Раздел Баскетбол. В. А. Гомельский - «Папа. Великий тренер» Глава пятая
Глава 5. Не все дороги введут в Рим
Несмотря на то что чемпионат СССР разыгрывался по туровой системе, я его хорошо помню, потому что один из туров проходил в Риге. Самыми главными соперниками в этих соревнованиях для папы были два кита советского баскетбола: гениальная команда «Динамо» Тбилиси и, конечно же, московский ЦСКА. Грузин в том году стал тренировать великий центровой прошлых лет — Отар Михайлович Коркия. Он пользовался необыкновенным авторитетом у своих подопечных, и то уважение, которое игроки испытывали к нему, сыграло большую роль в сплочении команды. В тбилисском «Динамо» выступали такие звезды, как пара защитников — Леван Инцкирвели и Гурам Минашвили, двое нападающих — Леван Мосешвили и Владимир Угрехелидзе, которого прозвали Птицей, потому что он был самым прыгучим игроком в нашем баскетболе. Выпрыгивая над кольцом соперника, он зависал над ним, парил, как птица, складывался, как перочинный ножик, а потом у самого кольца красиво раскрывался и очень изящно перекладывал мяч в кольцо.
Именно после того сезона 1959/60 года и Угрехелидзе, и Минашвили, и Мосешвили попали в сборную. И конечно, нельзя не сказать о том, что грузины отыскали своего «Круминьша»: в команде «Динамо» появился Анзор Лежава. Рост Анзора был двести одиннадцать сантиметров, но он, как и Круминьш, был очень массивный, а уж воинственности на площадке ему было не занимать. Матчи рижского СКА и тбилисского «Динамо» собирали на трибунах толпы болельщиков. Команда «Динамо» явно играла в более быстрый и в более зрелищный баскетбол, чем команда СКА. Папина дружина выглядела академичнее. Разошлись тогда эти два коллектива, что называется, миром, — одна победа и одно поражение. Правда, преимущество по разнице забитых и пропущенных было на стороне «Динамо». А вот с командой ЦСКА, цвета которой уже тогда защищали Аркадий Бочкарев, Геннадий Вольнов, Александр Травин, Арменак Алачачян, рижский СКА не справился, потерпев два поражения.
Матч, который проходил в Риге между СКА и ЦСКА, я помню очень хорошо. Начало встречи складывалось весьма удачно для СКА, когда Янис Круминьш забил несколько мячей. Затем тренер москвичей Евгений Алексеев произвел замену. Вместо Аркадия Бочкарева на площадке появился ветеран команды Виктор Зубков. Он был одним из немногих, кого можно было назвать разыгрывающим центровым, поэтому после этой замены атаки ЦСКА развивались только через Зубкова. Конечно, он был быстрее, чем Круминьш. В тот момент, когда он получал мяч на линии штрафного броска, Янису приходилось к нему подтягиваться, и за его спиной была открыта вся трехсекундная зона, куда врывались нападающие ЦСКА и получали от Зубкова эти передачи. Такая тактика для папы явно оказалась сюрпризом. Во всяком случае, раньше ЦСКА против рижского СКА так никогда не играл. В течение всего матча Александр Гомельский пробовал отыскать ключ к игре, менял защиту с личной на зонную.
Помню, тогда я впервые обратил внимание на молодого игрока, который действовал как суперснайпер. Это был тогда никому еще не известный Александр Травин — сын Константина Ивановича Травина, а в будущем один из сильнейших в истории отечественного баскетбола атакующих защитников. То есть команду рижского СКА, несмотря на все ее усилия, он практически похоронил своими снайперскими попаданиями.
В общем, чемпионат 1960 года закончился тем, что чемпионами страны стали тбилисские «динамовцы». Армейцы Москвы заняли второе место, а рижский СКА лишь третье. По существующему тогда положению на должности старшего тренера сборной СССР по-прежнему оставался Спандарьян, а вот вторым тренером как воспитавший команду чемпионов СССР должен был стать Отар Михайлович Коркия. Однако он отказался от этой чести под предлогом недостатка опыта. Но, как мне кажется, это была дипломатическая игра. Не хотел Отар Михайлович Коркия — грузин — работать со Степаном Суреновичем Спандарьяном — армянином. И тогда коллегия Федерации баскетбола помощником старшего тренера назначила наставника команды ЦСКА Евгения Николаевича Алексеева.
