Винни Джонс. «Пропал без тебя» 4. Банда, которую прозвали сумасшедшей
Эпилог: Дом в Ван Найс/Благодарности
***
Когда мне было около 19 лет, я устроился на работу к юго-западу от Уотфорда туда, что когда-то было Масонской школой для мальчиков на авеню в Буши. Отец моего приятеля Марка Эттвуда, Пит, был главным смотрителем на том участке и нанял меня садовником. Это было прекрасное место, и моя работа состояла в том, чтобы носиться на одной из этих огромных косилок, делая все похожим на поле стадиона «Уэмбли».
Однажды летом 1984 года Пит спросил: «Ты знаешь размеры футбольного поля? У нас есть команда, "Уэлдстоун", которая приедет сюда на предсезонку». В то время «Уэлдстоун» был большой фигурой, по крайней мере, в полупрофессиональном футболе. Тогда они возглавляли Лигу Гола (Лига Гола стала конференцией ДжиЭм Воксхолл, потом стала Общенациональной конференцией, потом стала премьер–лигой Блю Сквер и так далее — в основном это была лига ниже старого Четвертого дивизиона), и в 1985 году они завоевали Дубль, выиграв лигу и Кубок Федерации.
Когда команда прибыла на свою первую тренировку, им было предоставлено поле, размеченное вашим покорным слугой. Пока они разогревались, я разговорился с главным тренером «Уэлдстоуна» в то время, Брайаном Холлом, и случайно упомянул, что одна из последних больших игр, в которую я когда-либо играл, произошла здесь, в школе. «Я играл за округ», — сказал я. К этому моменту я уже немного вернулся в футбол — я играл за «Бедмонд» — и, хотя я стоял там на бровке поля в комбинезоне садовника, Холл, благослови его господь, попросил меня взять свою форму и присоединиться к тренировкам. Это было серьезное дело — на этом уровне бывшие профессионалы все еще занимались своим ремеслом, а новичок по имени Стюарт Пирс недавно покинул «Уэлдстоун» и присоединился к «Ковентри Сити» (он играл за них целых пять сезонов, начиная с 16 лет).
С «Уэлдстоун» дела шли достаточно хорошо, и в конце концов меня взяли в команду, хотя мне удалось вписаться в несколько пьяных драк в пабах на выездных играх.
Алкоголь...
С тех пор как умерла Тэнс, я много думал о том, как алкоголь повлиял на мою жизнь.
Как я уже говорил, много ночей мы с сестрой жались друг к другу в ее спальне, в то время как внизу мои родители боролись со всей своей болью. Некоторых людей это может оттолкнуть от алкоголя на всю жизнь — недавно я познакомился с одним молодым парнем, который сказал мне, что, поскольку его мать была алкоголичкой, он никогда не выпивал, потому что он связывает это с той жестокой вспышкой, которую обретала его пьяная мать.
К сожалению, на меня это произвело обратный эффект: я обращался к алкоголю, и он делал меня агрессивным. Я думаю, это потому, что мне было удобно быть таким — я знал, как алкоголь может порождать агрессию, и поэтому, хотя это было очень больно, я чувствовал себя в этой боли как дома; это просто оказалось способом высвободить боль. Несмотря на то, что это вредно, мне было просто удобнее находиться в плену алкоголя. Конфликт стал чем-то, к чему я привык, потому что это случалось каждую гребаную ночь до трех часов утра. Я обнаружил, что драться — это здорово, и у меня это неплохо получалось. Люди спрашивали: «Ты видел, как Джонси вырубил его?» Все эти разговоры — это стало как спорт в выходные.
Я думаю, все дело в том, на чьей стороне ты хочешь быть. Я перешел на агрессивную, сильно пьющую сторону, потому что мне было комфортно на этой стороне. В моей домашней жизни была замешана выпивка, были ссоры и все такое. Для парня, с которым я разговаривал на днях, ну, для него все было по-другому — я бы хотел, чтобы это было мое.
