона за его планы провести несостоявшуюся Народную Олимпиаду в качестве альтернативы Играм Гитлера в Берлине в 1936 году, назвав это «черной страницей в истории Испании», он писал:
Тот, кто стремится осуществлять политические действия с помощью спорта, должен уйти из спорта... Идею спорта как спасательного клапана для политических страстей всегда защищают только те, кто настроен антиспортивно. Вам не нужно ходить на стадионы, чтобы кричать или выплескивать свое негодование, совсем наоборот. Спорт гордится тем, что объединяет, а не разъединяет, и то, чем «Реал Мадрид» больше всего гордится в последние годы — это то, что он внес свой вклад в разрушение международной стены, которую в течение двадцати лет возводили вокруг нас наши враги, вплоть до того, что она стала, как было официально признано, чрезвычайным посольством. Это и есть путь.
«Барселона» находила свой собственный путь, и она двигалась в другом направлении. «Барселона» и «Мадрид» встретились снова два года спустя, на этот раз на «Камп Ноу», и игра стала, пожалуй, самым известным скандалом в истории испанского футбола. Поскольку это был первый сезон с 1951 года, когда ни одна из команд не финишировала в тройке лучших в лиге, и поскольку это был потенциально первый сезон, в котором «Мадрид» мог не попасть в Европу, Кубок Генералиссимуса приобрел особое значение, и соперники противостояли друг другу в четвертьфинале. Мадридцы выиграли первый матч на «Сантьяго Бернабеу» со счетом 2:0, затем «Барселона» повела со счетом 1:0 во втором матче, гол забил Решак. «Мы доминировали над ними, — говорит он, — абсолютно во всем. Они едва могли выбраться из своей вратарской».
Затем, на четырнадцатой минуте второго тайма, Амансио вырвался в контратаку и нашел Мануэля Веласкеса, который, бросившись вперед, был сбит Хоакимом Рифе. Веласкес ввалился в штрафную, и бежавший сзади Гуручета назначил пенальти. Когда защитник «Барселоны» Эладио саркастически зааплодировал, Гуручета удалил его с поля. Амансио забил пенальти, и все шансы «Барселоны» на отыгрыш были уничтожены. «В тот день Гуручета попал ногой прямо в печень, — признается Соко. — я был близок к розыгрышу, а Веласкес был как минимум в полутора метрах от штрафной». Решак считает, что расстояние было больше трех метров. Оно, конечно, было не в штрафной, даже если Бернабеу утверждал, что это был «железобетонный пенальти». После игры Фусте поговорил с Гуручетой. «Он сказал мне: "Не думаю, что совершил ошибку". Я ответил: "Чушь собачья, да, именно ее вы и допустили"».
«Но, — добавляет Фусте, — это не значит, что вы сделали какую-то глупость, ради Бога. Это футбольный матч, а не война». Несколько игроков «Барселоны», поощряемые болельщиками, сделали вид, что уходят с поля в знак протеста. Тренеру, англичанину Вику Бакингему, пришлось вытолкать их обратно на поле, чтобы те продолжили игру. На Фусте это не произвело впечатления. Даже сейчас в его тоне слышится недоверие, когда он рассказывает эту историю, вспоминая все те разговоры: «Какого черта ты уходишь?» Была брошена бутылка, которая попала в тренера мадридцев Мигеля Муньоса, но в основном они просто бросали подушки — согласно официальному отчету Гуручеты о матче, их было почти 30 000. Воздух был полон подушек, и вскоре поле было усеяно ими, мозаика из них была разбросана по газону. Играть становилось все труднее, и за пять минут до конца матча Гуручета дал финальный свисток.
Произошло вторжение на поле, и полиция предъявила обвинения болельщикам «Барселоны» — обвинение, которое один журналист-фалангист назвал «прекрасными». Свет был выключен, и начались пожары. По данным полиции, 69 сидений были вырваны, 169 сломаны, 5 скамеек сожжены, а 11 окон разбиты. Пока болельщики продолжали свои протесты по Рамблас до Каналетес, игроки мадридцев все еще находились на стадионе. «Мы провели два часа в раздевалке, не имея возможности выйти, — вспоминает Амансио, — а потом в нашем отеле в Кастельдефельсе нас для защиты окружила Гражданская гвардия».
«Гуручета, — добавляет он, — был тут же приговорен».