Я помню, как болезненно папа воспринял свое поражение в чемпионате СССР и то, что не его назначили вторым тренером главной команды страны. Это было впервые, когда отца отстранили от сборной. Причем отстранили не потому, что он в очередной раз стал невыездным по решению КГБ, а чисто по спортивному принципу, поэтому это очень больно ударило по его самолюбию. Вы бы видели, как он переживал, просто места себе не находил. Тем более 1960 год — это же год Олимпиады в Риме! Мы уже привыкли к тому, что летом папа занят со сборной и его нет рядом с нами.
А здесь он поехал с нами на дачу. И я впервые, но далеко не в последний раз обратил внимание на то, как он много работает сам. Я отчетливо помню эти огромные тетради формата A4 в клеточку, в которых он чертил тактические схемы или писал для себя своим неразборчивым мелким почерком какие-то пояснения, потом время от времени начинал нервно ходить по комнате, опять возвращался к столу и снова писал. Если ему что-то не нравилось в той схеме, которую он рисовал, он жирно ее перечеркивал и приступал к следующей. Во время работы папа часто обращался к маме со словами «Оля, послушай!» и начинал ей что-то читать или объяснять, обычно завершая монолог вопросом: «Понятно?» Я думаю, что помощь мамы была очень результативной, потому что она могла себе позволить не со всем соглашаться или задать вопрос по делу, сугубо баскетбольный. Например: «А вот этот заслон здесь зачем? Он лишний!» И папа начинал пояснять, что с учетом особенностей игроков, которые собраны в его команде, этот заслон отнюдь не лишний.
В чем еще состояла особенность папиной работы? Понимая, что рижский СКА не ЦСКА и селекцию по всей стране ему никто проводить не даст, папа в очередной раз на своей машине вместе со мной, а то со мной и с Сашкой, прочесывал Латвию в поисках высокорослых игроков. Именно в 1960 году он нашел в Лиепая Мариса Плаудиса, который потом играл за молодежную сборную Советского Союза. Именно в 1960 году нашел папа и Карлиса Стрелиса — первого баскетболиста, который фактически мог заменить Майгониса Валдманиса на позиции разыгрывающего игрока. А Майге-то в то время стукнуло уже тридцать два, и поэтому такая замена была необходима. Появились и новые высокорослые: Зелтиньш, Зейдекс... Это те игроки, которые пришли в команду и надолго в ней закрепились. То есть было очевидно, что папа готовился к тому, чтобы взять реванш в следующем сезоне, и это лето не прошло зря.
Кстати, в Рим папа тогда все-таки поехал, но только в составе группы специалистов, поэтому весь турнир провел на трибунах Дворца спорта и видел все матчи. И уж когда он вернулся, очень много рассказывал маме, брату своему Евгению Яковлевичу, да и нам с Сашкой, о том, какую великую команду привезли американцы. Олимпийскими чемпионами в составе США стали сразу три суперзвезды — капитан команды Джерри Уэст, лучший игрок турнира Оскар Робертсон и центровой Джерри Лукас. Команда была составлена политкорректно, на что папа тоже обратил внимание. Среди двенадцати игроков сборной США было шесть белых игроков и шесть афроамериканцев. И между прочим, впервые на Олимпиаде с тренером США Хэнком Айба работал черный помощник. Баскетбол не легкая атлетика, где расовые волнения внутри сборной по этому виду спорта продолжались до 1972 года. В баскетболе с этим было все в порядке. И уж как дружно на площадке между собой ладили Уэст и Робертсон — этому мог позавидовать любой тренер.