Когда я был маленьким мальчиком, и мои родители кричали друг на друга, я не мог быть таким сильным, каким хотел быть. Алкоголь дал мне эту силу, даже учитывая, что он глубоко повредил мою жизнь и, что более важно, жизнь Тэнс. Я хотел бы вернуть те годы, когда она знала меня пьяницей, но я не могу. По крайней мере, она получила последние шесть лет… Но я забегаю вперед. Я ничего не могу с собой поделать; Я могу рассказывать историю — любую историю — и ее виде́ние приходит ко мне, и я должен вернуться к ней, поговорить с ней в своей голове, сказать ей, что мне жаль, и что я люблю ее, и что я надеюсь, что она хотя бы немного гордилась мной, хотя я мог быть настоящей занозой в заднице.
Как бы то ни было, в конце концов я получил хороший дебют в команде «Уэлдстоун», хотя и жалею об этом, учитывая, как это произошло. Деннис Байатт, игравший в центре поля (и впоследствии ставший главным тренером «Уэлдстоуна»), пережил ужасную трагедию — его молодая жена и ребенок умерли при родах. Я сыграл вместо Денниса и даже сыграл в полуфинале Кубка Федерации против «Энфилда». Но моей первой игрой был выезд против «Фрикли» в морозную ночь — на самом деле было так холодно, что болельщики «Фрикли» развели большой костер на небольшом холме за воротами. Ветер завывал, и из-за дыма не было видно ворот. Думаю, мы выиграли со счетом 2:0, хотя я не уверен в этом, учитывая, что мы ничего не видели.
В конце концов Деннис вернулся, и в финале Кубка Федерации я оказался на скамейке запасных, так и не сыграв против «Бостона». «Уэлдстоун» в тот день выиграл и выиграл в чемпионате, став первой командой, сделавшей полупрофессиональный дубль. Но я хотел большего, чем место на скамейке запасных. То, что я получил — это изменивший мою жизнь звонок от Дэйва Бассета и вкус славы в северной Швеции.
За «Уэлдстоун» играли два парня — Найджел Джонсон и Энди Дивел — которые провели часть сезона, играя в Скандинавии. Когда я услышал об этом, мне тоже захотелось. Я все еще мало получал в «Уэлдстоуне», и мне также хотелось реального игрового времени. По слухам, шведская поездка была частично организована не кем иным, как Дэйвом Бассетом, который наблюдал за мной, когда я играл за команду 12-летних. Тогда он сказал моему тренеру: «Держи меня в курсе событий по поводу этого паренька», но с годами он также пронюхал о некоторых моих махинациях с выпивкой. Поэтому, когда я пошел к Бассетту, чтобы попросить его помочь получить профессиональный контракт в Скандинавии, его первой реакцией было большое «нет уж, спасибо». Но я сказал ему: «Я встану на четвереньки и дам тебе слово, что ничего плохого не случится».
По-видимому, Бассет позвонил своим знакомым в Швецию и сказал: «У меня есть парень на просмотр, молодой паренек, и мне нужно, чтобы вы превратили его в мужчину». Через несколько дней он позвонил мне и сказал: «Итак, ты едешь в Швецию, в "Холмсунд". Просто держись подальше от неприятностей — никаких драк, никакой агрессии, ничего».
И вот так, 2 апреля 1986 года, я оказался в 650 километрах к северо-востоку от Стокгольма в городе Умео, на берегу Ботнического залива. Скажем так, это был не совсем Майами-Бич, но мне там понравилось, и я не попал ни в одну неприятность.
В то время «Холмсунд» выступал в третьем дивизионе, и я провел один сезон в качестве их центрального полузащитника. Меня неоднократно выбирали в шведскую команду недели, я раздавал кучу автографов по всему городу, и мне нравится думать, что, если я вернусь туда, они поднимут несколько кружек Карнеги-Портера за то время, что я провел там (хотя в наши дни у меня будет кока-кола, большое вам спасибо).
В том сезоне «Холмсунду» так уж случилось сыграть с «Юргорденом» в Кубке Швеции. «Юргорден» был командой высшего уровня — у них даже был Брайан Макдермотт? играющий на месте центрального нападающего всего через пару лет после того, как он покинул «Арсенал». Тем не менее, мы обыграли «Юргорден» со счетом 4:2 — эквивалент победы «Аккрингтон Стэнли» над «Манчестер Юнайтед». Это была главная новость по всему телевидению и во всех газетах.
