«Я у Беттмэна просто сидел час и слушал, что я говно. Хотели дать 20 матчей дисквалификации». Огненный Кузнецов рассказывает обо всем!
Первая часть разговора – у «Скользкого льда».
Евгений Кузнецов – лучший собеседник в российском хоккее. Кажется, пора это признать официально. Прямо сейчас он радует журналистов в Вашингтоне своими честными ответами и шутками, но в отпуске успел зажечь и в российских медиа – например, рассказал ютуб-каналу «Трактора», сколько платит за коммуналку в челябинской квартире, и от души посмеялся во время стрима «Скользкого льда».
Но ребятам из главного канала про хоккей показалось этого мало. Андрей Николишин, Денис Казанский и Сергей Гимаев-мл отправились в Челябинск – в том числе и чтобы обстоятельно поговорить с Кузнецовым. Разговор получился таким большим, что его пришлось разбивать сразу на две части.
В первой – рассказ о дисквалификации за кокаин, ситуации с возможным обменом и мастер-класс для ведущих по «птичке». Спойлер: Николишин вошел во вкус.
Выпуск вы можете посмотреть на ютуб-канале «Скользкий лед», а мы выбрали все самое интересное из него – прямо тут, текстом. Но моменты с совместной тренировки, конечно, лучше глянуть лично. Да и некоторые шутки Кузнецова тоже остались в самом выпуске.
Обмен Орлова, непонимание тренера, «Дягилев» в раздевалке
– А в раздевалке ты с кем сидишь?
– На тренировочной коробке одна рассадка, на игровой – другая, и в поездках еще тоже все по-другому получается. Там защитники сидят, а здесь нападающие пошли.
На выезде в основном Саня сидит рядом всегда. Там же рассаживают...
– Не ты с ним сидишь, а он с тобой, да?
– Он сидит сбоку, чтобы у него слева ничего не было, и вот я справа всегда – на самом неудобном месте. У него изолента, он сюда все понакидает, сам сядет с голой жопой, и ему надо, чтобы еще свободное место было. То есть он наполовину на моем месте. И сидит мотает клюшку свою. Я ему: «Ты подвинься чуть-чуть». Он: «Ааа, ладно-ладно».
– Вы с ним по-русски говорите там в раздевалке?
– А на каком еще-то?
– Не пихает никто, что вы по-русски разговариваете?
– Да нет, им нравится слушать.
– А вы пихаете, что они по-русски не говорят?
– А они научились. Ну не вся команда, но многие.
– Кто лучше всех по-русски говорит из иностранцев?
– Ну матерятся. Карлсон, наверное. Он прям четко. Был Орпик, но он уже пришел готовый из «Питтсбурга».
– Женя [Малкин] поработал, да?
– Да-да. Там, говорят, больше Женины друзья поработали, когда приезжали.
– Когда Орлов уехал, Самсонов уехал, праздник был в команде?
– Нет, Орел вообще же неожиданно. У нас раскатка была. Еще мы пообедали, поржали: «Ну что, Орел, куда тебя скинут? Когда все подпишешь?». Там как раз дедлайн был – за день до него, что ли. Он: «Да нет, нормально все». И мы поехали по домам поспать.
А он всегда приезжал минут на 15 раньше меня на игру. Например, в 16:00, а я – в 16:15. Прихожу на этот раз – его нет. А я когда первый приезжал, какую-то херню ему постоянно делал. Типа «я вперед тебя, я профессионал». Он любит порядок, чтобы у него прям вот четко все лежало – а я просто раскидаю весь мусор, в стирку вывалю. И он бесится.
Но тут я сижу, уже чай попил, а его нет и нет. Я ему звоню: «Случилось что-то?» – «Да нет, позвонил генеральный, сказал, что не надо сегодня приходить» – «В смысле? Куда поехал?» – «Да я не знаю, просто сказали не приходить – и все». Тут заходит Саня, я говорю: «Все». Он такой: «Как все?» – «Ну все, поехал». – «Куда поехал?». И он стоит, сам не понимает ничего. Я говорю: «Ну иди, спроси».
Все. Он пошел, спросил.
– И узнали, что «Бостон»?
– Да. Орел сильно расстроился. Мы потом после игры его видели. Он очень сильно хотел остаться. Я не знаю, можно или нет такое говорить.
