«Один раз играл в странном матче, но мне так никто и не ответил». Байки Ковальчука – про НХЛ, драки и пьяных партнеров
Снова у «Скользкого льда».
Илья Ковальчук в очередной раз гостил на канале «Льда» – он уже третий раз засветился здесь: второй – у Казанского и Николишина (вместо Гимаева тогда был стэндап-комик Виктор Комаров), а еще приходил в «Полный контракт» к Гончарову и Потапову. Удивительно, но поток его истории не заканчивается – более того, всплывают все более интересные факты.
Например, Илья впервые подробно рассказал о своих отношениях с Лу Ламорелло (кстати, это немного противоречит мнению Сергея Федорова), слил историю о Кевине Дэллмане, пришедшем на тренировку СКА подшофе, а заодно озвучил имя главного человека в «Авангарде».
Выпуски с Ковальчуком (а интервью разбили сразу на две части) вышли еще в новогодние праздники, но за пару месяцев его истории вообще не потеряли в актуальности. Мы собрали самые-самые интересные из них – и вы можете прочитать их чуть ниже. Но все же, как говорится, лучше один раз увидеть: выпуск один, выпуск два.
«Работать в самой лиге? Были такие разговоры»
Гимаев: Тебе было бы интересно поработать тренером? Или ты видишь себя в другой стезе?
Ковальчук: Тренер – это очень сложно. К этому надо прийти. Никогда не говори «никогда», но сейчас точно нет. Во-первых, считаю, что не совсем правильно за счет игровой карьеры вдруг сразу вставать на лавку и быть даже там помощником тренера. Все равно в начале – если ты реально хочешь быть тренером крутым – надо поработать с молодежью, поездить общаться с тренерами. У меня, конечно, есть опыт общения с Бобом Хартли и другими крутыми специалистами, но практика нужна.
Я с этим сталкивался один раз в жизни, когда Тема еще играл в хоккей – в команде у Олега Твердовского. Он тренировал.
Николишин: В Лос-Анджелесе? Олег там же?
Гимаев: И там Фролов, по-моему, тоже.
Ковальчук: Да. У Олега, кстати, сына – Илюху – задрафтовали шестым среди всех в OHL. Он в Нью-Йорке, по-моему, где-то играл – забивает кучу голов, праворукий классный нападающий. У него два сына: Даник – защитник, а вот Илюха мелкий вообще. По-моему, 2009 года – как Фил мой.
В общем, Олег тренировал – и у него второй тренер, тоже кто-то из родителей, не приехал или опоздал. Он говорит: «Встань, помоги мне».
Николишин: Ну и как?
Ковальчук: Ну я встал там, где защитники. Во-первых, языковой барьер – понятно, что дети не понимают при нашем английском, что ты от них не хочешь. Потом я одному говорю: «Не отбрасывайся шайбой. Не кидай ты ее, не швыряй». Он смотрит на меня – а я уже и забыл, что там смену надо объявить... Короче, это непросто.
Казанский: А в лигу Морозов тебя не зовет?
Ковальчук: В лигу? Ну были разговоры… Наверное, не совсем правильно с моей стороны будет сейчас какие-то инсайдерские штуки рассказывать. Пока решили вот как есть – тем более, это первый год, когда ФХР и лига разошлись. Много разных есть внутренних деталей, которые они должны сделать и сейчас создавать что-то новое – не совсем время для этого. Но думаю, что летом мы обязательно сядем, пообщаемся.
Николишин: Ты сейчас в каком статусе находишься? Мы видим по соцсетям, что тренируешься каждый день. Энхаэловцы приезжают, проходят профпригодность в соревнованиях с тобой. А как твой день складывается? Чем ты занимаешься?
Ковальчук: Мой день складывается просто: утром просыпаюсь, еду тренироваться обязательно. Потом еду в город, встречи, общение. То есть тоже просто так на месте не сижу.
Казанский: А куда дальше двигается твоя карьера?
Ковальчук: Ну в этом сезоне я точно не сыграю – можно 2024 год уже… А в 2025-м, скорее всего, уже профессиональная карьера моя закончилась. Как бы это грустно ни звучало. Но я на самом деле к этому уже полностью готов и представляю, что буду делать дальше. И сейчас время уделить семье, потому что даже в прошлом сезоне, когда я подписался со «Спартаком», я редко видел и супругу, и детей – девчонок особенно. Поэтому сейчас погружусь в семью.
Гимаев: Мы уже говорили про работу тренером, про лигу. А не было ли мысли работать менеджером в одном из клубов? И были ли такие предложения?
Ковальчук: Честно, было предложение, но не буду говорить, из какого клуба. Но считаю, неправильным куда-то приходить посреди сезона. Во-первых, это ответственность, во-вторых, это репутация. И если за что-то браться, то это надо делать фундаментально и потом отвечать за результат.
