Андреас Кампомар, «¡Golazo!» Часть II: Мяч никогда не устает, 1950-2014. Глава 6: Кого боги хотят уничтожить, 1950-1960
Como el Uruguay No Hay (Нет места лучше Уругвая)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ, 1800-1950 ГГ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МЯЧ НИКОГДА НЕ УСТАЕТ, 1950-2014 ГГ.
Поражение, которое создало Бразилию
У других стран своя история. В Уругвае есть свой футбол.
— Ундино Виера
Рио-де-Жанейро — самый красивый город в мире и худшее, что когда-либо случалось с бразильцами.
— Эрнана Таверес де Са, «Бразильцы, люди завтрашнего дня» (1947)
Кого боги хотят уничтожить, того они сначала призывают, обещая.
— Сирил Коннолли, «Враги обетования» (1938)
Если Бразилия думала, что ее триумф на Чемпионате Южной Америки 1949 года свидетельствует о том, что она наконец-то овладела искусством международных соревнований, то она ошибалась. Несмотря на то, что футбол больше не ограничивался атлантическим побережьем, Аргентина была лучшей командой 1940-х годов. После обязательного домашнего триумфа над Уругваем в 1942 году Аргентина три года подряд выигрывала чемпионат Южной Америки в период с 1945 по 1947 год, не проиграв ни одного матча. Однако Кубок Рока 1945 года оказался исключением.
В декабре 1945 года Аргентина отправилась в Бразилию для участия в трехматчевом противостоянии. Хорошо организованные и эффективные, аргентинцы сумели одолеть своих соперников со счетом 4:3 в первой встрече в Сан-Паулу. Бразилии не помог и полушутливый прием со стороны паулистас, которые были не прочь освистать своих, если дела шли не так, как им хотелось. Уверенные в себе, португальские журналисты попросили кубок на Рождество — подарок аргентинским болельщикам. В Рио все было совсем иначе. С тремя изменениями в составе Аргентина была разорвана на части атакующими бразильцами со счетом 2:6. Зизиньо сыграл великолепно, а Элено де Фрейтас, который все еще находится в расцвете сил, заменив Леонидаса, оказался определяющим игроком уже с первого паса. Три дня спустя Бразилия продемонстрировала не меньшую уверенность в своих силах, обрушив на ворота Аргентины серию ударов головой и ударов через себя. Первый тайм, возможно, и закончился безголевым, но без происшествий не обошлось: Адемир сломал ногу Баттальеро. К концу матча Аргентина не справилась с агрессией бразильцев и уступила со счетом 1:3.
Спустя два месяца соперники вновь встретились в финальном матче чемпионата Южной Америки. Хотя травма Баттальеро случилась не по вине Адемира, аргентинские болельщики жаждали мести. Уличные торговцы продавали недозрелые груши, чтобы бросать их в бразильских игроков. Когда на кону стоял титул, плохое настроение обязано было стать причиной столкновений. Хуже было, когда травма аргентинского капитана повергла игру в хаос. На двадцать восьмой минуте Жаир сцепился с Хосе Саломоном, когда тот пытался пробить по воротам. Когда аргентинец упал на землю, получив переломы малоберцовой и большеберцовой костей, его товарищи по команде набросились на соперника. Последовавшая за этим потасовка взбудоражила зрителей, которые тоже вышли на поле. Ситуация усугубилась, когда в бой вступила полиция, нанося удары без разбора. Матч был возобновлен только через семьдесят две минуты, и к этому моменту всякая динамика и доброжелательность испарились. Когда Чико и де ла Мата были удалены с поля, обе команды доигрывали остаток матча вдесятером. Аргентина, возможно, и выиграла со счетом 2:0, но ее капитан больше никогда не сыграет за сборную. Увидев Жаира после матча, Гильермо Стабиле посетовал: «Ты сломал ногу лучшему защитнику Аргентины». «Ты ошибаешься. Лучшие аргентинские защитники — Де Дзорзи и Валусси», — был ответ[1].
В 1949 году Аргентина не смогла принять участие в бразильском чемпионате Южной Америки, а Уругвай, пострадавший от продолжавшейся пять месяцев забастовки игроков, прислал второй состав. Бразилия, несмотря на большое количество забитых мячей (39 голов в семи матчах), уступила со счетом 1:2 сильной парагвайской команде. Парагваю не повезло не выиграть чемпионат, он неожиданно проиграл посредственному Уругваю. В предыдущем матче против Перу парагвайцы были удалены с поля. Без трех важных и отсутствовавших из-за травм игроков, Парагвай встретился с победителями Кубка мира в сырой вечер и проиграл. Их неожиданная победа над Бразилией мало что значила, когда три дня спустя Парагвай пропустил семь мячей от сборной Бразилии в пострадавшей от дождя игре на выбывание. Теперь всем стало ясно, что парагвайцы не умеют играть под дождем.