– Да можно. А что такого?
– Он очень сильно хотел остаться. И для него очень важно было именно в одной команде карьеру отыграть. Семье удобно все. И вот он прям... Такое чувство, что вот в этой организации тех, кто хочет там быть – их выгоняют, а теъ, кто там не хочет – оставляют (смеется).
– С Орлом понятно. А у тебя какая история? Откуда все эти слухи ползут, что ты обмен просишь?
– Да нет такого, чтобы прям пришел и сказал: «Все, меняйте меня». Такого нет.
Время идет, все это как снежный ком копится, копится, копится – слухи же просто так из ниоткуда не берутся. Это все уже два года все идет. Вроде посидели с генеральным пообщались – как после сезона положено: приходишь, час разговариваешь. Поговорили вроде: «Ну давайте попробуем как-то изменить ситуацию к лучшему, чтобы и вам лучше было, и мне лучше было, и не было такого ощущения, что я лишний в команде. Чтобы не было такого: «Мы бы выиграли, если бы ты играл лучше».
– А что, появилось такое ощущение?
– Такой разговор был у нас.
– Они же все к деньгам сводят. Типа: «Ты высокооплачиваемый, не играешь на эти деньги».
– Да, там много моментов было. Я говорю: «Вы привезли тренера, который под стиль чуть-чуть не подошел, нам пришлось перестраиваться». Такие моменты как бы. «Вы же за что-то мне платили эти деньги, правильно? – говорю. – За то, что я делал хорошо. А я сейчас приехал, мне говорят: «Слушай, это не надо делать – шайбу закидывай в зону, беги и закрывай вратаря».
Вот от этого все и пошло неправильно вообще, потому что у нас у каждого своя роль должна быть, каждый должен выполнять свою роль и с каждого будет спрос с этой роли. А когда ты рояль таскаешь, а потом тебе говорят: «Не-не, давай-ка играй теперь сегодня на рояле». А человек никогда не играл на рояле, а ему говорят: «Давай, играй!».
– Ну да, то есть неправильное использование...
– Это мое личное мнение. Понятно, что, может быть, я и ошибаюсь, может быть, неправильно... Не знаю… У нас такие центральные были: Бэкки (Никлас Бэкстрем – Sports.ru), я, Строум и Дауд. Ларс Эллер еще. Я думаю, что с такими центральными можно было в принципе что-то придумать: побольше как-то в середине, шайбу придержать попытаться. А у нас все от простого: до красной зоны – и побежали.
– Старая школа.
– Я не знаю…Если это вообще школа.
– А ты не связываешь неудачный прошлый сезон с тем, что у вас было много травм?
– Нет. До этого у нас тоже было много травм. И когда все как раз травмировались, мы поехали в поездки и Флориду обыгрывали. И такие игры были сумасшедшие – вытаскивали их, хотя у нас по семь человек из фарм-клуба было. Как-то коллектив [сложился]. Все [знают, что делать]: одни просто обороняются, ничего не пропускают. Мы вышли – играем в хоккей.
Потом все восстановились – Бэкки вышел, Вилли (Том Уилсон – Sports.ru) вышел – как-то в одно время все. И тренер говорит: «Все, теперь играем в плейоффовский хоккей». #####, январь за окном.
– А вот сейчас пришел новый тренер [Спенсер Карбери]. Ты с ним общался? Разговаривал с ним уже?
– Да, два раза. Он звонил по телефону. Он же сам поиграл в East Coast (ECHL – хоккейная лига Восточного побережья). Потом там и тренировал, затем фарме [«Херши»] – и выигрывал АХЛ с ними. Он всю систему нашу прошел. Вот он как раз тот человек, который такого же мышления, наверное, как все центральные.
– Хоть креатива немножко добавит.
– Ну да. 2-в-1 выходишь – ну как можно... Ну надо пас хотя бы посмотреть, правильно? А тебе говорят: «Вот в щиток брось – там партнер добьет его». Я могу здесь щиток вон на [чемпионат] области ездить, кидать и без всякого стресса жить.
– Оно все имеет место быть, но кому-то подходит, кому-то нет. Кто не умеет давать передачу – бросай в щиток. А если человек умеет, зачем ты с него спрашиваешь?
