«Эти 10 секунд были моей спрессованной в мгновения десятилетней жизнью в спорте»: Валерию Борзову – 75!
Валерий Борзов родился 20 октября 1949 года в украинском городе Са́мбор (сейчас это Львовская область). Бегать он любил с раннего детства. Просто так: во время игр во дворе, в школу, в магазин… «Я получал настоящее наслаждение от скорости передвижения», – вспоминал он. Заниматься бегом как спортом Борзов начал в 12 лет, когда тренер Борис Войтас заприметил его на школьном уроке физкультуры (тогда Валерий жил уже в Новой Каховке). Первые годы Валерий метался между легкой атлетикой и футболом–хоккеем, пока, наконец, окончательно не остановился на беге. Причем только на короткие дистанции: 100 и 200 метров. Однажды он попробовал на соревнованиях пробежать 400 и сразу понял, что «бег на 400 метров не для меня! Устал я страшно и долго отходил потом».
Борзову повезло с тренером: Войтас был мудрым, мыслящим наставником, неистощимым на выдумки. Он предлагал своим подопечным разносторонние изобретательные упражнения для развития силы, подвижности, скорости, техники… Об одном из тренировочных заданий Борзов рассказывал так:
Хорошо запомнил я еще одно чрезвычайно ценное упражнение Бориса Ивановича – бег с бумажной трубочкой в зубах. С трибун обычно не видно мимики спринтера, но замедленная съемка позволяет увидеть то напряжение, которое искажает порой лицо бегуна. И дело не в том, что это напряжение неэстетично, а в том, что оно неминуемо передается на мышцы шеи и плечевого пояса и возникает так называемый закрепощенный бег, при котором масса энергии тратится впустую.
Так вот Борис Иванович перед тренировкой склеивал из бумаги небольшие трубочки, с которыми мы должны были бежать на полной скорости, стараясь не измять их. Закончишь бег – и сразу видно, напрягался или нет.
Войтас помог Валерию заложить фундамент будущих больших побед, доведя его до уровня кандидата в мастера, – и в 1966 году, понимая колоссальные перспективы своего подопечного, сам передал Борзова киевскому тренеру Валентину Петровскому. На прощание тренер подарил Валерию свою фотографию с пророческой надписью «Валерке Борзову, будущему олимпийскому чемпиону в беге на 100 м!»
Петровский занялся с Борзовым узкоспециализированной подготовкой, нацеленной на достижения самого высокого уровня. Этот тренер исповедовал глубокий научный подход, что по тем временам было очень ново: организм спортсмена он рассматривал как систему, которую требуется перевести из заданного состояния в некоторое требуемое. Петровский строил математическую модель этой системы, вводя количественные характеристики, отражающие состояние системы и описывающие возможные варианты воздействий на нее посредством разных тренировочных упражнений. Сделав это, можно было применить к поставленной задаче математические методы оптимального управления – и тем определить наиболее подходящую данному спортсмену программу тренировки: для каждого спортсмена модель настраивалась индивидуально, с учетом особенностей его организма. Упомяну, что учеником Петровского был Анатолий Зеленцов, много лет руководивший научно-исследовательским центром киевского «Динамо» – самой «научной» советской футбольной команды 70–80-х годов.
Борзов переехал в Киев и поступил в институт физкультуры. Под руководством Петровского он всего за несколько лет превратился из подающего надежды юноши в сильнейшего спринтера страны. В 1967 году Валерий установил юношеский рекорд СССР на 200 м и выполнил норматив мастера спорта; в 1968-м привез три золота со II Европейских игр юниоров, где поставил личный рекорд на стометровке (10,4). В конце сезона он уже пробегал эту дистанцию за 10,2.
В 1969 году Борзова включают в первую сборную СССР, и в тот же год в Киеве он в первый раз становится чемпионом СССР (всего в 1969–77 годах он выиграет национальное первенство 17 раз). Финал бежали в сильнейший ливень с грозой. Борзов рассказывал:
Я инстинктивно долго бежал в наклоне, не поднимая головы, а когда выпрямился – это было где-то на тридцатом метре дистанции, – то не увидел рядом никого из соперников. Все они стеной бежали примерно на полметра сзади, и я только слышал их дыхание и топот ног. Я рвался сквозь стену дождя и чувствовал, как конкуренты отстают все больше и больше.