Желание Бразилии принять у себя Кубок мира проявилось еще в конце 1930-х годов, но Вторая мировая война лишила ее надежды на проведение турнира в 1942 году, к которому также стремилась и Аргентина. В 1947 году ФИФА предоставила крупнейшей республике континента возможность исполнить свое футбольное предназначение. Однако Рио-де-Жанейро нужен был стадион, который отражал бы современный образ Бразилии. За два года до этого Марио Фильо утверждал в газете Jornal dos Sports, что современный стадион даст населению новую душу, которая пробудит дремлющего гиганта страны. Более того, на муниципальном уровне возникло желание построить храм для игры, который превзошел бы по вместимости 70-тысячный «Эштадиу ду Пакаэмбу» в Сан-Паулу.
Мараканасо!
Строительство «Мараканы», получившей свое название от реки, протекавшей рядом с местом строительства, стало делом государственной важности. Проект финансировался государством и курировался префектом города, генералом Анжело Мендесом де Мораесом. Истории, рассказывающие о различных этапах строительства, публиковались в журнале Jornal dos Sports. Но такой уровень общественного контроля не смог обеспечить своевременное строительство стадиона. Не привыкшие завершать столь масштабный проект в условиях дефицита времени — то, что 20 лет назад постигло и уругвайцев — кариокас справились с ним всего за неделю. Стадион, возможно, и выглядел так, словно прибыл из другой галактики, но его окрестности определенно относились к третьему миру. Фильо был прозорлив, когда писал: «Бразильский спорт велик не только своими традициями. Через много лет, когда мы будем писать историю этой эпохи, чудо стадиона будет отмечено как одна из самых полных мечт, когда-либо воплощенных в жизнь в нашей стране»[2]. Однако турнир станет самым страшным кошмаром страны.
В отличие от чемпионатов мира 1934 и 1938 годов, которые проводились на выбывание, организаторы вернулись к системе групповых матчей, использовавшейся в 1930 году. Таким образом, любая команда, проигравшая первый матч, получит возможность сыграть еще два матча. Слабым европейским командам не придется терпеть унижение, играя один матч и возвращаясь домой. Тем не менее, Индия и Франция снялись с турнира — последняя, сославшись на расстояние, которое ей придется преодолевать между матчами — оставив один пул из трех команд и один из двух в дополнение к двум группам с полным составом из четырех сборных.
Бразилия с легкостью открыла соревнование. Наивные мексиканцы были разгромлены со счетом 0:4 командой, состоявшей в основном из игроков «Васко да Гама». Во втором матче бразильцы отправились в Сан-Паулу, где встретились со сборной Швейцарии. В то время как другим командам пришлось бы путешествовать по стране, это был единственный матч, который Бразилия провела не на «Маракане». В попытке дипломатии Флавиу Кошта вызвал трех полузащитников паулиста. Когда уроженец Франции Фаттон сравнял счет за две минуты до конца матча, аура непобедимости Бразилии была разрушена. Ничья 2:2 была воспринята принимающей стороной как поражение. После матча разъяренные болельщики в Рио-де-Жанейро напали на шведское посольство — случай ошибочной идентификации, основанный на слабом знании европейской географии.
Югославы обыграли Швейцарию и Мексику со счетом 3:0 и 4:1 соответственно, поэтому для выхода в финальный пул Бразилии нужно было побеждать их. К счастью для Бразилии, нападающий белградской «Црвены Звезды» Райко Митич ударился головой о стальную балку на еще недостроенном стадионе и не смог начать игру. Югославы вынуждены были большую часть первого тайма обходиться десятью игроками и пропустили первый гол от Адемира. Ко второму тайму расстановка Кошты начала давать сбои под давлением сборной Югославии, и Бразилии посчастливилось пропустить еще один гол после чего они-таки довели дело до победы. К тому времени, как Бразилия вышла в финальный раунд, Уругвай еще не провел своего первого матча. Уругвай, который никогда не проигрывал на Кубке мира, потому что не смог защитить свой титул, получил в соперники не приехавших французов и боливийцев. За двадцать лет, прошедших с момента последнего выступления на турнире, Боливия не улучшила свои позиции и проиграла с разгромным счетом в восемь мячей; великолепный нападающий «Пеньяроля» Мигес порадовал небольшую толпу в Белу-Оризонти хет-триком. Но отсутствие игрового времени у Уругвая скажется в последнем туре.
