Ларионов строит новое «Торпедо»: равняет игроков на звезд НХЛ, играет в атаку, использует методы тренеров АПЛ
Большое интервью «Профессора».
«Скользкий лед» устроил выездную сессию с легендой – Денис Казанский и Андрей Николишин отправились в Нижний Новгород (бросив в Москве Кузнецова и Гончарова), чтобы взять интервью у тренера «Торпедо» Игоря Ларионова.
Один из самых умных людей нашего хоккея больше часа рассказывал о том, почему вообще ввязался в это спустя столько лет после окончания карьеры, какую хоккей он хочет видеть от своей команды, ну и, разумеется, не обошлось без энхаэловских историй – про русофобию, первую машину и автогол в ворота Ирбе.
Полный выпуск «Скользкого льда» с «Профессором» можно посмотреть прямо здесь, в этом посте. А под ним – практически вся расшифровка интереснейшей беседы.
Свобода творчества, Ларионов-младший, тактика «Торпедо»
– Игорь Николаевич, давайте с самого начала. Есть удивительное наблюдение: в футбольном и в хоккейном клубах Нижнего Новгорода сейчас работают тренеры молодежных сборных. Как вообще появилась эта идея с Нижним Новгородом? Откуда она взялась?
– Идея появилась, когда мне позвонил Саша Харламов: спросил, какие планы. А я жалел, что не было времени плодотворно потрудиться [в сборной] – и коронавирус, и все остальное, и другие вещи, которые влияли… Понятно было, что меня мягко выдавливают оттуда – я был к этому готов, к этому вопросов вообще нет. И я ответил, что мне интересно, давай подумаем.
А когда подумал – понял: «А почему бы и нет?». Во-первых, город, где родилась моя мама, второе – команда, которая на маленьком бюджете. Меня не беспокоила финансовая часть – я сразу сказал, что мне важно разменять финансовую сторону на свободу творчества, то есть прийти туда и творить такие вещи, которые хочется. Допустим, вернуть то, что мы потеряли, и добавить свежести, которая сегодня присутствует в игре.
– То есть без давления?
– Без давления, да. Давление, безусловно, будет – мы к этому готовы. И у меня была возможность первый раз взять людей, которых я знаю, в тренерский штаб: Андрей Козырев – очень сильный специалист, Миша Васильев, которого мы все хорошо знаем, тоже очень много лет работает тренером, плюс Коля Хабибулин по вратарям, плюс штат по ОФП. Все люди правильные, готовые делать правильные вещи, которые сегодня не то, что в тренде, а дают возможность посмотреть на игру под другим углом.
Ну что делать [дальше]? Надо посмотреть, что мы имеем. Одно дело – я вижу состав, но по фамилиям, по именам – мне это ничего не говорило. Мы вместе посмотрели двух игроков – Миле и Агостино на Олимпиаде: хорошие игроки, но ничего они не выиграли в своей карьере. Поэтому для меня эти имена роли никакой не играют – я предпочитаю больше наших ребят, которые выходят на первые позиции. Конечно, если это будет, допустим, Джонатан Тэйвс или Патрик Кэйн, я с удовольствием возьму их, потому что они помогут. Поэтому я принял решение, что я посмотрю команду. Один из игроков, который в этой команде был, он и есть – Мишарин 36 лет. Думаю: «Старый уже, но вот куда?». Потом: «Не, пусть приедет, я посмотрю».
И вот приехали на 5 дней в апреле, мы сделали такой небольшой мини-кемп, две двухсторонних игры – и я увидел, что команда находится в удручающем состоянии в плане физики, в плане отношения, в плане менталитета, в плане всего. Люди готовы отыграть какую-то часть времени, может быть, попасть в плей-офф, и уже брать билеты, ехать на Мальдивы, куда угодно.
На бумаге сегодня кто-то сильнее, кто-то слабее, но бумага в хоккей не играет – играют люди, поэтому здесь было важно тренерским штабом сделать такой акцент на то, что мы хотим и как мы хотим двигаться. Поэтому приняли решение, что мы будем опираться на молодежь, которая очень неплохая. И вот сейчас этот процесс идет, мы его запустили, пока мы довольны – конечно, не всеми, но в любом случае мы сейчас движемся в том направлении, где мы хотим быть.
– Нельзя не спросить про формирование. Вы взяли сына в команду. Это в России всегда особенная история, что в футболе, что в хоккее. Для вас это особенная ответственность? Что это такое?
– Здесь такой вопрос… Он на самом деле не самый простой, объясню почему.