На финише я сразу попал в окружение фотокорреспондентов. Кто-то поздравлял меня, кто-то старался прикрыть своим зонтиком, с меня срывали стартовый номер и даже майку… а я напряженно вслушивался в объявление диктора: «Чемпионом страны стал Валерий Борзов, повторивший рекорд СССР – 10 секунд ровно!»
С таким результатом можно было думать и о победах на международных соревнованиях. И действительно, спустя месяц Борзов – первым из советских спринтеров! – становится чемпионом Европы на стометровке. В 1970 году Борзов выигрывает эту дистанцию и на легкоатлетическом матче СССР – США, который проходил в Ленинграде: это было первой победой советского спортсмена на дистанции 100 м за всю историю проведения этих турниров, начиная с конца 50-х. Дело в том, что до конца 60-х годов спринтерские дистанции были «вотчиной» американцев: остальные побеждали на них довольно редко.
Справедливости ради скажу, что сильнейшие американские бегуны, победители и призеры недавних Олимпийских игр в Мехико, в Ленинград не приехали. И тем не менее – победа есть победа. Впрочем, главным был не выигрыш, а то, что Борзов впервые смог посмотреть на американцев в деле, оценить их слабые и сильные стороны. Уже тогда он готовился к Олимпиаде-72, где, конечно, ему должны были противостоять сильнейшие американские бегуны.
Через год, в 71-м, Борзов снова побеждает в матче с американцами – хотя на этот раз они выставили более сильную команду. В 71-м он вообще выиграл все свои соревнования: 100, 200 и эстафету 4×100 метров на чемпионате СССР; 60, 100 и 200 метров на чемпионатах Европы. Немец Герхард Вухерер, проигравший советскому спринтеру на континентальном первенстве больше двух десятых секунды на ста метрах, объяснил причину своего поражения просто: «Сейчас у Борзова выиграть нельзя!» Пожалуй, так оно и было: к тому моменту Борзов действительно уже был лучшим спринтером Европы.
Безусловно, в том была не только заслуга тренеров, но и самого Борзова. Он был трудолюбив, настойчив, умел не отвлекаться на второстепенное и отличался психологической устойчивостью: как вспоминал Петровский, «не боялся противников и поражений». В общем, не только Борзову повезло с тренером, но и тому – с воспитанником.
И вот Олимпиада. Петровский подвел к ней Борзова на пике формы. В своих мемуарах Борзов вспоминал свои дороги на стадион – какими они представали перед ним на разных соревнованиях. Про те Олимпийские игры он написал так:
Здесь, в Мюнхене, дорога на стадион осталась в памяти легкой, солнечной, волнующей, с массой ребятишек, просящих автографы, и рослым полицейским в той же толпе, стоящим тоже с блокнотом в руках.
А вот о самих соревнованиях у Борзова могли остаться не лучшие воспоминания. Перед четвертьфинальным забегом на 100 метров кто-то сказал Петровскому, что старт переносится на более позднее время. Тот удивился: непохоже на педантичных немцев. И на всякий случай посоветовал своему подопечному остаться на стадионе – в комнатке, где спортсмены ждали своих забегов. Наблюдая оттуда за ходом соревнований по телевизору, Борзов вдруг увидел, как на старте появился лидер команды США Роберт Тейлор, с которым Валерий должен был бежать в одном забеге!
Через минуту Борзов уже был на дорожке. Он только успел поставить колодки, как раздалась команда «На старт!» То ли сказалось спровоцированное этим инцидентом нервное возбуждение, то ли еще что, только пробежал он сразу с тремя рекордами – личным, Европы и СССР: 10,07. По ручному секундомеру это было бы меньше, чем 10,0. А вот двум американцам – Робинсону и Харту – повезло меньше: они, тоже введенные в заблуждение относительно времени старта, опоздали к своим забегам.
Финал Борзов выиграл легко.
