Она пришла в наш спорт по объявлению, ловила Чегина и не стеснялась фото в мини
Маргарита Пахноцкая – нетипичный руководитель для нашего спорта.
Пришла со стороны (не была спортсменкой и ранее не работала в этой среде) сразу в главные борцы с допингом. Вместе с Юрием Ганусом они в РУСАДА с 2017-го по 2020-й пошумели и запомнились так, как не удалось никому больше:
● вернули признание РУСАДА и добились полного восстановления в правах;
● настояли на выдаче базы данных Московской антидопинговой лаборатории (правда, потом оказалось, что она фальшивая);
● фактически признали подделку базы и отказались идти в CAS, чтобы ее оспорить;
● открыто конфликтовали с главой ОКР Станиславом Поздняковым (на днях он подал в отставку), публично обращались с требованием о реформах антидопинга к Владимиру Путину;
● ушли после аудиторской проверки, которая выявила коррупцию и нецелевое использование средств.
В то время Пахноцкая была первым замом и правой рукой Гануса. Сейчас он в тени, а она по-прежнему заметна. С 2020-го Пахноцкая – международный наблюдатель World Athletics, оценивает процесс восстановления нашей легкой атлетики. Есть мнение, что по факту именно она последние годы рулит федерацией.
Обо всем этом мы и поговорили.
«На старте мне дали 68 тысяч рублей. Даже в Тольятти получала больше». Как попасть в РУСАДА по объявлению
Пахноцкая появилась в РУСАДА в конце 2016 года. Это был старт многолетней эпопеи российского спорта с допинг-обвинениями.
Тогда наша команда выступила (но далеко не в полном составе) на Олимпийских играх в Рио. Уже появились доклады Ричарда Паунда, первая часть доклада Макларена и откровения Григория Родченкова. Потеряли признание легкоатлеты и само РУСАДА.
Наши боссы отрицали обвинения, но выражали готовность сотрудничать. Одним из требований международных властей была полная реструктуризация: нужно было сделать так, чтобы РУСАДА перестало получать финансирование через ОКР, а в России появились новые принципы борьбы с допингом.
Для начала требовалось выбрать для РУСАДА новое руководство. В этот момент (и.о гендиректора еще была Анна Анцелиович) туда и пришла рядовым сотрудником Маргарита Пахноцкая.
– Знаю, что ты спортом не занималась и до РУСАДА в спорте не работала. Как ты вообще там оказалась?
– В буквальном смысле – случайно, по объявлению. Как мне попалось это объявление – отдельная история.
Я работала в организации, которая была одним из подрядчиков правительства Москвы. Мы организовывали мероприятие для докторов в Боткинской больнице. И вот я там запарковалась, только хотела выйти из машины – и тут в нее въехали. Водитель сдавал назад и, видимо, в дождь не заметил мой «Пассат». У него оказались просроченные права и поддельная страховка. И вот он, недолго думая, взял и уехал с места ДТП.
Мне пришлось вместо работы ехать в страховую компанию. А там долгая электронная очередь, полистала соцсети, проверила почту... Ну, и от нечего делать залезла на HeadHunter.
– Чем тебя зацепила вакансия РУСАДА?
– Я тогда даже не знала, что такое РУСАДА и в принципе антидопинговое агентство. Но когда читала объявление про поиск руководителя образовательных программ, возникло ощущение, словно тут про меня написано.
Опыт работы в высшей школе или в системе образования, ученая степень или MBA (магистр экономического управления), управленческие навыки, бюджетирование, опыт взаимодействия с государственными и общественными организациями, иностранный язык...
Обычно, когда составляют резюме под вакансию, важно «продать» те навыки, которые будут востребованы. Но здесь мне вообще ничего не надо было придумывать. Там было описано ровно то, чем я занималась дома в Тольятти и потом, после переезда в Москву.
– Мы знаем стартовую зарплату генерального директора РУСАДА Юрия Гануса – 140 тысяч рублей. У тебя она была еще меньше.
– В самом объявлении зарплата не была указана. Первое собеседование со мной проводили Анна Анцелиович и два международных эксперта. Мне безумно понравилось, что они построили разговор не шаблонно, как обычно на собеседованиях, а говорили открыто. Например, признались: «Маргарита, мы не ожидали получить на эту позицию такое резюме, как у вас».
Мы проговорили, наверное, час, они обещали дать окончательный ответ через неделю. И только выходя из кабинета, я вспомнила, что так и не спросила про зарплату. Не потому, что стеснялась – я считаю, что спрашивать про деньги нормально. Но я так увлеклась, что забыла об этом.
Параллельно с РУСАДА у меня было еще одно предложение о работе – директором по развитию в большой образовательный проект. Этот проект тогда только начинался, было много международных сотрудников, и они искали человека, который помог бы структурировать процессы, подобрать персонал. Они меня обхаживали как кошки ласковые: «Маргарита, вам парковку заказать? Какой вам приготовить кофе?»
Зарплату там я примерно знала. И она была очень значительной, в несколько раз больше той, что я потом получала в РУСАДА. Если не ошибаюсь, на старте в РУСАДА мне дали 68 тысяч рублей. Даже в Тольятти я получала больше. Спасибо мужу, который на тот момент хорошо зарабатывал и дал мне возможность пойти туда, где было интересно.
Если задуматься, мы очень часто в жизни сворачиваем с каких-то моментов, потому что нет гарантий, а у нас уже куча обязательств. И вот когда я смогла пойти, как ежик в тумане, ничего не понимая толком и не зная, просто услышав внутренний голос и доверившись ему... Это был поворотный момент в жизни. Даже сейчас вспоминаю – и мурашки.
– И вот ты начинаешь работать в РУСАДА директором образовательных программ, при этом понятия не имея ни про какую борьбу с допингом.
– Наверное, когда ты в начале карьерного пути, важнее действительно прикладные навыки, или, как их называют, твердые. Странно будет, если бухгалтер не разбирается в бухгалтерии, или юрист не знает, как заполнить бумаги. Но чем дальше ты продвигаешься в структуре организации, тем ценнее и важнее становятся другие навыки – мягкие. Умение наладить работу людей и системы, предотвращать риски, мотивировать людей...