Сборная СССР на той Олимпиаде заняла второе место, проиграв только финальный матч команде США. Может, на результат матча повлияло то, что он был отложен почти на два часа — дело в том, что во время разминки один из американских игроков забивал мяч сверху и сломал щит. Как бы то ни было, но по возвращении с римской Олимпиады папа задумался. Проблема, которая встала перед ним как перед тренером, увы, так и не была решена до последнего дня его тренерской карьеры. Он увидел необыкновенную технику — технику владения мячом Джерри Уэста и Оскара Робертсона. До этого он практически любой элемент мог показать своим воспитанникам сам, но то, что делали с мячом Уэст и Робертсон, было выше его возможностей. Поэтому дриблинг и бросок Уэста, обыгрыш спиной и плечом Робертсона ему нужно было объяснять теоретически. К сожалению, в 1960 году еще не было возможности раскладывать кинопленку кадр за кадром. Ведь тогда можно было просто показать все движения указкой. Хотя, с моей точки зрения, это тоже не выход из положения. Все равно лучшая форма обучения техническому элементу — это показ.
Папа это понимал, но физически осуществить не мог. То, что делали с мячом эти два американца, не могли повторить даже два самых техничных защитника страны — Арменак Алачачян и Майгонис Валдманис. Папа был, пожалуй, первым из наших тренеров, кто не жалел времени на то, чтобы изложить каждую фазу движения словами шаг за шагом. И надо сказать, у него это замечательно получалось. Самое сложное в этом, с моей точки зрения, заключается в том, чтобы правильно определить, когда одна фаза сменяет другую. Уловить момент, когда начинается другое движение, по исполнению. И вот если в медленном темпе под его дирижерскую палочку игрок правильно мог проделать этот технический элемент от начала до конца два, три, четыре, а лучше пять раз, то после этого шло увеличение скорости. То есть сначала создавался стереотип движения, а потом при закреплении стереотипа в подкорке начиналось повторение технического элемента уже на большей скорости. Это папина находка. Наверное, он не был первым спортивным тренером, который прибегал к этой методике, но уж в баскетболе в этом отношении он точно был новатором. И мне кажется, что то, что в латвийском баскетболе начиная с 1960 года появлялись такие технари, как Карлис Стрелис и Юрис Калниньш, — это папина заслуга. Папа приучал этих латышей, которые сами по себе не склонны к быстрому баскетболу, к скоростной технике.
Процесс работы над этими элементами начинался еще летом. Я мог это видеть, поскольку присутствовал почти на каждой тренировке. Дело в том, что по решению родителей я не пошел в школу с семи лет, а начал учиться в 1961 году, когда мне исполнилось почти восемь. Поэтому весь этот сезон 1960/61 года я проторчал на баскетбольной площадке, тем более папа против этого не возражал. Конечно, вмешиваться в тренировочный процесс в возрасте семи лет я и не думал, однако смотреть на это мне было очень интересно! Именно тогда, наверное, у меня появилась мечта о том, чтобы стать баскетболистом. И когда она у меня сформировалась, я, думаю, проявил определенный характер для того, чтобы воплотить ее в жизнь. Но об этом несколько позднее.
Еще одно событие лета 1960 года, которое я очень хорошо помню, это как к нам на дачу в гости пришел Георгий Константинович Жуков. Великий военачальник, маршал Советского Союза, в те годы опальный, приехал отдыхать на Рижское взморье, в санаторий ВМФ, который от нашей дачи находился метрах в восьмистах. Папа дружил с начальником санатория дядей Юрой Лищенером, который однажды просто обратился за помощью: «Скучно ему. Саш, может, я вас познакомлю?» Ведь никто из командования Прибалтийского военного округа не пришел встречать и ни разу не навестил Георгия Константиновича. Боялись. Боялись того, что об этом будет доложено в Москву. Поэтому он и познакомил моего отца с Жуковым.
В ходе общения выяснилось, что они оба больны одной болезнью, я имею в виду их страсть к собиранию грибов. Однажды на машине отец рано утром приехал в санаторий, забрал Жукова, и они уехали на эту тихую грибную охоту. В своей книге папа это здорово описывает. В частности, как Георгий Константинович кричал «Ура!», когда находил белый. В общем, между ними возникли, я не могу сказать дружеские, но довольно приятельские отношения. А вечером Жуков пришел к нам на дачу на ужин. В связи с тем что у него в семье были только девочки, он с особенным удовольствием поиграл с нами, мальчишками. Я сидел у него на коленях и слушал, открыв рот, то, что он рассказывал папе. Все это время я чувствовал, что отец к этому гостю относится с нескрываемым уважением, переходящим в почтение. Нет, папа не прогибался, но в его голове, уж не знаю под чьим влиянием, сложилось убеждение, что войну для Советского Союза выиграл Жуков. Для человека, который мальчишкой пережил военные годы, встреча с ним значила очень многое.