К шестидесятому метру почувствовал, что соперники отстают, а подбегая к финишным клеткам, помню, успел даже удивиться: неужели выиграть олимпийский финал так легко и просто? Это радостное удивление выразилось в совершенно непривычном для меня жесте – я поднял обе руки вверх и так миновал финишный створ... «Ну вот и все, – думал я, пробегая несколько шагов вдоль ревущих трибун, – теперь несколько дней отдохну, а там эстафета. Как все просто получилось!»
Может быть, это звучит не очень правдоподобно, но я не испытывал какой-то особо бурной радости победы. Радость выразилась у меня в одном жесте, когда непроизвольно поднял руки на финише. А когда остановился, то главным чувством было удовлетворение, удовольствие от реализованного в 10 секунд труда нескольких лет. По привычке я сразу начал высматривать на табло результат. Цифры говорили, что я пробежал финал за 10,14 с. Вот эти 10 секунд и были моей спрессованной в мгновения десятилетней жизнью в спорте.
Но перед эстафетой была еще дистанция 200 метров: сперва выступление на ней не планировалось, но тренеры попросили Борзова стартовать, чтобы принести очки команде. Задача победить любой ценой не ставилась: достаточно было и медали. Но он и на двухсотметровке выиграл, почти под копирку: снова легко, снова вскинув на финише руки вверх (отрыв от второго места позволял), снова (только на этот раз в финальном забеге) установив рекорды Европы, СССР и свой личный: 20,00. Кстати, установленные им на той Олимпиаде рекорды СССР на 100 и 200 метров так и остались не побиты. Да и в постсоветские годы никто из бегунов Украины, России или других бывших союзных республик не смог перекрыть эти результаты. А ведь прошло уже больше пятидесяти лет…
Оставалась эстафета. Борзов бежал на последнем этапе: он принимал палочку у Юрия (Юриса) Силова. На Ютубе есть видео с того забега, я вставил его ниже, но там трудно разобрать, что происходит в момент передачи эстафеты. Поэтому лучше процитирую рассказ Игоря Акимова из его старого очерка о Борзове:
До Юриса было семь-восемь метров, когда Борзов пошел вперед. Вот американцы уже передали палочку, немцы уже передают, даже французы передали… А Юрис… Где Юрис?! До конца «коридора», в котором разрешается передача эстафеты, остается три шага… Борзов спиной чувствует – Юриса нет. Два!.. Чуть заступишь – и команда автоматически выбывает из соревнования.
Поневоле тормозя, Борзов обернулся, чего не делает никто в эстафете. Силов буквально падал вперед, протягивая палочку. Борзов ее ухватил – и уже через мгновение был за роковой чертой.
Глянул перед собой – спины соперников. Первое впечатление: толпа. Потом понял: четыре спины…
(У Силова за десять метров до конца этапа заднюю поверхность бедра схватил спазм. Каково ему было добежать!.. Каково ему было видеть, как ни о чем не подозревающий Борзов уходит вперед со всей своей феноменальной мощностью…)
Итак, Борзов принял эстафету пятым. Однако чех и два немца были совсем рядом: их Борзов обошел практически сразу. Оставался только американец Харт. Валерий почувствовал, что, может быть, даже сумеет его достать, как вдруг ощутил характерное пощипывание в ноге. Борзов хорошо знал, что это означало: нужно сбрасывать темп, иначе возможен разрыв мышцы. Все-таки с учетом всех предварительных стартов это был уже одиннадцатый забег Борзова на той Олимпиаде. В индивидуальной дисциплине еще можно было бы рискнуть, но здесь он отвечал за результат всей команды. И Борзов сбросил. Он добежал вторым: в начале его этапа отставание от Харта составляло метров пять. На финише – три…
Последний этап эстафеты 4×100 метров на Олимпиаде-72.
После побед Борзова немецкая газета написала, что он «развивался неуклонно и систематически: биомеханика, спортивная медицина и методика применены его тренером с удивительной целесообразностью». Помните, я рассказывал про научный подход Петровского? Это как раз об этом.