Я пришла в РУСАДА в октябре-2016, через три недели мы поехали в командировку в Мордовию. И вот к поездке я уже разбиралась в антидопинге, словно всю жизнь в нем работала. Наверное, это еще и вопрос собственного желания. Я никогда ничем так не горела, как в первые два года в РУСАДА. Это была работа мечты.
Я вообще не уставала, даже когда работала почти круглосуточно. Супруг ворчал, что даже в отпуске мне постоянно звонят по делам, но меня это не раздражало. Было ощущение, что мы делаем что-то очень важное и правильное.
– Ты же подавала резюме и на позицию генерального директора после ухода Анны Анцелиович. Зачем?
– На тот момент у РУСАДА был минимальный ресурс. Заканчивался финальный год, когда мы получали финансирование через Министерство спорта. Нам нужно было обучать сотрудников, выстраивать отношения с региональными министерствами, с международными экспертами, с коллегами из других стран....
И вот мы начали со стратегических сессий для спортивных федераций, а для этого я сначала сделала тренинг для сотрудников РУСАДА, чтобы они могли модерировать эти стратсессии, потому что денег привлекать внешних специалистов не было. Потом меня попросили сделать такой же для региональных министерств спорта. В этот процесс были вовлечены все подразделения РУСАДА – образование, тестирование, обработка результатов, ТИ.
Дальше важным этапом для РУСАДА, которое в тот момент не соответствовало Кодексу и не отбирало пробы у спортсменов, было выполнить условия дорожной карты, а главное – вернуть функцию тестирования (допинг-контроля) в России.
Если помнишь, на тот момент пробы брало UKAD (Британское антидопинговое агентство – Спортс’‘). И это было самое больное место, потому что у них не было ресурса выполнять тестирование в полном объеме. Чтобы вернуть себе право на тестирование, одним из условий было иметь новую обученную (UKAD и международными экспертами) команду инспекторов допинг-контроля.
Было понятно, что это будут внештатные сотрудники, а обучить их можно за 5-7 дней интенсивного тренинга и потом сделать период стажировки. Причем мы говорили не только о технической стороне вопроса, но и о правильной коммуникации со спортсменом или персоналом. Раньше, как мне рассказывали, офицеры могли хамить, грубить... Видимо, что-то вроде синдрома вахтера. Поэтому, проанализировав ошибки прошлого, сделали программу тренинга, часть которого вели UKAD, часть международные эксперты, а часть я и мои коллеги из РУСАДА.
И вот на фоне всей этой круговерти я узнала, что объявлен конкурс на позицию генерального директора. Подумала, что фактически в силу обстоятельств я уже и так вникла в работу каждого подразделения. Да, у меня немного не хватало опыта руководящей работы: нужно было от 5 лет, а у меня было что-то вроде 4 года и 7 месяцев.... Но это ерунда, подумала я.
– Почему ты не выиграла конкурс?
– Об этом нужно спросить не меня. Формально все остальные кандидаты были гораздо старше и опытнее. Я вышла в финальный этап, где нас осталось шестеро. Причем резюме просматривали внешние рекрутеры, так что все процедуры были соблюдены. Да и не все, откровенно говоря, были рады моему выдвижению.
Прекрасно помню день финального собеседования. Я волновалась невероятно, сидела в машине, а у меня руки тряслись. Подготовилась хорошо: сделала документ – краткое изложение мыслей по стратегическому развитию, выходу из кризиса, как должны быть налажены бизнес-процессы, международные отношения... Все было очень доброжелательно, но скоро мне сказали, что комиссия выбрала Юрия.
– И тебе предстояло работать вместе с человеком, место которого ты планировала занять. Как это было?
– Мне было обидно, что не выбрали меня, при этом лично на Юрия у меня не было никакой обиды. Я тогда подумала, что, наверное, любые конкурсы – это не мое. В юности участвовала в конкурсе красоты, там тоже прошла далеко, но не выиграла.
С Юрием у нас быстро возникли хорошие профессиональные отношения. Нам нужно было готовиться к первому аудиту WADA, и за несколько месяцев до выборов гендиректора Набсовет назначил меня координировать подготовку РУСАДА к аудиту WADA.
В первый год у нас были какие-то притирки, иногда мнения расходились. Но я все время останавливала себя: «Рита, он генеральный директор, это значит, что он несет полную ответственность и имеет право делать так, как считает нужным».
Да, мы не всегда были друг с другом согласны, но существенных вопросов это не касалось.
Что меня всегда поражало в нем – это вера. Он постарше меня, при этом абсолютно искренне, как-то по-детски даже, верил в то, что мы на своем месте приносим пользу. У него не было никакой задней мысли про карьеру, признание и так далее. Он просто очень сильно хотел всем помочь – спортсменам, тренерам, особенно паралимпийцам.
«А ты чего такая принципиальная?!» Пахноцкой звонили с угрозами из Мордовии
Ганус и Пахноцкая в РУСАДА повели себя независимо. Они (первую очередь, конечно, Ганус) не стеснялись критиковать власть, возмущаться пропагандой и открыто конфликтовали с главой ОКР Станиславом Поздняковым.
Вот цитаты Гануса из тех лет, которые любому из наших чиновников сейчас не пришло бы в голову произносить.
Про Григория Родченкова
«Родченков – предатель? Необходимо сопоставлять факты. У меня фактов недостаточно. Я за то, чтобы разобраться, а не вешать ярлыки. Я считаю, что очернение и дискредитация каких-либо лиц – это ложный путь».
О двух внезапных смертях бывших чиновников РУСАДА Синева и Камаева
«Я не знаю до конца предысторию, но понятно, что два человека просто так не могут уйти из жизни».
О докладах Макларена
«Ричард Макларен, как бы ни пытались его порочить, уважаемый человек. Пункт признания нами его докладов считается зачтенным. Мы должны были давать ответ, а мы формировали вакуум, который заполнялся негативом. Мы часто занимаем такую позицию по многим вопросам: чуть свысока, не пытаясь ничего объяснить. Когда мы три года уходим от ответа – мы погружаемся в болото. И чем глубже, тем тяжелее потом выходить».