– У меня было понятие всегда в хоккее, что у каждого хоккеиста – определенные роли, и он свои сильные стороны использует. И с него требует это, правильно? А здесь как бы отошли от этого всего видения – поэтому, наверное, такой результат получился.
Я даже сейчас не понимаю, как мы в зоне защиты играли. Два года прошло. Мы так недавно ржали с Орлом: «Как мы в зоне защиты играли?» – «Да я не знаю» – «Вот и я не знаю».
– Насколько важен Том Уилсон для вас? И насколько вам легче играть тройкой, когда он с вами?
– Если бы он сейчас с нами переодевался, вы бы могли не переживать – никто вас на льду не тронет.
Вилли и в коллективе много делает. Он молодой парень, но и в профсоюзе состоит, и много информации знает. Весь в хоккее, и само отношение к хоккею у него очень, конечно, запредельное. Он профессионал.
Ну и теперь, наверное, немножко боится бить людей после этих больших дисквалификаций. Потому что следующий раз, говорит, года два дадут дисквалификации – и уже все равно в голове, наверное, держит это. А так он один из самых полезных.
Многие сейчас говорят: «Вот ему заплатили большие деньги» (7-летний контракт на 45,5 млн долларов – Sports.ru). Отвечаю: «А давайте 31 команду в лиге спросим, кто бы дал еще такой контракт?» – «Все бы дали!» – «А что вы тогда говорите «много», «немного»? Вам какая разница? Человек заслуживает таких денег».
Это уже у клуба проблемы будут, когда они будут сталкиваться с финансами. А говорить, что человеку переплачивают… Любая бы команда дала ему этот контракт.
– А вы в раздевалке обсуждаете, типа «Слушай, ну тебе переплатили... Нахера? Давай честно, ты и на полтора не играешь»?
– Не, так нет. Саня Алексеев после сезона такой довольный: «У меня еще на два года». Я говорю: «Вот ты дурак. Сейчас кого-нибудь подпишут и будешь седьмым [защитником] ездить ldf года» – «Да нет, ты что гонишь?».
В итоге взяли Эдмундсона, остались Сандин и Фегервары – вот 3 левых защитника. А он [Алексеев] еще на 2 года подписал (максимально заливисто смеется)
– А что по раздевалке? Кто у вас музыку ставит?
– Либо Саша, либо Вилли – они вдвоем. Почему мне не отдают? А у него по мази же идет все, по мастюхе.
– Да ладно? Он настолько суеверный?
– Конечно. Они с Уилсоном. У них все это победное – целый плейлист. У него только клубная музыка – времен [клуба] «Дягилев», вот это все. Короче, 15 лет трекам там. «Руки Вверх» да бывает, но было еще пару раз другое.
В плейлисте больше иностранные песни. И мы уже на игру одеваемся, сидим. А тогда, видимо, популярный трек был «Welcome to St. Tropez» у Тимати. И она есть в этом плейлисте. И сидишь, они [остальные партнеры] как бы вроде и бесятся, но песня-то по-английски – чего докапываться?! Там в углу на Орла смотришь – он сидит довольный.
– А ты бы какую музыку ставил?
– Не знаю, я бы, наверное, просто спросил у каждого по паре песен, чтобы честно было. Кому-то «Любэ» надо послушать, а кому-то Rammstein.
– Ты бы какие поставил две песни?
– Да хрен его знает. По-разному. Что-то нейтральное. Размешал бы рэпчиком американским каким-нибудь. Чтобы для тех более-менее понятно было. Конечно, хочется послушать и русскую музыку. И Таню Буланову можно было бы послушать.
Буллит Кузнецова, бросок Овечкина, «птичка» Кузнецова Радулова
– Почему на буллитах медленно едешь?
– Ну, во-первых, это раздражает вратаря, да всех раздражает. Правильно? Раньше ехал побыстрее – частенько в штангу попадал. А потом понял, что когда быстро едешь – за тобой вратарь успевает, ловит темп просто. А тут по-другому. Мне легче попасть.
Когда едешь на скорости, то у тебя и так все четко. А когда едешь медленнее – издеваешься, получается, немножко. Он там два часа стоял, ловил, а тут ему такую херню подкидывают. Психология.
– Ну да, ты психологически убиваешь. Как удав.