Финальный раунд был явно в пользу Бразилии, которая оставалась в Рио на все три матча, что не осталось незамеченным менеджером Швеции британского происхождения Джорджем Рейнором, который открыто жаловался на расписание. В Буэнос-Айресе газета La Razón поставила под сомнение обоснованность турнира, в котором Аргентина не участвовала и из которого были исключены Италия и Англия, потерпевшие позорное поражение от США со счетом 0:1. «В финальном раунде остаются только четыре главных героя, которые ни в коем случае не являются лучшими в мировом футболе», — язвит газета[3]. Уругвай с большим трудом, но сумел добиться ничьей 2:2 благодаря дальнему удару Обдулио Варелы в матче с Испанией. Бразилия, в свою очередь, разгромила Швецию со счетом 7:1, продемонстрировав идеальный атакующий футбол. El Mundo Deportivo высоко оценил их игру: «Бразильская команда была выдающейся... центральное трио нападающих играло великолепно, и из них центральный нападающий Адемир стал героем дня, поскольку именно он возглавлял большинство атак»[4]. Поццо, освещавший турнир в качестве журналиста, не оценил бразильцев: теперь он изменил свое мнение. В следующем матче Адемиру не удалось повторить свою четырехголевую феерию, хотя Бразилия и одержала победу над Испанией со счетом 6:1. Когда Чико забил четвертый гол, более 150 000 голосов начали петь «Touradas em Madri» («Мадридские бои быков»). Счет на табло сыграл в пользу Бразилии: уругвайцы явно размяли европейцев. То же самое нельзя сказать о Швеции. Хотя шведы не были сильны физически, они сумели противостоять атакам уругвайцев. С тридцатью тремя ударами по воротам Уругвай должен был победить с большим отрывом, чем 3:2. После гола Мигеса на восемьдесят пятой минуте Уругвай доиграл матч в латиноамериканской манере: с мячом наголо предвосхищая решающий матч против Бразилии.
Как и во многих других футбольных матчах, подготовка к игре и ее последствия занимают больше места в воображении, чем сама игра. Так было и с финалом 1950 года. Обе страны регулярно играли друг с другом во время вынужденной изоляции 1940-х годов, так что тактических сюрпризов не будет. Более того, с момента своей первой победы со счетом 2:1 на чемпионате Южной Америки 1916 года Уругвай имел хорошие показатели против своего более крупного соседа. Флавиу Кошта не использовал предматчевую гиперболу, заявив: «Сборная Уругвая всегда тревожила дремоту бразильских футболистов. Я боюсь, что мои игроки выйдут на поле в воскресенье с таким видом, будто на их футболках уже пришит чемпионский щит. Это не выставочная игра. Это такой же матч, как и любой другой, только сложнее»[5]. В мае Бразилия принимала Уругвай в рамках кубка барона Рио Бранко — трехматчевого противостояния двух стран. Сборная Уругвая выиграла первый матч со счетом 4:3 в Сан-Паулу, причем Мигес забил дубль, но затем проиграла два других матча с разницей в один гол. В Монтевидео El País не преминул подчеркнуть недостатки команды: «Все игроки, за некоторым исключением, совершенно не тренируются, толстые, тяжелые. Тактическое направление не имеет никакого значения»[6].
Давление на Бразилию, требующее победы, исходило скорее извне, чем изнутри: страна ожидала. Это не осталось незамеченным венгерским тренером-практикантом Эмерико Хиршлем, который понял, что предматчевые фанфары порой впечатляют больше, чем сам матч (так было в игре с Югославией). Он также скептически оценил мастерство Бразилии на поле. «Я убежден, что в сборной Бразилии есть игроки, которые уже перешагнули порог. Команда с изношенными игроками... мое впечатление, что Бразилия далеко не пройдет»[7]. Сами бразильцы, однако, считали иначе.
Теперь, когда Бразилии достаточно было сыграть вничью с Уругваем, чтобы возглавить турнирную таблицу, Кубок мира казался обеспеченным. Возможно, O Mundo и искушал судьбу своим сенсационным заголовком ВОТ ЧЕМПИОНЫ МИРА, под которым были размещены фотографии игроков, но не все бразильские газеты были ослеплены ура-патриотизмом. В Сан-Паулу газета O Estado попыталась сдержать ажиотаж: «Чрезмерная самоуверенность, с любой точки зрения, вредна... Игра определяется на поле, а не на трибунах»[8]. В то время как рио-де-жанейрская газета O Globo предостерегла своих читателей от неверного толкования результатов Уругвая против Испании и Швеции как предвестие гибели футбольной державы.
Шок от окончательной победы Уругвая окутал этот день тайной. Мифы, которые возникли позже, когда бразильцы и уругвайцы пытались как-то осмыслить этот матч, не развеялись. Даже кинокадры матча приобрели ощущение вымысла. Для уругвайцев именно Обдулио Варела, прозванный «Эль Негро Хефе» («Черный вождь»), стал мифологическим героем. Увидев O Mundo в фойе отеля, Варела, как говорят, купил все экземпляры, разложил их на полу в ванной комнате и заставил команду мочиться на них. (По иронии судьбы Хулио Перес, игравший на фланге, как говорят, обмочился во время исполнения уругвайского гимна). Анекдот настолько хорош, что стал правдой. Однако для многих игроков «это было спокойное утро, такое же, как и все остальные, когда мы там находились»[9]. Их спокойствию могло помешать то, что Уругваю предстояло встретиться с Бразилией на глазах у 173 850 зрителей (хотя неофициальная цифра составляла более 200 000).
«Мы прибыли на стадион без четверти час, а игра началась в три, — вспоминал позднее Скьяффино. — Когда мы приехали, то увидели, что стадион переполнен, но отношение толпы было очень вежливым. Перед матчем мы много отдыхали с поднятыми ногами, потому что было очень жарко, более тридцати градусов [по Цельсию], что тоже нам было не по нутру»[10]. Ожидание было не столько победа, сколько достойное поражение. Как цинично заметил один делегат из уругвайского лагеря, «проиграв в четыре мяча и не выставив себя дураками, чтобы судья кого-то удалил, вы выполнили свой долг»[11]. Хотя Скьяффино утверждал, что Варела не допустил бы никого из руководства в раздевалку.