Тем же летом 1960 года в Ригу приехала иностранная команда. Это была сборная Вооруженных сил Китая, приехавшая не играть, а провести несколько совместных тренировок с рижским СКА и тренером Гомельским, о котором в Китае было уже известно. Состав китайцы привезли огромный. На общей фотографии запечатлено человек шестьдесят, из которых только пятнадцать представляют рижский СКА, то есть папа, второй тренер и игроки. А все остальные — китайцы.
И вот на стадионе СКА в хорошую погоду и в зале «Даугава», если шел дождь, проходили совместные занятия. Интересно, что в целом очень невысокорослая команда привезла двух центровых ростом двести семнадцать и двести восемнадцать сантиметров. Это были люди, больные гигантизмом, как тот же Янис Круминьш или Увайс Ахтаев. Они были гораздо менее подвижные и уж точно не техничные. Но для них с помощью Круминьша и Давидса, двух высоких игроков рижского СКА, папа показывал весь комплекс упражнений по развитию центрового игрока. За пять тренировок, конечно, многому не научишь, но трудолюбивые китайские тренеры записывали все. Интересно, что с каждым наставником из Китая прибыло по переводчику, и все папины слова они тут же переводили на китайский.
Я присутствовал на этих занятиях. Как я был горд за отца! Я в первый раз увидел, как за папой ходят толпой, да не кто-нибудь, а иностранцы. И все, что он говорит, они очень внимательно слушают и фиксируют в свои блокнотики. Я сидел и думал: «Вот какой у меня папа!» А вообще, если честно, гордился я им всегда, сколько себя осознаю. Но вот эти свои самые первые, а потому самые сильные ощущения гордости и восторга за его публичное признание, осознание, что он такой классный тренер и к нему приехали учиться с самого края света, я запомнил на всю жизнь.
Было в 1960 году еще одно событие, о котором я хочу рассказать. Правда, событие это было чисто семейное, но я вам о нем поведаю, для того чтобы охарактеризовать папу с человеческой, а не с профессиональной стороны. В сентябре 1960 года из заключения выпустили деда, Якова Соломоновича. Точнее, не выпустили, потому что закончился срок, а комиссовали по состоянию здоровья. Дед пережил один за другим два инфаркта, и как он сам сказал (я это слышал своими ушами): «Отпустили умирать домой». Папа летал за ним в Красноярск и в очень тяжелом состоянии привез в Ригу. Это было равноценно подвигу, ведь никаких документов, кроме справки об освобождении, у деда не было, и привезти его в Ригу, для того чтобы окружить заботой и уходом, который невозможно было обеспечить в Ленинграде, — на это мог решиться и осуществить только мой отец.
Я вообще хочу сказать, что и папа, и его младший брат Евгений своего отца, дедушку Яшу, не просто очень любили, но и уважали, и были очень заботливыми сыновьями. Все это проявилось за те несколько месяцев, которые дедушка провел вместе с нами. В первую очередь его определили в госпиталь. Здесь тоже сыграла свою роль пробивная способность папы. Положили дедушку в центральный военный госпиталь Прибалтийского военного округа. Полностью восстановить здоровье, конечно, было уже невозможно, но подправить было вполне реально. Дедушка пролежал там около месяца, после чего жил с нами практически до Нового года. Спал он на моем диванчике в той комнате, которую обычно занимал я. Часто его здоровье вычерчивало этакую своеобразную синусоиду. Бывало, что мама вызывала ему скорую помощь два-три раза в день, и я впервые узнал, что такое кислородная подушка и как ее нужно подавать больному. Когда дед чувствовал себя лучше, он становился очень общительным, веселым и чрезвычайно добрым человеком. Он научил меня играть в домино.
Когда дед стал вставать, он преподнес мне и Сашке по паре лыж. Конечно, ходить с нами на лыжные прогулки он не мог, но был очень рад, что смог сделать внукам такие подарки. Под Новый год дед уехал домой, в Ленинград, где его ждала жена, бабушка Фаня, и прожил еще почти полгода. Те полгода, которые подарил ему мой папа. Умер дед в июне 1961 года. Папина работа не позволила ему присутствовать на похоронах, поэтому хоронить деда поехал только дядя Женя.