– Стараешься выждать именно тот момент, когда он первым дернется. Если он не дергается, то дальше шайбу перебираешь. Терпение у него кончается – и тут надо видеть, когда правая нога вперед идет.
– Ты всегда бросаешь под блин?
– Да.
– А если он перекрывает и ждет, на неудобную убираешь?
– Если он туда встанет, то там просто сразу можно бросить под ловушку. Но там тяжело перекрыть, потому что, когда еду, я шайбу перед собой держу. Перебираю не сбоку, а перед собой. Ты когда подъезжаешь – смотришь на ноги, раньше бросок получался с одной точки, а сейчас когда делаешь бросок, получается, что у тебя угол обстрела меняется.
– А ты когда едешь, ты смотришь на него прям?
– Да. В глаза ему.
– Что ты думаешь по поводу того, что Грецки хотел бы запретить твою манеру бить буллит?
– Ну, я не против. Пока его запрещать будут, я уже закончу (смеется).
– Слушай, ну это же очень похоже на пенальти, да? Когда там очень долго разбегаются.
– Этот момент есть во многих видах спорта. Почему в гандболе, когда он кидает – 7 метров, правильно? – ему разрешаются [ложные замахи]? Это же не дураки придумывали, правильно? А гандбол, извините, нормальный вид спорта. Мне нравится. Ты стоишь – и в этом-то вся фишка и есть: ты один-на-один и никаких больше других правил.
– Про передачи. Насколько важно это для Овечкина? Куда надо ему отдавать? Он требует?
– Ему без разницы. Главное, чтобы она пожестче шла просто – и все.
– Чем быстрее летит – тем лучше?
– Ну да. Просто, чтобы она не бултыхалась. Если уж подкидка – чтоб ровно была. Ну и посильнее, я думаю. Он не любит когда мягкую отдаешь. А так он ее раз – не думая.
– Когда Овечкин бросает, кто тот безумец, который стоит на пятаке?
– Там не надо стоять, говорят. Он сам не любит, когда закрывают. Мне тоже не нравится, когда закрывают. Я боюсь почему-то бросать.
– Типа попасть в партнера?
– Да. Мне надо видеть вратаря. А они говорят наоборот – что надо закрывать
– Уилсон седой?
– Да. У него одно колено уже, правда, только. По коленям же прилетает.
– Слушай, ну у Сани же летит очень часто верхом. Попадал кому-нибудь в грудину?
– Был такой защитник [Дэн] Джирарди – он все блокировал [у Овечкина]. В один из первых годов моих мы играли в плей-офф [c «Рейнджерс»] – соперники четко прям отдавали, чтобы мы Овечкину пасовали. Вот Джирарди по 10 раз за игру блокировал. Ему пофиг было, он так накатывал, блокировал, молча отдавал. И все.
– А у него какой-то бронежилет там был, нет?
– Не знаю, но я думаю была защита дополнительная сзади. Потому что он потом начал на одно колено садиться, блокируя, и больше спиной разворачивался. Видимо, Саня ему куда-то попал. Где-то ребра прикрывал чуть-чуть, я думаю.
– Свое празднование гола ты подсмотрел в игре FIFA?
– Да, это же шутка была. Раз-раз-раз – из приставки на самом деле. Один раз как-то ради прикола сделал и потом там: «Давай еще, давай еще». И все, прилипло.
– А когда Радул это сделал? Ты написал ему?
– Радул вообще первый это делал. Он в Уфе это делал, просто никто не заметил. Есть видео, когда он в Уфе гол забил и поехал.
– А он тоже в ФИФУ рубится?
– Он сумасшедший же по приставке.
– У тебя «птичка» от плечи или от кисти идет?
– Василич, там надо прочувствовать этот момент (смеется).
Больная спина, петушары из профсоюза, работа с психологом
– У тебя тренер по физподготовке индивидуальный?
– Нет. Я сколько с клубным всегда занимался – и все. Больше, наверное, [занимался индивидуально] в этом году с физиотерапевтами и теми, кто с реабилитацией тебе помогает, чтобы травм не было, чтобы правильно разминаться, чтобы поддерживать себя мог сам. Потому что не всегда массажисты рядом, не всегда тренер рядом, а в принципе, если знаешь правильные – до смешного [доходит] – дыхательные упражнения, то тебя отпускает вот здесь в груди, боль в шее уходит. Просто от одного дыхательного.