О нейтральном статусе российских спортсменов
«Когда наши спортсмены идут без флага, это позор. Как мы могли дойти до этого? В течение долгого времени вопрос не решался. Считаю, что предатели – это те, кто доводит ситуацию до того, что мы выступаем без флага и гимна. Вот это нужно понимать».
***
– Вы делали очень смелые заявления, которые часто шли в разрез с позицией Министерства спорта и ОКР. Вас просили вести себя потише?
– Отвечу только за себя: ко мне никто из спортивного руководства никто не подходил и ни о чем не просил ни в каком контексте. Иногда из Наблюдательного совета могли прокомментировать: «Ну, может быть, не стоит горячиться». Но конкретных угроз или указаний, что говорить, а что нет – такого не было.
Был один случай с многострадальным регионом, но это случайно вышло в публичное поле, без моего участия.
Сфера антидопинга – это же всегда потенциальный скандал. Журналисты мне звонят не узнать, сколько проб мы отобрали и как мы хорошо работаем, а по острым темам. И тут как ни скажи – будет горячо. Нужно к этому нормально относиться.
– Расскажи историю, как тебе угрожал министр спорта Мордовии Владимир Киреев?
– Когда спортсмен указывает свое местонахождение в системе ADAMS, там должны быть обозначены данные максимально подробно. Если это здание с несколькими комнатами, как гостиница или общежитие, то должны стоять этаж, подъезд, квартира. Если на входе консьерж, то инспектор просит его проводить до двери спортсмена. Но ни в коем случае не так, что спортсмену сначала звонит охрана, и только потом, спустя время, до него добирается офицер.
Мордовские ходоки ставили адрес Центра спортивной подготовки – и все. По идее, если инспектор приезжает в огромный дом, где на входе охрана и непонятно, где искать спортсмена – это уже потенциальный «флажок». Но мы написали директору центра – тогда это была Ольга Каниськина – с вежливой просьбой поставить все-таки номера комнат, иначе будут «флажки».
Нам ответили: «Спортсмены в Центре не проживают, а только проходят физиотерапевтические процедуры и тренируются. Поэтому точный номер комнаты указать невозможно». Мы спросили: «Окей, пусть ставят тогда в ADAMS домашний адрес, что мешает?» – «Нет, они вам не доверяют» – «Тогда пусть в свое часовое окно сидят внизу в холле и ждут инспектора».
Такой вариант им тоже не понравился. Мы и так, и эдак, и в какой-то момент это все надоело. И мы решили, если возникнет малейшее препятствие для взятия пробы – открываем дело. И в этот момент мне на рабочий телефон позвонил некий гражданин.
– Что он сказал?
– А такие люди редко говорят что-то конкретное. Их чувствуешь сразу, начиная от специфики речевого высказывания, когда человек невнятно формулирует мысли, обращается то на «ты», то на «вы», начинает рассказывать, кто за ним стоит: «Да ты вообще знаешь, какая у меня поддержка в Москве? Какие я вопросы решаю?!»
Ответила, что мне все равно, и ласково объяснила антидопинговые правила. Он снова: «А чего ты такая принципиальная-то?! Ты что, не помнишь, как ваши предыдущие руководители закончили? Или думаешь, это случайность?» (предыдущие руководители РУСАДА Никита Камаев и Вячеслав Синев скончались в течение одного месяца – Спортс’‘).
– Ты испугалась?
– Нет, мне скорее стало смешно. Я же в рабочем кабинете, разговор записывается, рядом руководитель отдела расследований, международный эксперт, коллеги...
Совместно с Юрием и юристом мы решили, что расскажем министру спорта. Он обещал, что поговорит с ним. Больше звонков не было, дополнительное соглашение с Мордовией о сотрудничестве мы приостановили. Очень быстро он и региональным министром быть перестал, но тут я ни при чем.
А спустя несколько месяцев Юрий в интервью рассказал об этом случае. И на другой день я проснулась знаменитой. Всем вдруг стало интересно!
«Когда ходоки сели в минивэн, их остановила полиция. Чегин занервничал...»
Главной болью в те годы оставалась легкая атлетика. Тренер по спортивной ходьбе Виктор Чегин после того, как больше десятка его учеников поймали на допинге, получил пожизненную дисквалификацию.
Однако, как выяснило РУСАДА, в реальности продолжал тренировать. И тут случился детектив.
– Как вы вычислили дисквалифицированного Чегина на сборе в Киргизии?
– Мы много выезжали в регионы, плюс нам стали звонить информаторы. Часто это не анонимные люди, а вполне конкретные тренеры спортшкол, были и региональные замминистры. И да, поступали сообщения, что Чегин продолжает работать и сопровождать свою бывшую команду.
А потом мы обратили внимание на календарь сборов. Я все никак не могла понять, почему у мордовских ходоков сбор в одном месте, а у всей остальной группы выносливости – в другом. Они что, как-то не так тренируются? Им нужны специальные условия? Коллеги из легкой атлетики объяснили: это потому, что никто с мордовской группой ехать не хочет, ведь для других спортсменов присутствие Чегина – это тоже риски. За «запрещенное сотрудничество» можно получить дисквалификацию.
И вот в какой-то момент мы видим: сбор в Киргизии, снова под конкретных людей, информаторы подтвердили, что Чегин там. Мы договорились о сотрудничестве с местными правоохранительными органами. Сначала они зафиксировали человека на стадионе, там были фото- и видеосъемка, а потом, когда ходоки сели в минивэн и поехали в гостиницу, их остановила полиция для проверки документов.
Все предъявили, а Чегин занервничал, сказал, что у него с собой нет. Они вместе с полицейским доехали до гостиницы, где ему пришлось показать паспорт. Все, доказательства, что там был именно он, собраны.
Дальше были открыты дела, но тогда действовала старая версия Кодекса WADA. И там за «запрещенное сотрудничество» можно было наказать только со второго нарушения и при условии, что доказано: спортсмен «не мог не знать», что тренер находится под санкциями.