«Такое случается в любом городе», — пробормотал Антонио Кальдерон, генеральный менеджер «Мадрида». Выбор пренебрежительного слова pueblo [деревня] отобразил никудышность города. «Если пресса ужасно обошлась с нами [в 1968 году], то к сегодняшней "Барселоне" можно применить только самые худшие из возможных прилагательных», — сказал он. Судья и его лайнсмены нуждались в защите полиции, провели в камере всю ночь. Скандал был грандиозным, последствия — взрывоопасными. «Мы были тремя самыми известными людьми в Испании», — сказал один из лайнсменов британскому писателю Филу Боллу во время случайной встречи в баре Сан-Себастьяна. «Барселона» напала на Гуручету; дело было не только в том, что они включили его в свой список вето, что было правом клуба, но и в том, что они потребовали его изъятия из профессии. Обложка Revista Barcelonista вопрошала: «Гуручета... Неумелый? Несознательный? Безответственный? Беспардонный?»
Или, спрашивали многие, откровенно нечестный? Тот факт, что его видели за рулем нового BMW, не остался незамеченным, и почти двадцать лет спустя президент «Андерлехта» признался, что заплатил Гуручете миллион бельгийских франков за победу над «Ноттингем Форест» в Кубке УЕФА 1984 года. Это, конечно, не означает, что он был куплен или даже подкуплен в 1970 году, и Гуручета не мог защитить себя от этого обвинения: он погиб в автокатастрофе в 1987 году.
Гуручета стал антихристом «Барселоны». Другая спортивная газета, на этот раз из Сарагосы, писала: «"Барселона" была буквально похищена диктаторским свистом человека, который был вынужден носить черное, но который внутри настолько белый, что мог бы заставить компании по производству стиральных порошков позавидовать». Бернабеу утверждал, что за два дня он получил более двухсот угроз убийством. Эта проблема никуда не делась. Президент «Барселоны» Агусти Монталь Жуниор предстал перед СМИ, чтобы зачитать заявление, торжественность его тона придала ему серьезный, драматический оттенок: «Члены и болельщики "Барселоны" чувствуют себя глубоко оскорбленными и осмеянными несправедливым и постыдным выступлением, которым прославился г-н Гуручета, — сказал он. — Просто невозможно назначить несуществующий пенальти перед 100 000 зрителей без причины и безнаказанно. Хотя всегда неприятно и предосудительно видеть, как люди бросают подушки на поле и видят, что игровое поле занято теми, кого там быть не должно, я понимаю, что эмоциональная стена должна прорваться и переполниться, когда болельщики почувствовали себя столь уязвленными несправедливым поступком мистера Гуручеты».
Франсеск де Каррерас был близок к подпольной Каталонской социалистической партии PSUC. Он написал в Destino: «С этого момента соперничество стало тотальным. История матча «Барселона» - «Мадрид» полна пенальти в пользу «Мадрида», которых на самом деле не было, голов, забитых «Барселоной» и которые были отменены, оскорбительных заявлений в адрес Каталонии высокопоставленными мадридскими директорами, мер, которые явно предвзяты Федерацией [и] судейскими комитетами, бутылок, брошенных в игроков "Барселоны" за то, что они выиграли кубок и т.д. Печальная, неприятная история, характерная для того, что происходит в этой стране». Некоторые разделы каталонских СМИ проигнорировали потенциальные последствия, требуя отставок. То, что они почувствовали в себе смелость сделать это, говорит о переменах в обществе и политике, где Франко становился старше и все более отрешенным.
«Барселона» была оштрафована на максимальный штраф в размере 90 тыс. песет, Эладио был дисквалифицирован на две игры, и было объявлено о расследовании поведения Монталя, что только еще больше огорчило «Барселону». Что касается Гуручеты, то он был отстранен от работы на шесть месяцев. Он никогда больше не будет судить «Барселону» в соревновательном матче. Глава судейского комитета Хосе Пласа подал в отставку в знак солидарности, настаивая: «Нам нужно больше Гуручет». В течение некоторого времени, всякий раз, когда судья принимал плохое решение в матче «Барселоны», раздавалось скандирование: «Гуручета! Гуручета! Гуручета!»