Для Бразилии все было готово, и теперь Селесао предстояло завоевать Кубок мира. Хотя для завоевания титула хватило бы и ничьей, все ждали, что они выиграют на стиле. Барбоза почувствовал тошноту, когда вошел в раздевалку. Бигоде было сказано, чтобы он сдерживал свою агрессию и не пинал соперников за пределами штрафной. Перед матчем президент Бразилии заявил: «Вы, которых я уже считаю чемпионами. ...Вы выходите на поле как подлинные представители Бразилии, которые докажут всему миру, что бразильский народ достоин этого». Вскоре после этого мэр Рио-де-Жанейро оказал еще большее давление: «Муниципальные власти внесли свою лепту, построив этот стадион. Теперь, игроки сборной Бразилии, вы должны выполнить свой долг!»[12] Осознавая размеры публики и то, как она может повлиять на его игроков, Варела отдал команду: «Выходите медленно, спокойно, конфронтационно. Смотрите не на трибуны, а прямо перед собой, потому что матч проходит на поле, и это противостояние одиннадцать против одиннадцати». Затем последовал размеренный cri de coeur [крик души]: «Они там просто мусор! Да начнется шоу».
Если Бразилия думала, что Уругвай сдастся европейцам в финальном раунде, то она ошиблась. Удача и неустанная оборона, казалось, благоволили уругвайцам. Каждый раз, когда Уругвай выносил мяч, его словно магнитом притягивало обратно в ее штрафную. Уругвай сумел вырваться в контратаку незадолго до свистка на перерыв, но Барбоза успел парировать удар Варелы. Уругваю чудом удалось удержать ничейный счет. Бразилия, напротив, будет сожалеть о своей расточительности, не реализовав ни одного из своих 17 моментов.
Когда на сорок седьмой минуте Фриаса забил головой за сборную Бразилии, казалось, что шлюзы могут открыться. Когда толпа праздновала скорую победу, Варела пробежал с мячом тридцать метров и начал пререкаться с судьей. Спустя годы Варела признал, что в его действиях был определенный подтекст: «Я знал, что если бы я не затянул матч, они бы нас разгромили». Варела был настолько категоричен в своих протестах, что на поле пришлось отправить переводчика. Теперь, когда Уругваю для победы не хватало двух голов, Кубок мира был в руках Бразилии. Однако Бразилия не смогла воспользоваться своим положением, и эта неудача, похоже, укрепила решимость Уругвая. Теперь уругвайцы стали быстро и уверенно атаковать, к удивлению толпы, внимание которой на мгновение отвлек выносимый со стадиона труп. А когда двадцать минут спустя Уругвай сравнял счет, это уже было похоже на неизбежность. Варела, который теперь управлял своими войсками в атаке так же эффективно, как и в обороне, направил Алсидеса Гиджу на правый фланг. Не в первый и не в последний раз за этот день Гиджа перехитрил Бигоде и нашел незамеченного Скьяффино, который вколотил мяч в правый верхний угол ворот. Именно этот гол уничтожил Бразилию. На «Маракане» воцарилась тишина. И все же Бразилии достаточно было продержаться еще двадцать четыре минуты, чтобы стать чемпионом. Теперь уругвайцы поняли, как страшно Бразилия боится проиграть. За 11 минут до финального свистка слова уругвайского радиокомментатора Карлоса Соле ушли в историю: «Мигес останавливает мяч и отдает его Хулио Пересу. Хулио Перес идет вперед с мячом и ждет, когда Гиджа выбежит вперед. Хулио Перес продолжает атаковать. Перес на Гиджу. Гиджа на Переса. Перес выходит вперед и передает мяч Гидже. Гиджа уходит от Бигоде. Быстрый уругвайский правый фланг выходит вперед. Он будет бить. Он бьет. Goool, goool, goooool, goooooool uruguayo»[13].
И снова тишина на стадионе. Этот гол, как и первый гол сборной Уругвая, поставил в тупик бразильскую защиту и вратаря. Вместо того чтобы отдать мяч назад, Гиджа вколотил его в ворота и разбил сердце нации. Уругвай, вопреки ожиданиям и перед лицом бразильской дерзости, вырвал победу из пасти поражения. «За всю историю существования «Мараканы» только трем людям удалось заставить ее замолчать, — сказал позже Гиджа. — Папе Римскому, Фрэнку Синатре и мне». Хотя был ли он настолько лаконичен, так навсегда и осталось под вопросом.
