Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси…
В заголовке статьи читатель может узнать строки из стихотворения Евгения Евтушенко «Прорыв Боброва». Хоть они и представляют собой очевидную поэтическую вольность, по сути своего сравнения Евтушенко прав: народная слава героя сегодняшней публикации действительно не уступала популярности Юрия Гагарина. Знаменитый штангист Юрий Власов, друживший с Бобровым, писал:
«А Всеволод Бобров! Имя его было, бесспорно, самым популярным. Великий из великих спортсменов. Ни Мария Исакова, ни Григорий Новак при всей своей необычной всесоюзной знаменитости не могли сравниться с ошеломляющей популярностью Всеволода Боброва во второй половине 40-х годов и во все 50-е.»
Но – обо всём по порядку.
Всеволод Бобров родился 1 декабря 1922 года в Моршанске в семье революционера Михаила Андреевича Боброва, которого в 1921 году направили в Тамбовскую губернию уполномоченным по заготовке продовольствия. В 1925 году семья Бобровых обосновалась в Сестрорецке, где и прошли детские годы будущего капитана футбольной и хоккейной сборных Советского Союза. Заниматься спортом Сева Бобров любил с детства. Немалую роль в этом сыграла привязанность к спорту его отца, который ещё до революции играл в футбол и русский хоккей на Путиловском заводе. После переезда в Сестрорецк он много лет выступал за футбольную команду инструментального завода имени Воскова, долго был капитаном заводской хоккейной команды. Он и поставил Севу на коньки, когда тому было лет пять. Помог и старший брат Владимир, который фактически стал первым тренером не только Всеволода, но и многих сестрорецких мальчишек.
В Сестрорецке 20–30-х годов спорт был в большом почёте: им занимались и дети, и взрослые; в городе были настоящие спортивные династии, регулярно проводились соревнования. Сева Бобров с удовольствием принимал в них участие и в 12 лет завоевал свою первую награду: в составе сборной города он выиграл первенство Ленинградской области среди школьников. Призами юным хоккеистам стали настоящие фабричные клюшки, что оказалось весьма уместным: с инвентарём было туго, и мальчишкам приходилось играть самодельными клюшками…
Окончив после семилетки школу фабрично-заводского ученичества, Бобров стал трудиться слесарем на заводе имени Воскова, где работал и его отец. Всеволод играл за заводскую хоккейную команду, а в сезоне 1940/41 стал чемпионом Ленинграда по хоккею с мячом в составе «Динамо». Летом он должен был начать выступления за этот клуб уже в футбольном чемпионате СССР. Но первые матчи сезона команда проводила на юге страны без него, а после 22 июня стало не до футбола. Чемпионат СССР был прерван; в августе семья Бобровых (кроме Владимира, который сражался на фронте) эвакуировалась в Омск вместе с заводом «Прогресс», куда отец перешёл работать незадолго до начала войны.
Всеволод несколько раз просился на фронт, но призыва в действующую армию так и не дождался: вместо этого в августе 1942 года он был направлен на обучение в интендантское училище. Конечно, Бобров и в Сибири играл в футбол: за команды завода и училища, за сборную Омска. Он выделялся на поле, обращая на себя внимание как местной публики, так и спортивных руководителей. И летом 44-го, сразу после окончания училища, Боброва откомандировали в распоряжение новосибирского Дома Красной армии для участия в Кубке СССР.
За ДКА Бобров провёл всего две игры: тем же летом 44-го он получил неожиданный вызов в Москву. Фронт отодвигался всё дальше от столицы, и с 1943 года её спортивная жизнь начинала понемногу оживать. Возобновлялись соревнования, доукомплектовывались команды мастеров, составы которых сильно поредели после начала войны. Озаботилось кадровым вопросом и руководство спортивного отдела ЦДКА. По-видимому, слухи о талантливом юноше из Омска дошли до армейских начальников, и Боброва затребовали в столичный клуб. Правда, в ЦДКА он попал не сразу, сперва оказавшись в распоряжении команды Московского авиационно-технического училища. Объяснения этому в разных источниках отличаются: то ли руководство училища оказалось порасторопнее и перехватило талантливого спортсмена сразу по прибытию в Москву, то ли тренеры ЦДКА сами отправили Боброва в команду авиаучилища: мол, вводить его в состав в этом сезоне уже поздно, так что пусть для поддержания формы поиграет за «авиаторов» на первенстве Москвы.