«Холмсунд» был нокаутирован в полуфинале, но к тому времени я в любом случае возвращался в Англию — потому что Дэйв Бассетт хотел, чтобы я подписал контракт с «Уимблдоном».
И мне нужно было быть готовым снова встретиться с Таней Ламонт, хотя в то время я не мог этого знать.
В то время одной из лучших команд в Швеции был «Мальме», и им руководил не кто иной, как Рой Ходжсон. Он позвонил Дэйву Бассету и сказал ему, что хочет подписать со мной контракт в конце сезона в Швеции. В ответ Дэйв сказал Рою, что сначала он хочет взглянуть на меня, а потом решит.
Итак, я отправился обратно в Англию и в «Уимблдон». Они только что попали в старый Первый дивизион, не прошло и десяти лет после того, как их приняли в Футбольную лигу. Когда ты думаешь о том, как футбол сейчас стал таким окаменелым, нельзя себе представить, чтобы маленькая команда добралась из вне-лиги (прим.пер.: команды с Пятого дивизиона и далее) в Премьер-лигу, ну, вообще когда-либо, не так ли? Я просто не думаю, что сейчас такое возможно, не с тем количеством денег, которые находятся в топ-футболе. Но всего 30 лет назад это было возможно, и я возвращался в «Уимблдон», чтобы посмотреть, получится ли у меня — и у них — что-то реальное в высшем дивизионе.
Люди говорят обо мне, Деннисе Уайзе, Джоне Фашану, обо всех них, как о Банде сумасшедших, но первоначальной Бандой сумасшедших была команда Уолли Даунса, которая пробилась вверх по лигам. Мы лишь унаследовали их титул.
Но прежде чем я смог войти в Банду сумасшедших, я должен был войти в команду — и это было рисковое дело.
Меня привезли на месячный просмотр. На самом деле по субботам я по-прежнему играл за «Уэлдстоун», но в течение недели тренировался с «Уимблдоном». Во время одного тренировочного матча в Фелтеме мы обнаружили, что играем на пластиковом поле — пластиковые поля это ужасно. (Они не играют в хоккей на деревянном покрытии или в баскетбол на льду, так почему же кто-то играет в футбол на пластике? Я этого просто не понимаю.) В любом случае, я — центральный защитник, а игра — просто катастрофа.
За нами наблюдал Дэвид Кемп, один из тренеров «Уимблдона», и после игры он разговаривал с Дереком Френчем, одним из физиотерапевтов «Уимблдона» и парнем, которого я знал с детства — на самом деле, он каждый день подвозил меня на тренировку, что означало, что я добирался туда на два часа раньше всех остальных, что меня вполне устраивало. Но на игре в Фелтеме, когда речь зашла о Винни Джонсе, Кемп сказал, что было ясно, что я не создан для того, чтобы быть центральным защитником на этом уровне. У Дерека Френча закружилась голова. «Центральный защитник? — сказал Френч. — Винни Джонс не центральный защитник. Он центральный полузащитник, и всегда им был». Френчи знал свой футбол, и, слава богу, все знали, что Френчи разбирается.
И тогда, возможно, начался самый важный отрезок моей юной карьеры.
Через неделю или две, во вторник, 18 ноября 1986 года, состоялась еще одна тренировочная игра, на этот раз против «Брентфорда». Я все еще был на просмотре, но теперь они поставили меня в центр поля, и мне удалось дважды забить в матче, который закончился со счетом 3:0. Я также бросал из-за боковой и обнаружил, что могу забрасывать их до штрафной (я понятия не имел, что у меня есть эта сноровка, и она должна была сослужить мне хорошую службу). К счастью для меня, здание клуба находилось за полем, и Дэйв Бассет, Дэйв Кемп и физиотерапевт Френчи, высунувшись из окна, наблюдали за игрой.