Ну, окей, мы поймали Чегина еще раз. После этого были открыты 4 дела. Одна из этих девочек в процессе расследования попалась и была дисквалифицирована на 4 года за положительную допинг-пробу, одно дело забрали в AIU (Athletics Integrity Unit, дисциплинарный орган международной федерации – Спортс’‘), так как спортсмен был в международном пуле, еще два рассматривало РУСАДА. Там была долгая и сложная история с апелляциями, одно дело спортсмен в итоге выиграл.
Дело в том, что это был первый в мире прецедент наказания по статье 2.10 – за «запрещенное сотрудничество со стороны спортсмена». И в Кодексе была довольно расплывчатая формулировка: что значит «не мог не знать»?
Когда обсуждали поправки в новый Кодекс, у нас как раз было заседание в Страсбурге с представителями WADA и национальных антидопинговых агентств. И вот, только мы дошли до 2.10, формулировка была изменена, но суть осталась прежней. И тут все говорят: «Прервемся на обед».
Мы говорим: «Нет, не прервемся. Потому что для большинства стран этот пункт номинальный. Он прописан в правилах, но никак не применяется, потому что мало где есть дисквалифицированные тренеры, персонал. Но для нас он принципиально важен. И чтобы он нормально применялся, нужно переформулировать».
Меня поддержали представители Норвегии, еще нескольких стран. И мы вместе придумали, как переписать этот пункт Кодекса так, чтобы было понятно. Теперь вместо «не мог не знать» там написано просто «знал».
– Чем сейчас занимается Чегин?
– Из последнего, что слышала: у него охранная компания, которая будто бы охраняет в том числе и Центр легкой атлетики. Причем они выиграли тендер. Не могу утверждать наверняка, к счастью, сейчас я конкретно этой историей не занимаюсь.
Допинг-тренер Чегин после бана получил 8,5 млн из бюджета. Мы раскрыли схему – она божественна
Но если все так, мне кажется, это не окей. С точки зрения антидопингового законодательства нарушений нет, но есть же еще репутационные риски. И на данный момент я бы старалась их избегать, чтобы, как только появится окно возможностей, мы могли бы вернуться на международные соревнования, не имея ни малейших вопросов к себе.
Как Пахноцкая оказалась в Совете Европы?
– Ты возглавляла в Совете Европы группу по защите осведомителей. В России к осведомителям относятся, мягко говоря, неоднозначно. Что думаешь о них ты?
– Все есть яд, все есть лекарство – зависит от применения. Честно, не ко всем информаторам, о которых публично известно, я отношусь позитивно. Потому что зависит от намерений. Бывает, что человек предоставляет информацию, чтобы свести счеты или получить выгоду.
Но в большинстве случаев таких людей видно сразу, уже по первому разговору. И тогда их информация не используется либо используется иначе – ведь она и о рассказчике может многое сообщить. Это же не значит, что мы по каждому звонку сразу бежали проверять и тем более дисквалифицировать.
Но было много историй, когда благодаря осведомителям действительно удавалось кого-то спасти или предотвратить нарушение. Например, в 2019-м нам на горячую линию написала молодая девушка-тренер по плаванию и рассказала, что врач спортивного диспансера прописал ее ученице милдронат. Это анекдот, конечно, но чистая правда.
Девчонка, надо отдать ей должное, знала про запрет мельдония и сразу пожаловалась тренеру. А тренер таким образом спасла карьеру не только ученице, но и еще многим, кому этот врач могла бы что-то прописать...
– Вспомни самые фантастические отмазки, которые вы слышали за время работы в РУСАДА?
– Ох, там и смех, и слезы, чего только не придумывали.... Причем такое далеко не только в России.
Любимая тема – незащищенный половой контакт. Забавно, что часто к этой отмазке прибегали мужчины. Представь уровень интеллекта, ха-ха.
Однажды мне позвонил тренер и рассказал такие гипотезы, что мне даже сейчас вспоминать стыдно. Я ответила: «Дорогой мой человек, давайте вы сейчас остановитесь, наймете профессиональных юристов, а я вам обещаю, что забуду весь этот бред и сделаю вид, будто этого разговора не было».
– Как ты попала в Совет Европы, да еще и во главу рабочей группы? Это же престижная должность?
– В Совете есть мониторинговая группа Антидопинговой конвенции, и Россия, а ранее СССР – ее подписант. В рамках мониторинговой группы работало несколько узконаправленных групп: по юридическим вопросам, вопросам образовательных программ, научным и медицинским, соответствия и так далее.
На эти заседания приезжают обычно представители национальных антидопинговых агентств и правительств, которые отвечают за спорт в своих странах. Поэтому некоторые сотрудники РУСАДА принимали активное участие в заседаниях, делились опытом и перенимали практики у коллег.
Потом в Кодексе появилось новое правило о защите лиц, сообщающих о нарушениях, то есть информаторов. Но ясных документов и нормативных практик еще не было. Я предложила начать все это обсуждать, и так постепенно организовалась рабочая группа, которую я и возглавила.
Ганус и Пахноцкая настояли на выдаче базы данных Московской лаборатории. «Кто мог знать, что база окажется сломанной?»
Главная история про РУСАДА, которая в итоге и стоила Ганусу с Пахноцкой должностей.
В начале 2018-го наш спорт, казалось, справился с последствиями допингового кризиса. Олимпийскому комитету России вернули признание МОК, РУСАДА получило возможность полноценно функционировать.
Все это случилось на определенных условиях. Основным была выдача базы данных Московской антидопинговой лаборатории за годы работы там Родченкова (в основном, речь шла про пробы 2012-2015 годов).
На самом деле, WADA уже имело базу, которая была скачана из лаборатории нелегально (так как у уехавших Родченкова и других сотрудников какое-то время еще оставался виртуальный доступ). Но для открытия дел нужны были официальные данные. Россия обещала выдать электронную базу и сами пробы, которые хранились в лаборатории, в обмен на прекращение всех санкций. Самыми горячими сторонниками этого решения были Ганус и Пахноцкая.
