«Нас размотало «Торпедо», но я кайфовал, как они играют». Самый жесткий хоккеист лиги сильно повзрослел
Панин пришел в бар «Бандир».
Капитан «Салавата Юлаева» Григорий Панин – среди наиболее обсуждаемых в плей-офф КХЛ-2024. Тот пропущенный удар от Робинсона в серии с «Трактором» стал чуть ли не главным хайлайтом весны и при этом сделал защитника самым ненавидимым человеком в Челябинске (и пропустил, еще и хейта словил).
Уже само по себе это было отличным поводом, чтобы пригласить Панина в бар «Бандир». Но рассказами только о том конфликте дело, конечно, не ограничилось – Григорий вспомнил «Ладу» времен Петра Воробьева, рассказал о своем преображении в медиа (он активно ведет соцсети и участник #ПНХШОУ на ютуб-канале «Салавата») и даже поделился секретами своего питания – в межсезонье и во время чемпионата.
Кстати, в коллективе барменов бара «Бандир» произошла замена: Дениса Казанского в этом выпуске за стойкой сменил Андрей Осадченко, разрывающий Трибуну Спортса своими переводами. Оценить такую перестановку (если прежде вы не следили за стримами, конечно) и полный разговор с Паниным без купюр вы можете на ютуб-канале «ЛЕД», а ниже – интересные моменты из общения в текстовом варианте.
«Трактор», Робинсон, Мерли
Осадченко: Самая расхожая – ну или одна из самых расхожих фраз этого сезона КХЛ: «Блевотинский хоккей». Его больше к «Адмиралу» употребляют сейчас. А «Трактор» в какой хоккей играет?
Панин: Если анализировать «Трактор», то он очень хорошо перестроился. Команда была по ходу сезона не такая динамичная, не так, скажем, играла в обороне, а по ходу плей-офф они очень хорошо перестроились. И те ребята, от которых я не ожидал проявления характера – например, Вова Ткачев, Кравцов, Шабанов, лидеры команды, но игравшие в свободный хоккейчик, на расслабленных ручках и ножках – в плей-офф показали, что уже выросли, что есть характер, что они готовы в решающих моментах и забивать голы, и встретить где надо, и ответить. Поэтому для меня и для команды в целом «Трактор» стал таким неприятным сюрпризом.
Николишин: Да, они сумели перестроиться и навязать. Основная опасность от этих ребят-то исходила, они вам и забили решающие голы.
Панин: Да, так и было. Вот даже сейчас вспомнился момент, несмотря на то, что тот матч в Челябинске мы выиграли: концовка, и Кравцова у борта кто-то встречает, он тут же разворачивается. И где-то в следующем эпизоде отвечает так, что попадает в голову нашему игроку – удаление 5 минут, мы за эти 5 минут забиваем гол и выигрываем матч. Но это такой хороший посыл, допустим, мне как защитнику, который достаточно жестко, порой жестоко играет. Я думаю, что с этим легко мне играть как с мягеньким, а он показывает: «Ребят, ни хрена не получится, я тоже буду биться». Это такие тонкие моменты, которые, вроде сейчас отрицательно сказываются на результате матча, а в долгосрочной перспективе, в следующих играх, еще это уже выливается в какой-то хороший результат.
Гимаев: Тут Евгений Артюхин после вашей серии заявил, что вы мягкая команда, игровички. И что это вам могло помешать. Ты согласен с этим мнением?
Панин: На такие заявления, наверное, нужно привлекать статистику определенную: столкновений, напряженности матчей. Куча же такой есть, если вот так серьезно рассматривать. Я смотрел статистику, не могу сейчас конкретные цифры привести, но напряженность в матче достаточно была большая. Особенно первые 3-4 игры – потом как-то все равно выровнялось, но нет такого, что Челябинск или мы были мягкой командой – тем более с наличием такого игрока, как я.
Гимаев: Кроме тебя еще в наличии имеются такие?
Панин: Все пацаны рубились, все старались, все хотели пройти этот раунд, но где-то чего-то, как обычно, не хватает. Ну, какие-то там эпизоды, моменты.
Николишин: Хорошо, Гришка, а, на твой взгляд, чего не хватило-то для победы? Что не получилось? В прошлом году «Адмирал», в этом – «Трактор» в первом раунде. Когда мы смотрели серию и обсуждали, мы ставили, что Уфа пройдет Челябинск и ключевым фактором может стать игра вратарей. То есть мы Самонова оценивали по сезону как лучшего вратаря.
Гимаев: В регулярке он был лучшим
Николишин: А вот в плей-офф как раз таки это стало такой ахиллесовой пятой для Уфы. Может быть, у тебя другое мнение.
Панин: Да, у меня другое мнение. Если смотреть эту картинку по телевизору, то, наверное, в глаза бросается то, что какую игру выдавал вратарь в сезоне, такую же он и должен выдавать в плей-офф. Потому что вратарь это, конечно, важная часть команды – там даже не 50 процентов, а гораздо больше.