Среда была выходным днем; четверг и пятница были зарезервированы для тактики, выбора команды, всякого такого, в преддверии игры первой команды в выходные против «Ноттингем Форест». В то время «Форест» был топ-командой (они закончили сезон 1986/87 восьмым) — у них были Нил Уэбб, Франц Карр, сынок Клафа и Джонни Метгод, и это лишь некоторые из них. Но у «Уимблдона» был кризис игроков: Стив Гальер был удален в предыдущей игре, а Лори Санчес получил травму. Уолли Даунс тоже лишь набирал форму после травмы. На утренней тренировке в четверг, если на тебе был синий нагрудник, то ты играл в первой команде. Бассетт бросил один Уолли... а потом и мне. Все парни сказали: «Черт, приятель, ты в деле!» «Ноттингем Форест» на выезде в субботу.
В конце тренировки я сразу же поднялся в кабинет Бассета. Он сказал: «Итак, сынок, ты получаешь 150 фунтов в неделю, 50 фунтов за гол и 50 фунтов за появление на поле. Я собираюсь дать тебе возможность играть остаток этого и весь следующий год. Это 18-месячный контракт, чтобы попасть в первую команду и остаться там».
Я почти потерял дар речи, едва пробормотав: «Хорошо».
Затем, когда мне удалось спросить о бонусе за подписание контракта, Бассетт просто сказал: «Давай уже, проваливай». И это были мои переговоры по контракту, присоединяясь к «Уимблдону», ни агента, ни фотографов, ни пресс-конференции, ни Джима Уайта, говорящего о том, что я изменю ситуацию. Просто рукопожатие и «давай уже, проваливай».
В тот вечер я сказал своему приятелю Марку Робинсу, что не смогу увидеться с ним в субботу, потому что буду играть на выезде против «Ноттс Форест». Его отец, Бэзил Робинс (упокой господь его душу), как сообщается, сказал: «Винни нужна помощь. Он гребаный лживый маленький ублюдок, и если он так откровенно лжет, то, повторяю, ему нужна какая-либо гребаная помощь».
В пятницу мне пришлось бежать до Лондона, чтобы купить костюм. Бассетт одолжил мне £150, чтобы купить его; это был мой первый костюм (с тех пор я купил еще несколько, на заказ). В тот вечер мы поехали в Ноттингем, где парни издевались надо мной, отправив в мой номер печально известную женщину по имени Удивительная Грейс — каким-то образом я вытащил ее до того, как был нанесен какой-либо вред, но не раньше, чем она совершенно голой спела несколько куплетов «Если ты счастлив, и ты это знаешь, хлопни в ладоши».
Я полагаю, именно поэтому они были известны как Банда сумасшедших.
Честно говоря, я мало что помню о своей первой игре, и это хорошо, потому что я играл кошмарно. Мы проиграли со счетом 2:3; я заработал пенальти всего через 20 минут после начала матча, и самым комичным образом, который только можно себе представить. И это было еще не самое худшее.
Пенальти был назначен, когда мяч подавался слева. Я опекал Нила Уэбба или пытался это сделать — мне сказали, что он будущий капитан сборной Англии, и моя работа должна была заключаться в том, чтобы вывести его из игры, но его движение и пасы были слишком хороши для меня в тот день. Примерно через 20 минут мы были друг против друга, но затем, после быстрого обмена пасами, Уэбб убежал от меня в штрафную, и быстрый, как черт, Франц Карр подал на него мяч. Я знал, что все кончено, и я не хотел, чтобы Вебби забил гол, поэтому я просто долбанул по мячу рукой. Я до сих пор помню, как все парни «Уимблдона» вздохнули : «Ох...» - и отвернулись в знаке покорности судьбе.
Дорога домой была долгой. Тогда, после выездных игр, мы быстренько делали крюк, чтобы высадить Дерека Френча у его дома, и, поскольку все равно останавливались, мы все набивались в паб под названием «Колокол» в Бедмонде — прямо там, где М1 встречается с М25 — прежде чем автобус возвращался в Лондон, чтобы высадить остальных парней. В тот вечер в «Колоколе» я подслушал, как один из приятелей Бассета, Джо Макгиллиат, сказал: «Гарри! Как ты можешь выставлять гребаного подавальщика раствора против Нила Уэбба, черт возьми?»