Однако оно обернулось катастрофой.
В сентябре 2019-го WADA заявило, что в выданную базу внесены изменения, то есть сведения – фальшивка. А значит, договор с российской стороны нарушен. В ответ – новые 4-летние санкции с лишением флага, запретом на проведение больших турниров и отзывом признания. А также десятки дисквалифицированных спортсменов, дела против которых открыли на основании той самой базы данных.
– Вы с Ганусом с самого начала говорили, что базу данных нужно отдать WADA. Почему считали это необходимым?
– На тот момент существовало официальное письмо за подписями Колобкова, Позднякова и Лукина (президенты Олимпийского и Паралимпийского комитетов России, а также министр спорта – Спортс’‘), где они согласны были признать выводы доклада Шмида, предоставить пробы, хранящиеся в Московской лаборатории, и доступ к базе данных. Это письмо опубликовано на сайте WADA.
На основании этих письменных гарантий РУСАДА признавалось соответствующей Кодексу, а это, в свою очередь, снимало ограничения еще с ряда организаций. Этот пункт был в дорожной карте. Наша сторона хотела получить соответствие не только для РУСАДА, но и для федераций легкой и тяжелой атлетики, биатлона, паралимпийцев. Та сторона – необходимые им данные.
Кто мог знать, что база окажется сломанной? У меня даже сейчас нет понимания, кто и зачем это сделал. Да, после нее дисквалифицировали каких-то спортсменов, забрали медали. Но ведь почти все эти люди и так завершили карьеры. Многие медали забирают в течение 10 лет после перепроверок по всему миру. Зачем нужно было так охранять эти медали, если они для статистики, погреть самолюбие?
Вот некоторые люди из легкой атлетики до сих пор с теплом вспоминают Олимпиаду в Лондоне. Там из примерно из 20 медалей у нас остались три. То есть поехала команда больше ста человек и привезла по факту три медали. И до сих пор все считают, что это была крутая Олимпиада. Сравни с Олимпиадой в Токио, где поехали десять человек и привезли две медали, обе – чистые.
– Но получилось так, что, во-первых, из-за фальсификации данных РУСАДА потеряло соответствие и наш спорт снова на годы погрузился в проблемы, а во-вторых, на основании этой базы дисквалифицировали массу спортсменов. Ты не жалеешь сейчас о той своей категоричности? Может, действительно отдавать базу изначально не стоило?
– Рефлексия на эту тему у меня есть, но она в другом ракурсе.
У нас с Юрием не было сомнений, что в РУСАДА мы делаем хорошее дело. И смысл его не в том, чтобы кого-то поймать за руку, а в том, чтобы дать возможность нормально соревноваться в регионах честным ребятам, которые еще вчера не могли никуда поехать и проигрывали тем спортсменам, которые использовали запрещенные способы. Сама идея честного спортивного соревнования меня восхищала.
Когда я стала погружаться в международное антидопинговое комьюнити, оказалось, что конкуренция там вообще отсутствует. Не знаю больше ни одной сферы, где столь охотно все бы делились идеями и экспертизой. Никому не жалко, никто ничего не скрывает, наоборот – рад предложить любые ноу-хау.
Когда появились Степановы, Зеппельт и покатился шар в нашу сторону, некоторые люди внутри России подумали, что сейчас это все быстренько решится. Не будем их осуждать, уверена, они хотели как лучше. Это громкие имена, некоторых я знаю лично.
Они были уверены, что договорятся и проблема будет решена. А когда она все не решалась и не решалась, все наши действия свелись к затыканию дыр. Не было никакой стратегии, были только попытки срочно решить самые острые проблемы, не продумывая даже на шаг вперед.
Есть такой анекдот.
«Почему вы опоздали? – Я поздно вышел. – А почему вы поздно вышли? – А уже было поздно выходить раньше».
Так и с базой данных. Мы все очутились в этой точке: когда нужно было решать вопрос по выдаче данных лаборатории, «уже было поздно выходить раньше».
«Гануса не просто попросили уйти, а облили грязью» Как они с Пахноцкой покидали РУСАДА
В августе 2020-го Гануса все-таки вынудили уйти из РУСАДА.
Сделано это было с большим скандалом: учредители (Олимпийский и Паралимпийский комитеты России) заказали у компании «Финэкспертиза» полный аудит деятельности агентства.
Проверяющие выявили нарушения, ключевое: частные уроки английского языка за государственный счет в рабочее время (потрачено 269 тысяч рублей) и некорректное оформление командировок (в том числе оплаты услуг такси).
Обо всем этом рассказывал тогдашний глава ОКР Станислав Поздняков на специальной пресс-конференции. Гануса на ближайшем заседании Набсовета освободили от должности. Он обвинения в коррупции отрицал.
– Юрий Ганус ушел из РУСАДА в 2020-м с большим скандалом. Как ты все это переживала?
– У всего есть форма и содержание. И вот если форма неприемлема, разбирать содержание уже не имеет смысла.
Если бы они хотели просто убрать Юрия – вопросов нет, имели право. Он нанятый сотрудник. Есть Наблюдательный совет, можно было собрать рабочее совещание и сказать: «Юрий, вы считаете, что идти в CAS по вопросу восстановления РУСАДА не нужно, а мы считаем, что обязательно надо. Благодарим вас за два с половиной года работы, но для нас это принципиальный вопрос, поэтому дальше вместе работать мы не сможем».
По срокам это заняло бы столько же времени, что и вся эта непонятная история с расходами на такси и уроки английского. Почему так не сделали? Я не знаю.
Но я видела лица членов Набсовета, когда приняли окончательное решение об отставке Гануса. Они выглядели как люди, которым крайне некомфортно.
– Что там все-таки было с расходами на такси и английский? Ганус правда позволял себе лишнего?
– Точно знаю, что нет. Тренинг по английскому языку проводился не только для него, а для всего персонала. Потому что у нас масса людей выезжала по международной линии, и далеко не все свободно говорили.