Когда прозвучал финальный свисток, воцарилась тишина. (Ходят слухи, что двое расстроенных болельщиков бросились с трибуны и разбились насмерть, когда поняли, что их команда проиграла). В своей книге, посвященной истории Кубка мира, Жюль Риме вспоминает, как передавал трофей Вареле. Сцена, которую он описывает, полна пафоса. «Не было никакого почетного караула, ни национального гимна, ни речи перед микрофоном, ни официальной церемонии победы... Я оказался один в толпе, меня толкали со всех сторон, я держал в руках чашу и не знал, что делать. Наконец я увидел капитана сборной Уругвая [Варелу] и почти тайком отдал ему кубок, пожав ему руку и не обменявшись ни единым словом»[14]. Мрак, опустившийся на «Маракану», сделал невозможным празднование для Уругвая. За традиционным кругом почета наблюдал почти пустой стадион.
Возвращаясь в отель, уругвайцы поняли, что заставили замолчать не только стадион, но и целый город. Варела, мудрый не по годам, размышлял: «Мы все разрушили и ничего не выиграли. Мы выиграли титул, но это произошло на фоне такой печали? Я думал об Уругвае. Там люди будут счастливы»[15]. Вечером игроки праздновали в своем отеле. Уругвайское руководство посоветовало команде не выходить, опасаясь возмездия со стороны Бразилии. Варела категорически не подчинился и вышел, прихватив с собой физиотерапевта команды Матучо Фиголи. Ночь они провели, попивая пиво с отчаявшимися бразильцами, а вернулись рано утром. Хотя Монтевидео праздновал и ждал новых чемпионов мира, это была очень уругвайская победа: триумф, пронизанный врожденной грустью.
Если какая-то игра и заставила страну усомниться в своей идентичности, то это была игра, получившая название «Мараканасо» («Несчастье Мараканы»). Позднее Нельсон Родригес вспоминал о боли во время матча. «Обдулио вырвал у нас титул». Я сказал «вырвал», как если бы я сказал «вытащил» у нас титул, как зуб»[16]. Folha Carioca сравнила это поражение с Ватерлоо. Пристальное внимание, с которым изучался матч, граничило с национальной одержимостью. В книге «Анатомия поражения» Пауло Пердиган напишет: «Из всех исторических примеров национальных кризисов Кубок мира 1950 года — самый красивый и самый прославленный. Это Ватерлоо тропиков, а его история — «Гибель богов» [Опера Вагнера, прим.пер.]. Поражение превратило обычный факт в исключительное повествование: это сказочный миф, который сохранился и даже вырос в общественном воображении». Для Гиджи все было просто: «Барбоза поступил логично, а я — алогично. Но для меня все закончилось хорошо»[17].
Для трех чернокожих игроков — Барбозы, Бигоде и Ювенала — жизнь уже никогда не будет прежней. Барбозе так и не дали забыть о его ошибке: «Уголовный кодекс определяет, что максимальный срок наказания составляет двадцать восемь лет. В Бразилии я приговорен к вечному заключению»[18]. Роке Масполи, уругвайский вратарь, сомневался, что ему удалось бы добиться большего, чем его коллеге. «Удары Гиджи было трудно остановить, потому что он делал их с подкруткой. Насколько я мог видеть, Барбоза ушел со своей линии, чтобы идти на кросс, потому что там были другие игроки, которые шли ему подмогу. Если учесть, как Гиджа всегда бил по мячу, то гол был скорее заслугой его мастерства, чем ошибкой вратаря»[19]. «Шрамы так и не зажили, — позже скажет Барбоза. — Они кричали «Гиджа», «Скьяффино» [в мой адрес] — фамилии, которые преследовали меня всю жизнь»[20]. Бигоде терпел такие насмешки, как «длинный негр», и позже признавался: «Я думал о смерти. Так было бы лучше для меня»[21]. И это говорит игрок, которого в начале кампании хвалили за силу и упорство.
В момент истины проявились расистские наклонности, пагубное наследие рабства. И все же, как бразильцы могли обвинять своих чернокожих игроков в «слабости», когда их мучитель сам был чернокожим? Бигоде обвиняли в трусости, в том, что он подвергся издевательствам со стороны капитана сборной Уругвая, но он это отрицал. Поговаривали, что Варела ударил Бигоде. Хотя оба игрока утверждали, что это был всего лишь легкий удар, бразильский массажист Марио Америко вспоминал об этом иначе: «Обдулио подбежал к ним, сунул палец в нос Бигоде и рявкнул: «Ты, сын тысячи сук, если ударишь этого парня [Гиджу], я тебя убью»»[22]. Возможно, в Уругвае и появился чернокожий капитан, но страна по-прежнему страдала от явной расовой дискриминации. Еще в 1930-х годах афро-уругвайская пресса пыталась отговорить чернокожих от футбольной карьеры, опасаясь эксплуатации. Как и Андраде и Градин до него, Варела закончит свою жизнь в жалких условиях.