Наблюдая за инцидентами снова, реакция кажется смехотворно раздутой. Веласкес сфолил далеко за пределами штрафной, но он все-таки упал в нее. Решение было плохим, но не настолько и вряд ли заслуживающим яростной реакции, которую оно вызвало, или столь интенсивной мобилизации. Но дело было не только в Гуручете и не только в этом решении; дело было в контексте, в финале 1968 года и не только. Гуручета стал каталонским эвфемизмом для каждого судьи в Испании, эвфемизмом несправедливости. Для некоторых он стал эвфемизмом футбольных властей, мадридского «Реала» и диктатуры.
«В течение тех лет мы всегда чувствовали, что не сможем выиграть лигу, мы всегда проигрывали три или четыре матча на последних минутах или упускали титул в последней игре, — говорит Решак. — Это было похоже на какое-то вето. Я не говорю, что "Мадрид" не заслуживал этих титулов, но всегда что-то случалось. В ста матчах было бы тридцать пять пенальти: тридцать в пользу "Мадрида" и пять в пользу "Барсы". И всегда происходило одно и то же. Порой это становилось для нас оправданием, но это остается фактом».
Если та игра усилила это чувство жертвы, усугубив проблему, то она также усилила и соперничество на ступеньку выше и раскрыла «Барселону». Это стало еще одной нитью зарождающегося каталонского движения и участия «Барселоны» в этом движении, их самоидентификации как своего рода сопротивления. Мало кто раньше осмеливался открыто бросить вызов режиму. Revista Barcelonista поблагодарила Гуручету за то, что он помог клубу «наконец осознать, что это такое и что оно собой представляет». «Мистер Гуручета, — говорилось в нем, — обеспечил инъекцию, в которой мы нуждались». Газета Informaciones добавила: «Это был не просто спортивный протест, это был манифест». Жоан Коломинес активно участвовал в каталонском культурном сопротивлении. В своем дневнике он писал, что протест, «один из тех коллективных моментов, которые ты должны знать, как направить», имел причины, которые «выходят далеко за рамки спорта»: «ни гол, который не был засчитан, ни удаление игрока "Барселоны", ни отношение игроков мадридского "Реала» не оправдывают столь заметного беспокойства. Это было скорее видимым проявлением долго подавляемого внутреннего напряжения».
Cuadernos para el diálogo, последний культурный журнал перехода Испании к демократии, место встречи интеллектуалов и оппозиции, отражение и двигатель перемен, отметил, как появление Гуручеты вызвало появление почти революционных теорий о значении футбола в целом и «Барселоны» в частности. Вскоре они посвятили целый выпуск социальному значению спорта. «В тот день многие тайные поклонники "Барселоны", которые ранее не могли публично заявить о себе из-за политических, социальных или интеллектуальных ограничений, наконец-то подняли головы над парапетом, — говорилось в нем. — Божественные левые Барселоны сейчас являются одними из самых ярых сторонников парней мистера Бакингема».
Гуручета стал той искрой, которая зажгла «Барселону», тот пенальти — стал пробуждением. В заявлении Монталя подчеркивалось, что это не было единичным случаем, память о 1968 году все еще присутствует и теперь всплывает на поверхность. Вместо этого он заявил, что это стало еще одним проявлением дифференцированного отношения, которому подверглась «Барселона», первым официальным публичным выражением убежденности клуба в том, что он постоянно является жертвой. Призыв к справедливости, по мнению болельщиков «Барселоны», признак их паранойи, по мнению мадридских фанатов, превратился в полномасштабную атаку на футбольные власти — за их обращение с судьями, за их отказ разрешить подписание контрактов с иностранными игроками и за якобы неравный способ реализации политики. «Мы не хотим особого отношения, — заключил Монталь, — мы просто хотим справедливого и должного отношения, которого, к сожалению, мы не всегда получаем... За очень редкими исключениями, сезон за сезоном "Барселона" страдает от катастрофического судейства. Мистер Гуручета — последняя капля... статистика ясна».