После того как Евгений Гомельский закончил Институт физкультуры, произошла первая ссора родителей, которую я видел. Ссорились они именно из-за папиного брата. Женя получил распределение в Волгоград, но его могли оставить в Риге, ведь уже тогда было понятно, что тренерские задатки у молодого Гомельского тоже были неплохими. Папа хотел похлопотать за брата, однако мама настояла на том, чтобы тот уехал и вел самостоятельную жизнь. Может быть, это решение оказалось и правильным, потому что там Женина тренерская карьера задалась с самого начала.
Практически на пустом месте он смог создать команду «Динамо» (Волгоград), которая, несомненно, пробилась бы в высшую лигу, если бы не приглашение в Москву возглавить московское «Динамо». Это случилось уже позднее, в 1966 году. А в том 1961-м мы в своей новой квартире остались вчетвером — папа, мама, я и Сашка.
В 1961 году отец подал заявление о вступлении в КПСС. Никто не предполагал, что с этим могут возникнуть какие-либо трудности. Все-таки авторитет папа уже наработал достаточно большой, а группа офицеров, с кем он дружил в Спортивном клубе армии Прибалтийского военного округа в Риге, практически все были тренерами по другим видам спорта. Отношение друг к другу было теплым, и этих людей он часто приглашал к нам домой. А уж когда наша квартира позволяла собирать гостей, у нас бывало и по восемнадцать, и по двадцать человек. Мама только успевала стол накрывать. Так вот на партсобрании первичной партийной организации отец рассказал о том, что по национальности он еврей, просто во время эвакуации из Ленинграда во время войны ему классная руководительница переписала свидетельство о рождении. Поэтому при оформлении паспорта уже в 1945 году папу записали русским. Это известие поразило буквально всех. Ведь его сослуживцы даже не догадывались, что он еврей. И на этом основании ему отказали в приеме в КПСС, сказав, что он должен предоставить документы, подтверждающие его слова.
Вы не представляете, столько трудов и хлопот это доставило отцу, и, слава богу, оказалась жива та самая учительница, которая потом писала объяснительную о том, почему и как ей пришлось переписать Александру Гомельскому свидетельство о рождении. Поэтому только через год, в 1962 году, переписав все документы, в том числе и удостоверение личности офицера, где тоже был пятый пункт «национальность», отца приняли в партию. Когда папа об этом рассказывал, он в шутку называл себя дважды евреем Советского Союза. А ведь действительно так и получилось. Родившись евреем, он потом уже от собственной честности вынужден был доказывать, что он еврей.
Весь сезон 1961/62 года рижский СКА за первое место в чемпионате СССР боролся только с ЦСКА. Это был двухкруговой турнир, который проводился не с разъездами, а по туровой системе. Собственно, такая система проведения чемпионата существовала практически до самого конца 1960-х годов. И без того отличный состав московского ЦСКА в том сезоне усилился еще одним игроком сборной СССР — Юрием Корне -евым. Но главной проблемой, с точки зрения папы, который повторял это много раз и дома, и на тренировках, заключалась в том, что команда ЦСКА была гораздо мобильнее, чем рижский СКА.
Да, в позиционном нападении связка Круминьш — Муйжниекс, умение дорожить мячом Майгониса Валдманиса и снайперские качества появившегося уже в составе Юриса Калниньша позволяли выглядеть на равных и даже иметь превосходство. А вот в скоростной игре рижане уступали ЦСКА, поэтому второй сезон подряд обе личные встречи выиграли армейцы Москвы. Первый раз именно в том сезоне я услышал от отца, что, пожалуй, тактика, обусловленная наличием в составе гиганта Яниса Круминьша, должна остаться в прошлом. Нужно обязательно наращивать скорости. Только в скоростных атаках можно было ожидать успеха. Причем высчитывались даже секунды, и если на атаку тогда отводилось тридцать секунд, то, с папиной точки зрения, пятнадцать-восемнадцать секунд на развитие атаки было оптимальным временем. Но с Круминьшем на площадке никак не удавалось атаковать меньше чем за двадцать две — двадцать четыре секунды. По-хорошему отец завидовал своему конкуренту Евгению Алексееву, который имел в составе такого скоростного разыгрывающего, как Арменак Алачачян, и который мог поменять его в случае необходимости на практически не уступающего в скорости Анатолия Астахова.