Но, я думаю, что тут должна уже вступать в игру система. То есть в любом случае чемпионаты, и кубки выигрывает система. Именно система обороны: как ты нейтрализуешь соперника, где у него есть сильные места, сильные нападающие, которых нужно закрыть. А так как у нас по ходу сезона перестроилась тактика и мы стали играть в атакующий хоккей – бегали, тратили много сил – то, наверное, не очень уделили внимания именно игре в обороне. Потому что именно она привела к основным провалам: это игра на пятаке, откуда нам забивали голы, это какие-то мелкие ошибки, которые, в принципе, в плей-офф нужно до минимума сокращать, это то, что касается начала обороны еще в атаке – чтобы не проваливаться по двое, по трое, чтобы всегда сзади нас было больше. Оказалось так, что вот эти мелочи не учли – и отсюда такой результат. Но это такая беглая аналитика и мое мнение субъективное, потому что есть еще куча разных факторов, которые влияют на результат.
Николишин: В регулярке Самонов-то подчищал эти ошибки, а в плей-офф, к сожалению, даже вот мы взяли статистику: то количество бросков, которые нанес «Трактор» – какая-то феноменальная результативность. У них там есть три момента – они два реализуют. Я не могу сказать, что там какие-то неберущиеся шайбы были. На мой взгляд, Самонов – тот вратарь, который эти шайбы должен был брать
Панин: Вот на это у меня есть свое возражение, что должен всегда быть план Б и, наверное, С какой-то. Почему я говорил про игру в обороне? Все, что угодно может произойти с человеком. У него может быть микротравма, у него могут быть проблемы, не знаю, в семье, в жизни, еще что-то, что ему мешает. И вот в этот момент должна уже работать команда как единое целое.
То есть команда прикрывает того игрока – я не говорю конкретно сейчас – то слабое место, которое, если можно так сказать, кровоточит. Вот поэтому я хочу привести пример того, что должна играть система. По моему мнению, система обороны – она, так скажем, кубкообразующая.
Гимаев: А не считаешь, что у вас где-то не хватило поддержки первой тройки? Потому что практически все шайбы были заброшены как раз именно Хмелевским, Ливо и Дроздовым.
Панин: Да, это одна тоже из составляющих. Хотя по ходу сезона лидерские качества проявлялись и у второй, третьей тройки.
Вообще, принято считать, что кубки выигрывают третье-четвертое звено: ребята начинают раскрываться, когда про первые два соперники все знают – как забивают, как отдают, как атакуют. И как раз таки не хватило, чтобы второе, третье, четвертое звенья тоже брали на себя вот эту ответственность. Но там играют молодые пацаны, которым еще расти и расти и которые по ходу сезона давали этот результат, показывали, что они растут. Дай бог, чтоб они этот опыт накапливали и выдавали в будущем уже результат с учетом этого.
Осадченко: Но мы не можем не спросить про самый горячий инцидент. Там все честно было с Робинсоном?
Панин: Да что сейчас обсуждать уже? Было так, как было. Я, знаете, думаю, по этой ситуации, если серьезно... Вот есть такой игрок, как Гриша Панин. И к нему разное отношение: 50-60% его ненавидят, 50-40% нормально относятся – ну или совершенно другая статистика может быть. Если кому-то это интересно, то я ему говорил: «Почему ты разговариваешь со мной по-английски?». Ну то есть это тоже такой, знаешь, как...
Николишин: Ты этим пытался его зацепить?
Панин: Нет, это не то что какая-то тонкость, но как-то хотелось вывести на эмоцию. Не через «фак-фак-фак» английский вот этот. А просто хотелось, чтобы... Вот у нас есть такая штука, что часть иностранцев изучает какой-то...
Николишин: Язык, да, они пытаются.
Панин: У нас Джош Ливо – вот он приехал, никогда не был в России. Под конец сезона он не то чтобы разговаривал, но он понимал, о чем мы говорим. Или Даррен Дитц – очень крутой, вот он большую работу здесь провел по изучению русского языка, потому что это реально тяжело.
А то, что касается того инцидента – да, наверное, это какая-то небольшая попытка на эмоцию вывести, но я и с его стороны могу посмотреть. Перед тобой игрок, который ездит провоцирует, игрок, который в каждого хоккеиста «Трактора» втыкается. Я же перед этим два раза, можно сказать, ему воткнул – а это неприятно. И там еще сам момент, наверное, предполагал именно меня выцепить – и он поступил так, как поступил. Честно / нечестно? С моей стороны – нечестно, с его стороны – молодец, для болельщиков «Трактора» – молодец, для болельщиков «Салавата» – плохой. Судится только по результату серии. Серию мы проиграли – значит, он поступил круто для своей команды. Если бы мы выиграли – был бы конченным.
Самый прикол, что когда мы приехали на игру в Челябинск – это была третья – стоим, и я на какой-то момент ловлю себя на мысли, что я в данную секунду самый популярный человек в городе. Потому что хоть отношение и негативное, хоть это какой-то антипиар, но все меня знают. И это еще транслируется по всей России! Я думаю: «Блин, надо же так попасть». Робинсон молодец, все его поздравляют, а «почести» все выдают мне.
Николишин: Так, хорошо. С Робинсоном мы разобрались, надеюсь?
Осадченко: Подожди, а я бы еще одно вкинул. Много еще обсуждали потом, что за тебя вроде как вышел заступаться Евгений Тимкин. Или это всем показалось? Потому что как будто телохранителя к Григорию Панину приставили.
Панин: За меня заступаться, наверное, вышел Леха Василевский, который непосредственно в этом моменте на него накинулся и тоже показал характер. А Робинсон – парень два метра, такая глыба, где-то он там, по-моему, дрался – имел как бы какие-то навыки. И Леха Василевский тоже проявил характер. А Тимкин – это не то что мой личный телохранитель…
Николишин: Командный.