– Травм много было в этом году?
– Очень много было у всех, да.
– Но сейчас можно уже говорить о них?
– Да нет, они такие мелкие. Кисть – это уже здесь я повредил, а так – спина у меня. Со спиной мучился сильно в сезоне.
– Что значит «мучился»? На уколах выходил?
– Нет, там нет уколов. Доктору в три часа ночи звонил, бывало: «Приди, я разогнуться не могу». Он придет, посмотрит, но, видимо, спящий тоже – там магнит повесит, ток какой-то. Магниты чуть-чуть расслабляли, видимо, мышцы – и можно было покемарить. Месяцев 5, наверное, с этой штукой. Токи подключаешь на всю ночь – они бьют. Да, ты как бы и не спишь, но тебе и не больно хотя бы.
– Кровь, получается, циркулирует, и она восстанавливает?
– Да, мышца расслабляется. Не могли понять, почему именно так у меня спазм идет. Спазм, да. Он начинается от затылка и заканчивается на грудном. Поясница – тьфу-тьфу-тьфу – кстати, не болела. От шейного позвонка и вот оно идет до грудного. Видимо, здесь все нормально, ниже.
– Слушай, тренировки вообще не допустимы.
– Я начинал тренироваться летом – у меня опять боль возвращалась.
– Надо причину найти.
– Да, два месяца искали, искали, искали потихоньку. И сейчас в оконцове болит все, но спина прошла, короче. Самое главное.
– Сменим тему. А много тебе кто бизнес предлагает? Друзей же куча.
– Все мои друзья знают, что я денег не занимаю. Понятно, что если какая-то мелочь, то можно. А так, если бизнес-идея – посмеюсь сразу.
– Самую чудную вспомни идею, которую тебе приносили?
– Чудных-то много. Пивнушки хотят, вот сейчас пивнушки пошли. «Давай пивнушку, братан, откроем здесь. Да чего ты?! Нормально все будет! Денег надо немного, мы сейчас нашли вот».
– У тебя есть какие-то свои бизнесы?
– Нет, вообще ничего нет.
– Вообще ничего нет? Все в кубышку складываешь?
– Ну почти. Все там, в Америке – в акциях, в этих фондах.
– Играешь на фондовой бирже?
– Ну не я, но специально обученные люди. Пришел к такому моменту, когда деньги пошли – и не знаешь что, куда, как. В то время как раз не очень хорошо все было: банки закрываться начали и просто деньги там тяжело было держать. Вот как раз там с финансистом вовникся понемножку в это.
– Сам учишься, обучаешься?
– Нет, я не обучаюсь, я просто слежу. Получается, раз в месяц смотришь.
– Отчет они тебе присылают?
– Я, конечно, ######## – раз в полгода смотрю только. Я не могу смотреть каждый месяц переживать. Или вообще каждый день сидеть смотреть акции: какие упали, какие не упали. Я сразу сказал, что я в долгую [вкладываюсь]. Там есть в короткую, в середину или в длинную играешь. Я говорю: «У меня жить есть на что, я – в длинную, чтобы потом уже там…».
И все, когда выстраиваешь это, уже особо не переживаешь, как там рынок сегодня. Главное, что в конце года.
– Давай поговорим не про деньги, а про сложный период, когда у тебя была дисквалификация. Как ты все это переживал?
– Спокойно. А что, сборной-то не было тоже (смеется).
– Ты же не знал изначально, что так будет долго.
– Да не, неприятно, конечно. Такая ситуация тяжелая. Но, в принципе, выбрались нормально оттуда.
Есть люди с пониманием, есть люди не с пониманием, есть люди, которые болтают одно, а там, за дверью, такие же, как все остальные. И кому-то хочется рассказывать, что он такой правильный... Но здесь вопрос не в этом, а в том, что каждый живет, как хочет. Была такая ошибка, с которой нужно было столкнуться и решить, не убегая ни от кого, не прячась нигде. Я спокойно отсидел свои 4 года [дисквалификации].
– Сейчас ты уже философски к этому относишься. В каком ты состоянии находился, когда вся история произошла?
– Минус был один, что жена рожать должна была уже. Больше за нее переживал, что так вылезло это все.
Хорошо, что у меня жена великолепная: мы нормально поговорили – и она спокойно доносила ребенка. Родился, нормально все. То есть в этом была самая причина – хотелось, чтобы она не переживала, лишний стресс ей на 9 месяце уже не нужен был.
– У вас такая взаимная поддержка была. Ты ее поддерживал, она тебя поддерживала, да?
– Можно пороть горячку, можно что-то там ломать – но что уже сделаешь? Уже накосячил, уже все, виноват. Как там это [на самом деле] было/не было, получилось/не получилось – это никого не волнует. Волнует только то, что есть факт. Грубо говоря, бумага пришла тебе – а что там на самом деле, как это, когда-нибудь узнаешь.
– Одно дело тебе здесь, в России, в сборной отстранили, на международной арене не можешь играть. А другое дело – НХЛ. Клуб, лига, профсоюз – что было на другой стороне?
– Вообще все спокойно. Если б, наверное, не мое желание извиниться перед клубом за ошибку, что так получилось, то, наверное, вообще тишина была. А так поехал в офис к Беттмэну с профсоюзом. Мне говорили: «Тебя вообще не могут наказывать. Зачем ты сюда едешь?» Отвечал, что неудобно, людей подвел, надо приехать хотя бы посмотреть человеку в глаза, сказать так и так. Все, в оконцове приехал, сели в офис. В профсоюзе говорят: «Ты не переживай».
– Это в офисе НХЛ, да?
– Да. Они говорят: «Ты не переживай, сейчас зайдешь к Беттмэну. Просто разговор отца и сына, там морали почитает. Послушай, просто спокойно послушай». Я говорю: «Да я нормальный человек, не переживайте».
Все, мы посидели, тут эти три из профсоюза петушары. Сели такие: «Мы за тебя будем заступаться. Чуть одно слово скажет – мы там это». Я говорю: «В принципе, ладно. Чего вы? Чего бы он начал?».
Все, сели. И Бэтмен садится вроде бы и как давай нагнетать. И нагнетает, и нагнетает, и нагнетает, и нагнетает. А я сижу и думаю: «Блин, это «картина» или не «картина»?». На самом деле он пихает или не на самом деле, я понять не могу. Смотрю, вроде реальная на самом деле нравоучения. Я говорю: «Проблем нет, извиняюсь, так и так. По-человечески к вам пришел, сам, без агентов, без всего, сижу один». Он говорит: «Я это уважаю, спасибо, молодец». Сидит Билл Дэйли рядом, говорит: «Я считаю, 20 игр дисквалификацию надо делать». Я как давай ржать.
– Это они тебя поддержать пришли?
– Нет, это помощник [Беттмэна].
– Это помощник. А эти три друга?
– Я смотрю, у них ком в горле. Я им показываю: «Чего молчите то?». Сели, короче, вообще выдохнуть не могут.
Я говорю Дэйли: «Извините, наверное, не со мной про это все разговаривать надо. Я просто пришел поговорить, проявить вам уважение, показать, что я просто приехал, нигде не прячусь».
– Сразу сказал, что была такая проблема, я сам хочу от нее избавиться.
– Но в оконцове вот эти люди – они должны были хотя бы заступиться, встать в какой-то диалог. А у нас получается, что я просто сидел час слушал, что я говно. И, зная по правилам, что мне ничего не могут дать, человек говорит [про 20 матчей дисквалификации]. Я говорю: «Ну, наверное, не со мной надо вам решать эти вопросы».
Все, выхожу, в такси сажусь, агенту говорю: «Вот так вот, 20 игр». А они ржать давай: «Ну ладно, сейчас подожди». И я до «Мэдисон Сквер Гарден» поехал, чтобы домой потом поехать на электричке. Все, сел в поезд, думаю: «Ну все, #####, двадцатку еще здесь сейчас, вообще без хоккея». Приуныл чуть. Мне агент звонит, говорит: «Можно мы третью игру им сделаем?» – «В смысле?» – «Ну две игры-то дисквалификации мало вроде как-то, давай три». Я говорю: «Да, как угодно». Все, в оконцове с 20 до 3 (смеется).
– Приличный бонус, тебе скидку сделали.
– Да нет, меня еще уговаривали, чтобы я 3 игры взял дисквалификации.
– Еще попросили, чтобы было 3? По правилам они не имеют права?