Всегда очень сложно, скажем, заполнить ту обувь, в которой был твой отец. Это сумасшедшее давление. В его карьере было очень много, скажем так setback (неудача): когда ты получаешь травму одну, другую… В прошлом году, например, перед кемпом «Лос-Анджелеса» он подхватывает mono (мононуклеоз) и выпадает на четыре месяца буквально за неделю, когда он уже был готов пойти на пробный контракт с «Кингс» и дальше, допустим, на двухсторонний. Вот так случилось. Естественно, он потерял эту возможность, поэтому дальше он уехал в Швецию – и там на пятой игре рвет пах. Короче говоря, получилось так, что для того, чтобы получить шанс хотя бы на просмотровый контракт, ему надо было зайти туда, где он может себя проявить. Если проявляешь – вопросов нет, если нет – то нет (интервью записано до подписания «Торпедо» полноценного контракта с Игорем Ларионовым-мл – Sports.ru).
– Дать настоящий шанс.
– Да, настоящий шанс и дать возможность играть в тот хоккей, в который он умеет играть – за счет головы и за счет ног тоже. Потому что сейчас не может быть хоккей, где ты не катаешься, где ты не бежишь, где ты быстро не думаешь – к сожалению, это не работает.
Поэтому вот такой шанс ему дан – он сейчас работает, тренируется. Главное – окружить правильными людьми вокруг, чтобы были те, кто так же понимает игру. Это не всегда просто для тренеров – особенно тех, которые не готовы ждать, не готовы терпеть. Я готов терпеть. У нас там куча людей, которые где-то были защемлены, не было у них возможности играть. Мы делаем не революцию – это громкое слово, просто придаем свежести, как это все дело поправить, как это все дело запустить на ту орбиту, где мы хотим быть и быть успешными.
– Смотрите, у каждой большой команды в футболе, в хоккее есть такой ДНК. Мы как раз говорили с Андреем Васильевичем, что в Горьком была такая зубастая команда небольших ребят, такие фокстерьеры или, как ты их называл, бурлаки. Помимо того, что это просто молодая команда, что это за стиль, что вы хотите увидеть на льду?
– Ты знаешь, здесь такой микс из множества просмотренных мною матчей в этом сезоне – я говорю про игры НХЛ; я провел два месяца именно у себя в Лос-Анджелесе, видел практически 2-3 игры в день – то есть весь плей-офф. Когда ты смотришь игру, ты понимаешь, что меняется в лиге. Дальше – у меня всегда контакты с генеральными менеджерами, и я в этом плане какие-то вещи узнаю.
Более того, зная, что видел в апреле у людей в мини-кемпе в «Торпедо», я смотрел нарезки и отправлял, например, защитнику Мише Орлову, чтоб он посмотрел на Девона Тэйвса – защитника «Колорадо». Допустим, Пелевин пусть посмотрит нарезки Байрэма. Допустим, Максиму Федотову – видео защитника Кэйла Макара, но гораздо быстрее. Такого плана. Допустим, Уракову, который забивает один гол за 46 матчей, говорю: «Ты понимаешь, твой стиль, в принципе, не плохой, но посмотри Киллорна в «Тампе», который играет с Пойнтом и Кучеровым – вот твой стиль, где ты можешь добавить, потому что ты должен быть там, где ты можешь быть эффективным. То есть ты должен быть на борту сильным, сохранить шайбу, отдать умному центральному – там тебя найдут, под воротами вся твоя игра».
Я забрасываю им эти вещи для того, чтобы взять все лучшее, для того, чтобы эти ребята поняли, что от них ожидают. Опираться на пятерку легионеров, сидеть на их спине год за годом – мне это неинтересно абсолютно. Или иметь, допустим, одно атакующее звено и три звена в обороне – то же самое. Я тогда сказал сразу Максиму Гафурову – нашему молодому GM: «Не-не-не, у нас будет немножко другой подход. Мы хотим, чтобы у нас было все четыре звена, которые могут играть в атакующий хоккей». Да, ребята их четвертого, допустим, будут чуть меньше играть, но у них все равно будет задача – 7-10 голов за сезон, а не 1, не 2.
Поэтому здесь нужна быстрота, здесь нужна тоже быстрота мысли, поэтому многие вещи, которые мы подправили, подтянули, пересекаются с «Колорадо», с «Нью-Йорком». Эти вещи, которые ты можешь аккумулировать и дать в команду.