Панин: Командный телохранитель, чтобы он не задирался ни ко мне, ни еще к кому-либо.
Сейчас просто в таком возрасте мне даже не хочется этого делать, понимаешь? Вот у меня такой стиль игры – я играю жестко. Но чтобы драться – это прям уже такая вынужденная ситуация. Если бы в том моменте он скинул краги, вот тут – если такую честность проводить, которая, наверное, не особо есть – уже ситуация зависела бы от меня. Если бы я не скинул краги, не пошел бы навстречу, трусость какая-то проявилась бы – это другой вопрос. А когда вот так произошло, как произошло, то это рассматривается тоже по-другому.
Осадченко: Эпизод с Робинсоном выложил в соцсетях у себя Мэтт Мерли – он у нас играл в КХЛ, сейчас в подкастах зажигает. Так вот, он выложил ваш эпизод и написал, что если кто не знает, то Панин – это один из самых, если не самый грязный игрок в мире.
Я хочу от этого оттолкнуться. Просто я знаю, что ты читал книжку Шона Эйври, которого также называли грязным игроком – он писал, что ему даже не надо было жестко играть, вступать в физический контакт, а достаточно просто залезть в голову человеку словами.
С того момента правила изменились. И вот как Григорию Панину в новом хоккее живется? Может быть, вербальный абьюз ты сейчас используешь больше, чем в старые времена, когда можно было колоть?
Панин: Кому-то рассказывать, какой он там не такой, что у него не так, что там про жену, детей – нет, это не моя история. Это как раз Шона Эйври, он мог такие грязные словечки использовать.
А Мерли у себя на странице где-то выложил?
Осадченко: Да, да, в запрещенной в России соцсети.
Панин: Это что, обида с того времени? Я тогда забежал в раздевалку, я сам испугался, извинялся там перед ним, когда вот это все произошло.
Осадченко: Тогда такой вопрос. Давайте сравним два первых раунда. Что лучше: играть в «блевотинский хоккей» «Адмирала» или с «Трактором»?
Панин: Опять же, я за результат. То есть пусть хоккей будет блевотинский, пусть он будет грязный, пусть он будет некрасивый. Но если у тебя есть результат – значит, ты делал все правильно. Ну, может, не все, но, значит, твои действия, команды, игроков, тактика, атака, оборона, менеджмент, персонал – работали слаженно и правильно.
Если результата нет – значит, где-то есть какие-то звоночки (а эти звоночки всегда бывают по ходу сезона), на которые не обратили внимание. Их нужно исправлять. Это все опыт, это все нужно складывать в одну копилку, скомпоновывать и работать.
Козлов, соцсети, питание
Николишин: Ты сказал, что вы перестроились по ходу сезона. Мы помним начало чемпионата, когда Уфа играла достаточно много от обороны. Где-то через месяц, наверное, после этого вы стали играть в более активный, быстрый, комбинационный хоккей. А что произошло? Что способствовало?
Панин: Думаю, способствовала общая тенденция, что в команде есть и техничные ребята, и молодые прогрессирующие. А засиживаясь в обороне, они не растут. Это как раз тот месяц был, когда мы там проигрывали матчи.
Николишин: Проигрывали, да – начало сезона.
Панин: И я думаю, в какой-то момент тренерский штаб принял решение пересмотреть свою тактику – и посмотреть, как новая будет работать. Если это начало сезона – почему бы не попробовать?
Перестроились, посмотрели. Я даже помню какое-то собрание – нам Виктор Николаевич сказал, что сейчас мы двумя идем в атаку, защитники близко подходят, всех поджимаем, нужно не давать возможности и времени и на принятие решений. И это начало приносить результат. И, соответственно, взяли это за основу.
Но вот довести до плей-офф… Все-таки навыки игры в обороне – они очень важны. Либо же у тебя должен быть пул хоккеистов, который выполняет свою определенную работу – и ты их подстраиваешь под тактику и схемы соперника. Потому что атакой, какая бы она у тебя ни была… «Ак Барс» в 2005-м доказал, что никакая дрим-тим в атаке не работает в таких условиях.
Но здесь опять же чувства ответственности, наверное, где-то тоже не хватило. Потому что ты действительно можешь играть в атакующий хоккей, но при этом обязан всегда держать в голове, что это может привести к какой-то определенной ошибке. Мы видим, что где-то заигрывались – и эти ошибки получались, а потом не понимали, откуда они идут. А на самом деле это должно идти от каждого игрока.
Осадченко: Виктор Козлов - второй год подряд вылет в первом раунде, но кредит доверия к нему не гаснет. Топовый клуб – и там кредит доверия должен быть достаточно коротким вроде бы. Откуда такое доверие к специалисту?
Панин: Не знаю, насколько правильно, но сейчас постараюсь как менеджер рассуждать. Кто есть на рынке? Кого можно привести в Уфу? Вот так вот встряхнуть, либо заменить Виктора Николаевича. Есть варианты?
Следующий момент касается молодых в команде. Тренерский штаб полностью делал такие условия для роста пацанов, чтобы они реально росли. И если взять статистику каждого молодого игрока, то они действительно в этом году заметно выросли. За исключением, может, Лехи Пустозерова – не очень этот сезон сыграл, но такое тоже бывает. И это даже хорошо, когда у молодого пацана идет после топового сезона провальный – это заставляет его задуматься.