Среди чеков за такси там вообще был мой чек, который я оплатила из личных денег. Специально тогда проверила по приложению Uber. Дело в том, что никаких денег вперед мы не получали. Приезжали из командировки, отчитывались, и тогда нам компенсировали некоторые расходы на такси.
Юрий, кстати, сразу понял, куда идет. Когда пришла проверка, спокойно сказал: «Рита, это закладка. Тут правда никому не нужна». А мне было так за него горько и обидно!
Представь: ты построил дом, посадил цветы, наладил быт, вложил всю душу... Делал все так, словно это твой бизнес, дело твоей жизни. А потом тебя не просто просят уйти, а обливают грязью.
– Ты же могла остаться в РУСАДА независимо от Юрия? Лично к тебе претензий у аудиторов не было?
– У меня был вариант остаться, но еще до истории с Юрием мне поступило предложение работать международным экспертом в федерации легкой атлетики и подать на конкурс, как только его объявят. Это было предложение от нескольких коллег из сферы антидопинга, не стану называть имен.
Сначала хотела совмещать эту работу с РУСАДА, но потом поняла, что конфликта интересов не избежать.
Я долго сомневалась и не давала ответ рабочей группе в легкой атлетике. Не хотела, чтобы моя работа в РУСАДА завершилась на такой ноте. Решила, что буду со своей командой до самого последнего момента, до какого смогу.
Юрию я сказала о своих планах за сутки до того, как его сняли с должности. Потом узнала, кто будет исполнять обязанности (Михаил Буханов – Спортс’‘). И поняла, что точно все сделала правильно: с этим человеком я бы не смогла работать.
– Сейчас ты с Юрием Ганусом на связи?
– Вживую мы, наверное, так с 2020-го и не виделись. Но иногда созваниваемся, поздравляем друг друга с Новым годом и днем рождения. Он мне, кстати, позвонил, когда ВФЛА восстановили в World Athletics: «Ого, Маргарита, ты даешь!»
Насколько я знаю, он вернулся к преподаванию, живет в Санкт-Петербурге. Вспоминаю о нем с огромной теплотой.
– «На протяжении последних лет мы всеми силами восстанавливаем репутацию РУСАДА, в деятельность вкладываются миллионы бюджетных средств. В случае установления фактов злоупотребления средствами, считаю, что реакция должна быть самой суровой». Угадаешь, чья цитата из 2020-го?
– Понятия не имею.
– Нынешний министр спорта Михаил Дегтярев. Тогда он возглавлял комитет Госдумы по спорту.
– Интересно.
Лично мы знакомы очень коротко: пересекались на каких-то заседаниях, взаимодействовали по рабочим вопросам. Но знаешь, что мне сразу понравилось?
Вот мы знаем, кто у Дегтярева первый замминистра (Одес Байсултанов – Спортс’‘). Но все остальные – это его люди, которых он привел с собой. Такой команды не было у предшественников. Выглядит так, как будто человек имеет стратегию…
«Нет никакой ценности в отчете, если руководителя поймали на мошенничестве»
С 2020-го и до сих пор Маргарита Пахноцкая – наблюдатель от международной федерации World Athletics в нашей федерации легкой атлетики.
Там незадолго до ее прихода случился очередной скандал: прыгун в высоту Данил Лысенко отчитался за пропуск внесоревновательных допинг-тестов поддельной справкой. Об этом узнали, потому что выдана она в поликлинике, которой в реальности не существовало. Причем сделана при участии (или с ведома) руководства ВФЛА, в том числе президента Дмитрия Шляхтина.
История одной большой лжи: как Россия спасала допинг-дело легкоатлета Данила Лысенко и попалась
Последствия стоили дорого: 5 миллионов долларов штрафа и новый виток санкций. Одним из условий восстановления и стала работа Пахноцкой. Она должна была наблюдать за тем, как федерация по очередному кругу пытается выполнить все условия и вернуться на международную арену.
В 2023-м дорожную карту сумели выполнить, и с ВФЛА сняли все связанные с допингом ограничения. Правда, выступать даже в нейтральном статусе наши легкоатлеты по-прежнему не могут. Теперь – из-за политических санкций.
– Как тебя встретили в офисе ВФЛА?
– Встречать было почти некому, офис был пустой. Были генсек, исполнительный директор, советник и несколько человек в спортивном отделе. Это было забавно. 2020 год, в разгаре дело Лысенко. И вот я целый день встречаюсь с людьми разных должностей и возрастов, и абсолютно все мне говорят: «Маргарита, ну как он мог?! Почему он не купил нормальную справку из существующей поликлиники?»
Я никого не осуждаю и не хочу выглядеть как человек в белом пальто. Но в тот момент я засомневалась в себе: может, это я не адекватно оцениваю ситуацию, а они все правы?
Второй момент, который меня поразил. Все говорили: «Маргарита, а почему у нас снова новая дорожная карта для восстановления? Ведь Шляхтин же почти выполнил предыдущую». Но представь: допустим, люди пришли играть в покер, одного уличили в шулерстве. Очевидно же, что другие с ним за стол больше никогда не сядут?
Нет никакой ценности в формальном отчете (тем более половина там выполнена только на бумаге), если человека, который всем руководил, поймали на мошенничестве. Это автоматически обнуляет все предыдущие усилия.
– В чем заключаются твои обязанности международного наблюдателя?
– Они различаются: до марта 2023 года, пока ВФЛА не восстановили, были одни, сейчас – немного другие.
У меня был совершенно четкий terms of reference – список обязанностей. Мы должны были помочь ВФЛА составить подробную дорожную карту по возвращению и мониторить, чтобы она исполнялась не на бумажке, а в реальности.
Помню, еще в РУСАДА я удивлялась: «Какие могут быть проблемы у федераций? Наняли бы нужных людей и жили себе спокойно». И только придя в здание ОКР, убедилась, насколько все непросто. Очень много требований со стороны разных организаций, много работы не только спортивной, но и бюрократической.
Помнишь, в советских фильмах про войну показывали медсестер, которые тащат раненых солдат с поля боя? Вот у меня было такое же ощущение. Было много вопросов: регионы, текущая деятельность, выборы руководства... и почти пустой офис федерации.