Кроме того, плановые замены ЦСКА ни в коем случае не ослабляли ни одну из линий — ни переднюю, ни заднюю. Если на задней линии Астахов мог появиться на обеих позициях — и разыгрывающего, и атакующего защитника, то в передней взаимозаменялись центровые — Бочкарев и Зубков. И отец понимал, что для того, чтобы достичь победы, необходимо усиление. Он стал работать над тем, чтобы наигрывать новые звенья, которые сразу бы входили в игру и меняли тактический рисунок команды и в нападении, и в защите. Первые эксперименты над заменой звеньями начались именно в том сезоне, однако свои плоды они принесли уже в Москве, в 1967 году, где составом можно было варьировать гораздо шире, чем в Риге. Вместе с тем папа понимал, что равносильной замены Янису Круминьшу в составе СКА все-таки не было. Как только вместо него выходил любой другой игрок, скорость атак пусть и увеличивалась, но их эффективность, то бишь КПД, однозначно падала. Такого КПД, как у Круминьша, за те одиннадцать сезонов, которые он провел в баскетболе, не было фактически ни у кого.
Процент попадания с игры у Яниса достигал семидесяти пяти — восьмидесяти. Это значит, что из десяти восемь своих крюков он забивал железно. Реализация штрафных тоже доходила до девяноста процентов. Кроме этого, даже не обладая прыгучестью и подвижностью, за счет своего роста и длины рук Ян в среднем забирал по восемь-десять отскоков за игру, что для центрового являлось более чем хорошим показателем. Даже в баскетболе наших дней центрового с таким КПД ценили бы в любой команде, включая НБА. Единственная слабость Яна заключалась в невозможности атаковать на скорости. Именно этим были вызваны мысли папы о том, что век таких вот больших, медленных и неповоротливых центровых окончательно прошел.
То есть, с одной стороны, папа понимал, что его успех как тренера пришел вместе с появлением в команде Яниса, а с другой — что ему требуется замена. Возникло противоречие: отчислить из команды любимого и такого эффективного игрока рука не поднималась — с таким игроком в стартовом составе и проводящем на площадке двадцать пять — тридцать минут игрового времени невозможно было рассчитывать на победу в чемпионате страны. Это противоречие с моральной точки зрения очень угнетало отца. И тогда он придумал замены звеньями, когда с площадки уходила отыгравшая свой игровой отрезок пара задних, а потом и тройка передних высокорослых баскетболистов. Но в Латвии в команде рижского СКА исполнителей высокого уровня явно не хватало для того, чтобы эта замена была равноценной тем игрокам, которые выходили в стартовом составе.
Папу это и злило, и в то же время заставляло активно искать выход из создавшегося положения. Когда тренер находится в таком поиске, несомненно, это чувствует и команда. Игроки зачастую бывают очень недовольны тем, что их заставляют перестраиваться, уходить с привычных рельсов. Надо сказать, что своих подопечных, особенно тех, которые играли вместе с 1956 года в один баскетбол, заставить играть в другой до конца папа так и не сумел. Именно этим, с моей точки зрения, объясняется тот конфликт, который возник в коллективе к концу 1962 года.
Заслуженные мастера спорта, многократно награжденные правительственными наградами как СССР, так и Латвийской ССР, не могли понять, что хочет их тренер и чем вызвано его недовольство. Кроме этого в 1962 году обострился конфликт с главным тренером сборной СССР Степаном Спандарьяном. Папа выступил в печати с резкой критикой тактики сборной СССР. Причем обвинял он в старомодности баскетбола, в который играет сборная СССР, именно старшего тренера. Он считал, что Спандарьян остановился в своем развитии и не видит новых тенденций в баскетбольной тактике.