Вот эти два фактора, думаю, для руководителя, не то чтобы основными они являются, но важными. Плюс – уже говорили – хоккей по ходу сезона: вот эта возможность игры, атакующих действий, свобода определенная. Мы, наверное, очень сильно в себя поверили, хотя, может быть, нужно было и попки подзажать, плей-офф ведь.
Вообще я сторонник, чтобы тренера подписывали минимум на три года.
Осадченко: Нельзя не отметить твою медийную трансформацию, которая произошла в последнее время. Ты играл у Петра Ильича Воробьева, у Зинэтулы Хайдяровича Билялетдинова – системные, строгие тренеры старой закалки, у которых как будто бы ничего нельзя делать. И тут тебе можно прийти к нам выпить коктейль, можно свое шоу организовать, чтобы с нами конкурировать. Можно много чего делать. Откуда появилась вот такое вот?
Панин: С развитием современных технологий, социальных сетей. Плюс это все начали открыто транслировать – я же не первооткрыватель, я за кем-то все равно пошел, у кого-то увидел.
И определенный слом внутри происходил, потому что основная масса спортсменов боится показать, как они живут, что они говорят, что они думают, даже просто что они едят. Но сейчас это трансформируется – и ребята потихоньку в эту историю вливаются. К тому же это на будущее определенный задел – и ты можешь на этом зарабатывать. Это может быть твоя работа, это могут быть какие-то рекламные контракты. Для меня это было новым и интересным опытом. Постепенно это выливалось в то, про что ты сейчас говорил.
Николишин: Насколько это тебе мешает или помогает в твоей карьере именно как хоккеиста?
Панин: Наверное, есть какие-то все равно психологические моменты, когда это реально может мешать, если у тебя перекос будет в одну сторону. Тут, наверное, только с возрастом ты учишься балансировать не только в хоккее, в спорте, но и вообще в жизненных ситуациях. Сейчас мне это никак не мешает – наоборот помогает.
Да, были вполне возможные моменты, где мне это мешало. Даже, помню, какие-то посты я выкладывал, кого-то, так скажем, двусмысленно оскорблял – и мне потом за это бумажки прилетали от дисциплинарного комитета. Но это так было в прошлом – это эмоции, это молодость, это все просто было интересно. Когда взрослеешь, это все поэтапно проходит.
Осадченко: А это где-то в тебе внутри сидело и просто не было возможности реализации из-за отсутствия этих технологий и гаджетов?
Николишин: Ты сам ответил на свой вопрос. Он прошел Билялетдинова, Воробьева – там нельзя было разговаривать, там нельзя было улыбаться. В нем это все сидело. У него сейчас это все вырвалось и фонтаном бьет.
Панин: Да, ты же когда молодой, взрослые дяденьки в команде – это как в армии, тебя духом просто считают. Я вспоминаю эти истории, когда мы из поездок прилетали в Тольятти. Там же час ехать.
Николишин: Да, еще ехать на автобусе надо было.
Панин: Ребята постарше сразу на такси разъезжались домой. А мы помоложе – сначала с ленты в аэропорту ты собираешь баулы в автобус. Потом ты на этом автобусе едешь до арены, а перед этим ребята подходят, вот так вот кивнули – и ты уже знаешь, что надо его баул разложить, мокрое раскидать. И вот ты там раскидываешь эту форму и баулы раскладываешь, все убираешь.
Николишин: Мне молодых, честно говоря, в Тольятти было жалко. Я не знаю, когда они вообще отдыхали или нет. Мне кажется, они жили в раздевалке.
Панин: А со станками как в самолет заходили? Разгружали – это нормально, а со станком он же еще тяжелый вот этот вот был. Тебе вручают станок, ты спрашиваешь: «А почему нельзя его в багаж сдать?». Отвечали: «А там его разобьют, сломается – потом не смогу вам коньки точить». И вот ты с этим станком, еще своя сумка…
Гимаев: На протяжении многих лет меняются правила – и игрокам техничным, скоростным становится гораздо легче. А жестким хоккеистам, как ты, стало сложнее применять силовые приемы сейчас – если сравнить с тем, что было 10 лет назад?
Панин: Такое чувство, что стало легче с возрастом – и с самой игрой, и с применением силовых.
Сам хоккей становится, наверное, комбинационней. Появился Ларионов – и другие команды начинают под такой быстрый хоккей подстраиваться, привлекают парней из молодежных команд, растят техничных игроков. Все это я считаю большим плюсом, потому что наш хоккей всегда славился техничными быстрыми игроками.
Я вот лично за тех пацанов, которые растут сейчас – хочется, чтобы они не были какими-то узколобыми, зашоренными. Я за техничных хоккеистов, с которыми интересно играть, которые имеют разное богатое техническое оснащение, не только в одну сторону умеет обыгрывать, а может что-то придумать, найти какой-то момент.
Возвращаясь к твоему вопросу: мне стало легче играть. Есть этому определенные причины, но сейчас...
Гимаев: Я предвижу ответ. Раньше у нас были чуть другие правила, хоккей был более жестким – и, соответственно, игроки были готовы к этим силовым приемам. Сейчас хоккей у некоторых команд стал более комбинационный, скоростной – и игроки стали, наверное, меньше ждать силовых, потому что сократилось количество сокрушительных приемов. Но, наверное, тебе стало легче нападать, потому что игроки соперников меньше этого ожидают. Может быть такое?