Дальше футбол идет. Именно та система игры – допустим, «Сити», «Ливерпуль» – это все вещи, которые ты тоже, понимая, как устроен процесс…
– С атакующими защитниками…
– Да, у нас обязательно все должны двигаться, и у нас всегда в атаке должно быть 4 человека. Всегда.
– Игорь, ну смотри. Ты говоришь, что все должны двигаться. Это же не сейчас пришло. Я вспоминаю игру вашего звена, когда вы играли. Этим же вы и славились, у вас вся пятерка двигалась.
– Василич, ты понимаешь, что все дело в том, что у нас… Я зайду немножко в историю. Мы получали глоток свободы, когда играли вместе, потому что была какая-то система игры – нас никто не обучал этому, поверь мне. Тихонов был человеком, который мог собрать людей, собрать всех лучших, потому что армия была – дальше мы уже творили сами. И здесь, естественно, когда ты атакуешь впятером или вчетвером, у тебя есть преимущество – потому что со временем ты понимаешь, что идет взаимозаменяемость: кто-то ушел, кто-то поддержал. Короче, угроза шла от пяти человек.
И это то, что мы упустили. А почему упустили? Потому что мы за все годы спустя – даже в этой команде [«Торпедо»] мы поняли, что – это поколение, которое практически потеряло те игровые навыки, которые были у нашего поколения. Здесь мы пришли к выводу, что у нас каждая тренировка должна начинаться с игры – ты должен все время думать и думать быстро. И это будет в течение всего года. Поэтому стиль игры будет у нас привлекательный, быстрый, атакующий, компактный, но с полным контролем шайбы, то есть «контроль шайбы – контроль игры».
– Игорь, ты затронул уже футбол. Я знаю, ты очень любишь футбол и сам играешь в него очень здорово, смотришь. И у тебя идет акцент, я так понимаю, на все игровое. То есть хоккей становится хоккеем не как узконаправленным видом спорта, а, насколько я понимаю, ты хочешь привнести возможности всех игровых видов спорта, как-то влить их в хоккей.
– Более того, ты сейчас мои мысли прочитал. У меня есть несколько видео, которые я чуть позже буду показывать ребятам – наверное, в конце месяца, перед началом [сезона] – как строились команды-чемпионы. Допустим, «Сан-Антонио Спирс» в НБА – выдающаяся команда, выдающаяся игра! Смотришь – и понимаешь, что это спектакль, с которого тебе не хочется уходить, ты хочешь возвращаться и смотреть дальше! «Ливерпуль», «Барселона», Русская пятерка в «Детройте» – эти вещи, с которыми ты понимаешь, что дает успех, что насколько игра на самом деле простая, в тоже время сложная, но она приносит удовольствие.
Я много раз повторял в молодежке, спрашивал: «Ребят, дайте мне ответ – вот пианино: вы на нем играете или работаете?» – «Играем» – «А хоккей – это что, работа или игра?» – «Игра». Начинают задумываться, что это игра, что мы здесь не будем кричать за ошибки. Мы будем требовать ответственности, да, чтобы они могли, допустим, не только бежать в атаку и где-то там ошибаться, но должны еще и участвовать в отборе шайбы.
Поэтому здесь в этом плане полностью идет перестроение психологии хоккеистов и понимания того, что мы от них требуем. Это сложный процесс, потому что у нас не было возможности собрать команду с нуля, которую можно было бы собрать, потому что все игроки, которые сегодня… Которые таланты, да – находятся в других командах. Но то, что у нас есть – оно у нас есть. Мы будем из этого материала делать хороший продукт. Я всегда это повторяю: «Когда жизнь дает тебе лимон – ты должен сделать лимонад».
Вот таким образом мы будем выстраивать именно команду, именно за счет игровых упражнений. Потому что это должно быть всегда 2-в-1, 3-в-2, 3-в-3, 4-в-3 – то есть находить моменты для того, чтобы в движении это все происходило.
– За счет движения создавать численное преимущество на коротких участках.
– Абсолютно, да! И потребуется время, для того, чтобы все это увидели, чтобы все это почувствовали. Не у всех получается, но, в конце концов, какие-то нарисовки уже просматриваются.
– Как вы сами себе отвечаете на вопрос: вот сейчас мы гуляем в Нижнем по парку «Швейцария», а вы могли бы быть в Швейцарии и совершенно спокойно наслаждаться там природой, делать свое великолепное вино, вообще получать удовольствие от жизни. Вы ныряете в Континентальную хоккейную лигу с довольно приключенческой командой из Нижнего Новгорода. Это каждый день во дворце, это какая-то абсолютно безумная рутина главного тренера.