Но не все стремились обвинить чернокожих в проигрыше команды. Давид Насер, самый известный журналист, писавший в Бразилии в 1950-х годах, справедливо распределял вину, указывая пальцем на всю команду. В журнале O Cruzeiro он также критиковал СМИ за то, что они изображают неутомимых уругвайцев как усталых стариков. Насер не ошибся, хотя его журналистские способности были поставлены под сомнение, когда позже его обвинили в фальсификации. Когда бразильцы не осуждали друг друга, они обращали внимание на тактику. В интервью писателю Алексу Беллосу Зизиньо обвинил в поражении систему. «Последние четыре матча Кубка мира были первыми в моей жизни, когда я играл по схеме WM. Испания играла WM, Швеция играла WM, Югославия играла WM. Всех троих, кто играл в WM, мы обыграли... Система [Уругвая] была сумасшедшей, но она не была такой плохой, как WM... Вот почему мы проиграли чемпионат мира»[23]. Уругвайцы переняли опыт швейцарцев — не в первый раз: в начале XX века страна скопировала швейцарскую коллегиальную систему управления — и использовали либеро в роли последнего защитника за последней линией обороны.
Очень болезненным для Бразилии не столько проигрыш Уругваю, сколько бесчестье поражения, за которым наблюдал весь мир. Поражение выявило то, что Нельсон Родригес назвал бы complexo de vira-latas, «комплексом бродячей собаки [которая ищет объедки]». Обдулио пинал Бразилию, как бродячую собаку, и она сдалась. И все же этот комплекс не был результатом одного матча. На протяжении десятилетий чувство неполноценности по отношению к своему месту в мире накладывало отпечаток на психику бразильцев. Страна, по словам Пауло Пердигана, «была лишена славы, отдав одну диктатуру безразличному правительству Дутры, перед возвращением к власти режима Варгаса и эйфорическим бумом правительства Жуселино Кубичека»[24]. Это было очевидно для Аргентины и Уругвая, теперь это стало очевидно для всего остального мира. Комплекс vira-latas проявлялся не только в физической слабости, но и в душевной хрупкости.
Даже спустя шестнадцать лет после этого события Нельсон Родригес был озлоблен. «У каждого народа есть своя непоправимая национальная катастрофа, что-то вроде Хиросимы. Нашей катастрофой, нашей Хиросимой, стало поражение от Уругвая в 1950 году. Противник [Уругвай] провел кампанию с явной посредственностью»[25]. Родригес считал, что Бразилия боялась Испании и все же «расправилась» с ними. Уругвай, однако, не представлял никакой угрозы: «В отношение Уругвая — ничего. Никакого страха»[26].
«Мараканасо» показало хрупкость духа страны, но поражение стало катализатором. Горе даст Бразилии время поразмыслить и поучиться. Для Уругвая триумф в невзгодах стал гибелью: победа сделала ее ленивой и забывшей о тех самых чертах, которые позволили ей добиться успеха. В отличие от своей соседки, она не будет учиться, чтобы стать турнирным игроком. Сложилось мнение, что Уругвай может победить только вопреки всему. Уругвай против всего мира. Трагедия Уругвая заключалась в том, что он задохнулся не под тяжестью ожиданий, а из-за неуместной веры в то, что он всегда может рассчитывать на чудо, которое спасет его даже в самых тяжелых обстоятельствах. Как сказал Варела после победы: «Если мы можем сделать что-то настолько невозможное, мы можем сделать всё»[27]. О победах с помощью силы и стиля, как это было в двадцатые и тридцатые годы, придется забыть. Спустя сорок шесть лет после величайшей победы своей страны уругвайский писатель Марио Бенедетти бросил вызов наследию «Мараканы» в своем романе «Андамиос» («Подмостки»). Вернувшись в Уругвай после долгих лет изгнания, главный герой Бенедетти, Хавьер, размышляет о влиянии неправдоподобной победы: «Сорок пять лет мараканизации страны оставили неизгладимые следы лицемерия (возмущенный Давид, неожиданно побеждающий высокомерного Голиафа) в спортивном, социологическом и политическом нарративе позавчерашнего, вчерашнего и сегодняшнего дня... Мы внезапно стали нуворишами в спорте»[28]. К сожалению, страна никогда не стремилась подражать скромности и мудрости капитана и каудильо Уругвая Обдулио Варелы. «Все становится меньше, все меняется. Прошлое нужно оставить в покое».
В своем эссе 1940 года «La cabeza de Goliat» Мартинес Эстрада сравнил Буэнос-Айрес с головой Голиафа на теле Давида в стране. Уругвайскому футболу грозила опасность стать именно таким монстром: раздутым и неспособным к самоподдержанию. За три десятилетия Уругвай четыре раза достигал зенита футбола. Падение из милости будет долгим и затяжным. Футбольные боги затянут боль, подарив стране проблески великих традиций, а затем разрушат ее надежды. Клубный футбол 1960-х годов, особенно учитывая его успехи на континентальном уровне, усилил бы исключительность. Но на международном уровне игра уходила от Уругвая. И стране станет невозможно наверстать упущенное.