Панин: Может быть такое. Но есть еще мой горький опыт со всеми дисквалификациями, со всеми этими внесениями в дисциплинарный комитет, со штрафами, которые на меня накладывались. И, конечно, каждый раз я об этом задумывался. И где-то ты уже при силовом используешь неполную силу, которой ты можешь ударить. Где-то последние 2-3 сезона я иду в борьбу и порой даже специально расслабляюсь, чтобы не нанести какой-то жесткий удар – особенно если это у борта и со спины – чтобы кого-нибудь не убить и не уехать сидеть смотреть хоккей с трибуны. Это, наверное, какой-то внутренний личный рост происходит – пришло понимание того, что не хочется сидеть, смотреть хоккей, не хочется лишние деньги отдавать.
Гимаев: Как изменилась твоя подготовка – и в том числе питание – с возрастом? И почему ты не ешь сладкое?
Панин: Очень сильно поменялось. Был у меня сезон, когда я после первого чемпионства пришел в команду и поправился очень сильно – весил 100 кг. Сейчас я 80 кг вешу, а тогда я весил 100 кг. Мне штраф.
Так я со 100 кг до 92 похудел за неделю – то есть 8 кг быстро сбросил, потом опять набрал. И вот так постепенно я начал контролировать свой вес для начала, не питание.
С возрастом мне стало интересно попробовать пожить без мяса – сначала без красного, сидел только на курице, куриной грудке. Потом и ее убрал. Рыбу? Рыбу я оставил, до сих пор ее ем.
И сравнивал всегда свое состояние: как я себя чувствую себя после еды, как чувствую себя на площадке, хватает ли мне сил. И действительно стал себя чувствовать лучше. У меня не было голода, не было желания мяса. То есть я могу попробовать мясо – так, чтобы я стал вегетарианцем, такого не было.
Что касается сладкого. В этом сезоне со мной рядом сидел – и, надеюсь, продолжит – Динар Хафизуллин. А я любитель сладкого: пирожные, печеньки, батончики – без сладкого никуда. Я мог, допустим, за вечер сесть и упаковку печенек съесть дома. Это у меня такая определенная традиция была. И как-то сижу ему, Хафику батончик перед игрой сую – такие протеиновые, энергетические, а он говорит: «Да что ты мне суешь! Я не ем сладкое». Я: «А что?» – «Да просто не ем».
Можно сказать, такие моменты, такие беседы привели к тому, что я думаю: «Тоже попробую». И я со сладкого, с сахара переместился на фрукты. То есть теперь я в своем питании не использую какие-то мучные продукты – это макароны, рис, ну в редком случае. В основном у меня салаты, рыба, морепродукты всякие разные.
Николишин: Гречка?
Панин: Гречка – нет.
Николишин: То есть ты вообще гарнир убрал?
Панин: Высокоуглеводные продукты я не убрал вообще, но минимизировал. От мяса красного и любого я отказался – только рыба. И вот сейчас отказался от сладкого, потому что заметил за собой такую тенденцию: как наступает отпуск, я продолжаю есть сладкое – и набираю все равно, как ни крути, потому что нагрузка уменьшается, подвижность уменьшается – и я набираю вес. Еще то, что связано конкретно со спортом – это, наверное, с возрастом уже становится как наркотик: обязательно в неделю, 3-4 раза я, по-любому, бегаю. Даже после сезона. Я в Москву прилетел на два дня – и меня уже начинает... А ведь пробежался специально перед вылетом.
Мне этого просто не хватает, у меня есть возможность в тренажерный зал поехать. Я всегда плюс-минус форму поддерживаю.
Гимаев: А алкоголь?
Панин: Пиво в редких случаях. Какое-нибудь там с грейпфрутом – знаешь, вот эти вот есть.
Гимаев: Вишневое?
Панин: Вишневое, да. Какие-то там 40-градусные или вино – нет. Вот апероль я люблю.
Николишин: Ты гурман.
Панин: Вот как раз заменитель сладкого – это, наверное, апероль и какие-то тоже вот эти сладенькие женские коктейльчики.
Николишин: Сладкое потому что любишь – я понимаю прекрасно.
Панин: Да, но в основном заменяю фруктами, бананы сейчас, яблоки, виноград. И на самом деле и классное общее состояние, и потом мне в сезон всегда легче входить.
То есть у меня нет такого, что я вообще заканчиваю тренироваться: в неделю по-любому 3-4 пробежки, между ними еще, может, в зал пару раз схожу. И какие-то игровые виды спорта. Люблю очень сильно в футбол играть, в теннис большой.
Николишин: Вес позволяет в футбол играть. С большим весом это сложно, а когда 80 кг…
Панин: Эта вся трансформация происходила не сразу – только с каким-то опытом, с пониманием того, как я себя на льду чувствую.
А были моменты, когда у меня прям весогонка жесткая была – я вообще отказывался от сладкого полностью, худел до 76, но я потом во всех столкновениях от Димона Кугрышева отлетал.
«Ак Барс», НХЛ, ошибки
Осадченко: Мы все-таки должны поговорить про «Ак Барс». Самые яркие воспоминания за твой продолжительный отрезок в Казани?