За авиаучилище Бобров провёл всего несколько игр, а потом всё-таки оказался в главной армейской команде страны. Начинался зимний сезон, и ЦДКА готовился к розыгрышу Кубка СССР по хоккею (разумеется, русскому: канадский появился в нашей стране только через два года). В те годы большинство спортсменов играли и в футбол, и в хоккей – благо, календарь позволял: футбольный сезон заканчивался раньше, чем сейчас, хоккейный начинался позже… Упрашивать Боброва не пришлось: хоккей он любил не меньше футбола. И той же зимой он завоевал свой первый серьёзный трофей: в феврале 1945 года армейцы взяли Кубок СССР, обыграв в финале со счётом 2:1 команду… того самого Московского авиаучилища, куда Боброва определили по прибытии в Москву. Сам Всеволод забил в финале решающий мяч. Ещё неизвестно, чем бы закончился тот матч, останься он в команде училища…
В мае 1945-го Бобров начал выступления за футбольный ЦДКА – знаменитую «команду лейтенантов», сильнейший клуб страны второй половины 40-х. Для порядка уточню, что не все игроки команды носили на погонах по две звёздочки: Григорий Федотов имел звание капитана (он был и капитаном команды), несколько человек – старших лейтенантов, однако большинство, включая самого Боброва, были младшими лейтенантами. Правда, игроки быстро росли в званиях: через несколько лет Бобров уже носил капитанские погоны. Он дебютировал в составе ЦДКА 19 мая, в первом же туре чемпионата СССР. Играли против московского «Локомотива» на стадионе «Сталинец» в Черкизове. Выйдя на поле минут за 15 до конца, Бобров успел забить два мяча: с его опекой не справился защитник железнодорожников Николай Эпштейн, впоследствии – знаменитый тренер воскресенского «Химика», с именем которого связана целая эпоха в истории этого хоккейного клуба.
После этого Бобров появлялся на поле практически в каждой игре, пропустив до конца сезона только один матч. Он и стал лучшим бомбардиром чемпионата, забив 24 мяча в 21 игре. Бобров здорово укрепил нападение своей команды, мгновенно став одним из её лидеров. И осенью 1945-го чемпион страны московское «Динамо», отправляясь в знаменитое турне по Великобритании, усилило свой состав, пригласив Боброва и ещё трёх игроков из ленинградского «Динамо». Тренер динамовцев Михаил Якушин, легендарный Михей, не пожалел о своём выборе – в книге «Вечная тайна футбола» он писал:
«Я был рад, что не ошибся, пригласив с нами в поездку Всеволода Боброва. Этот нападающий всегда был нацелен на ворота соперников. Он обычно располагался от них метрах в тридцати и занимал позицию с таким расчётом, чтобы партнёры могли ему сделать передачу вразрез, как мы говорили, — на вырыв. Бобров в любой момент был готов получить мяч, ворваться с ним в штрафную и нанести точный удар. Он не прощал защитникам ошибок, постоянно шёл на добивание мяча, использовал все отскоки…»
Правда, в газетном интервью, данном на склоне своих лет, спустя полвека после турне, Якушин выдал Боброву куда более скромную оценку – признавшись, что брал того лишь в качестве дублёра Василия Трофимова, которого донимали травмы:
«Я-то Боброва никогда высоко не ценил. Забивала он, безусловно, хороший. Но ведь за своим полузащитником он никогда не присматривал, значит, эту работу за него должен был делать кто-то другой.»
Что ж, что было, то было – Бобров действительно не очень тяготел к черновой работе в защите, оставляя её партнёрам. Журналист Владимир Пахомов в своей книге про Боброва вспоминал, что в послевоенных дворовых футбольных играх порой можно было услышать упрёк в адрес тех, кто здорово владел мячом, но не желал выкладываться в обороне: «Дорвался, как „Бобёр“!» Но ведь взял же, несмотря на это, Якушин Боброва в Британию – хоть его манера игры и не вписывалась в Якушинские концепции? Это ли – не лучшее признание его таланта?
Кстати, тренер ЦДКА Борис Аркадьев подобных претензий к Боброву не имел. Он строил игру под игроков и, кажется, смог наилучшим образом распорядиться способностями своего нового форварда. Григорий Федотов отошёл немного назад, взяв на себя роль подыгрывающего; он и Бобров образовали мощный сдвоенный центр нападения, что было очень непривычно. Такое перестроение атакующих порядков доставляло немало проблем обороне соперников, строивших игру по принятой в те годы схеме «дубль-вэ»: один центральный защитник не успевал опекать двух нападающих. А в обороне за Боброва отрабатывал необычайно выносливый правый инсайд Валентин Николаев: он и выполнял, выражаясь современной терминологией, диспетчерские функции, и немало забивал сам.
Вспоминая британское турне, уместно вновь обратиться к стихотворению Евтушенко:
«… И трепетал голкипер „Челси“.
Ронял искусственную челюсть
надменный лорд с тоской в лице.»
Полагаю, к этим строкам следует относиться как к некоторому художественному преувеличению; но как бы то ни было, Бобров прекрасно показал себя в Великобритании, забив больше всех своих сокомандников. Всего же из четырёх матчей динамовцы выиграли два при двух ничьих. Результаты турне широко освещались в советской прессе, а вскоре вышла даже книга, которая называлась, в соответствии с суммарным счётом всех игр, «19:9». Любопытная примета времени: после возвращения из Англии народный комиссариат обороны премировал Боброва… платяным шкафом.
Первый сезон Боброва в большом футболе стал и единственным, в котором он смог раскрыть свои возможности на сто процентов: со следующего года Всеволода стали преследовать травмы, из-за которых он порой пропускал бóльшую часть сезона. Многие из этих травм на совести соперников Боброва: остановить его порой удавалось только ценой жёсткого нарушения правил. Бобров всё равно забивал много, но играть ему с каждым годом было всё трудней. Забегая вперёд, поделюсь воспоминанием Михаила Якушина об игре Боброва на Олимпиаде 1952 года (Михаил Иосифович был тогда вторым тренером сборной СССР):
«В таком состоянии нельзя резко затормозить при ведении мяча или неожиданно изменить направление бега... А он играл так, как будто был здоров, скрипя зубами, превозмогая боль, проявляя высшие волевые усилия.»
И так – в каждой игре. Но вернёмся в 1945 год. Я упомянул, что «Динамо» выиграло первый послевоенный чемпионат СССР: «милиционеры» опередили «лейтенантов» всего на одно очко. В последующие сезоны острое противостояние этих двух клубов продолжилось: остальные команды как ни старались, а выше третьего места подняться не могли. О том, как досаждал «Динамо» Бобров, тоже есть у Евтушенко:
«Когда с обманным поворотом
он шёл к динамовским воротам,
аж перекусывал с проглотом
свою „казбечину“ Михей.»
Пожалуй, и это воспоминание не следует воспринимать буквально; но то, что Бобров в те годы попортил немало крови динамовским игрокам и их тренеру, – факт неоспоримый. Особенно запомнилась болельщикам концовка чемпионата СССР 1948 года: к заключительному матчу ЦДКА – «Динамо» армейцы подошли, отставая на 1 очко. Их устраивала только победа. Они и вели по ходу игры – 2:1; но за полчаса до окончания игры защитник ЦДКА Иван Кочетков на скользком от дождя поле срезал мяч в свои ворота. Однако армейцы продолжали атаковать, и на 87-й минуте Бобров добил мяч, отскочивший от штанги после удара Соловьёва. Победа сделала его команду чемпионом.
В ЦДКА Бобров провёл пять сезонов: трижды за это время армейцы выигрывали чемпионат, дважды становились вторыми, два раза брали кубок страны. В значительной степени успехи «команды лейтенантов» связаны с именем её тренера-новатора Бориса Аркадьева, о котором Бобров позже писал:
«Я не представляю своей жизни без Аркадьева. Он для меня не просто тренер, даже слово „наставник“ не вмещает всего того, что значит для меня Аркадьев. Это и школа, и уроки футбола, и университет культуры – всё на свете.»
Аркадьев действительно стал для игроков, многие из которых не были избалованы хорошим образованием, своеобразным университетом культуры: он водил их в музеи и художественные галереи, цитировал произведения классической литературы… Константин Бесков подытоживал:
«Среди тренеров мне больше никогда не приходилось встречать человека такой культуры, интеллекта, эрудиции.»
В декабре 1946 года начался первый чемпионат СССР по канадскому хоккею. Боброву очень понравилась новая игра, которую он впервые увидел ещё во время турне по Великобритании: как он сам потом вспоминал, «это была любовь с первого взгляда». Правда, в сезоне 1946/47 он из-за полученной на футболе травмы смог выйти только на одну игру – против команды ВВС (5:3). Но быть может, без участия Боброва ЦДКА не смог бы одержать победу и отобраться в финал чемпионата: Всеволод стал настоящим героем того матча, забив три шайбы. «Советский спорт» в отчёте об игре писал: «Какой это всё-таки талант в нашем спорте! Не будь его, вряд ли команда ЦДКА получила бы 2 очка». Случались у Боброва и ещё более яркие матчи: когда он был в ударе, то чуть ли не в одиночку обыгрывал целую команду. «Мы знали, что Бобёр в тот день играть не будет, – рассказывал спартаковец Анатолий Сеглин про матч 1949 года, – и решили против ЦДКА упереться, а он откуда-то взялся перед самой игрой – и в итоге восемь шайб нам привёз…»
На такое был способен только он. Легендарный спортивный комментатор Николай Озеров, говоря о Боброве, был краток: «явление в спорте удивительное, уникальное, неповторимое». А уж ему-то было, с кем сравнить… Как в футболе, так и в обоих видах хоккея фирменной чертой Боброва стали многочисленные финты, которые он исполнял не шаблонно, а импровизируя и учитывая реакцию соперника: если тот, к примеру, разгадывал хитрость Боброва и не покупался на его обманное движение, это движение тут же становилось настоящим, тем самым всё-таки заставая обороняющегося игрока врасплох. В этом Боброву помогали филигранная техника, необычайная быстрота мышления и движений, прекрасное чутьё позиции и какая-то особенная игровая интуиция. Вратарь футбольного «Спартака», а после спортивный журналист Алексей Леонтьев рассказывал:
«Севка был королём эпизода, момента игры! Никто не умел так быстро оценивать ситуацию и мгновенно принимать решения. Быстрота мышления была просто гениальная. Конечно, это от Бога… И что удивительно: Севка почти не ошибался. Вот возятся в штрафной три, четыре, пять игроков… И вдруг из этой кучи игроков выскакивает мяч… И кто, вы думаете, первый у мяча? Конечно, Бобров! И тут же – удар, гол!»
Кстати, приём, когда, сближаясь с вратарём на большой скорости, он не выполнял бросок, а уходил в сторону, закладывал молниеносный вираж за воротами и появлялся перед ними уже с другой стороны, заставая голкипера врасплох, в обиходе так и называется: забить по-бобровски. Этот манёвр даже нашёл упоминание в рассказе ещё одного литератора – Василия Аксёнова. Тот был большим любителем спорта и в «Московской саге» вспоминал:
«Самым, конечно, любимым был лейтенант Сева Бобров, который на футболе мог метров с двадцати, перевернувшись через себя, „вбить дулю в девяточку“, ну, а на хоккее, заложив неповторимый вираж за воротами, влеплял шайбу вратарю прямо „под очко“. Да и внешностью молодой человек обладал располагающей: бритый затылок, чубчик на лбу, квадратная, наша русская, ряшка, застенчиво-нахальная улыбочка: Сева такой.»
Талант Боброва сомнений ни у кого не вызывал; но как ошибались те, кто полагал, что видимой лёгкостью, с которой Боброву удаются его атаки, он только этому таланту и обязан. Мало кто знал, как Бобров работал на тренировках, порой сотни раз повторяя не получающийся элемент. Сам Всеволод Михайлович писал в своей книге «Самый интересный матч»:
«Уже после окончания очередной тренировки мы [вместе с Бабичем и Шуваловым] обязательно оставались втроём на поле и учились бить по воротам. Мы совершали как минимум 300–400 бросков с различных мест площадки, из различных положений, под самыми различными углами.»
На февраль – март 1948 года пришлись первые международные встречи советских хоккеистов: в Москву приехал знаменитый хоккейный клуб ЛТЦ, сильнейшая команда Чехословакии. Практически все прибывшие в Москву игроки входили в состав национальной сборной, только что вернувшейся из Санкт-Морица с серебряными олимпийскими медалями; большинство имело и титул чемпионов мира, завоёванный годом раньше. Сборной СССР тогда ещё не существовало, и для игр с чехами была созвана сборная клубов Москвы. Сначала были проведены два закрытых матча, в которых наши крупно уступили (7:11, 1:10). Бобров не играл: было решено не выставлять на эти матчи сильнейших хоккеистов. Они должны были наблюдать с трибун, присматриваясь к стилю игры ЛТЦ со стороны. А вот в следующих трёх матчах Москва (усиленная рижским вратарём Харием Меллупсом) выставила свои лучшие силы. И сыграли наши с чехами абсолютно на равных: 6:3, 3:5, 2:2. Первый гол в ворота ЛТЦ забил Бобров; он же стал и лучшим бомбардиром московской команды. Игры с опытной командой ЛТЦ дали нашим хоккеистам очень многое. Чехи продемонстрировали слаженную командную игру, отменную технику владения клюшкой и броска, современные тактические построения, мастерскую силовую борьбу. Во всех этих компонентах наши спортсмены уступали, что было вполне объяснимо: советскому хоккею с шайбой шёл только второй год…
Гости уехали, и спортивная жизнь потекла своим обычным чередом: летом – футбол, зимой – «шайба»… В хоккей с мячом Бобров уже не играл: в сезоне 1946/47 помешала травма, а на будущий год совмещать русский хоккей с канадским запретили. Вскоре на Боброва положил глаз генерал авиации Василий Сталин, всесильный шеф уже упоминавшейся команды ВВС МВО (Московского военного округа). Располагая практически неограниченными возможностями, Василий Иосифович стремился собрать в своём клубе всех лучших спортсменов, заманивая их квартирами, автомобилями и огромными по тем временам зарплатами. В ВВС порой переходили чуть ли не целыми командами (не зря в народе название клуба так и расшифровывалось: «взяли всех спортсменов»). Бобров долго сопротивлялся натиску генерала, но всё же осенью 1949 года перешёл в стан «колорадских жуков» (как называли «лётчиков» за полосатую форму). Это решение чуть не стоило ему жизни: 7 января 1950 года под Свердловском разбился самолёт, на котором хоккейная команда ВВС летела на очередной календарный матч. Погибли все, находившиеся на борту. Жизнь Боброву спасла случайность: он проспал, не услышав будильник, и опоздал на аэродром.
В 1952 году была воссоздана сборная СССР по футболу (предыдущий матч она провела ещё в 1935-м): приближались Олимпийские игры, в которых впервые должен был принять участие Советский Союз. Первым капитаном воссозданной команды стал Анатолий Башашкин, но ближе к Олимпиаде его сменил Всеволод Бобров. В целом советская команда выступила на тех играх весьма успешно, однако футболисты «подвели»: выиграв в упорном матче 1/16 финала у Болгарии, они не смогли пройти следующую стадию. Матч с командой Югославии вошёл в историю: проигрывая за 16 минут до конца 1:5, наши игроки сумели собраться и каким-то непостижимым образом сравнять счёт. Бобров в том матче забил три гола. Но в переигровке, которая прошла через два дня (в то время пенальти в случае ничейного исхода не пробивались: матч переигрывался), команда СССР уступила 1:3.
Я не случайно взял выше слово «подвели» в кавычки: на самом деле наши футболисты выступили на Олимпиаде не так уж и плохо. Результат вполне соответствовал объективным обстоятельствам: нужно учитывать и малый опыт международных встреч, и, быть может, некоторые ошибки в комплектовании и подготовке команды, и недостаточное время, которым располагали тренеры – собранная на скорую руку сборная была не сыграна. Наконец, соперник попался действительно очень сильный: сборная Югославии в то время была хорошей, крепкой и опытной командой и в итоге дошла до финала. Однако руководство было крайне недовольно. По возвращении с турнира нескольких игроков лишили звания мастера спорта (троих вдобавок дисквалифицировали на год), а команду ЦДСА и вовсе расформировали. Боброва наказание не коснулось.
В 1953 году умер Иосиф Сталин. Через два месяца Василий Сталин был арестован и вскоре приговорён к 8 годам тюрьмы «за антисоветскую пропаганду и злоупотребление служебным положением»: формулируя второй пункт обвинения, следователи припомнили Сталину-младшему огромные траты государственных средств из бюджета Министерства обороны на развитие спорта. Клуб ВВС расформировали. Бобров перешёл в футбольный «Спартак», но из-за травм поиграл за «красно-белых» совсем немного: забив в 4 матчах 3 гола, он окончательно завязал с футболом. А вот в хоккей – за свой родной ЦДСА – Бобров выступал ещё 4 года. Кстати, о хоккее: в том же 1953 году была сформирована сборная СССР. Фактически она и раньше собиралась – но либо под флагом сборной Москвы, как в матчах с ЛТЦ, либо под видом студенческой сборной. А тут – настоящая, официальная первая сборная страны: планировалось участие в чемпионате мира. Но руководители команды засомневались в возможности успешного выступления – тем более, что Бобров снова получил травму. Наверняка они помнили о крутых мерах, которые меньше года назад были приняты руководством страны по отношению к футболистам, «не оправдавшим доверия» на олимпийском турнире. В итоге на мировое первенство из СССР поехал только Анатолий Тарасов – наблюдателем.
Часто пишут, что Всеволод Бобров был первым капитаном хоккейной сборной СССР. Это не так: первыми матчами сборной стали четыре товарищеских игры с Норвегией, которые прошли в марте 53-го – примерно в те же сроки, что и чемпионат мира. Бобров в этих играх участия не принимал: как я написал, он был травмирован. А вот год спустя, когда наконец состоялся дебют советской сборной на чемпионатах мира, нашу команду выводил на лёд уже действительно Бобров. Сборная уверенно прошла весь турнир, выиграв все матчи (только с хозяевами, шведами, сыграли вничью), а главной сенсацией стала крупная победа над канадцами в заключительном туре. На Западе в такой вариант развития событий, кажется, не верил никто. Перед матчем СССР – Канада в одной из шведских газет была опубликована карикатура: огромный канадец усаживает за парту, словно ученика, маленького советского игрока (кажется, автор шаржа и рисовал этого хоккеистика с Боброва). А ещё говорят, перед этим матчем организаторы начали продажу билетов на дополнительную игру СССР – Швеция, будучи заранее уверенными в победе канадцев: ведь при таком исходе наши набирали поровну очков со шведами, и требовалась переигровка за звание чемпионов Европы.
Но переигровка не понадобилась: наши выиграли у канадцев 7:2. Игрок бобровской тройки Виктор Шувалов вспоминал:
«Играли они слишком предсказуемо. От красной линии швырнут шайбу в угол – и вдвоём к ней несутся. Но наши-то защитники в скорости не уступали. На шайбе были первыми, пасовали вперед, отрезая одного, а то и двух соперников. И мы спокойно разыгрывали лишнего. Первый период закончили 4:0. Думали, канадцы изменят тактику, но они упрямые, как бараны. Лезут и лезут. Все семь шайб были словно под копирку – бросают, бегут и получают гол на контратаке.»
После победы советской команды тональность выступлений в её адрес изменилась. В газетах теперь публиковали совсем другие карикатуры. А тренер канадцев признался:
«Мы не ожидали такой превосходной игры советской команды. У русской команды есть чему поучиться даже нам, канадским хоккеистам...»
Тот чемпионат был примечателен не только дебютом сборной СССР, но и тем, что по его окончании впервые были названы лучшие игроки турнира. Компанию вратарю Дону Локхарту (Канада) и защитнику Хансу Эбергу (Швеция) составил нападающий сборной СССР Всеволод Бобров. Он же привычно стал лучшим бомбардиром советской сборной: 8 шайб в 7 матчах. А настольные часы – приз лучшему нападающему чемпионата – одно время даже выставлялись в павильоне «Физкультура и спорт» на ВДНХ.
В составе сборной СССР Бобров стал серебряным призёром чемпионатов мира 1955 и 1957 годов и олимпийским чемпионом в 1956-м. Участие в олимпийском турнире принесло ему уникальное достижение, которое едва ли когда-то будет повторено: Бобров – единственный спортсмен за всю историю мирового спорта, который был капитаном как футбольной, так и хоккейной олимпийской сборной.
Сезон 1956/57 стал для Боброва последним: возраст (он приближался к 35), травмы, непростые отношения с тренером ЦСК МО Анатолием Тарасовым… После завершения карьеры Бобров посвятил себя тренерской работе, чередуя её с административной (первый опыт тренерства Всеволод Михайлович получил ещё в начале 50-х, будучи играющим тренером команды ВВС). Он трудился в разных командах: в конце 1957 года занял должность начальника футбольной команды ЦСК МО, следующие три сезона работал вторым тренером клуба. В начале 60-х Всеволод Михайлович служил главным тренером Вооружённых сил по футболу. Пусть название должности не вводит читателя в заблуждение: фактически она была административной. Занимая её, Бобров отвечал за развитие всего армейского футбола, курируя не только ЦСКА, но и многочисленные команды СКА, разбросанные по всей стране. В его обязанности входила организация чемпионатов Вооружённых сил, помощь командам в решении хозяйственных вопросов…
В 1963–64 годах Бобров был главным тренером одесского «Черноморца». А к 1964–67 годам относится не слишком продолжительный, но очень яркий период биографии Боброва: в течение трёх сезонов он возглавлял хоккейную команду московского «Спартака». Сильнейшим клубом страны в середине 60-х был ЦСКА, возглавляемый давним «оппонентом» Боброва Анатолием Тарасовым. История взаимоотношений Тарасова и Боброва – тема особая: чтобы её как следует раскрыть, нужно, пожалуй, написать целую книгу. Не касаясь её здесь, скажу только, что взаимоотношения эти были не просто спортивным соперничеством: они представляли собой противостояние совершенно разных характеров, разных мировоззрений, которое нередко выплёскивалось за пределы хоккейных площадок. Бобров и Тарасов жили в «генеральском» доме у метро «Сокол»; рассказывали, как-то раз они долго стояли во дворе друг против друга на своих «Волгах», не имея возможности разъехаться в узком проезде. Никто не хотел уступать…
Так что же «Спартак»? Под руководством Боброва он дважды подряд брал серебряные медали чемпионата СССР, а в сезоне 1966/67 клуб во второй раз в своей истории стал чемпионом страны, опередив ЦСКА и по набранным очкам, и по результатам личных встреч. Но важен здесь не столько конкретный результат, сколько то, что он явился закономерным следствием появления Боброва у руля «Спартака». Бобров, имевший неплохое чутьё на игроков, здорово усилил состав команды, предпочитая не переманивать уже сформировавшихся мастеров из других клубов, а приглашать перспективную молодёжь: Виктор Блинов, Евгений Зимин, Виктор Зингер – его открытия, пусть и по наводке помощников. Он вносил разнообразие в тренировки, стараясь, чтобы игроки на протяжении длинного сезона не пресыщались хоккеем, чтобы он оставался для них интересной игрой, а не утомительной работой. «Мы показывали классную игру, которая нравилась публике и от которой мы сами получали удовольствие. Это был самый красивый хоккей в исполнении „Спартака“ за все [мои] 17 лет в родном клубе», – позже писал Александр Якушев. Бобров поощрял учёбу спартаковцев в институтах: в его «Спартаке» студентов было больше, чем в любой другой команде. Всеволод Михайлович справедливо полагал, что развитие общей культуры приучает человека «всё больше и больше думать, шире видеть, лучше и ясней понимать всё окружающее» (здесь очевидно прослеживается влияние Аркадьева). Качества для хоккея совсем не лишние! Хоть Бобров давно уже закончил выступления, он часто принимал участие в тренировочных играх и всегда мог личным примером показать своим игрокам, как нужно выполнять то или иное упражнение или технический приём. А как-то в зарубежном турнире, когда не хватало игроков, сыграл за «Спартак» сам – и снова, как в лучшие свои годы, забил больше всех.
Выигрывать бы Боброву со «Спартаком» и дальше, но позвало на помощь руководство футбольного ЦСКА: клуб начал сезон слабо и после девятого тура обретался ближе к концу турнирной таблицы. Расставаться со «Спартаком» было тяжело. Вячеслав Старшинов вспоминал:
«Прощаясь со „Спартаком“, Всеволод Михайлович сказал: „Мне тяжело уходить. Я вас очень полюбил“. А дальше он говорить не мог. Заплакал.»
Бобров сумел стабилизировать игру ЦСКА: армейцы закончили чемпионат на 9 месте из 19, дошли до финала кубка СССР. В следующих двух сезонах клуб играл неплохо: 4 место (при равенстве очков с бронзовым призёром), потом 6-е. Но руководство сочло результат неудовлетворительным, и Всеволода Михайловича отправили в отставку. В 1970–71 годах Бобров недолго служил в должности главного тренера Вооружённых сил по игровым видам спорта, созданной специально под него. Летом 1970-го ему присвоили соответствовавшее должности звание полковника.
А потом он вернулся в хоккей. Сначала возглавил олимпийскую (фактически – вторую) сборную СССР: название странное, ведь на Олимпийских играх всегда выступала первая сборная Советского Союза, в которой были собраны все сильнейшие. Так было и на Играх 1972 года: последнем турнире, где главной командой страны руководили Аркадий Чернышёв и Анатолий Тарасов. Сразу после окончания турнира Бобров принял у них первую сборную. Помогал ему сначала Николай Пучков, потом – Борис Кулагин.