У Жорди Медины и Хоакима Молинса есть статистика. Действительно, их статистика выходит за рамки того момента, когда Монталь сделал свое заявление, и вплоть до 1985 года. Медина, дважды кандидат в президенты, и Молинс основали группу Un Crit Valent, Доблестный клич. Сидя в кафе на хоккейной арене рядом с «Камп Ноу», они объясняют, что среди целей группы — восстановление и защита исторической памяти «Барселоны». По их словам, они полны решимости добиться того, чтобы «правда выплыла наружу», и активно добиваются того, чтобы это произошло. В марте 2009 года они подготовили доклад под названием «Великое мошенничество девятнадцати титулов "Реала"». В докладе обсуждается «перехват» Альфредо Ди Стефано; катастрофические экономические последствия строительства «Камп Ноу», которые, по их словам, усугубились задержками с утверждением реклассификации земли, занимаемой старым стадионом «Лес Кортс», и «злоупотреблениями» со стороны судейства, с которыми столкнулась «Барселона». Особое внимание в докладе уделяется периоду, когда Хосе Пласа возглавлял национальный судейский совет.
Согласно отчету, Пласа отвечал за назначение судей на матчи в течение тринадцати сезонов, в 1967-1970, 1975-1980 и 1985-1989 годах. За этот период мадридский «Реал» выиграл одиннадцать чемпионских титулов, мадридский «Атлетико» — два, а «Барселона» — ни одного. За десять сезонов с 1970 по 1985 год, когда он не назначал судей, мадридский «Реал» выиграл два чемпионских титула — столько же, сколько «Барселона», «Реал Сосьедад» и «Атлетик Бильбао» — в то время как «Валенсия» и «Атлетико Мадрид» выиграли по одному. За тринадцатилетний период под руководством Пласы мадридский «Реал» заработал на тридцать четыре пенальти больше, чем «Барселона», в то время как «Барселона» получила на семьдесят восемь желтых и на пятнадцать красных карточек больше, чем «Мадрид». Без Пласы преимущество мадридцев по пенальти падает с тридцати четырех до пятнадцати, а по желтым карточкам — с семидесяти восьми до восемнадцати, в то время как количество красных карточек полностью меняется: с пятнадцати красных карточек у «Барселоны» до десяти красных карточек у «Реала». Далее в докладе Un Crit Valent цитируется знаменитое заявление арбитра Антонио Камачо, который однажды заявил: «Пока Пласа является президентом, "Барселона" не выиграет чемпионат».
Отсутствие окончательного доказательства судейского сговора не является окончательным доказательством отсутствия оного. Но ни разу не было представлено достаточно убедительных доказательств — и это не из-за отсутствия попыток. Решак предполагает, что это связано не столько с заговором, сколько с условиями. «Судьи были против нас, — писал он в своей книге Ara Parlo Jo [с кат. — «Теперь я говорю»], — и я говорю это совершенно сознательно». Он писал о снисходительных судьях и враждебно настроенных стадионах, о дополнительном времени, добавляемом как по заказу, и о том, что телевизионные нарезки с матчей нарезались как того хотелось, а компрометирующие улики таинственным образом исчезали. Он считает, что социальная власть Мадрида, приобретенная благодаря телевидению и сделкам с государственным каналом TVE, сыграла важную роль в создании благоприятных для них социальных и психологических условий.
Этот аргумент он развивает и сейчас: «Когда я был ребенком, "Мадрид" был сборной Испании. "Барселону" показывали по телевизору, может быть, один раз на двадцать показов "Мадрида". Так что дети болели за "Мадрид". Сейчас есть много болельщиков "Барселоны". Почему? Потому что при демократии они могут смотреть их по телевизору. В наши дни ты можешь выбирать, кого поддерживать. Социальная и политическая реальность имеет значение. Помимо того факта, что мы жили во времена диктатуры, которая не испытывала особой симпатии к каталонцам, большинство испанцев были болельщиками "Мадрида", которые заполняли стадион, куда бы мы ни ехали, и это продолжалось и после смены режима. Судьи не могли полностью отстраниться от этого. Если бы судья помог нам, то он не смог бы покинуть стадион. Нас уничтожали на маленьких стадионах, где решаются судьба титулов и где не было ни телевидения, ни каких-либо доказательств».
Йохан Кройфф, который даже не был в «Барселоне» до 1974 года, разделяет эту точку зрения. «Одна из наших проблем заключалась в том, что они не транслировали матчи по телевидению. Поэтому, если ты говорил "да, но", они отвечали: "Ах, ты всегда жалуешься". Когда у всех появилось телевидение, все стало намного лучше, потому что люди могли видеть, что происходит. С тех пор как у нас появилось телевидение, результаты стали намного лучше».