Панин: Наверное, сам мой переход в Казань из «Лады» – как он неожиданно произошел, как я там появился. Это достаточно ярко было: я, во-первых, молодой пацан, во-вторых, попал в команду, где играли звезды, на которых я просто раньше смотрел, а теперь играю с ними в одной пятерке. Получилось так, что Жека Медведев получил травму – и я выходил там с Морозовым, Зиновьевым, Зариповым – лучшей тройкой.
Вот это воспоминание. Плюс, наверное, наши кубки, которые мы выигрывали. Знаешь, все рассказывают о каком-то удовлетворении, радости после завоевания кубка. Я на тот момент не испытывал каких-то таких чувств – только потом начинаешь понимать, как это круто. В тот же момент я испытывал какую-то определенную усталость, потому что, играя у Петра Ильича, научился концентрироваться – и концентрироваться так, что ты на самом деле сам себя пожираешь. То есть каждая игра становилась таким эмоциональным напряжением, что просто было очень тяжело. Поэтому после победы ты радуешься, улыбаешься, но было именно эмоциональное опустошение.
Ну и, наверное, все мои переходы достаточно классные были. Я думал, что, переходя из Казани в ЦСКА, мне будет полегче – именно в психологическом плане, но в ЦСКА на тот период Игорь Валерьевич Никитин работал – у них тоже определенное становление с Квартальновым было, они так гаечки серьезно подзакручивали...
Николишин: А кто был главным? Квартальнов же?
Панин: Квартальнов – да. Никитин был помощником, но он полностью отвечал за оборону. Такое разделение было, что в оборону никто больше не лез – вся работа производилась именно Игорем Валерьевичем. Он несколько раз меня с тренировок выгонял. Представляешь, мне уже под 30 лет – и мне: «Пошел вон отсюда». А мне казалось, я 30-летний мужик! Ну, вот это эмоциональное напряжение – оно сказывалось.
Поэтому и кубки, и определенные мелкие моменты, и то, что связано с переходами, были достаточно яркими. В возрасте, конечно, ты уже к хоккею совершенно по-другому относишься. И каждое нахождение в раздевалке, тренировка, лед, общение с пацанами, поездки – сейчас это намного ценнее, чем когда ты был молодым, когда тебе казалось, что карьера еще вся впереди. А это проходит очень быстро – и эти моменты гораздо ценнее сейчас, чем когда-то в молодости.
Осадченко: Из «Ак Барса» многие уезжали в НХЛ. В том числе Алексей Емелин, с которым вы вместе играли, Медведев, которого ты упоминал. Не осталась какой-то такой обиды, что ты-то не поехал?
Панин: Нет. У меня был же момент уехать, но я выбрал деньги. Наверное, тогда не нашлось такого человека, который бы подсказал: «Какие там? Тебе 25 лет – езжай, попробуй, посмотри, получи опыт, узнай!».
Я уже на тот момент обзавелся семьей и детьми – и как-то выбор встал в пользу того, что и здесь хорошо. Как у нас говорят? «Где родился, там и пригодился».
Николишин: Это было в «Ак Барсе»?
Панин: В «Ак Барсе», да. Мне как раз 25 лет было. Пришло предложение из «Филадельфии», но у меня закончился контракт – и мне предложили на тот момент какие-то большие деньги. Там еще этот Крикунов был тренером, он сказал: «Этот игрок мне нужен». Меня подписали, а его [Крикунова] не подписали.
Николишин: Это нормальная схема, хорошая.
Панин: Вот так сложилось, но мне грех, на самом деле, жаловаться. И здесь все классно. Конечно, получить тот опыт… Я вот даже сейчас с пацанами молодыми из команды общаюсь: если есть возможность съездить в Америку, если у тебя достаточно навыков закрепиться – круто, езжай. Нету этого, но есть возможность просто поехать посмотреть, получить опыт – конечно, это нужно сделать. Потому что оттуда сюда проще вернуться, чем из России попасть в НХЛ, вообще на сборы какие-то приехать.
Николишин: Абсолютно с этим согласен. Смотри, у тебя по карьере были достаточно консервативные тренеры: что Воробьев, что Билялетдинов, что Квартальнов. А сейчас у тебя Козлов. Насколько вот разность в подходах существует между этими всеми тренерами?
Панин: Да огромная, колоссальная. То есть тренеры той советской закалки – это жесткая дисциплина, вплоть до: «Ты чего улыбаешься?», «Тебе чего смешно?» Как какие-то триггеры наши, которые с детства срабатывают – не только родителями, но еще тренерами закладывались.
Современное поколение, которое приходит тренировать – оно более лояльное, более демократичное. Я вижу, что при них молодые пацаны гораздо быстрее прогрессируют. То есть не какие-то отдельные, а как грибочки вырастают. Вот мы говорим про «Салават»: там 5-6 человек – хоп, видно, они выросли. Да, один где-то просел, но это дело, опять же, времени.
При советских тренерах работала система, работала дисциплина – результат был. Но, думаю, должна быть определенная статистика, сколько ребят при них не заиграли, имея какие-то определенные навыки – вот из-за такого давления. Думаю, колоссальное количество. Даже по «Ладе» помню: 60 человек на сборы позовут – и просто пачками их отрубают.
Современное поколение тренеров большой люфт оставляет для ошибок. То есть, если ты помнишь, раньше же ошибки прям карались...
Николишин: У Петра Ильича вообще нельзя было ошибаться.