На той Олимпиаде (впрочем, как и практически на любой другой) в составе советской сборной было немало героев: например, борец Александр Медведь и байдарочник Владимир Морозов, в третий раз подряд ставшие олимпийскими чемпионами, или ватерполисты, впервые добывшие олимпийское золото. Нельзя забыть и про сборную СССР по баскетболу, в драматичном матче вырвавшую золото у команды США (тоже в первый раз): и спустя полвека трудно найти любителя спорта, который не слышал бы про мюнхенские три секунды. Но нести знамя советской команды на закрытии Игр доверили именно Борзову. Надо сказать, что до 1983 года чемпионаты мира по легкой атлетике не проводились: единственным соревнованием, собиравшим сильнейших спортсменов мира, были Олимпийские игры. Так что на ближайшие четыре года неофициальный титул быстрейшего человека планеты был закреплен за советским спринтером Валерием Борзовым.
Став двукратным олимпийским чемпионом, Борзов не планировал уходить из спорта. Ему только исполнилось 23, он на пике формы – чего же заканчивать? Но к первому послеолимпийскому сезону Борзов подошел не в лучшей форме. Уже тогда спорт высших достижений был тяжелейшей, практически ежедневной, многочасовой работой. А любой спортсмен, какой бы стальной волей он ни обладал, – все же человек. И даже сильнейшим из сильнейших не всегда удается устоять перед соблазном немного расслабиться после завершения очередного соревновательного цикла.
Тем более, что подвернулся подходящий повод. После Олимпиады Борзова стали часто приглашать выступить перед коллективами предприятий, студентами, школьниками… Он вспоминал, что порой получал десятки приглашений в день. Борзов охотно соглашался – новая роль так увлекла его, что он начал даже пропускать тренировки. Результаты ощутимо упали: в 1971–72 годах Борзов, бывало, бежал 100 и 200 метров за 10,0 и 20,0, а в сезоне-73 его лучшими результатами стали 10,3 и 20,6. В тот год он выиграл только 200 метров на чемпионате СССР. Борзов понял: если он хочет поехать в на следующую Олимпиаду – нужно возвращаться к привычному тренировочному режиму.
И он вернулся. В 1974 году почти что обрел былую форму, выиграв практически все соревнования (три победы на чемпионате СССР, два – Европы). В 75-м тоже все было хорошо. В Монреале-76 Борзов мог претендовать на победу. Но – досадная травма на тренировке: за два месяца до соревнований, когда дорог каждый день! Борзов успел залечить ее и возобновить тренировки, но месяц был потерян. И прежней легкости больше не было: «В забеге „крутил“ свою машину на 10,30, а секундомеры на финише фиксировали 10,53. В четвертьфинале казалось, что бегу на 10,20, а время было 10,39. И если в Мюнхене я легко, без напряжения выигрывал предварительные круги, то здесь все время видел перед собой спины соперников...» – вспоминал Валерий.
Финал стометровки он пробежал в точности за такое же время, что и в Мюнхене, – 10,14. Но если там этого результата хватило для победы, то здесь он принес только бронзу (для справки: сейчас с таким временем еле-еле проходят в полуфинал). Правда, нужно упомянуть одно обстоятельство: накануне финала в штаб советской сборной позвонил «доброжелатель», вежливо предупредивший, что во время забега на трибуне будет находиться снайпер, цель которого – Валерий Борзов. В такой ситуации уже просто выйти на старт – не подвиг ли?
Потом была еще эстафета, где советская команда тоже осталась третей, уступив американцам и команде ГДР. А 200 метров Борзов не бежал – форма не позволяла.
После Монреаля ему исполнилось 27 – возраст для спринтера почтенный. Но заканчивать со спортом Борзов не планировал, продолжая тренироваться так же интенсивно, как и прежде. Пошли разговоры, что Валерий готовится к московской Олимпиаде, хотя сам он рассуждал по принципу «поживем – увидим»: «Я уже был в таком спринтерском возрасте, когда загадывать больше, чем на один сезон вперед, по меньшей мере неосмотрительно», – пояснял он позже.