Уругвай, возможно, и не был бы таким аутсайдером, если бы не вышел на турнир без одного из величайших игроков, которых когда-либо создавала Латинская Америка. Вальтер Гомес еще подростком был вызван в сборную Аргентины для участия в кубке Ньютона в 1945 году. Его первый матч был удачным: он постоянно обыгрывал своих соперников и выходил на поле под бурные аплодисменты публики портьеньо. И все же, несмотря на свой потрясающий талант, за свою страну он сыграл всего четыре матча. В 1949 году минутное безумие оборвет многообещающую карьеру. Не в первый и не в последний раз в кубке Уругвая «Пеньяроль» встречался с «Насьоналем». Этот матч запомнился как el clásico de la fuga («дерби побега») из-за неспортивного поведения «Насьоналя» в недоброжелательном матче. Уступая в счете, «Пеньяроль» получил право на пенальти, который реализовал после отскока. Последовали обычные протесты, но Гомес вышел из себя и ударил судью по лицу. Вскоре Гомес вслед за Техерой, которому ранее была показана красная карточка, покинул поле, и «Насьональ» остался вдевятером. В перерыве между таймами поползли слухи, что «Насьональ» может отказаться играть второй тайм. Когда «Пеньяроль» вышел на поле в надежде разгромить своего извечного соперника, «Насьональ» на поле не появился. Сверившись с часами, судья присудил «Пеньяролю» победу в матче. Гомес был отстранен от игры на год.
Когда Уругвай выиграл чемпионат мира, Гомес играл за «Ривер Плейт» в Буэнос-Айресе. Его товарищи по команде «окружили его и в его честь произнесли ласковое «ура», которому они научились в Мексике во время одного из своих турне»[29]. Его умение владеть мячом и протискиваться мимо двух защитников позволило ему добиться успеха на последних двадцати метрах участка поля. Его слава была настолько велика, что поклонники «Ривера» кричали: «La gente ya no come por ver a Walter Gómez» (люди больше не едят, чтобы увидеть Вальтера Гомеса). Нападающий Омар Сивори, который в 1957 году уйдет из «Ривер Плейта» в «Ювентус», сказал о Гомесе: «Я знал только одного игрока, который мог выиграть игру, когда хотел, и это был Вальтер Гомес... он рассеянно бродил по полю, возвращался на пять минут и забивал или заставлял нас забить несколько голов»[30]. После отъезда из Буэнос-Айреса на Сицилию Гомес ненадолго вернулся в Монтевидео, а последние годы своей карьеры провел в менее трудных лигах Колумбии и Венесуэлы.
Мечтая об Альбионе
В отличие от других стран региона, которые давно забыли о своих британских корнях, Аргентина осталась привязанной к основателям игры. В 1951 году республика с Ривер Плейт получила возможность сыграть полный матч сборных на «Уэмбли», где Англия никогда не терпела поражений. Перед 100 000 болельщиков сборной Англии la nuestra должна была показать себя во всей красе.
Хотя в первом тайме Аргентина ограничилась лишь тремя моментами, один из них она реализовала. На восемнадцатой минуте Лустау вырвался вперед и сделал передачу на Эль Атомико Бойе, который замкнул прострел головой. «Бойе [sic], быстрый и опасный игрок, запыхавшись от волнения, побежал назад к центру, как будто завоевал весь мир», — писала The Times[31]. А для аргентинцев завоевать Англию означало завоевать весь мир. Аргентина мужественно сражалась, чтобы сохранить свое небольшое преимущество перед натиском сборной Англии. Рухило творил такие чудеса в пасти ворот, что его окрестили «Эль Леон де Уэмбли» («Лев Уэмбли»). Но под рев толпы приверженцев английского футбола, несущих хозяев к победе, перелом наступил на семьдесят девятой минуте. Через семь минут Англия добавила второй мяч и похоронила южноамериканцев. Аргентина была так близка к тому, чтобы одолеть Англию, но потерпела неудачу перед лицом очевидного превосходства Англии. Тем не менее, Борокото в El Gráfico чувствовал себя обязанным подкрепить свою туманную теорию el fútbol rioplatense:
Англичане — англичане, а мы — криолло. Ни они не могут играть, как мы, ни мы, как они... Но существует нечто такое, что не может быть изменено, не приемлет никакой адаптации и связано с идиосинкразией каждого из них. Есть способ думать, чувствовать, действовать, и он заключается в крови, [жареном] мясе и мате, или в овсянке с молоком и ветчине с яйцами[32].
Отношение англосаксов к аргентинцам оставалось противоречивым. Чарльз Бьюкен, редактор знаменитого журнала Football Monthly, настоял на том, чтобы Футбольная ассоциация отправила сборную Англии в страны Содружества, а не в Аргентину на международные товарищеские матчи. В качестве фактора он назвал «латинскую кровь», которая наделяет аргентинцев предрасположенностью к жестокому поведению и беспорядкам в толпе. Хотя подход Бьюкена, сравнивающего этикет толпы, был довольно грубым, чтобы не сказать ксенофобским, в нем был смысл: английские судьи не славились тем, что во время матчей размахивали пистолетами.