Панин: Да. И если углубляться немного в психологию, то – наоборот – нужно давать возможность делать кучу этих ошибок. Ты из них и по жизни вырастешь, и тем более в спорте. Чем больше ты их наделаешь, набьешь этих шишек – тем тебе потом легче будет.
А вот при той формации тренеров, конечно, ошибки карались, игроки убирались из состава, их выгоняли из команды, исключали из тренировочного процесса. Где-то ребята просто это не выдерживали, заканчивали.
Но каждому из этих тренеров консервативных, советского формата, я очень сильно благодарен, потому что они закладывали крутую базу и крутую школу. Для тех, кто выдерживал – это классная стрессоустойчивость.
Гимаев: Самый значимый для тебя тренер? В том плане, что он оставил самый, наверное, основной момент в становлении тебя.
Панин: Становление – это Петр Ильич Воробьев и, конечно же, отец. Потому что отец старой формации – и у него было очень тяжело играть. Он меня, мне кажется, сразу закалил перед этим переходом к Петру Ильичу. Я достаточно ранимый тогда молодой пацан был, но уже у Петра Ильича все вот эти требования соблюдались и выполнялись.
Блиц. Отец, Ягр, Скривенс
Николишин: Скажи немного про отца: где он работал и как ты начинал?
Панин: Мы вообще переехали из Караганды, из Казахстана, когда мне было 8 лет. Отца пригласили на работу в Тольятти – там как раз собралась челябинская банда: это уже покойные Цыгуров, Шустов. И отца позвали – он тоже челябинский – на работу во вторую команду. Вот мы семьей и переехали в Тольятти.
Я играл сначала за юниоров, за молодежку – 1985 год рождения. Потом пришел к отцу во вторую команду – и там прям меня подкручивали. Даже когда мы приходили домой, мама уже отцу говорила: «Слушай, отстань от него, Ты еще и дома до него!». И потом, соответственно, со второй командой уже дорос до первой команды, где был главным тренером Петр Ильич.
Еще Самара между ними была! Кстати, это вот, наверное, тоже один из ярких моментов: вырваться от родителей, от вот этого контроля. Я не помню, сколько матчей за ЦСК ВВС отыграл – полсезона или сезон – но классное прям время было. Там у меня был достаточно серьезный рост.
Николишин: Ты там сам себе мороженое покупал?
Панин: Сам себе. Там уже и деньги карманные серьезные появились для пацана 17-18 лет. Уже и где-то одежду сам себе покупаешь, уже и ездишь не на маршрутке, а на такси – можешь себе позволить. Где-то с ребятами пивка попить, в клуб сходить. Это первые зачатки взрослой жизни.
Осадченко: Самое необычное празднование победы?
Панин: Никогда не подмечал, как кто-то празднует. Где-то с родными, с родственниками встретиться, семейные какой-то посиделки. Помню, мы кубок выиграли, приехал в Тольятти, и я с отцом – если это можно празднованием назвать – первый раз в жизни с ним водку выпил. У меня отец противник вообще всех этих алкогольных напитков. И он мне всегда говорил, что до 30 лет не пил, только шампанское. И когда я с ним первый раз попробовал водку – такое событие для меня. Знаешь, как будто мы с отцом тут поближе стали.
Николишин: Первая покупка с хоккейного контракта?
Панин: Если детство вспоминать, то первая зарплата полученная – я купил Coca-Cola, Sprite, два торта и пошел к родителям.
Николишин: Праздновать?
Панин: Первую зарплату, да. А если вспоминать постарше: на первые деньги поставил дома родителям кондиционер и пластиковые окна. Потому что раньше мы в панельном 9-этажном доме жили – деревянные окна скрипели, зимой их продувало, проклеивать нужно было.
Гимаев: Против кого хуже всего играть?
Панин: Против ребят с характером – то есть неважно, техничный он или нет. Я именно про тех, кто с тобой пойдет в зарубу. Ты бежишь на подбор – и всегда видно либо на вбрасывании, либо где-то вы взглядами пересекаетесь, кто зассыт, а кто полезет до конца, кто тебя может и сам ######.
Вот таких игроков я люблю, вот таких игроков я уважаю. Я вот говорил про «Трактор», про молодых пацанов, про того же Робинсона – и не было никогда такого, что, знаешь, кто-то исподтишка ударил или еще какая-то гнилая история. Я имею в виду именно в столкновениях. Когда тебе в спину где-нибудь засадят, ткнут – вот это вот. То есть спортивный принцип в столкновениях, в борьбе – он всегда для меня имеет решающее значение.
Гимаев: Ты можешь выделить какого-то игрока, против которого тебе тяжело играть? Вот ты идешь на подбор – и понимаешь, что может быть неприятно.
Панин: Если быстро вспоминать – то Ягр. Он сюда приехал, мы стояли на вбрасывании в нашей зоне – возле борта на усах, шайба выигрывается мне – и я первый ее вроде накрываю. Но он стартует раньше меня – я его хватаю на вилы, и он просто со мной едет, как, знаешь, паровозиком.
Гимаев: Вот такая же история у меня была.
Панин: И я почувствовал не только мастерство – мастерство же видно – а мощь, которая присутствует в этом человеке. Поэтому вот один из самых таких неприятных игроков был.
Гимаев: Самый грязный игрок на твоей памяти?
Панин: Самый грязный? Знаешь, кто мне не нравился? Помнишь Поснова?