Например, как мы это делали перед Олимпиадой в Пекине. У нас было время, мы собрались с тренерским штабом, определились, кто за что отвечает, и работали как одно целое.
На самом деле менеджерская карьера мне интересна, потому что мне очень понравилось то, что происходило перед Играми.
«Дюков потратил время, чтобы изменить ситуацию в «Авангарде». Он как был главным, так и остается»
Казанский: И еще одна команда, которая оставила особенный след в твоей биографии – «Авангард». Мы вообще не удивлялись, когда уволили Кравца после двух матчей в плей-офф, когда поставили Звягина, когда потом Звягина то увольняли 25 раз, то не увольняли. Потом должен был приехать один тренер, но приехал уже другой. Как ты смотришь на то, что происходит в Омске, зная, как вообще работает эта система?
Ковальчук: Ну это, конечно, странно. У нас вообще в России, к сожалению, есть такое. После какого-то успеха люди внутри клуба начинают тянуть на себя одеяло и говорить: «Я! Я! Я! Я вот это [сделал]». Нет, чтобы развивать, продолжать, улучшать какие-то моменты вместе – начинается вот эта дележка. Это было и в Питере, когда мы выиграли первый кубок, это случилось и в Омске.
И жалко, потому что в Омске хоккей любят, в Омске такая инфраструктура, такой стадион, такие болельщики. И то, что там происходило… Ну как можно человека после второй игры в плей-офф уволить? То есть там люди руководствовались тем, что сейчас на эмоциях что-то поменяется – и поменялось на самом деле. Но в долгую это... То есть ты и одного подставил, и второго подставил.
Но сейчас думаю, что они на правильном пути. Уверен, что они попортят нервы в плей-офф. И то, что они взяли Серебрякова – это огромный плюс для них. Думаю, сейчас он игровую форму наберет – и в плей-офф очень сильно им поможет. Сейчас Ткач вернется.
Я знаю их второго тренера – Барзи (Дэйв Барр), он в «Нью-Джерси» был, когда мы до финала дошли – отвечал за меньшинство и за защитников. Он очень крутой специалист.
Николишин: Они на тебя как-то выходили, когда были в поисках тренера или еще когда?
Ковальчук: Я общался. И там даже кое-что помогал сделать. У меня очень хорошее отношение с руководством омского «Авангарда», поэтому для меня даже было приятно, что позвонили, узнали что-то.
Николишин: Я считаю, что это хорошая практика, когда можно позвонить человеку, который играл, который приносил победы, элементарно спросить его мнение.
Ковальчук: Не-не, в этом плане у них вообще проблем нет – никакой звездной болезни или корон. Наоборот хорошо, что человек, который занимает очень высокий пост, очень много прямо лично времени потратил, чтобы вот эту всю ситуацию изменить. Я уверен, что Омск на правильном пути.
Николишин: Ты имеешь в виду Кожевникова, который сейчас пришел?
Ковальчук: Нет.
Николишин: Предыдущего еще?
Ковальчук: Не-не, это Александр Валерьевич Дюков.
Николишин: А, Дюков.
Казанский: Он как патрон был, так и остается?
Николишин: Да, он так и остается главным.
«Хартли замучил игроков в «Авангарде». Костин чуть не плакал уже»
Николишин: Цыплаков как-то с тобой советовался, когда ему поступило предложение из НХЛ?
Ковальчук: Да, мы общались с ним. Рассказывал он или нет, какие у него варианты были? А то я опять что-нибудь ляпну – а он спросит зачем.
Николишин: Я так понимаю, что у него не особо много было. Его вел Володя Малахов.
Ковальчук: Не, ну у него были… Ладно, можно же сказать, какие клубы – это же не страшно. Я знаю точно, что были «Вегас», «Бостон» и «Флорида» – вот эти три команды его очень хотели. Единственный совет, который я ему дал: «Ты езжай туда раньше – еще до подписания. Съезди по городам, посмотри, пообщайся с тренерским составом, с генеральным». Сейчас это нормальная практика перед тем, как подписать контракт – можно полететь, посмотреть, чтобы семья посмотрела. Он так, по-моему, и сделал. Понравился Нью-Йорк – и в этом ничего странного нет, тем более с учетом Лу [Ламорелло], который, если поставил цель кого-то подписать, то все.
Гимаев: А как ты относишься к тому, что ему «Спартак» предлагал двухсторонний контракт? «Спартак» уже знал, что он уедет в Северную Америку?
Ковальчук: Серег, я, честно, не знаю людей в «Спартаке», кто этим занимается. Мне он всегда говорил, что он хочет уехать – и это правильно. Он зрелый парень уже, который полностью готов физически, морально и технически. У него была возможность попробовать поиграть в лучшей лиге мира – я считаю, что он совершенно правильно сделал все.