Я был подавлен. Тогда я понял, что это конец. Все кончено. Увидимся позже. Не надо провожать. Мне всего 22 года. Одна игра за «Уимблдон»; ударил мяч рукой и заработал пенальти; команда проиграла со счетом 2:3; Нил Уэбб играет за сборную Англию; вздор.
Но когда наступила следующая неделя, травмы все еще оставались проблемой. Гораздо позже я узнал, что если бы Лори Санчес сдал фитнес-тест, я бы не сыграл в следующей игре, и кто знает, смог ли я когда-нибудь снова попасть в команду. Но Лори провалил тест, и меня снова выбрали в состав. На этот раз игра была дома против малоизвестной команды под названием «Манчестер Юнайтед».
В то время «Юнайтед» немного буксовал; после неудачного начала сезона они уволили Рона Аткинсона, и только что наняли парня по имени Алекс Фергюсон из «Абердина». Матч 29 ноября 1986 года был только его четвертым по счету (он продолжал быть их боссом в течение 1500 игр!).
Я помню, что в субботу утром мне нужно было пойти и купить новые бутсы — я не помню, что случилось с моими старыми, но мне нужно было сбегать в магазин под названием «Питер Спайви» в Хемел-Хемпстеде и купить бутсы Найк (магазин все еще там). Бутсы стоили £27,50, я никогда этого не забуду. И они даже не были кожаными.
Впрочем, это не имело значения, так как я забил единственный гол в игре — головой. Мы заработали угловой, и, когда Глен Ходжес подмахнул мяч, я перепрыгнул через Кевина Морана — Кевина Морана, игрока сборной Ирландии и первого человека, которого когда-либо удалили в финале Кубка — и забил гол головой. Маленький Реми Мозес был на линии и пытался выбить мяч, но я так сильно ударил своей башкой, что, думаю, на мяче осталось немного моего скальпа, когда он ударился о сетку ворот.
Мое празднование было нелепым — я изобразил что-то вроде лондонской попойки, а затем бросился на перила (это было еще до «Хиллсборо») и попытался перелезть через них. Слава богу, кто-то стащил меня вниз. Судья потерял самообладание и приказал нам всем вернуться на центр поля, а затем я провел остаток матча, молясь, чтобы счет так и остался 1:0. За них даже вышел Брайан Робсон примерно за полчаса до конца игры, но все было безрезультатно.
«Уимблдон» обыграл «Манчестер Юнайтед» со счетом 1:0, и я забил единственный гол в своем втором матче в Первом дивизионе. Несколько месяцев назад я играл за «Уэлдстоун». И вот я только что всучил Алексу Фергюсону его второе поражение в качестве главного тренера «Манчестер Юнайтед». Было ясно, что у него там ничего не получится; все об этом говорили.
В конце игры я оторвался от ребят, когда мы направились в раздевалки и направился в зал заседаний. Я знал, что Джо Макгиллиан любил тусоваться там после игр. На мне все еще был мой комплект формы, мои новые бутсы, все это. Но мне было все равно. Я ворвался в зал заседаний, подошел к Макгиллиату и сказал: «Держу пари, ты рад, что я сегодня не был гребанным подносчиком раствора, не так ли, гребаный ублюдок?»
В тот же уик-энд, в миллионе километров от меня (по крайней мере, в эмоциональном плане), Таня Терри была примерно на полпути беременности с Кейли.
Остальная часть сезона за «Уимблдон» для меня была смешанной. После матча с «Юнайтед» мы отправились на «Стэмфорд Бридж» и выиграли там со счетом 4:0, и я снова забил. В следующей игре «Шеффилд Уэнсдей» вышел на «Плуг Лейн», и я снова забил и мы выиграли со счетом 3:0. После этого, однако, голы прекратились, и я был близок к тому, чтобы попасть в свою первую настоящую неприятность на поле.