Через три года после бесславного поражения от США в Белу-Оризонти сборная Англии вернулась в Южную Америку. Турне в конце сезона включает посещение Аргентины, Уругвая и Чили — трех стран Cono Sur (Южного конуса). В Буэнос-Айресе англичане думали, что играют «товарищеский» матч, а на самом деле аргентинцы выставили команду, состоящую из полного состава форвардов «Индепендьенте» (Родольфо Микели, Карлос Чекконато, Карлос Лакасия, Эрнесто Грильо и Освальдо Крус). Поэтому не было неожиданностью, когда Англия уступила сборной портеньо со счетом 1:3. Грильо забил гол с такого угла, что его запомнили как «невозможный» гол. Аргентинец оставил не у дел нескольких английских игроков, когда оказался у боковой линии и пробил между стойкой и вратарем. Теперь Бьюкен изменил свое мнение: «[Аргентинцы] были артистами, Англия — солидными рабочими, использующими не те инструменты»[33]. Перон, который не был фанатиком футбола, но знал, какой политический капитал заложен в этой игре, объявил годовщину победы «Днем футболистов». Для одного аргентинского журналиста это было похоже на обретение страной независимости: «Мы победили их, как во время английских вторжений 1806 и 1807 годов... Недавно мы национализировали железные дороги. Теперь мы национализировали футбол»[34]. Лондонская газета Times, однако, так и не сообщила об этом матче.
Через три дня Аргентина вновь выбрала команду-победительницу для участия в официальном международном турнире. Счет так и оставался нулевым, матч пришлось прекратить через двадцать три минуты из-за залитого водой поля. Английские чиновники предложили провести матч-реванш в течение трех дней, но AFA отказалась, сославшись на то, что полю необходимо пять дней для высыхания. Унижение англичан, пусть и на спорном международном уровне, продолжилось.
После поездки в Сантьяго, где чилийцы были обыграны со счетом 2:1, сборная Англии принимала победителей чемпионата мира. Счет хорошо отразился на изобретателях игры. Уругвай играл с англичанами и, конечно же, играл на зрителей своими аккуратными финтами и дриблингом. Билли Райт, капитан сборной Англии, был выставлен в дурацком свете Оскаром Мигесом, мастером jopeada (ловкий финт над игроком соперника). Арчи Ледбрук, журналист Daily Mirror, который трагически погиб в мюнхенской авиакатастрофе, сообщил: «Большинство членов команды считали, что победители — это самая сильная комбинация, которой они когда-либо противостояли»[35].
- - -
Аргентина с ее доминирующим наследием итальянских иммигрантов обеспечила многих oriundi (выходцев из Италии, родившихся за ее пределами), которые будут выступать за итальянскую сборную, как и Бразилия и Уругвай, хотя и в меньшем количестве. После того как в 1954 году Франко предоставил иммигрантам двойное гражданство, Испания стала местом притяжения для многих игроков с иберийским происхождением. Но этот процесс редко удавалось повернуть вспять, исключением стало дело Хорхе «Джорджа» Робледо Оливера. Робледо родился в чилийском портовом городе Икике в семье матери-англичанки и отца-чилийца и в пятилетнем возрасте вместе с семьей переехал в Йоркшир. «Панчо» продолжил успешную карьеру в «Ньюкасл Юнайтед», став лучшим бомбардиром Первого дивизиона в 1951/52 годах и забив 91 гол в 164 матчах. Несмотря на незнание испанского языка, он был вызван своей родной страной для участия в чемпионате мира 1950 года. В стартовом матче — по воле богов он оказался против своей приемной страны — Робледо пробил в стойку ворот, после чего один из игроков сборной Англии язвительно заметил: «Спокойно, Джордж, ты же не за «Ньюкасл» сейчас играешь».
Его брат Эдуардо, «Тед», последовал за «Джорджем» в «Ньюкасл» — эти двое были неразлучны — где он играл в качестве защитника. Когда Тед был продан в «Коло-Коло» из Сантьяго за £15 тыс., настала очередь Джорджа присоединиться к нему. «Для нас, — сказал Джордж в одном из интервью, — Чили всегда было волшебным словом, которое таило в себе особое очарование... Мы уже считаем себя настоящими чилийцами»[36]. Новинка — «англичанин», играющий в чилийской лиге — была встречена с энтузиазмом. В газете Estádio вышла статья под названием «Учитель футбола», в которой Робледо восхвалялся в довольно банальных выражениях: «Поле будет школой, в которой Хорхе Робледо будет преподавать этот курс... В каждом своем действии, с мячом или без, Робледо говорит: «Вот как надо играть в футбол»»[37]. Более того, идеальная техника Робледо, приобретенная в Англии, пойдет на пользу чилийским футболистам. Но не все были впечатлены. В том же номере Estádio вышла противоречивая редакционная статья под названием «El hara-kiri» [Харакири], в которой критиковалось большое количество импорта, который «убивает отличную работу чилийского футбола»[38]. Возвращение в Чили оказалось успешным для нападающего, который играл за «Коло-Коло» до 1958 года, а затем перешел в «О'Хиггинс». «Тед», однако, безвременно погиб в 1970 году, когда он «упал» с танкера в Аравийском море и так и не был найден. Было принято считать, что его убил западногерманский капитан танкера.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе, другом спорте (и не только).