– Да, на самом деле я тоже об этом задумывался и нисколько не жалею – я объясню почему.
Легче всего, допустим, сесть с микрофоном или с ручкой, говорить, быть экспертом. Но с другой стороны я понимаю колоссальный опыт, который я приобрел как игрок (и как тренер еще три года с молодежкой), поработав с выдающимися тренерами – Тихоновым, Боумэном, Пэтом Куинном, Пэтом Бернсом, звездами мирового хоккея. Это опыт, которым хочется поделиться – особенно с пацанами, которые даже и не знают, кто такие эти люди.
Поэтому приходится вливаться в коллектив и понимать, что для этого города значит команда. Ты понимаешь, что Нижний Новгород – это как Детройт, это индустриальный город, голубые воротнички. Я захожу, допустим, за мороженой рыбой в Metro Cash & Carry и за бататом, за зеленью, люди подходят и желают успеха – такого, честно говоря, нигде не встречал, кроме как в Детройте; но там я, естественно, отыграл много лет, три Кубка Стэнли. Ты здесь понимаешь, что люди живут этой игрой – и я сказал ребятам, что этот город, которому нужно развлечение, правильное развлечение, а это «ваша игра, ваша отдача, ваш креатив». И мы написали в раздевалке, вы видели…
– Да, очень много лозунгов.
– Чтобы у нас входила и страсть, и стойкость, и дисциплина, и интеллект – это все вещи, которые мы будем от них требовать и требуем каждый раз. То есть у нас не должно быть подставлений клюшки в средней зоне – и с ней бегать за шайбой. Мы не можем так играть.
– Через борт тоже не будете выходить?
– Через борт иногда можно выйти, но если пас будет иметь какую-то цель, чтобы не просто так выбросить ее. В конце игры – это понятно: когда ты выигрываешь 2:1, сыграть попроще – вопросов нет. Все эти элементы вы знаете, вы поиграли в хоккей, поэтому знаете, что это такое.
Масса информации, которую ребята получают, но мы не хотим, чтобы ее было слишком много. Когда ты ставишь их в рамки – тогда кончается твой креатив, а этого нельзя делать никак, потому что они сами найдут возможность выходить из ситуации. Мы им говорим, допустим, одно, чтобы они делали, а уже в ситуации, когда они находятся на льду, только они решают – мы не можем решить так, как мы делали в ЦСКА» или в «Детройте», когда играли так всю карьеру.
Было несколько вариантов, когда на меня выходили богатые клубы. Но я думаю: «Смысл? Опять попасть туда, где тебе будут представлять составы команд и игроков?». Лучше прийти туда, где можно быть андердогом.
Трансферная политика у них… что там? Я прессу не читаю, слышу только, что кто-то говорит, что у них игроки молодые, незнакомые, неопытные. Василич, сколько тебе было лет, когда ты играл первый год?
– В России? В 16 лет.
– Вот видишь. Поэтому ждать, когда им будет 23 года, мы не хотим. Мы хотим сегодня из того, что у нас есть, делать хороший материал, хороший продукт. И это идет каждый день – поэтому проводим на катке с самого утра. Вот мы сейчас провели сбор за городом – 1,5 часа отсюда – и сделали по принципу как в НХЛ: начинали рано – в 6.30 завтрак у нас, дальше мы ехали на каток, в 7.30 уже занятие по группам. Одна группа на льду, другая – в зале, минут на 40 быстрая интенсивная тренировка – все на развитие этих вот качеств.
– Быстрота реакции и мышления?
– Да-да. Потом у них обед, 4 часа отдыха и вторая часть тренировочного процесса, там парочка таких упражнений через всю площадку и двухсторонняя игра минут на 35. Да, поиграли по три звена нон-стоп – как у Бьелсы в «Лидс Юнайтед», такого план. Это хорошая анаэробная работа, когда ты получаешь кондишенинг – и не приходиться вешать на себя баллон и бежать 18 по 400.
– Помнишь еще 18 по 400?
– Ну это кошмар.
– Расшифруйте. Вы-то поняли, смеетесь, а мы-то не знаем.
– Мы спросили Владимира Владимировича Юрзинова, зачем мы бегали, а он: «Да я сам не знаю». Вот и ответ. Хоккеисты должны играть в хоккей, это игровой вид спорта. Понятно, что нужна функционалка, а у нас есть специалисты, которые этим занимаются. Эта работа будет индивидуальна в этом году, потому что у нас не будет 25 станций, тренажеры и так далее.
– У каждого есть свой объем работы, которым он занимается.
– Да-да. Это как в «Арсенале» у Венгера было: Санчес делает одно, Оливье Жиру делает другое – такого плана будет работа. Я уже поручил, кого я вижу, кому надо добавить в быстроте, кому надо добавить в мягкости. Такие вещи, которые они будут мониторить.
Коваленко-младший, «Свободный дом», поиск «Детройта» в чужой зоне
– Против «Монреаля» в 1995-м (11:1 победа «Детройта» – «Скользкий лед») была классика исполнения игры, когда весело получается все. То, что мы сегодня пытаемся поставить в «Торпедо»: как движение, быстрый пас и мысль могут побить любую систему.
– Меня Игорь, честно признаюсь, всегда поражало, как ты в средней зоне умудрялся вторым эшелоном подключать народ из глубины. То есть что он [Ларионов] делает: берет шайбу – она там вышла из зоны атаки, допустим – подбирает ее в средней, вроде начинает движение в сторону атаки. Защитники тут же начинают под него подкатываться, подстраиваться, он сбрасывает назад – и там второй эшелон: Славка Фетисов или Макаров.
– У нас там Константинов два раза за игру выходил один-на-один, защитник!
– И самое интересное, что когда ты смотришь не вживую хоккей, а видео – в картинке этого человека не видно. Получается, вроде как в никуда отдает – и тут вторым эшелоном он выскакивает, подхватывает и убегает.
– А мы сейчас это делаем на тренировках. Я тут Коле Коваленко сделал замечание: «Ты хочешь, как папа, таранить эти 5 человек в одиночку?».
– У него есть это.
– Мы убираем это сейчас. И вот я его спрашиваю: «Коль, объясни мне, почему ты идешь один против этих пятерых человек?» – «Игорь Николаевич, а никого не было, некому было отдать». Говорю: «А знаешь, чем ты будешь хорош – если посмотрит, например, Сакик или Беднар в «Колорадо»? Ситуация: шайба по центру и перед тобой забор из 5 человек – понятно, ты хочешь не ошибиться и бросить в зону или попытаться обыграть. Но гораздо лучшее решение, когда ты делаешь слоудаун, замедляешься, сводишь эту группу людей под себя, зная то, что [сможешь отдать шайбу партнеру на свободное место]. Для чего дается шея игрокам? Для того чтобы смотрели, крутили головой – поэтому ты должен понимать, что во время этого момента ты должен просканировать площадку всю. Сделать скан, где эти люди были, и понять, где они будут».
У меня с Шенаханом было так постоянно, потом в Русской пятерке то же самое, потому что тот же Казик (Вячеслав Козлов – «Скользкий лед») или Шэник (Брендон Шенахан) говорили: «Нам не нужна шайба в своей зоне, в средней зоне, мы найдем тебя, а ты найди нас там». Отдавали ее, потому что знали, что я эту группу людей просканирую, сведу двоих или троих вместе, а в этот момент вылетают двое – допустим, справа и слева – и я уже решаю, кому отдать. Или я просто делаю слоудаун, выбегает Дрэйпс (Крис Дрэйпер) и такой должен быть один пас – как с Калгари, когда я получаю шайбу, а Дрейпер выпрыгивает со скамейки. Я понял, что он выпрыгивает, я на синей линии, трое защитников начинают меня атаковать, я придерживаю, Дрэйпс вылетает, я ему подкидку делаю на ход, на свободный лед. Бум – гол!
– Я тебе больше скажу. У нас Владимир Владимирович Юрзинов съездил в сборную, приезжает и говорит: «Все, сейчас будем делать, как делает Ларионов». И мы такие: «Блин, где мы, а где Ларионов». Упражнение называлось «кот в мешке» – это вот примерно то, что ты делаешь. Я тебе клянусь. Мы делали «кот в мешке». Почему «кот в мешке»? Потому что нападающему давалась шайба, он шел против двух защитников и его догоняли два других нападающих из той же команды, его задача была сохранить шайбу. Он как кот в мешке попадался в круг защитников – и потом по свистку выбегали два крайних: сохраненную шайбу нужно было выкинуть на свободный лед своим игрокам.
– Мы сейчас делаем такое упражнение.
– Как вы его называете?
– Я его назвал «freedom of mind» – свобода мысли. И когда я написал на доске в молодежке, обращаюсь к Мише Абрамову, который играет уже несколько лет [за океаном]: «Мишань, что написано? Переведи». Он так читает, читает: «Свободный дом» – «Нет, свобода мысли, свобода разума».