Самые обидные слова, которые папа опубликовал в одной из статей, звучали следующим образом: «Даже поездки в Соединенные Штаты Америки, в Мекку баскетбола, не научили Спандарьяна тому, что баскетбол игра скоростная. Сборная СССР топчется на месте, по-прежнему используя в нападении старые, отжившие тактические схемы». Кому же понравится, когда тебя так нелицеприятно критикуют? Не понравилось это и Спандарьяну, и между этими двумя специалистами возникла не просто конфликтная ситуация, а война.
В той или иной форме в ней принимали участие практически все баскетбольные тренеры страны, разделившиеся на два лагеря: на тех, кто поддерживал Спандарьяна, и на тех, кто считал, что прав мой отец. Между прочим, обвинять Спандарьяна было особенно-то и не в чем, потому что результат сборная СССР при нем показывала планируемо высокий. Одна за другой завоевывались золотые медали на чемпионатах Европы, одно за другим следовали успешные выступления на чемпионатах мира, особенно 1959 года, потом сборная привезла две серебряные медали с двух подряд Олимпиад — в 1956 и 1960 годах. А таких успехов сборная СССР до этого не добивалась.
На самом деле Гомельский как тренер просто опередил свое время. Он пытался доказать, что развитие баскетбола по Спандарьяну заведет нашу главную команду страны в тупик. Но доказать это голословно, не подтвердив на практике, было практически невозможно.
У папы были свои союзники, которые понимали и поддерживали его. Но основная масса тренеров, которые по возрасту были намного старше отца (ему в 1960 году исполнилось всего ничего — тридцать два года), не смогли или не захотели поверить молодому специалисту в том, что тактику необходимо менять. Таким образом, эта конфликтная ситуация развивалась явно не в пользу папы. К тому же Спандарьяна поддерживал президент Федерации баскетбола Николай Семашко...
Доказывать свою правоту можно было только победами, а рижский СКА с 1959 года не занял ни одного первого места. Какое бы творческое мышление папа ни демонстрировал, какую бы разнообразную тактику он ни применял, она не приводила команду к победам. И доказать, что его тактика перспективна и оправдана временем, было практически невозможно.
Думаю, что именно по причине психологической подавленности и стрессов в 1963 году у папы возникли первые проблемы со здоровьем. Он, по природе веселый и жизнерадостный человек, очень сильно переживал из-за невозможности доказать свою правоту. Его, уже привыкшего к большим победам 1956—1959 годов, угнетало, что команда больше не завоевывает золотых медалей. Именно этим и объясняются его нервные срывы в сезоне 1961/62 года. Такое количество технических замечаний от судей папа, пожалуй, не получал никогда.
Причем иногда эти замечания были практически на ровном месте, когда ситуация на площадке ничем не предвещала столь бурной реакции тренера. Таким возбужденным, таким активно жестикулирующим, таким резвым я папу не видел больше никогда. Иногда мама после игры очень аккуратно и любя говорила ему: «Саша, ты настолько эмоционален, что иногда пропускаешь важные моменты в развитии встречи». И по-моему, она была права. Но успокоить папу во время матча не мог никто. Его эмоции перехлестывали через край. Все говорило о том, что такая нервная ситуация должна была каким-то образом разрешиться. Так, собственно, и произошло.
Я заканчиваю эту главу телеграммой, которую в первых числах апреля 1963 года прислал папин друг, известный журналист Павел Филиппович Михалев, сразу, как только он узнал решение коллегии Госкомспорта: «Сашка, ура, ты старший! Едешь в Рио, в Токио, куда угодно! Обнимаю, твой Пашка».
Они были на ты с самого раннего возраста, играли в баскетбол в одной команде, поэтому Михалев так восторженно отреагировал на эту новость. Назначение это оказалось очень неожиданным для папы, даже несмотря на то что он всеми силами стремился к этому. Самым удивительным было то, что решение на коллегии принималось в его отсутствие. Хорошо зная о «расстановке сил», папа меньше всего ожидал, что ему окажут такое доверие. Доверие авансом, если можно так выразиться. Не доказав еще своей правоты на деле, папа добился осуществления заветной цели, которую поставил перед собой еще в 1956 году, исключительно благодаря своему упорству, последовательности, профессионализму, одержимости и дару убеждения. Но о работе Александра Гомельского на должности главного тренера сборной СССР по баскетболу я буду рассказывать в следующей главе.
... продолжение следует...