Николишин: Андрей Поснов? Конечно. Он и играет – по любителям. Только сейчас языком больше чешет. Вот Андрюха мне так не нравился! Вот он меня прям это… Если Шон Эйври существовал в российском хоккее – то это где-то в нем было.
Гимаев: Гадость сказать – одно удовольствие.
Николишин: Ничего не поменялось. Он до сих пор так играет.
Панин: Я помню, за ним по всей площадке бегал. Не могу сказать, кто самый грязный, но могу сказать, кто мне не нравился. Это вот он был.
Николишин: Самая противная и неудобная команда, против которой тебе доводилось играть?
Панин: Слышал, что, когда я играл в «Ладе», самая противная и неудобная команда была как раз под руководством Петра Ильича.
Сейчас все по-другому воспринимается. Когда в этом сезоне мы играли с «Торпедо» – и нас просто размотали, я сидел и кайфовал, что они так классно играют.
Николишин: Ну это да. Многие об этом, кстати, говорят.
Панин: Наверное, про противно и неудобно… Про «Локомотив» могу сказать. Потому что они так хорошо играли в обороне – а не играл, как раз сверху смотрел хоккей и понимал, что в этой игре просто нет шансов. Противных нет, есть достаточно неудобные.
Осадченко: История про самого веселого или запоминающегося вратаря?
Панин: Вратарская тема вообще интересная. Был у нас Бен Скривенс в «Салавате»…
Осадченко: Я его по Торонто очень хорошо помню. Ему рано в карьере никто не объяснил, что вокруг ворот ров с лавой – и туда не надо выходить. У него прям проблемы были при игре на выходе. Я же прав?
Панин: Да-да-да. Ну, это ладно – одна часть, другая еще была. Он никогда не выходил на раскатки. Представь, ты утром приходишь на предыгровую раскатку – Бен натягивал шапку и сидел в телефоне.
Тогда, по-моему, Эркка Вестерлунд был главным тренером. Вот идет командное собрание, вот тут у тебя монитор висит, проектор. А Бен вот так отворачивался, даже не раздевался – к куртке, шапке и вот эта вот история у него в телефоне. Как-то Эркка не выдержал и сказал на английском: «Пошел вон отсюда». Вот такой персонаж.
Осадченко: Про Билли Смита в 80-е рассказывали похожую историю – тоже сидел с краю постоянно, читал вестерны. Тоже идет собрание, а он читает про ковбоев. И ему по барабану, в общем, не отвлекайте его.
Панин: А я с Беном как-то поговорил, он такой: «А мне этот хоккей нахер не нужен». Вот прям так. «Я хочу поехать в Африку, быть волонтером и помогать голодающим, бедным детям, вот этим африканцам. Вот это моя мечта».
Осадченко: Он же прям образование получил, он же Корнелльский университет, по-моему, заканчивал. И карьеру-то он завершил в 32, что ли. Он рано закончил.
Панин: Но то, что он творил на выходах – это, конечно, там просто… Я думаю, у главного тренера микроинфаркты постоянные были. Кто-то там волосы теряет, кто-то седеет очень рано – это после того, как на таких игроков насмотришься.
Осадченко: Самая странная хоккейная традиция на твоей памяти?
Панин: Наверное, то, что касается каких-то суеверий. Знаю, что кто-то за кем-то не выходит на лед. Вот у меня была такая фишка: если впереди номер 13 или если я складываю числа игрока впереди и в сумме получается 13 – например, 94-й номер, 58-й номер – то я человека пропускал, за ним кто-то пройдет, а я уже следующим. Вот какая-то странная фигня у меня была.
Гимаев: Самое странное упражнение, которое ты делал или партнер твой?
Панин: У Петра Ильича был помощник – Шапошников. Вот он давал такое упражнение: у тебя шайба лежит в центре, нужно было разогнаться…
Николишин: «Два барана».
Панин: «Два барана», да. И обязательно нужно было столкнуться. И он такой еще с такой злостью говорил: «У вас плечи и ребра должны трещать. Чего вы тут гладите друг друга?».
Это тоже для меня странно. Просто нужно было столкнуться.
Осадченко: Лучший игрок Континентальной хоккейной лиги по версии Григория Панина?
Панин: Вот я смотрю на Вову Ткачева омского – и мне нравится его легкость. Легкость катания, легкость действия, легкость принятия решений. То есть ты смотришь на человека – он как будто не напрягается, он просто получает удовольствие. И вот это важная составляющая.
Вот так с его стороны посмотреть: ты выходишь реально играть в хоккей, и ты кайфуешь от этого. Ты не мучаешься, ты там не напрягаешься. Конечно, это у каждого присутствует, но на него смотришь – человек кайфует. Поэтому пусть в моем топе будет Вова.
Гимаев: Лучший игрок Национальной хоккейной лиги?
Панин: Я смотрю хайлайты. Ну Макдэвид – это какой-то космонавт. Вот какая-то еще отдельная лига должна быть, где будут играть Макдэвид, Маккиннон, Кучеров, Панарин – прям создать отдельную лигу, где будут играть одни космонавты.
Фото: РИА Новости/Егор Алеев, Михаил Фомичев, Максим Богодвид; Хоккейный клуб «Трактор»; ХК Салават Юлаев
Похоже, редактор тоже не любит подлого костолома.
Но, прочитать было интересно. Спасибо.