Это был кошмар. Мы делаем это упражнение, там по-разному «Freedom of mind» или «Escape from New York» – фильм с Куртом Расселом. Короче, мы ставим коридор; в этом коридоре когда ты находишься – вот Кучеров с Пойнтом делают хорошо – на этой скорости, то зона риска сумасшедшая, но зона реворда еще выше, когда ты ее можешь…
– Ты ее сохраняешь.
– Да, ты ее сохраняешь. Легче всего ее бросить в ту зону – там вратарь остановил. Ну и что?
– И ничего.
– Ничего. Мы с Боумэном на эту тему говорим постоянно: «Тебе нравится этот пас, когда подставляют?» – «Нет» – «Мне тоже» – «Я его ненавижу. Зачем шайбу отдавать?».
Короче, вот эти вещи мы делаем. Поэтому в принципе здесь уже высший пилотаж, потому что должен уже понимать пространство и что ты хочешь с этой шайбой сделать. Здесь паника никак не нужна, здесь принимается решение спонтанно, принимается по ходу этого действия.
– Конечно. Это не запрограммировано.
– Нет, никак. Я говорю: «Коль, замедли, замедли. И когда, допустим, начнешь делать, ты можешь пробежать – вопросов нет. Ты хороший нападающий». Когда по центру ты сужаешься – вот Макдэвид, он же тоже может обыграть кого угодно. Но он оттолкнется от кого-нибудь и получит шайбу. Да, когда есть пространство – убежит и за счет быстрых ног и рук забьет гол. Но когда ты по центру, когда ты видишь, что у тебя есть какие-то ходы тонкие – тут Кучеров делает это лучше всех, когда они идут с Пойнтом 5-на-4.
Время для семьи, хоккей как игра, а не работа, опыт АПЛ
– Игорь Николаевич, меня еще, знаете, какой вопрос интересует? Вы очень поздно закончили играть и, соответственно, как считается, поздно начали тренировать. Для вас это является какой-то проблемой? Вы в этом видите какую-то обеспокоенность? Может быть, действительно стоило бы как-то раньше…
– Денис, ты понимаешь, здесь можно ответить как на этот вопрос… Когда в 44 года заканчиваешь играть, ты понимаешь, что много времени проведено в этой великой игре – и в тоже время ты понимаешь, что какую-то часть времени ты должен отдать обратно в семью, потому что дети бывают маленькими раз в жизни. Поэтому здесь было важно этот момент не упустить, сделать свой график более гибким, чтобы ты мог сам контролировать: если ты хочешь куда-то поехать, побыть дома, отвести ребенка в школу и так далее.
Но в то же время, если вы помните, когда образовалась КХЛ, то меня привлек Александр Медведев, в совет директоров лиги, потом уже в СКА я вошел практически на флажке, когда уже была команда сформирована – 15 июля я подписал договор, и в тот же день команда уезжала в Финляндию на сбор. Я просто посмотрел, что происходит, мне было интересно посмотреть другими глазами, со стороны, что мы хотим построить. В то время.
А тренерская профессия… Я понимал, что если я нырну обратно туда – вниз к скамейке, то получится нон-стоп, то есть после игровой карьеры сразу тренером – это не будет такой передышки, чтобы понять, что мне интересно по жизни. Поэтому я неспеша смотрел, присматривался, общался, разговаривал, приходил в Детройте к Бабсу – Майк Бэбкоку, он просил меня приходить где-то раз в две недели, чтобы со стороны посмотреть какие вещи, подкорректировать и подсказать.
Эти люди всегда готовы взять взгляд со стороны – и я считаю, это правильно. Почему я здесь в «Торпедо» попросил Юру Федорова, Мишу Преснякова – людей, которые поиграли – чтобы они не стеснялись заходить в раздевалку в тренерскую.
– Своим взглядом.
– Да. Такие вещи должны присутствовать.
После карьеры раз в году я делал такой небольшой лагерь в Детройте – в апреле, где-то 4-5 дней я собирал команду после сезона в детском хоккее. Начинались весенние турниры – ты собираешь команду и играешь против сильнейшей команды, допустим, Мичигана, Чикаго, Торонто и так далее. Я собирал ребят: три звена, три пары защитников.
– Молодых ребят?