«Арсенал» приехал на «Плуг Лейн», и перед игрой Грэм Рикс с завитушками и прической в стиле маллет сказал, что «Уимблдон» не заслуживает того, чтобы играть на одном поле с Канонирами. (Таблица покажет, что «Арсенал» закончил тот сезон четвертым с семьюдесятью очками, а «Уимблдон» закончился шестым, отстав на четыре очка. Вот вам и вся теория, мистер Рикс. И чтобы показать, как сильно изменились времена: «Лестер Сити», выигравший Премьер-лигу в 2016 году, и «Манчестер Сити», выигравший ее в 2018 и 2019 годах, оба в 1987 году вылетели из Первого дивизиона.)
В любом случае, комментарии Рикса разозлили меня, и я был полон решимости показать ему. Может быть, я ударил его локтем, потому что на моей форме было название спонсора — компания «Джей и Ар. Кованое железо и стальные конструкции»; что бы это ни было, я явно не прислушался к словам Дэйва Бассета в программке к матчу:
Игра [против «КПР»] была омрачена удалением Джона Фашану, событием, которое, я надеюсь, сделает его более мудрым человеком… Все игроки агрессивны, это их природа, но Джон, к сожалению, получает больше критики, чем большинство других игроков… Не помогает и то, что он обладает именем, которое является мечтой автора заголовков. Сколько раз мы видели «Фаш — вмажь»? Что мы должны сделать, так это путем опроса изменить его имя на Арбутнотт-Джонс, а затем посмотреть, что произойдет.
Странно, что он выбрал «Джонс» в качестве нового имени для Фаша, потому что я собирался поставить свою первую отметку в длинном списке моментов, которые, вместе взятые, придали мне репутацию сумасшедшего.
Мы просто подумали: как ты смеешь переступать через нас и думать, что мы кусок дерьма на твоих бутсах? Мы приняли это на свой счет; таков был путь «Уимблдона».
Тогда в этом клубе была тяжелая школа. Легенда гласит, что один бедный игрок прошел инициацию своими товарищами по команде, когда его привязали к верху автомобиля и повезли вниз по шоссе A3. У тебя либо вырастал хребет, либо ты растворялся. В командном автобусе были драки — между нами же. Автомобиль Алана Корка — Сеат Толедо — был сожжен, потому что Дэйв Бассетт не дал ему повышения, Корку удалось заявить о пожаре и краже авто третьей стороной.
Но это была своего рода семья, и именно тогда, когда я в ней нуждался. Бассет был отцом — или, точнее, главным надзирателем. Он спускал на тебя пар, но был добр в других отношениях. Сэм Хаммам, председатель, тоже был замечательным и добрым человеком. Каждый понедельник утром он сидел со своим адвокатом в транспортном кафе рядом с тем местом, где мы тренировались, и ждал, чтобы выяснить, в какие неприятности мы попали в эти выходные и что он может сделать, чтобы это исправить.
Мы больше не были одни; за меня стояли десяток парней, и у всех остальных позади них были десять парней. У некоторых из нас было трудное воспитание. Джон Фашану был из приюта Барнардо; Деннис Уайз рос в семье без особых денег. «Уимблдон» дал нам шанс проявить себя, стать частью чего-то.
Так что, если Грэм Рикс предположил, что мы не заслуживаем нашего места в высшем эшелоне... что ж, Фаш дал мне прозвище — Мясник — и я, полагаю, принял это прозвище слишком близко к сердцу. С невнятной речью Рикса, прокручивающейся у меня в голове, я пораньше толкнул его локтем, но судья Джон Мартин очень даже имел что-то против этого и удалил меня.
Это было в субботу, 17 апреля 1987 года. Бассетт был так зол на меня, что после того, как я отбыл свою дисквалификацию на три матча, он отказался ставить меня в трех последних играх сезона, первую из которых мы выиграли со счетом 1:0 на «Олд Траффорд». Это было событие, изменившее мою карьеру.
И, хотя в то время я этого не знал, четырьмя днями ранее, в предыдущий вторник, 14 апреля 1987 года, жизнь Тани Терри тоже навсегда изменилась.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал
