8 мин.

Джон Макинрой. «Всерьёз». Часть 9

169

 Макинрой не особенно впечатлён Лондоном, но тем не менее успешно выступает на Уимблдоне 1977 года.

От переводчика: ничего не  могу сказать о Лондоне времён 1977 года, но сейчас это описание кажется невероятной дикостью!

Иллюстрации подготовила mandragora

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                Оглавление                                                            >>

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Джон Макинрой. Автобиография. "Всерьёз" ("Serious"). Глава 3 (продолжение)

До Уимблдона оставалось две недели и я отправился в Англию, потренировался неделю на траве, а затем играл квалификацию к соревнованию в Квинс Клаб в западном Лондоне, самом важном разогревочном турнире перед Уимблдоном. Моим соперником был Пат Дюпрэ из Стэнфорда.

Из-за дождя мы играли в зале, на деревянном покрытии. Сократив время перед ударом, я легко выиграл первый сет  6-1. Подумал: «Это довольно просто»

Затем, внезапно, какя-то женщина с трибун начала кричать на меня, наезжать и всё такое прочее. Я подумал: «Что происходит?». Оказалось, что это жена Дюпрэ. Она не давала мне проходу последние два сета и я проиграл матч 7-5, 7-6.

Оказалось, что она делала тоже самое и с другими игроками – не хочу сказать, что это послужило причиной моего поражения, но я действительно был обескуражен. Вот ещё один урок: когда ты играешь против лучших игроков при разных обстоятельствах могут произойти много неожиданностей. Надо научиться приспосабливаться. В тот раз я был совершенно выбит из колеи.

Недолгое участие в Открытом чемпионате Франции дало мне достаточно рейтинговых очков, чтобы попасть в квалификацию Уимблдона, поэтому я подумал, «Какого чёрта!». Поражение от Дюпрэ на самом деле мне даже помогло: если бы я пробился в основную сетку то не думаю, что у меня было бы время сыграть и там и в квалификации к Уимблдону. Так что, спасибо, миссис Дюпрэ!.

 

Лондон не был таким грандиозно пугающим как Париж – по крайней мере язык был примерно такой же как мой. И основа я нашёл себе экономичное жильё: обшарпанная квартирка на Ёрлс Корт, в которой жили четыре подающих надежды теннисиста за пару фунтов за ночь. На самом деле этот выбор был скорее продиктован желанием сэкономить,  чем вызван необходимостью – у меня всё ещё оставались деньги с тех пятисот долларов, да к тому же Уимблдон давал игрокам шестьдесят долларов в день только лишь за участие в квалификации. Так что я мог шиковать!

Игры квала проходили в приятном, но ничем не примечательном клубе Рохэмптон,

примерно в получасе от Уимблдона, чьи организаторы, по-видимому, решили держать простой народ на безопасном расстоянии от священных лужаек Всеанглийского Клуба Травяного Тенниса.

Я, кстати, играл против некоторых довольно известых игроков в квалификации, но у них всех похоже была аллергия на траву. У меня же был небольшой опыт на этом покрытии - я играл пару раз на национальном чемпионате на травяных кортах в Тускалузе, штат Алабама. Корты Рохэмптона были в ужасающем состоянии, но организаторы всё равно вас туда забрасывали.

Легко победив Кристофа Роджера-Васселина и нестабильного немца Ули Мартена в трёх упорных сетах, в третьем круге я играл против Жиля Мореттона, моего соперника в паном разряде на Оранж Боул. Шёл сильный дождь, но по мнению организаторов это было «тони или плыви». Я выплыл, победив в трёх уже привычных сетах и квалифицировался на Уимблдон.

Я помню как отпраздновал это событие пивом из деревянной бочки, которое было невероятно ужасно. У него был привкус дерева и оно было тёплое. Я думал: «Как эти люди это пьют? Где мой Баллантайнс

(линия виски)? Кто вообще эти люди?»

 

Теперь когда я попал в основную сетку я почуствовал, что заслужил комнату в настоящем отеле и поселился в Канард Интернешнл, который претендовал на изысканность и в нём даже была машина с кубиками льда, что в Лондоне по тем временам было в диковинку.

В комнате всё равно были соседи, но теперь это были игроки получше. Элиот Тельшер, мой соперник по финалу Оранж Боул, который собирался поступать в UCLA и впоследствии вошёл в десятку лучших в мире и Роберт Вант Хоф, поступающий в USC, выигравший впоследствии через несколько лет национальный студенческий чемпионат и позже ставший тренером Линдси Дэвенпорт.

На Уимблдоне была строгая иерархия игроков – начиная со звёзд и заканчивая «квалифаями», все общались со своими равными. Но когда я встретился с Джимом Делани – он был лет на 7-8 старше меня и был где-то в районе первой сотни в рейтинге при моём 233 месте – он был на удивление дружелюбен.

Джим окончил Стэнфорд пару лет назад и, неведо мне, Дик Гоулд, главный теннисный тренер в Стэнфорде попросил его помогать мне во всём на Уимблдоне. Я узнал об этом только несколько лет спустя и очень благодарен Дику. В то время Джим просто указался на удивление приятным парнем, каковым он и на самом деле был.

Он показал мне Лондон. Для молодого игрока одним из самых важных моментов было знание где добыть хорошую, дешёвую еду – что в Лондоне в те дни означало пицца и паста (не могу удержаться и не съязвить: специально для голодных американских прижимистых игроков в Лондоне распространилась некая американская сеть забегаловок, козырным продуктом которой является Биг Мак). Я отрывался. Город теперь стал мне нравиться гораздо больше – даже больше чем он мне нравится сейчас, хотя я и до сих пор люблю туда приезжать – потому что это был последний раз когда я мог быть там совершенно анонимно. Я был абсолютно не в теме. Там есть такой обычай: если ресторан переполнен, кто-нибудь кого ты абсолютно не знаешь может запросто подсесть за твой столик. Как-то вечером к нам подсел какой-то странный парень и я спросил: «Ты кто такой?» (Боже мой, Мак, в каких крысиных норах ты питался??)

Делани помог мне ещё кое в чём важном. Так как он уже несколько лет играл в туре, он знал сильные и слабые стороны многих игроков, с которыми мне нужно было играть в первых кругах. Он был для меня чем-то вроде бесплатного тренера.

Но мне всё равно нужно было играть в теннис.

Это было странно. Когда я поднимался в рейтинге в юниорах мне всё время казалось, что основной тур – это что особенное – что там играли лучшие из лучших.. И вот я на Уимблдоне, главном турнире, в первый раз, побеждаю в первом круге (Исмаил Эль Шафей), во втором (Колин Даудсвелл), в третьем (Карл Мейлер).

И затем в 1/8 я победил Сэнди Майера,

чью игру Джим Делани хорошо знал по совместной учёбе в Стэнфорде. Тогда-то я и стал верить, что смогу стать профессиональным теннисистом. Помню как думал: «Или эти ребята гораздо хуже чем я думал или я намного лучше». Ту пропасть, которая по моему убеждению существовала между юниорами и профессионалами – элитой тенниса – я просто не замечал.

 

Уимблдон, Корт № 1. Ничто в мире не идёт с этим ни в какое сравнение пока вы на самом деле не ступили на него, просто невозможно себе представить. Запах травы, электрифицирующая близость зрителей и сам вид этого места – насколько более интимного чем может передать телевидение, яркость красок которые вы видите воочию – зелёно-фиолетовые цвета покрытий, трибун, эмблем, униформ; белые, розовые и пыльно-синие цвета гортензий.

28 июня 1977 года. Мне восемнадцать и я совершил практически невозможное: (по крайней мере до Бориса Беккера) приехав на Уимблдон выступать в юниорском разряде прошёл три круга квалификации, чтобы получить место в основной сетке. И, попав туда, я – неизвестный никому любитель с пухлыми щеками, толстыми бёдрами и кучей батончиков сникерс в сумке с ракетками, выпускник школы, пропустивший церемонию выпуска, чтобы попробовать свои возможности в Европе – выиграл четыре первых круга против лучших профессионалов и прообился в чертвертьфинал величайшего теннисного соревнования в мире.

Вплоть до этого момента я был полной неизвестностью на Уимблдоне, я играл в абсолютном забвении, что в Рохэмптоне, что на второстепепенных кортах Всеанглийского Клуба, на которых самая отвратная трава и наверное двенадцать зрителей (включая четверых спящих, в том числе всех линейных). Меня определили во второстепенную раздевалку со всеми теми кто вылетит в первом-втором круге.

Корт № 1, однако, это было уже серьёзно. Теперь когда я прошёл безжалостную мясорубку семи кругов, Уимблдонские власти, всегда свысока посматривающие на тех, кто был по их мнению незначителен (что включало в себя практически каждого) наконец-то соблаговолили сесть и заметить Джона Патрика Макинроя Младшего их Дагластона, Квинс. Я удостоился внимания – пока ещё не Центрального Корта, нет, но и Корт № 1 это вам не хухры-мухры. И я также удостоился самого опасного пока что соперника на турнире.

Его звали Фил Дент и он имел против меня безупречную личку.

 

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                Оглавление                                                            >>

logoДжон Макинрой
logoATP