Казанский: Ты говоришь, что для многих был Ильей Валерьевичем, когда пришел в раздевалку «Спартака». А когда ты приехал в НХЛ, кто для тебя был таким игроком?
Ковальчук: Рэй Ферраро – он у нас был капитаном. Но мне было проще, потому что я ничего не понимал из того, что они говорят. Я всегда говорил: «Ес, ес, ес, ес» – и на меня так смотрели. У нас Фрейзер тогда был тренером – он мне говорит: «Ты ж меня нихера не понимаешь, да?» Я говорю: «Нет». Он говорит: «Ну ладно, хоть честно».
Да и у нас команда была такая, если честно, мы там уже к ноябрю пролетали мимо плей-офф.
Николишин: Такой «Сочи».
Ковальчук: Да, у нас не было никакого прессинга, ничего. Я много играл, выходил в большинстве. В этом плане повезло. Потом уже, конечно, когда там шел четвертый, пятый, шестой сезон – да даже третий – уже от этого так уставал. Ты же видишь, а потом смотришь матчи плей-офф – у тебя слюни текут.
И вот в тот момент пришел Боб – кстати, он поменял очень много. И ребят поменяли. Леху Житника поменяли, Антропа подписали, Славу Козлова взяли. То есть у нас командешка подсбилась – мы в плей-офф попали. Правда, 0-4 «Рейнджерс» угорели.
Казанский: А какие вот переключатели использовал Хартли? Потому что явно это касается не только набора игроков, но и чего-то в бытовом уже плане.
Ковальчук: Не, у него дисциплина во всем. Мелочей нет вообще. Например, если раньше мы могли ходить без галстука, то с Бобом ты был обязан галстук надевать. Это тоже подчеркивает отношение.
В тренировочном процессе по-другому стало. Один раз в Нью-Джерси прилетели – я проспал автобус. Проснулся – смотрю: автобус уехал. Я быстрее-быстрее собираюсь. Спускаюсь в такси, черный водитель сидит. Я ему говорю: «Хоккей стэдиум, Хоккей стэдиум». Он: «Чего? Здесь еще в хоккей играют?». У «Девилс» еще старый дворец этот был, куда даже ни одно такси не ездило.
Короче, он меня куда-то везет – а тогда еще не было навигаторов никаких. Приехали к стадиону. Я ему говорю: «Вот там, другой въезд». Он: «Что?» Мы ездили, ездили, ездили, ездили.
Я потом бегом бегу – на одну минуту опоздал на собрание. Они вот только сели, только дверь закрыли. Я забегаю – Боб мне: «Кови, иди. Я после с тобой поговорю». Я думаю: «Что такое?» Он говорит: «Езжай в Нью-Йорк, погуляй. У тебя там друзья хорошие. На игру тебе даже не надо приходить. Приезжай в автобус после игры». Ну и все, другие тут же понимают, что если он может сделать так с одним из лидеров, то... То есть такие показательные моменты, которые он никогда не нарушит, какие бы у тебя с ним отношения ни были. Дисциплина у него на первом месте.
Казанский: А в Омске была такая показательная казнь?
Ковальчук: Конечно. У Толчи постоянно что-то происходило: то шайбу не туда бросит, то его даже не ставят на игру в Челябинске, по-моему. Потом еще собрание, где его уже чуть ли не повесить хотел. Там я уже Бобу говорю: «Хватит. Ты чего? Дай я поговорю».
Когда я приехал, видно было, что пацаны уже очень устали. Для наших ребят, местных, которые за океаном никогда не играли, такое чуждо. Они говорят: «Он нас замучил! Каждый день собрания эти! По 10 раз одно и то же говорит». Потом индивидуально еще вызывает молодежь. Он Клима Костина вызывал – тот просто плакал уже. Он – мне: «Илья, пожалуйста, поговори с Бобом. Я уже не могу». Он его вызывал до тренировки, после тренировки. Я говорю: «Терпи». Ну и пацанам тоже: «Это нормально, если вы хотите что-то выиграть. Эти мелочи будут решать потом». Он же доказал это на всех уровнях.
Гимаев: Разговариваю с ребятами, игравшими в том «Авангарде», спрашиваю про Боба – первое, что говорят: «Он мне очень много дал. Я до сих пор пользуюсь его советами, и мне это сильно помогает». По-разному говорят о нем как о человеке, но вот именно как о профессионале, все в один голос говорят: «Он очень многому меня научил».
Ковальчук: Он, самое главное, еще поддерживает со многими отношения. Даже сейчас. Я знаю, что Шарпи, например – Шарипзянов – общается с ним, они перезваниваются. Комар даже – Комаров, который сейчас тренер в Питере.
Николишин: А он же не играет?
Ковальчук: Не играет. Но и его Боб вообще там... Говорил мне: «Кови, ну посмотри, он... Ну как?!»
Николишин: «Зачем он в хоккей играет»? Да?
Ковальчук: Но зато сколько он ему дал. Он с Боба берет пример по видео, по самой работе, по деталям – и они созваниваются постоянно.
Николишин: До сих пор? Это круто! Наследие так и передается.
Ковальчук: Ему неважно, суперстар ты или играл в четвертом звене. У него всегда посыл помочь. Особенно тем, с кем он выиграл – он очень трепетно к этому относится. Ну а как человек… Слушай, мы все неидеальны. А когда многие ребята по-английски не очень и мало общаются – им, конечно, кажется, что какой-то изверг.
Когда в «Атланту» он пришел, я не то что плакал, но ко мне родители приезжали. Приехали, мы играем дома с «Миннесотой», я забил гол, но после первого периода 1:2 горим. Выхожу на второй период, но сижу [на лавке]. Он даже толком не смотрит в мою сторону, качает головой – типа «нет» 1:3 горим. Смотрю на него – «Нет!». В третьем периоде он меня выпустил за 1:30 до конца. И, короче, я забросил. В формате 6 на 5 – он заменил вратаря: «Иди, говорит». Ну я шайбу забросил [в зону], врезался на пятак, борюсь что-то там, из ушей пар идет. Проиграли. Он мне после игры говорит: «И почему ты не можешь так каждую смену играть?»
Николишин: Ну он прав.
Ковальчук: Он прав – 100%. Потом был случай: у нас выходной. Он всем говорит: «Зайдите все. Чей номер будет на доске написан – у того тренировка завтра». Ну хорошо. Ну и все там заходят. Казик мне говорит: «Кови, иди-иди, зайди в комнату». Я думаю: «Кто там написан?» Захожу, а там цифра 17 – вот так вот на всю доску. Только она. И на следующий день я 50 катался без шайб. Боб и сам вышел, начал работать со мной в углах, какие-то фишки [поставил]. И мне плохо, чуть ли не до блевоты. У меня с ним такие отношения были. А он мне говорит: «В защите будешь хорошо играть – будешь играть две минуты в большинстве, делай в нападении чего хочешь. Но в защите не будешь отрабатывать – не будешь играть. Сам думай».
Николишин: Ну, видишь, он тебя научил.
Ковальчук: Он меня вообще изменил. Реально. Как хоккеиста точно. Раньше бы у меня даже мыслей не было. Я думал: «Ну проиграли 2:5. Одну забил, одну отдал – все нормально». Сидишь думаешь: «Эти – что они вообще? Калеки. Не могут». Такой был менталитет реально. Молодой, что там – 18-19 лет.
Он очень сильно помог в развитии моем. И вот хочется, чтобы у нас такие же люди появлялись, которые молодежью занимаются, потому что это важно. У нас огромное количество молодых талантливых пацанов, но вот этот переход с молодежного хоккея во взрослый дается сложно.
Николишин: С ними надо нянчиться.
Ковальчук: Конечно, да. У нас же: «Да чего он? Молодой еще, придет его время».
«Сегодня Макдэвид у соперника – очень быстрый. Тебе не надо выходить»
Казанский: А с кем из тренеров в НХЛ у тебя вообще не складывались отношения?
Ковальчук: С французом, который пришел в «Лос-Анджелес» вместо Стивенса. Как же его звали…
Николишин: А кто там был?
Ковальчук: Маленький такой, он сборную Канады, тренировал на Олимпиаде, по-моему (речь про Уилли Дежаржена – Спортс’’). Но он просто русофоб. Он мне говорит: «Мне не нравится твоя игра». А на тот момент у меня было больше всех очков в команде, больше всех голов и передач. Он мне говорит: «Ты думаешь, что хорошо играешь?» Я говорю: «Ну вроде неплохо» – «Не, не то». И все.
Казанский: И без объяснений?
Ковальчук: Да. Вообще просто перестал меня ставить потом. Приезжает «Эдмонтон» – он говорит: «Сегодня Макдэвид – очень быстрый. Тебе не надо». Я говорю: «Окей». Потом еще кто-нибудь приезжает – а там в каждой команде кто-то типа Макдэвида.
Николишин: То есть ты типа медленный?
Ковальчук: Нет. Не то что медленный, но просто «не то». Он сразу меня вообще даже...
Николишин: Отсек?
Ковальчук: Да, не было никаких шансов.
Николишин: Охренеть.
Ковальчук: Ну я уехал потом. Расторг контракт и уехал, потом «Монреаль» меня подписал (это произошло уже в следующем сезоне, когда «Лос-Анджелес» тренировал уже Тодд Маклеллан – Спортс’’).
Казанский: Мы все знаем по разговорам, это Монреаль максимально погружен в хоккей. Как ты это почувствовал?
Ковальчук: Ну это круто. Я думаю, что в Монреале был один из самых ярких периодов в моей карьере. Именно в хоккейном плане. Город живет хоккеем, там хоккей – это религия. И Боб, когда узнал, что меня подпишут, еще подсказал – прислал мне фразы на французском.
Николишин: Которые ты должен сказать?
Ковальчук: Да. Говорил: «Сейчас приедешь. К тебе пресса выйдет – человек сто. Вот эти две фразы на французском скажи – и все, они тебя будут обожать». А там типа «Рад приехать в Монреаль» и «Вперед, «Канадиенс» – что-то такое. Я в самолете лечу и учу, учу, учу – думаю: «Главное не забыть». И выдал все это на пресс-конференции.
Не, ну еще играли хорошо. Там травмы были у них – и меня поставили. С Сузуки как раз, он молодой еще был, его с «Вегаса» только поменяли. И играли вместе с Галлахером, с Максом Доми тоже.
Приезжаешь на игру, выходишь на разминку − полный стадион! Все стоят на ногах и уже какие-то песни поют. Мы играли два матча подряд – по-моему, сначала в Баффало, а потом полетели к себе в Монреаль. Поздно было, еще снег – короче, долго добирались. Часа в три ночи, наверное, приехали. А игра на следующий день – ни раскатки, ничего. И приходишь на матч весь такой разбитый, выходишь на разминку – и болельщики приветствуют так, что просто до мурашек. Вот такие сразу глаза! Хочется сквозь стекло пробежать! Ну очень круто.
Для молодежи, конечно, сложно. Иногда бывает большой прессинг. Там журналисты могут человека в фарм-клуб отправить. Ладно я – не слежу, но молодежь-то вся читает. Некоторые убегали из раздевалки быстрее. У тебя же есть 7 минут переодеться, а потом говорят: «Сейчас пресса заходит». И прессы больше, чем сотрудников клуба – на каждой тренировке, на каждой игре. То есть ты на тренировку выходишь, шайбу потерял где-нибудь в средней зоне – и уже по TSN программа идет: «Так, этот вообще не готов». И начинается мусоливание. В этом плане там сложно. Но если команда играет хорошо, то очень круто.
Казанский: Когда ты менял команды, в какой-нибудь приходилось выкупать свой номер?
Ковальчук: В «Монреале», да. Я часы подарил Кулаку – защитнику, который сейчас в «Эдмонтоне» играет. Это не было обязательным, но опять же: посреди сезона к тебе подходят и просят [сменить номер]. Кстати, когда пришел в «Спартак», Мороз очень сильно ерзал – я ему сразу сказал, чтоб не переживал.
Николишин: А он ждал, когда подойдешь?
Ковальчук: Нет, он мне начал: «Илья Валерьевич, часы тоже хочу». Я говорю: «Часы?!»
Николишин: Значит, не ерзал.
Казанский: Ты подошел к этому Кулаку и что сказал?
Ковальчук: Нет, в клубе уже это сами сделали, без меня. Хотя я на тему номера им вообще не говорил. Бержевен был генеральным менеджером, и, когда подписали контракт, он сказал: «Я уже с Кулаком поговорил – вообще никаких вопросов». Так что часы – просто моя личная инициатива, чтобы парень не подумал, что приехал какой-то сюда…
Николишин: Ты ему «Командирские» наши?
Ковальчук: Да, «Полет».
«Лу Ламорелло – психолог. Он тебя прощупывает. Если перекусит тебя – ну все»
Казанский: Знаешь, в нашем сознании есть абсолютно мифический герой Лу Ламорелло, с которым ты работал.
Ковальчук: Уникальный человек.
Казанский: В чем, собственно, его уникальность? Мы слышали огромное количество мифов о нем. И хотелось бы на примерах понять, что это за деятель хоккейного искусства такой.
Ковальчук: На примерах? Поменяли меня из «Атланты» в «Нью-Джерси», а тогда «Нью-Джерси» был как бы так себе команда. Ну и для верующего человека «Девилс» – это как-то все равно…
Николишин: Ты в «Дьяволы» не хотел.
Ковальчук: Ну реально. Еще у меня кореш есть – Коля, мой близкий друг. В тот момент он у меня был в Атланте – по-моему, зубы делал. Короче, жил у меня там. На обеде мы где-то сидим – и я уже знаю, что меня поменяют, но куда – еще неизвестно. Он говорит: « Ну куда угодно – главное, чтобы не в «Девилс». Я говорю: «Ну какой «Нью-Джерси»?! Где я, а где Нью-Джерси?». В смысле, что у них стиль такой, от обороны – зачем им вообще я нужен? Говорю: «Нет, точно нет». Улетаю – и меня в «Девилс» меняют.