Огромный вид спорта, огромное количество людей, каждый со своими особенностями. Было трудно, потому что я взяла ответственность, которой у меня изначально не было. Никто в World Athletics не ставил передо мной задачи, чтобы ВФЛА восстановили. Это вообще не было критерием оценки моей работы. Но один коллега из международной федерации сказал: «Маргарита, помоги им, если это хорошие ребята». И это не был русский человек.
– И ты решила, что ребята хорошие и им надо помочь?
– Я видела, как они старались. Ира Привалова, Борис Гришин, Саша Черкашин, многие другие... Они действительно вложились. У нас почему-то не принято говорить «спасибо», но этим людям я хочу публично сказать, что они большие молодцы.
– Ты все время говоришь о прошлогоднем решении World Athletics восстановить ВФЛА как о большой победе. А я вижу здесь, наоборот, злую шутку: восстановить статус в тот момент, когда это ничего не меняет, спортсмены все равно не смогут выступать. Зачем он нам тогда?
– Я понимаю твою логику. Но это не история из серии «стакан наполовину пуст или полон», здесь есть конкретные последствия.
Вопрос с восстановлением ВФЛА закрыт, теперь наша федерация член World Athletics со всеми правами. Вопрос, который не дает нам выступать, политический. Если сравнить легкую атлетику со многими другими федерациями, это не самый плохой сценарий.
Да, не случилась Олимпиада в Париже, но вопрос допуска России и Беларуси обсуждается. Может быть, не так бодро, как хотелось бы, но эта тема есть.
Дальше: запрет не разрешает нам выступать в соревнованиях из календаря World Athletics, но есть ведь масса других стартов. Никто не мешает поехать, например, в страны Ближнего Востока, устроить там какой-то фестиваль или их пригласить на наши старты, как были в парке Горького или на Никольской.
Был пример, когда российская спортсменка съездила на соревнования по прыжкам в высоту в Малайзию.
Она могла быть и не одна, если бы региональные федерации знали о старте заранее и спланировали бы под него бюджеты. Это далеко не космические цифры, все очень доступно.
Я понимаю спортсменов и вижу обиду в комментариях в СМИ. Мол, и зачем нам все это, если Олимпиады все равно нет? Мне правда жаль людей, которые на пике формы вынуждены годы тратить на то, чтобы доказать, что ты не верблюд. То одно, то другое, а карьера-то проходит. Я не знаю, что им сказать.
Но пойми, тогда, в марте 2022-го, World Athletics имела все возможности вообще прекратить любые взаимодействия. Закончить работу экспертов и закрыть тему с восстановлением. Но они этого не сделали. Они дали возможность двигаться вперед.
И сейчас мы можем развиваться, можем придумывать интересные мероприятия, приглашать иностранных спортсменов к себе и ездить самим... Перед нами не закрытая дверь, а пространство для маневра.
«Место президента федерации легкой атлетики меня не возбуждает»
Роль Пахноцкой в легкой атлетике очень заметна. Она присутствует на всех заседаниях, имеет право вето при принятии важных решений. Нравится это далеко не всем. В числе главных хейтеров – член исполкома и бывший менеджер спортсменов Михаил Гусев.
– Тебе наверняка попадались мнения, что Маргарита Пахноцкая по факту – президент федерации легкой атлетики. Что ответишь?
– Давай справедливости ради скажем, что это мнение звучит только из одного источника. Отчасти понимаю, откуда возникло это ощущение. На этапе смены президента на исполняющего обязанности (Петра Иванова временно из-за решения CAS сменила Ирина Привалова – Спортс’‘) мне хотелось поддержать Ирину морально, потому что ей было очень нелегко.
Хотя мне уже тогда говорили, что я в легкой атлетике никто, что нужны «свои», чемпионы, и так далее.
Ну, на примере Приваловой и Юрия Борзаковского (на тот момент главный тренер – Спортс’‘) я убедилась, как здесь любят «своих». Казалось бы, пришли два олимпийских чемпиона, ничем не замазанных с точки зрения репутации... Но к ним было такое отношение, что мне буквально становилось плохо.
И это были люди, которые с гордостью говорили про себя: «Я столько-то лет в легкой атлетике». Ну, а я нисколько лет в легкой атлетике к тому моменту, но мне казалось важным помочь. Если вернуться назад, сказала бы себе: «Рита, успокойся. Результат этих людей по этому проекту – не твоя ответственность».
– В ноябре в легкой атлетике снова выборы президента федерации. Выставишь свою кандидатуру?
– Ха-ха, конечно, нет. Президент федерации – это человек, обладающий определенным набором компетенций, личных и профессиональных, административным и финансовым ресурсом, либо способный его привлечь...
И главное, понимаешь, это же выборы. Люди должны захотеть избрать именно этого человека. А я последние годы в легкой атлетике скорее в роли строгого полицейского. Постоянно говорю, что вот так нельзя, это нужно переделать. Насильно мил не будешь, да и не возбуждает меня должность президента федерации.
Есть программа мониторинга, она в открытом доступе на сайте World Athletics, есть масса текущих вопросов. Но знаешь, главное, что сам скелет нашей легкой атлетики, как я его вижу, живой, рабочий. Осталось его накормить, нарастить мышцы.
Моя главная цель, сверхзадача, которая даже не прописана в договоре: показать нашему спортивному сообществу, что даже если случается проблема, это не конец. Вопрос в том, как ты с этой проблемой работаешь. А той стороне, которая изначально имела сильное предубеждение (и вполне обоснованное), показать, что если происходит какая-то ерунда, то это не всегда злонамеренное действие.
Если это получится, будет ситуация win-win. От новой модели сотрудничества выиграют обе стороны. И мне кажется, если наша легкая атлетика еще хотя бы олимпийский цикл проживет по этим новым правилам, с новым подходом, то все будет очень круто.
– Недавно опубликовали зарплаты сотрудников федерации. Легкая атлетика на третьем месте после дзюдо и футбола со средней зарплатой больше 200 тысяч рублей. Откуда такие деньги?