– Молодых – 12-13-14-15 лет – я делал командочку. Три раза мы тренировались – я давал то, что хотел им дать, и уже выходил против этих сильных команд. Играли по два матча в пятницу и субботу, полуфинал и финал – в воскресенье. Всего шесть игр.
Таким образом я пытался понять, как такое небольшое влияние, которое ты можешь оказать на мальчишек за короткий период времени, может отразиться на коллективе, его игре – потому что они все были в разных командах (после окончания сезона я мог собрать из разных команд небольшой коллектив и с этим коллективом попробовать что-то такое сделать). И каждый раз мы все выигрывали. И родители приходили с вопросами: «А как так? Почему они не играют в такой хоккей в своих командах?». Я отвечал: «Не знаю, почему. Мы просто требуем, чтобы у нас ребята играли все-таки в хоккей, а не работали. Не «бей-беги! Окружай ворота!», а чтобы просто играли в хоккей».
У меня такие требования, что люди должны двигать шайбу. У меня приехал мальчик один из Швеции – защитник 2000-го года, и в одной из игр он берет шайбу, подъезжает к красной линии и туда [в чужую зону] забрасывает. Приезжает на скамейку, я спрашиваю: «Ты кто? Американец? Канадец?» – «Я швед» – «Я даже шведов научу заходить [правильно] в зону» – «Что мне делать?» – «Вернись обратно, отдай передачу, мы шайбу просто так не отдаем».
Таким образом, такими маленькими турнирами, я просто смотрел, что вообще происходит в тренерской сфере Дальше, я рассказывал, проехал и Английскую премьер-лигу – пообщался с тренерами, потому что мне интересны работы именно тех людей, которые делают большие дела. Я пришел к тому, что есть еще энергия, силы, чтобы поделиться, отдать часть себя игре, команде, мальчишкам.
Письмо в «Огонек», совет Фирсова, игра с Харламовым
– Я хотел бы еще чуть-чуть прошлое вспомнить, и, Василич, тебя спросить. Знаменитое письмо Игоря Николаевича в журнал «Огонек». Я был ребенком, но я все равно помню этот эффект.
– А тебе, Василич, сколько было?
– Мне было 15, 16-й год
– То есть ты уже совсем все понимал. Вот ты как его увидел? Что вы обсуждали?
– Мы равнялись на первую пятерку, на пятерку Ларионова. Для меня кумирами были Ларионов, Макаров, Крутов как нападающие. На тот момент я еще с краю играл – и мне Макаров больше нравился. Потом, когда меня перевели в центр, я стал наблюдать за Игорем, как он действовал, как он играл. И это резонансное письмо – тогда же это транслировали по телевидению. Это советские времена, я еще маленький был на самом деле. Мы понимали, что происходит что-то грандиозное, но что из этого выльется, нам было сложно понять. И вот после того, как ребята уже уехали в НХЛ, тогда мы поняли, что они прорубили окно не в Европу, а вообще в мир хоккея. И причем прорубили не для себя, а для России, для нас, молодых, прорубили. Я считаю, что если б тогда не было этого письма лет на 10, наверное, позже бы стали уезжать в НХЛ.
– Вы такие же перспективы видели тогда? Или это было ваше просто личное выступление?
– Ты понимаешь, у меня не было мотивов, чтобы каким-то образом повлиять на ситуацию. Я просто хотел обратить внимание на то, что в хоккее происходит и что жизнь в стране меняется в целом, появляется гласность, перестройка.
Приходящие молодые игроки уничтожались – именно уничтожались – в ЦСКА: в плане этого крика, оскорбления и так далее. Мне было от этого не по себе, потому что я понимал, что мы просто пацанов, талантливых ребят, убиваем морально. Для этого мне нужно было это каким-то образом выразить в прессе, хотя бы попросить какого-то общественного мнения для того, чтобы что-то сдвинуть. А уже дальнейшие последствия… Я, в принципе, был готов перейти в «Химик» воскресенский.
– Тебя не пугало ничего.
– Меня не пугало. Я просто понимал, что я как офицер, который, в принципе, был неофициально офицером – за меня подписали документ в армию, дали мне звание – шел ва-банк, чтобы хотя бы каким-то образом обратить внимание на то, что происходит вообще в спорте, в хоккее. На то, что за большими победами стоят еще большие унижения, которые были тогда. Это тогда было основное.
– Игорь, но это не последний протест был в твоей карьере. Отыграв несколько лет в Ванкувере, ты потом вернулся в Европу и не просто вернулся – ты был не согласен с тем кабальным сбором денег от Совинтерспорт. Расскажи поподробнее, как это произошло.