Один из нынешних членов правления «Барселоны» признает, что систематической кампании не было и что заявления о заговоре были преувеличены, но говорит: «Судьям не нужны были приказы. Это было скорее течение, тенденция. Были ли единичные приказы на матчи? Безусловно. Но дело было скорее в том, что в двух или трех случаях, когда судья вынес решение в пользу "Барселоны", например, Риго... Что ж, в тот день он переставал быть судьей. Так что другие судьи знают, что если они хотят продолжать быть судьями, они должны смотреть в другую сторону».
Этот аргумент имеет определенное сходство с теорией, выдвинутой про-мадридской газетой AS, объясняя успех «Барселоны» в новом столетии под руководством Франка Райкарда и, в частности, Пепа Гвардиолы. Они называют это Villarato [Вильярато] в честь президента Федерации Анхеля-Марии Вильяра. Согласно теории, «Мадрид» расплачивается за то, что не поддержал Вильяра на президентских выборах, в то время как «Барселона» это сделала, и, как следствие, существует тенденция отдавать предпочтение «Барселоне», основанная на опасениях судей за свою карьеру, которая остается в руках их начальства. Допустишь ошибку в пользу «Барселоны», и все в порядке, гласит теория; допустишь ошибку в матче против «Барселоны» или в пользу «Мадрида», и ты можешь забыть о судействе крупных матчей или о выдвижении на международные матчи.
С этой теорией есть одна проблема: она просто не выдерживает критики. Конечно, уж не в тех выражениях, в которых она представлена, и не учитывая, кем она представлена. В наши дни каждая игра транслируется по телевидению, каждое решение тщательно изучается, исследуется и бесконечно обсуждается. Перед каждой игрой представляется статистика, показывающая, что судьи отдают предпочтение «Мадриду» или «Барселоне», в зависимости от того, какую газету вы читаете. Считается, что судья, который судит матч «Барселоны»/«Мадрида», в котором те выигрывают со счетом 8:0, имеет 100-процентный результат в пользу «Барселоны»/«Мадрида». Значит, это должно быть подозрительно. Даже когда решения анализируются, так часто «основания», представленные для «доказательства» заговора, смехотворны — линии были нарисованы криво, что удобно делает игроков вне игры — в то время как заявления AS и их коллег в Мадриде и Барселоне о том, что они являются хранителями объективности, смешны. Одно и то же противоборство в штрафной соперника площади влечет за собой совершенно другое решение. Это не судьи предвзяты.
Пока все идет хорошо, и есть соблазн прийти к такому же выводу в отношении жалоб, поданных куле в годы правления режима. Но невозможно выносить точно такие же суждения о решениях, принятых в те далекие дни. Отснятый материал недоступен; нет бесчисленных ракурсов и повторов, с помощью которых можно было бы уточнить решения. Невозможно просеять доказательства, дать оценку судей или тех, кто их судит, анализировать теории. И контекст здесь другой. Тем не менее, в заявлениях Un Crit Valent и многих болельщиков «Барселоны» все еще есть недостатки. Утверждение Un Crit Valent о том, что Пласа сам назначал судей, нуждается в контекстуализации: два из включенных сезонов — 1967/68 и 1969/70, годы финала Лиги чемпионов и матча с Гуручетой. На тот момент, когда Пласа назначал судей, система основывалась на рейтинге, составленном самими клубами, что теоретически гарантировало, что каждый получит рефери, которого они высоко оценили, — и «Барселона» тоже имела право вето. До того большого вечера Гуручеты все, включая «Барселону», считали его одним из лучших.
Кроме того, существует тот факт, что без более глубокого анализа использование статистики для доказательства этой точки зрения проблематично. Проще говоря: вполне вероятно, что одна команда получит десять пенальти, в то время как другая команда не заработает ни одного, потому что одна команда фолила в штрафной десять раз, в то время как другая команда вообще не нарушала правила в штрафной. Статистика решений не обязательно доказывает что-либо о пристрастиях судей, а тем более о системе; даже статистика неправильных решений этого не доказывает, хотя это уже было бы лучше. Равноудаленность — это не объективность; пять красных карточек и пять пенальти — это не определение справедливости.