Первые результаты давали основания полагать, что Борзов выдержит еще один олимпийский цикл: в 1977 он снова выиграл все три дистанции на чемпионате СССР и 60 метров на чемпионате Европы. Но это стало, извините за штамп, «лебединой песней»: дальше выступать на прежнем уровне Борзов уже не мог. Как он сам позже осознал,
… в течение двух лет я постепенно умирал как спринтер. В поисках причин далеко ходить было не надо. Постоянно в последние годы не выполнялась тренировочная программа. Если раньше мне и случалось по объективным, а порой и субъективным обстоятельствам пропустить одну или несколько тренировок, то я это делал, не терзаясь угрызениями совести. Знал, что всегда смогу наверстать упущенное. Теперь же я не пропускал ни одного дня занятий, дорожил каждой минутой тренировки и все-таки программы, которую было необходимо выполнить для того, чтобы оставаться в строю, не дорабатывал.
К этому добавилась травма ахиллова сухожилия: чтобы оставаться в спорте, нужна была операция. Финские специалисты провели ее прекрасно. И все было бы хорошо – если бы на их операционном столе лежал обычный человек, а не спринтер экстра-класса. Борзов рассказывал:
Видимо, все-таки хирургическое вмешательство что-то нарушило в моем, отлаженном до автоматизма, спринтерском механизме. Нарушения были не столь большими и внешне незаметными, но все же я чувствовал их в мельчайших координационных сбоях во время быстрого бега. Начиналось это ощущение, когда я старался активизировать работу мышц голеностопного сустава. Стараюсь и чувствую: стопы не те, вроде и мои, но с каким-то дефектом. Дальше – больше. Я почувствовал, что не получаю от мышц привычных сигналов обратной связи на посылаемый импульс. Ощущение не из приятных: даешь приказ – а мышцы не слушаются.
Умом Борзов понимал, что с учетом всех этих обстоятельств шансов хотя бы восстановить былую форму практически нет – и все-таки продолжал надеяться и делать все возможное.
Весь этот период был для меня как бы окутан пеленой из смеси упрямства, риска и надежды. Я уговаривал себя, что никогда не прощу себе слабости, если уйду без борьбы. Если уйду, не убедившись окончательно, что я уже совершенно не способен к этому виду деятельности.
60 лет назад Юрий Трифонов написал в очерке «Победившие „мертвую точку“»:
Те, кто уходит в фаворе, – не настоящие спортсмены. Они просто любители фавора. Настоящие спортсмены борются до конца и уходят только тогда, когда их побеждают.
Признаться, я не согласен с Трифоновым: спорт высшего уровня – настолько каторжная работа, что язык не повернется упрекнуть того, кто решил закончить карьеру на пике, хотя, казалось бы, мог бы выступать еще. И тем не менее, мужество тех, кто идет до самого конца, не может не вызывать уважения. Борзов боролся «по Трифонову»: последним его стартом стал четвертьфинальный забег Спартакиады народов СССР (чемпионата страны) 1979 года на 200 метров, в котором семнадцатикратный чемпион страны не смог выйти в полуфинал. Прямо там, на стадионе, одеваясь после забега, он решил: все! Соревнования московской Олимпиады Борзов наблюдал с трибун.
Еще в год мюнхенской Олимпиады Борзов закончил институт физкультуры, поступил в аспирантуру. Под руководством Петровского он начал работать над кандидатской диссертацией, посвященной изучению техники низкого старта. Так что когда спортивная карьера Борзова приближалась к завершению, перед ним встал естественный выбор: освоить профессию тренера или сконцентрироваться на научной работе?
Но Борзов избрал третий путь: пошел по комсомольской линии. Его назначили заместителем заведующего отделом, а вскоре – секретарем ЦК комсомола Украинской ССР. Быть может, такому решению Борзова поспособствовало то, что у него уже был немалый опыт общественной работы: в годы выступлений он был комсоргом сборной СССР, что предусматривало регулярные выступления, общения с прессой, слеты и форумы… Напомню и про многочисленные выступления, на которые его приглашали как героя мюнхенской Олимпиады: Борзов вспоминал, что благодаря этим встречам лучше научился общаться с аудиторией, понимать людей.