Сборная СССР под руководством Боброва играла хорошо: хоть на чемпионате мира 1972 года она и уступила хозяевам, чехам, – но выиграла два последующих мировых первенства. А в сентябре 1972 года состоялась долгожданная суперсерия с канадскими профессионалами, которую наша команда провела на равных с родоначальниками хоккея. Однако в 1974 году Боброва отправили в отставку – сразу после выигранного чемпионата мира. Случай беспрецедентный. Что же стало причиной? Владимир Пахомов писал, что на мировом первенстве Бобров послал сопровождающего команду партийного работника, решившего поучить того, как нужно тренировать команду. Встречаются и другие версии произошедшего. Точно известно одно: сборную Всеволод Михайлович покинул не по собственному желанию.
После этого Бобров больших успехов уже не добивался. В 1975 году, когда он был главным тренером алма-атинского «Кайрата», ему снова довелось встретиться с Анатолием Тарасовым: тот, уйдя из хоккейного ЦСКА, впервые за почти 30 лет стал снова работать с футболистами. В чемпионате СССР команды не пересеклись: тарасовский ЦСКА играл в высшей лиге, «Кайрат» – в первой; но их свёл четвертьфинал кубка страны. И хотя ЦСКА под руководством Тарасова играл неубедительно, в тот день армейцы оказались на голову сильнее: 3:0. После матча Бобров выглядел очень подавленным.
В 1977–78 годах Бобров во второй раз занимал должность главного тренера футбольного ЦСКА. После 6 места в чемпионате-78 его отправили работать тренером детской футбольной школы. Всеволод Михайлович умер 1 июля 1979 года на 57-м году жизни: оторвался тромб.
Я подобно рассказал, каким Бобров был игроком; а каким он был человеком? По счастью, и на этот вопрос можно ответить довольно определённо: многие из тех, с кем сводила судьба Боброва, оставили свои воспоминания о нём. Рассказывая о Боброве, среди главных его качеств выделяют честность и порядочность. Бобров был доброжелателен, отзывчив и всегда готов последнее отдать друзьям, что вполне органично сочеталось с его добрым (но отнюдь не добреньким!) характером. Нетерпим он был лишь по отношению к хамам и наглецам, которых мог при случае и поставить на место. Бобров не юлил и не заискивал перед начальством; Николай Петрович Старостин проводил любопытную параллель между этой чертой его натуры и игровым стилем Боброва:
«Обычно игрок, когда идет на противника, сбрасывает скорость, потому что снижение скорости позволяет легче управлять мячом. Бобров же, наоборот, ускорялся до отказа и при этом сохранял господство над мячом. К тому же мчась к воротам по самой короткой прямой. Думаю, что и в жизни он стоял на таких же принципах. Всегда шел напрямик, никаких виражей перед начальством, всегда если не властно, то и не просительно выкладывал претензии.»
Многим запомнились общительность, обаяние, остроумие Боброва. Открытая и широкая натура, он не любил мелочности в других. Запомнилась его фраза, брошенная по адресу двух известных хоккеистов: «они же один другому три копейки за трамвай бывают должны…» Бобров был жизнерадостным человеком; он ценил дружбу и любил посидеть в компании старых друзей, да и вообще любил жизнь с её удовольствиями. А ещё говорят, что он был очень улыбчивый: партнёры и соперники вспоминали, что он даже играл с улыбкой.
Скажу ещё об одном: Боброву, при всех его достижениях, совершенно не было свойственно зазнайство или тщеславие. «Вёл он себя не как главнокомандующий, а как такой же член команды, как и другие, только постарше, и глядящий на игру со стороны», – писал позже Вячеслав Старшинов про работу Всеволода Михайловича в «Спартаке». Бобров не вёл счёт своим голам, не сравнивал себя с партнёрами или игроками последующих поколений – хотя такое сравнение, будь оно проведено, в подавляющем большинстве случаев оказалось бы в его пользу…
Конечно, неправильно было бы представлять Боброва совсем уж святым: как и у всех, у него имелись свои недостатки и слабости. Всеволод Михайлович бывал резковат, мог вспылить. Что ж: это был живой человек, а не ангел. Важнее другое: особенности его характера совершенно не затеняли тех главных достоинств, о которых я написал.
Время неумолимо: сейчас уже осталось совсем немного тех, кто видел игру Боброва. С каждым годом всё меньше и тех, кто знал его лично. И очень важно сохранить память об этом уникальном человеке, завораживавшем своей игрой переполненные стадионы. Чтобы справедливыми оставались строки, которыми заканчивается стихотворение Евтушенко:
«… и вечно — русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!»
Оригинал статьи опубликован на сайте «Чемпионат».