Популярная идея «Мадрида» как команды, пользующейся благосклонностью судей, была широко распространена и воплощена в скандировании, которое впервые появилось в 1979 году и теперь повторяется на стадионах повсеместно: всякий раз, когда мадридцы выигрывают от судейского решения, толпа начинает кричать «¡Así, así, así! ¡Así gana el Madrí!» — вот как побеждает «Мадрид». Его придумали не болельщики «Барселоны», а болельщики «Спортинга Хихона», и болельщики «Мадрида» присвоили его для тех моментов, когда их команда играет особенно хорошо. Но только потому, что это популярное мнение, не делает его обязательно правдивым, и это предположение особенно раздражает игроков мадридцев. Также поразительно, что старшее поколение «Мадрида», выступая в 2011 и 2012 годах, отворачивается от тенденции видеть принятые в столице про-«Барселонские» заговоры на каждом шагу.
Незадолго до своего столетия мадридцы раздали каждому игроку письменный кодекс поведения, умоляя их соблюдать мадридскую традицию никогда не говорить о судьях; но несколько лет спустя, все при том же президенте, на их официальном сайте появилась статья под названием «Семь смертных грехов Санчеса Арминио», главы судейского корпуса страны. В то же время их телеканал пожаловался на «явную попытку судей нанести нам ущерб», открыв один из выпусков новостей фразой: «У нас есть еще один соперник, которого нужно победить в чемпионате этого года: судьи».
«За то время, что я играл за "Мадрид", я думаю, мы выиграли девять чемпионатов или что-то в этом роде, в то время как у "Атлетико" было два, у "Валенсии" — один, и у "Барселоны" — только один, — говорит Амансио. — Их гнев, их отвращение, их фобия по отношению к "Мадриду" начинаются с этого основного факта. Они увидели в этом что-то политическое. Я совсем этого не вижу. И сейчас я тоже не вижу такого в "Барселоне". "Ты зарабатываешь больше пенальти". Joder, это потому, что я больше бываю в штрафной. Это нормально. Мы знали, что победим, потому что были лучшей командой». Соко соглашается: «Сейчас это похоже на Вильярато — совершенно и совершенно нелепо. "Барселона" много выиграла при Гвардиоле, потому что они были лучшей командой, и точка. Им порой помогали судьи, точно так же, как нам порой помогали судьи. Мы заходили в штрафную соперника восемьдесят раз; соперник был в нашей всего два. Конечно, мы зарабатывали больше пенальти». «Если они нападают на тебя, то только потому, что ты выигрываешь, — говорит Пирри. — Мы выигрывали тогда, а "Барселона" выигрывает сейчас — потому что мы были лучше, не более того. А теперь они лучше. Мне не нравится поведение "Мадрида" в этом плане».
Среди мужчин их поколения это мнение в значительной степени разделяется за шестьсот километров отсюда. Суть в том, что в 1960-х и начале 1970-х годов «Барселона» была недостаточно хороша, и по большей части они это знают. Один журналист шутит с друзьями из числа бывших игроков «Барселоны» о возможности написания книги об их эпохе. Какое название он предлагает? Когда мы были дерьмом. «В мое время в Мадриде была лучшая команда, чем у нас, — говорит Фусте. — Их состав был чертовски хорошим, да. Порой мы их обыгрывали, но они были лучше нас, более стабильными. Теперь у них, похоже, есть комплекс по отношению к нам; тогда у нас был комплекс по отношению к ним — психология жертвы. Когда они покупали игрока, он действительно делал разницу. Казалось, мы выходили на рынок и покупали lotes, целую кучу. Это не совсем помогало».
Решак действительно видит скрытый интерес и считает, что «Барселона» была жертвой, но он также отказывается на этом перестать анализировать или искать всеобъемлющие оправдания. «Это был своего рода фатализм. "Мы ничего не можем с этим поделать", "всегда что-нибудь случается". Я всегда выступал против этой идеи — не только в спорте, но и в обществе. Это стало дымовой завесой. Каталонцы страдают: мы много платим и мало что можем сказать, но мы ничего с этим не делаем. Посмотрите на басков: они объединяют свои силы. Но не здесь; тут есть внутренние конфликты. Барса — это то, что объединяет всех, но даже там у нас не всегда все правильно выходит. За семнадцать лет у меня было двенадцать тренеров, некоторые из них по два раза. В клубе была невероятная нестабильность. "Мадриду" не нужно было подставлять нам подножки; бо́льшую часть времени мы сами себя сбивали. На протяжении многих лет люди говорили: "coño [ругательство], дело в том, что «Мадрид»...", а я отвечал: Нет, бо́льшую часть времени мы сами были проблемой».
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