В 1977 году Борзов женился на другой знаменитой спортсменке – четырехкратной олимпийской чемпионке по спортивной гимнастике Людмиле Турищевой. Они вместе выступали еще в Мюнхене, но познакомились поближе лишь во время Олимпийских игр в Монреале. Как вспоминал Борзов, роль «свата» исполнил тренер Турищевой: «Валера, обрати внимание: вон та девушка еще не замужем, но серьезная», – посоветовал он. «А я как раз хотел себе найти серьезную и незамужнюю», – добавлял Валерий Филиппович. В 1978 году родилась дочь Татьяна: она тоже занималась легкой атлетикой, но довольно рано закончила со спортом. Стала модельером, позже уехала в Канаду.
В 90-е Борзов был министром спорта и одновременно председателем НОК Украины, позже – председателем национальной федерации легкой атлетики. Сейчас Валерий Филиппович на пенсии. Борзов написал несколько книг, в том числе «10 секунд – целая жизнь», в которой интересно рассказал о своей спортивной карьере, о некоторых тонкостях, психологических и физиологических особенностях профессии спринтера, о которых болельщики даже не задумываются.
Когда в 1977 году в космос отправились два космических аппарата «Вояджер», на обоих установили позолоченные пластинки с зашифрованными аудиозаписями и изображениями, рассказывающими о жизни человечества. Одна из фотографий посвящена спорту: на ней изображен Борзов, лидирующий в забеге Олимпиады-72. Так что когда контакт с инопланетными цивилизациями будет установлен, у Борзова появятся шансы стать самым популярным спортсменом во Вселенной. Но пока дела обстоят не столь радужно. Рассказывая в книге «XX век. Спорт» о достижениях Борзова и советской баскетбольной сборной на мюнхенской Олимпиаде, журналист Александр Нилин задался вопросом:
Но вот стали национальными героями Борзов, Едешко или Александр Белов? Боюсь, что нет… Ни легкая атлетика, ни баскетбол в СССР не выдерживали сравнения в популярности с хоккеем или футболом.
К сожалению, он прав. Неравенство сохраняется и поныне: попробуйте поискать в интернете материалы, посвященные великим спортсменам прошлого. Если набрать в поиске фамилии Боброва, Харламова, Блохина или Валерия Воронина – полагаю, о каждом сыщется десяток, а то и два, полноценных текстов. А вот про того же Борзова написано немного. Предлагаю расценивать сегодняшнюю статью как попытку хоть немного исправить эту несправедливость.
И в этот момент раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал, как медленно и отчетливо сказали: «Валерий Борзов сегодня будет застрелен». Я переспросил и вновь услышал те же слова. «Забавное чувство юмора у этих канадцев», — подумал я и растерялся. Пустое помещение и никаких инструкций по поводу того, что делать. Я даже не знал, стоит ли всё это воспринимать всерьёз. В итоге обратился к канадскому полицейскому, который дежурил на улице. После этого вокруг меня начался ураган. Куча агентов КГБ, местная полиция, бесконечные вопросы. Меня спрашивали, с каким акцентом говорил звонивший, и долго удивлялись, что я не мог ответить. А я не настолько хорошо владел английским.
Всё прекратилось внезапно. Кто-то крикнул: «Борзов бежит!» — и наступила тишина. Он пробежал. Никто не стрелял», — рассказывал Владислав Герасев, единственный человек, который общался со звонившим.
А чтобы побить рекорды СССР Борзова надо натурализовать какого нибудь афроамериканца. По другому не выйдет))).
С суставами тьфу-тьфу все отлично,мне 43,но после того как на 38 кило похудел 6 лет назад чувствую себя лет на 15 моложе
Плюс во многом он был пионером и с Петровским они шли по наитию.
Но вопрос такой,что даже использовав его опыт,уже долгие годы на просторах СНГ так и не появилось более достойного спринтера.
За это время уже и покрытия улучшились и детская подготовка улучшилась и экипировка улучшилась и фарм поддержка...Думаю в современном мире этот же Борзов мог только за счет улучшения качества трека ,шиповок ,экипировки мог десятку сбросить со своих результатов ,а имея конкуренцию современных бегунов мог если и не быть близким к Болту,то вполне себе за призы мировых первенств бороться и иметь рекорд на 100 и возможно 200 среди белых спринтеров.