Лу [Ламорелло, генменеджер «Нью-Джерси»] уже в Вашингтоне. Мы садимся в маленький самолет – вот так друг напротив друга сидим. Со мной еще финна Салмелу поменяли – тот вообще не понял, что произошло. Ну и мы летим, мы разговариваем что-то. Лу мне говорит: «Галстук у тебя есть?». Я: «Нет. Мне что, галстук нужен?» – «Ну да, завтра на игру – в галстуке обязательно. Еще постричься тебе надо обязательно. И побриться». И все. Больше ничего он мне не сказал весь полет.
Я сижу, думаю: «Е-мое, куда я попал! Пипец». Николь звоню: «Я лечу в Атланту. Ничего не буду, не хочу вообще ничего». Она мне: «Да ты успокойся». В гостиницу поселили в какую-то Holiday, просто у вокзала. С утра встаю – Лу уже на завтраке внизу. Сам привел на арену.
Потом вдруг Зубрус ко мне: «О, Кови, как дела? Все нормально?» Говорю: «Все супер!» А я спал минут 40, наверное, максимум. Все думал: «Что? Чего?» Раскатку откатали – а еще с «Торонто» играли, там опять этих журналистов... Зубрус подходит, говорит: «Перед игрой надо поехать побриться быстро и постричься». Я говорю: «Зуби, иди отсюда! Я тебе говорю, клянусь, я сейчас…». Короче, мне массажист дал какой-то галстук – я в этом галстуке.
Но после каждой игры, первые полгода, он меня постоянно вызывал в офис.
Николишин: Лу?
Ковальчук: Да. И я, когда шел, не знал, что он будет спрашивать. В один день мог спросить, как семья, как детишки, как жена. В следующий раз – мог припомнить мне момент, случившийся три игры назад. Например, смена идет, а я не в полную силу бегу, а еле еду, на полуспущенных. Он говорит: «А зачем ты команду подставляешь? Ну что ты делаешь?»
Николишин: Он тебе так пихал?
Ковальчук: Да, пихал так, что #####. Уже сидишь, а он – еще маленький, злой такой – смотрит на тебя так…
Николишин: У него глаза такие навыкат.
Ковальчук: Итальяшка такой, мафия чистая. Или приходишь к нему – он вдруг распахивает доску эту огромную. А на ней – все игроки: и те, кто в основном составе, и фарм-клуб. Говорит мне: «Вот скажи, кто нам может помочь из этих ребят?» А я шел – думал, он сейчас будет меня херачить за какую-нибудь игру. Думал, может, сменился не так или еще что-то.
Ну то есть он психолог, он тебя прощупывает. И если перекусит тебя – ну все. Он тебя будет просто, блин, как куклу.
Казанский: Марионетку
Ковальчук: Да. У нас был с ним момент. Маклин был тренером, лысый такой – с ним у меня не особо сложилось, но он, мне кажется, просто завидовал то ли из-за контракта, то ли еще что-то.
Николишин: Ты тогда уже подписал этот пятнадцатилетний?
Ковальчук: Да. И такая же ситуация, как с Хартли, когда он меня не поставил. Короче, на минуту опоздал на командное собрание – он мне говорит: «Играть не будешь!» А там ко мне еще Николь прилетела. Я ему говорю: «Как не буду? С ума, что ли, сошел?» Пишу сообщение Лу: «Что он делает? Как это?» Он не отвечает. Я потом тренеру пишу: «Можно я приеду до игры за три часа вместо двух? Давай поговорим?» Ну что это за бред-то – почему я не буду играть?! Он: «Да, хорошо. Приезжай». Я приезжаю – он сидит, у него ноги на столе. Я в костюме, в галстуке – думал, точно буду играть.
Николишин: Побритый?
Ковальчук: Ты что? Брился я там каждый день! Там шанса нет [не бриться]. Лу мне через день говорил: «По-моему, тебе надо побриться». А потом уже в привычку вошло. Короче, он меня не ставит играть. Я звоню Лу – он говорит: «Это между тобой и тренером». Типа все. Говорю: «Я понял».
Проходит какое-то время – этого тренера убирают, ставят Жака Лемэра. А у меня с ним вообще суперотношения. Он просто красавчик.
Николишин: Он же друг Ламорелло? Они корешки.
Ковальчук: Да. И у нас пауза на Матч звезд, я улетаю в Майами. А после перерыва – игра в Каролине. И там нет тренировок, сразу команда летит в город – там раскатка и игра. И я подхожу к Жаку, говорю: «Смысл мне лететь из Майами в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Каролину, если я из Майами в Каролину прилечу – и все». Он говорит: «Да, Кови, вообще даже не думай. Так и делай». Я говорю: «Супер! Все».
Вдруг мне звонит Лу: «Кови, ты должен прилететь в Нью-Йорк, ты должен лететь с командой». Я ему говорю: «Нет, Лу. Это между мной и тренером».
И после этого у нас начали меняться отношения. Потом я Ламорелло еще один раз спалил в Нью-Йорке. Меня знакомый повел в итальянский ресторан: такая черная дверь, куда не всех пускают. Но у знакомого там было какое-то членство – и мы туда приходим. Сидит Лу, не один. Увидел меня – думаю, он был просто в шоке
Николишин: Не ожидал, да?
Ковальчук: Он, правда, заплатил за счет.
Николишин: За твой? Тут же?
Ковальчук: Да, но не тут же. Потом уже подходит официант и говорит, что счет оплатит мистер Ламорелло… Он мне на следующий день: «Как ты туда попал?» Я ему говорю: «Рашн мафия»
Николишин: Про русскую мафию он наслышан, еще со времен Фетисова.
Ковальчук: Но Лу – очень целеустремленный. Вот то, что касается перехода Цыпы – со мной то же самое было. Я летел в Лос-Анджелес уже с костюмом – агент договорился с клубом, я должен был подписать контракт. Потом что-то пошло не так. Мы улетели, но Лу каждый день мне звонил ровно в 8 утра по тому времени, где я был. То есть в Лос-Анджелесе 8 утра – это 11 в Нью-Йорке. Или я в Москве, у меня 8 утра – у него там может быть два ночи, не знаю. То есть ему неважно – ровно в 8 утра он мне звонил и всегда оставлял сообщение. Говорил: «Брать трубку необязательно, но я хочу дать тебе знать, что мы тебя очень ждем, что ты нам нужен».
Николишин: Молодец.
Ковальчук: Не, он крутейший.
Николишин: Я думаю, что это такая национальная черта характера у него.
Ковальчук: Не, он русских очень любит. Он к Вячеславу Александровичу [Фетисову] относится вообще…
Николишин: Уважительно очень.
Ковальчук: Да, очень уважительно. И к Алексею Викторовичу Касатонову. Для него важна история еще именно советского хоккея. Он там многих знает и знал, общается со всеми. Ну и потом Вячеслав Саныч тренером был, когда они выиграли. В этом плане Лу – монстр.
Блиц: алкоголь, договорняки, драки
Казанский: Андрей Васильевич тоже следит за своей репутацией, но он попадался на этом. А ты играл или тренировался слегка подшофе?
Ковальчук: Ну тренировался, конечно. Играл ли? Нет, игра обычно вечером. Ты утром потренировался, поспал – вечером уже свежак. Бывали ситуации, когда какой-нибудь день рождения, засиделись – а с утра надо тренироваться. Ты же не можешь не прийти.
Я не буду называть фамилии, но были случаи, когда мы знаем, что человек нарушал режим, а он приходит и лежит у доктора: «Ой, болит голова! Давление! Отравился вчера». Я когда такое видел, я доктору выговаривал в начале, а потом к игроку подходил: «Одевайся! Не выйдешь – тогда будем по-другому [разговаривать]».
Николишин: «Отравился» – это классика.
Ковальчук: Никому не важно, что ты делаешь дома – это твое личное. Но ты приезжаешь на тренировку в любом состоянии. У нас был... Сейчас уже можно, наверное, рассказать? Дэллман не играет ведь уже? Короче, в Питере играем с Ригой, которая на последнем месте вообще. У них 6 очков, у нас – 95. А мы с Ригой дома постоянно вляпывались. Ну и что-то мы атакуем, атакуем, атакуем, атакуем – и Дэлс на синей вытягивает, как обычно. Раз-раз – куда-то бросает в ногу, соперник убежал, забил. И мы 2:3 проиграли. Дэллман расстроился, в раздевалке сидит. Я ему говорю: «Дэлс, ничего страшного». Приходит на следующий день на утреннюю тренировку – даже шнурки не может завязать.
Казанский: «Мукомольный комбинат», да?
Ковальчук: Вообще. Я ему говорю: «Дэлс, может, не надо?» − «Кови, нет. Я пойду» − «Ну, смотри сам». Короче, еле эту форму надел, выходит на лед. Разминаемся один в один – игрок пассивно едет, его под клюшку обыгрываешь. Дэлс еще вперед там что-то пытался, у него шайба слетает. Он только спиной разворачивается – упал, встать не может. Ржига ржет, все ржут. Но самое главное, чтобы он не травмировался. Ему говорят: «Уйди» − «Не-не-не». Первое упражнение – один в один в углу. Как ты думаешь, под кого он попадает один в один?
Николишин: Под тебя?
Ковальчук: Нет. Под Артюху. Короче, они начинают бороться. И у Дэлса клюшка куда-то влезла – как градусник. И он не может ее отпустить. Артюха секунд 30 так ездит – а тот там болтается, не может ничего сделать. Арчи потом разворачивается: «Что за банный лист прилип?» Но он всю тренировку откатался. Мы потом в круг еще встали, Ржига что-то говорит – и он там: «Можно я скажу?» Я ему: «Дэлс, может, не надо уже говорить?» Но он сказал: «Ребят, извините, я вчера ошибся. Потом еще позволил себе это». И там ему все похлопали, сказали: «Красавчик, иди высыпайся».
Гимаев: Получал ли ты предложение о договорняке?
Ковальчук: Нет. Наверное, что-то могло быть в мои первые годы в «Спартаке» – в Высшей лиге, но я точно не получал – мне еще 16 лет.
Я один раз что-то заподозрил, но мне так никто ничего не ответил. В Воронеже играем, матч такой равный – и ничья, ничья, ничья. Уже третий период – нас не выпускают вообще. И вдруг в овертайме мне говорят: «Иди». Я думаю: «Куда идти? Вы что, блин?» Вбрасывание в средней зоне у нашей лавки, на синей, ближе к нашим воротам. И мне кто-то из защитников говорит: «Иди туда, на дальний борт, вставай». Я думаю: «Куда вставать на борт? Как? Здесь мой игрок сейчас». А мне: «Иди-иди, вставай». Ну я встал на борт. Короче, мы вбрасывание выигрываем, мне пас отдают – я один на один выхожу. Вратарь вот так вот стоит, половина ворот открыта.
Николишин: Отодвинулся? Да ладно?!
Ковальчук: Вот так вот встал. Я думаю: «Что это такое?» Понятно – гол забил, опять на стекло прыгнул, от радости у меня из ушей пар идет. Смотрю – никто не радуется. Вот тогда у меня закралась мыслишка, что мне просто доверили исполнять этот решающий выстрел.
Николишин: Боялся ли когда-нибудь подраться?
Ковальчук: Нет, конечно.
Николишин: Под бойца какого-нибудь попадаешь – думаешь: «Лишь бы не с ним…»
Ковальчук: В НХЛ вообще невозможно, чтобы боец с тобой подрался
Николишин: Ну да. Но когда замес идет «все на все» – там можно попасть...
Казанский: Помнишь, Хабибулин рассказывал историю, как его приподнял вратарь?
Ковальчук: Не, когда совсем был олдскул, еще до первого локаута – там, конечно, можно было попасть под что угодно. В Филадельфию приезжаешь – там песня «Welcome to the jungle» играет на разминке и четыре собаки обросшие сидят, смотрят на тебя. Поэтому чуть подальше от красной линии катаешься.
Николишин: Такое у меня было – в первые годы особенно. Я вообще никого не знал – и меня придерживали на скамейке. Такие звери! Смотришь – и думаешь: «Они точно хоккеисты?»
Ковальчук: Там было человек по пять-шесть в каждой команде. Это третье-четвертое звено, им не надо было даже коньки зашнуровывать
Гимаев: Была ли ситуация в карьере, когда думал, что пора завязывать с хоккеем?
Ковальчук: Чтобы прям завязывать – нет, но были сложные. На самом деле огромное спасибо папе: он мне всегда говорил, что сложные моменты, наоборот, делают тебя сильнее. И я еще больше начинал тренироваться, дополнительно заниматься – и мне становилось легче через тренировки, чтобы я не думал.
Поражение на Олимпиаде в Сочи мне прям очень тяжело далось. Хорошо, что семья – тут все классно. Но неделю точно я не мог из дома даже выйти. Ездил только на тренировку, а еще с коленом к доктору – и домой. Я даже боялся людей на улице – думал, что сейчас что-нибудь скажут.
А еще было, когда меня из Ярославля отправили – когда Роман Борисович [Ротенберг] исполнил ход конем… Вот это было тоже. Я просто не понимал почему. Не люблю несправедливость. Понятно, что это все большая политика. Но когда вот такие вещи происходят или какой-то крупный [турнир], как Ванкувер тоже… Бывают какие-то большие события, игры, к которым ты готовишься, идешь, думаешь о них всю жизнь, думаешь, что вот-вот твой шанс, сейчас ты… Но раз...
Подписывайтесь на канал «Скользкого льда» на ютубе и группу VK
Фото: AP/Paul Chiasson, Adam Hunger, Julio Cortez, Cole Burston, Gene J. Puskar, GREGORY SMITH, CHRIS GARDNER; Gettyimages.ru/Rich Graessle; РИА Новости/Рамиль Ситдиков, Алексей Даничев; ХК СКА