– Если бы они сказали больше – я бы пошел в суд, грубо говоря. И так как там в правилах не прописано ничего [, то мы бы выиграли]. Просто в суды ходить – это лишний геморрой, лишние деньги, показывать что-то там.
– Слушай, а болельщики как тебя когда: поддержали, не поддержали?
– Мне кажется, наоборот известность увеличилась. В Москве сейчас вообще тяжело ходить.
Долго не приезжали, но сейчас в Москве идешь, нормально народ реагирует: «Братаааааан!».
– Предлагают? «У нас есть»?
– Не, не предлагают.
Все сводится к тому, что эта история обсуждается. А я же говорю как есть – всегда стараюсь. И за счет этого такая реакция: «Прикольно! Интересно». А ведь здесь [в хоккее] таких много людей. Просто многие хоккеисты боятся – даже какое-то интересное интервью дать или раскрыться как-то. Потому что скажут: «Ты что, дурак?!».
– Ладно, в НХЛ понятно. Какой-то рехаб проходил после этого? Какой-то психолог был?
– Да, психолог, был. О, кстати, прикольная штука. 4 года уже, есть знакомая женщина.
– Она не от клуба, да?
– Сначала, изначально, да – от клуба была, от лиги, потом уже нет...
У нас [в России] как: психолог – это значит, что ты дебил, тебя надо лечить, правильно?
– Сейчас уже меняться стало.
– А в оконцове оказалось, что это одно из лучших решений было в моей жизни – работа с психологом. Это прикольно настолько, просто нужно именно найти [своего].
Я знаю, что у Андре Агасси был хороший психолог. Причем он не только психолог – у него еще специальность «мотиватор» была: он подготавливал тебя к стрессовым ситуациям всяким, чтоб ты не срывался, не психовал.
Психологи тебе объясняют, что это важно, работают с твоей головой постоянно и пытаются тебе помочь расставить все, что ты в жизни хочешь, куда стремишься. Может, кто-то скажет: «Хоккей не нужен, хочу бухать». А кто-то говорит: «Для меня семья на первом месте, а вот все остальное – другое». Все под тебя подстраивают. В принципе, эта модель и в жизни помогает, и ведут тебя постоянно.
Там у тебя какой-то стресс произошел, да? Мы же его копим в основном всегда. А вместо того, чтобы его копить, надо с кем-то делиться просто уметь.
– И ты до сих пор с психологом общаешься?
– Да. Она оплачивалась лигой, а потом клубом. Потом я уже говорю: «Все, не надо». И чтобы это все было без палева, я ее не стал менять – просто я ей сам плачу и сам с ней работаю, но она уже никому информацию не дает.
– А, то есть она раньше отчеты какие-то предоставляла лиге, а сейчас ты просто напрямую как клиент?
– Сейчас уже да.Мы уже редко, раз в месяц, с ней видимся. Хочу все-таки именно найти такого – как вот про Агасси рассказывал, что человек больше как бы спортивный психолог. То есть он не зацикливается на какой-то твоей детской травме и начинает ковыряться в ней – после чего уже не хочешь туда идти, больше раздражает, а тут именно в хоккейном плане.
– С НХЛ разобрались. А здесь, в России, когда прошла эта дисквалификация, с тобой кто-то связывался из сборной, из федерации?
– Были слова поддержки, и много. Много добрых людей. Я такой человек, открытый, всегда нормально ко всем отношусь. Наверное, ко мне так же в тяжелый момент по-нормальному отнеслись люди и поддержали.
А так, в принципе, четыре года тишины было. И сейчас тоже тишина.
– Все молчат, да?
– Да, я думаю, что, наверное, я свой последний матч в сборной уже все равно отыграл.
– Кубок мира же возможен.
– Конечно, посмотрим. Если будет Кубок мира, конечно, и позовут – то понятно. Но есть еще подпольные игры же у нас всегда, нельзя забывать.
«В сборной сухой режим – поэтому и не выигрываем». Кузнецов дал лучшее интервью лета в хоккее
Фото: /AP Photo/Jess Rapfogel, AP Photo/Nick Wass, AP Photo/Terrance Williams, AP Photo/Frank Franklin II; Spencer Colby/Keystone Press Agency, Darryl Dyck/Keystone Press Agency/