– Отслеживать финансовую прозрачность – одна из моих функций и требований стратегического плана развития. Могу сказать: это средства, которые дают члены Попечительского совета. Они известны, их имена есть на сайте, все транзакции закреплены договорами.
Помимо того, в федерации есть офицер по этике, и не номинальный, а действующий. С 2020 года ВФЛА прошла через столько аудитов, внутрироссийских и международных, что рисков серых схем, на мой взгляд, нет.
В принципе, это правильно, что у федерации есть возможность иметь рыночные зарплаты и нанимать людей необходимой квалификации. Так и должно быть.
– Философский вопрос. За 8 лет твоей работы российский спорт стал чище?
– Думаю, да. Кстати, я как-то сделала подборку скринов из комментариев с вашего сайта. И если году в 2013-2014-м, в основном, все жалели попавшихся на допинге, то в последующие годы риторика резко изменилась. Больше в сказки «понятия не имею, как препарат попал в организм» никто не верит.
Это говорит о том, что общество динамично развивается. Шаг за шагом, множеством образовательных программ, тренингов и тому подобного мы этого добились.
Помню, в самом начале моей работы некоторые коллеги говорили: «Неужели ты думаешь, что какими-то программами глобально что-то изменишь?» А я реально думаю, что вот так постепенно можно менять мир к лучшему. И сейчас далеко не везде настолько развита нетерпимость к допингу, как в России.
«Невозможно никого оскорбить фоткой в купальнике». Как приходить на совещания после ярких фотосессий?
– У тебя в соцсетях много красивых фотосессий и даже мини-фильмов о тебе. Что тебе это дает?
– Раньше мне порой писали в комментариях: первая приличная чиновница. А я думала: боже, люди ведь ничего обо мне не знают.
Долгое время я была сфокусирована на профессиональной реализации. Довольно быстро сделала карьеру в науке, потом бизнес, международные проекты, потом спорт... Безусловно, в любой моей деятельности тоже присутствовал элемент творчества. Но спорт – все-таки довольно жесткая и консервативная среда.
А я всегда стремилась к красоте, к тому, чтобы побыть просто девочкой. Например, еще студенткой подрабатывала, чтобы купить красивое платье или поехать в путешествие.
Фотосессии – это не только красиво, это еще и личностный тренинг. Ты можешь попробовать себя в разных ролях, как угодно нарядиться и накраситься, делать то, чего не делаешь в обычной жизни. Это совсем другое настроение.
Заметила, что после съемок я гораздо более экологичный человек для своих близких и коллег. Будто бы вот эта актерская реализация помогает сбросить напряжение.
– Как ты придумываешь идеи для фотосессий или съемок видео?
– Все очень спонтанно. Допустим, случайно увидела, что можно снимать на крыше дома на Кутузовском проспекте. Ну, все, написала знакомым девчонкам-фотографам, придумала образ – и погнали. Сюжет сам пришел в голову. Тогда как раз короткие видео были в тренде.
Или история с шубой: помнишь, такие раньше были в моде? Я объездила весь город, шубы раскупили, нигде не могла такую найти! Отловила только у русских дизайнеров.
У меня нет расписания съемок, я не прилагаю к этому специальных усилий. Летом сниматься мне нравится больше: лучше свет, свежий воздух. Поэтому в теплое время года могу проводить фотосеты примерно раз в месяц. Зимой нужно арендовать студию, все несколько сложнее.
– Как ты организуешь процесс? У тебя постоянный фотограф?
– У многих девчонок есть предубеждение: якобы фотосессия – это очень сложно и дорого. Нет. Снять студию и оплатить работу фотографа доступно очень многим. Кроме того, есть лайфхак: многие даже известные фотографы проводят фотодни.
То есть вы встречаетесь на улице или в студии, там уже есть визажист, набор одежды и ярких аксессуаров. И вы получаете фотки под ключ, в том образе, какой вы выбрали.
Любимых фотографов у меня несколько: в основном девчонки, но два парня тоже есть. Знаешь, как определить хорошего? Это когда тебя сфоткали на телефон, уставшую и не накрашенную, а ты смотришь на фото и себе нравишься.
Это значит, что человек взял правильный ракурс, правильный свет, а главное – что он тебя чувствует. Потому что даже самую красивую и фотогеничную модель можно снять так, что караул. А иногда даже со скромными данными можно выглядеть в кадре фантастически.
– Твоя активность в соцсетях не приносила тебе проблем по работе? Допустим, приходишь на серьезное совещание, а там все твои фотки в мини обсуждают?
– Наверное, у меня просто не было фотосессии, которая была бы не комильфо.
Да, я могу выставить фото в купальнике из отпуска или в мини-платье.
Но там нет ничего откровенно вызывающего или провокационного. Мне кажется, всему есть место и время. И человек может быть органичен в джинсах и майке, в мини, в вечернем платье – в зависимости от ситуации. Этим невозможно никого оскорбить.
Мне никто в глаза не говорил, что я в каком-то не таком виде. А если такое и происходит за спиной, я спокойна. Занимаюсь собой и позволяю другим людям заниматься собой.
– Ты когда-нибудь ощущала дискриминацию из-за того, что ты женщина?
– Наверное, на начальном этапе работы в РУСАДА. Это не была по-настоящему дискриминация, мне никто не грубил. Но в беседах, особенно с людьми старшего поколения, порой чувствовались покровительственные нотки, чуть свысока.
А потом с какого-то момента я вообще перестала такое замечать. И если задуматься, наверное, тут дело не в том, что мир изменился, а в том, что я сама выросла. А если у тебя есть внутренняя уверенность, мир тоже это отражает.
Сейчас мне, в целом, кажется, что в российском и международном спорте меня уважают. И это – спустя 8 лет – безумно приятно.
Фото: РИА Новости/Григорий Сысоев, Александр Астафьев, Александр Вильф, Алексей Филиппов, Рамиль Ситдиков, Антон Денисов, Юрий Глебов; instagram.com/ritapakhnotskaya
Хорошо,что все еще есть такие в России.