– Когда мы планировали с Сергеем Макаровым и Крутовым подписывать контракты – с «Ванкувером» и «Калгари» – для меня было непринципиально, какая там сумма. Мне было важно получить ту свободу, о которой я всегда мечтал. Часть работы, которая у тебя есть, всегда имеет высокие стандарты, но помимо хоккея есть еще жизнь, которую ты практически проходишь мимо. И видеть то, что было до нашего поколения, и видеть, как ребят разбили, сломали и просто отстранили в сторону…
Я вернусь в историю – наверное, 1985 год или 1984-й, когда в ЦСКА в нашей раздевалке – их было две – я сидел с краю. Пришел Васильевич – легендарнейший хоккеист Анатолий Фирсов. Мы с ним дружили, он приходил сюда просто на работу – свои последние 3-4 года дослуживал в ЦСКА как офицер. И он приходит в один из дней и говорит: «Ларик, я только сейчас выезжал с территории, ехал на обед, у шлагбаума ко мне подошел мальчик рядовой и спрашивает: «Вы Фирсов?» – «Да» – «Сейчас секундочку». Дает мне грамоту – благодарность за 25 лет службы в ЦСКА. Собирайся и как можно быстрее отсюда уезжай». Вот отношение, я просто шокирован был. Величайший человек, величайший игрок, которого Боумэн называет вообще сильнейшим и говорит: «Я не знаю, почему он не в Зале славы».
И вот тогда было понятно, что если мы не поменяем какие-то вещи – то это будет край. И когда дело пошло, то я просто хотел обратить внимание на то, чтобы было все-таки какое-то уважение к игрокам, к профессии, а не просто унижение и, наверное, насилие со стороны высшего командования, тренера над игроками.
– А вот те игроки – вы с ними разговаривали? С Петровым, с Михайловым, с Харламовым? У них было сожаление, что они не уехали? Что не сыграли там?
– Я не говорил ни с Михайловым, ни с Петровым. С Валеркой мы отыграли последние 6 матчей перед его смертью – тогда я только пришел в ЦСКА, как раз первые мои два месяца.
Крутов получил травму на Кубке чемпионов в Италии – и Валерка играл с Серегой и со мной в первом звене. Тогда не было возможности такие вещи спрашивать. Я только пришел, мы отыграли две игры последних на Кубке чемпионов, потом две игры в Швеции и Финляндии перед Кубком Канады 1981 года – у меня не было такого, скажем, прямого контакта, не было такого права. Тогда еще не было таких разговоров о том, что кто-то уезжает, а кто-то не уезжает.
Русофобия в НХЛ, неловкий автогол, разочарование в Мозякине
– У тебя за плечами огромная шикарная длинная успешная карьера. Кто в этой карьере лучший партнер?
– Я думаю, Скотти Боумэн.
– Раскроешь почему?
– Это тогда, когда ты получаешь громадное наслаждение от того, что ты делаешь. И это идет от тренера, который понимает игру и который дает тебе возможность это делать. То есть ты получаешь свободу – и эта свобода дает тебе возможность себя реализовать.
– Вы до сих пор у него совета спрашиваете?
– Да, конечно.
– Еще он в таком уме, ему там за 80, но он…
– 88.
– 88 уже, а он всех помнит. Особенно, что было еще в 70-80-ые года, когда началось слияние российского и канадского хоккея.
– Он мне прислал четыре вырезки 1967 года из газет – его интервью по формированию команды, звенья, пятерки в тренировочном лагере: «Я считаю, что тренировочный лагерь слишком длинный. Мы игрокам дали возможность прийти в лагерь 3 паунда – это получается 1,5 кг – лишнего веса, и у нас за три года не было ни одного нарушения». Говорит, что ему нужна всего неделя для того, чтобы народ привести в чувство – и можно начинать товарищеские матчи – «но я понимаю, что Лига меня не поддержит». Это вот тогда еще было. У меня все это есть, я могу переслать, это очень интересно.
– Игорь Николаевич, самое нелюбимое упражнение у вас в хоккее какое было?
– Тупая беготня, когда ты бегаешь непонятно зачем.
– Кроссы вы имеете в виду?
– Думаю, да. Я люблю бегать – вопросов нет, но, при всем моем уважении к нашему хоккею, к старым тренерам, это просто пустая трата времени. Когда я приехал в Англию, когда у Арсена был в «Арсенале», у Ральфа Крюгера в «Саутгемптоне», я понял, что игра в футболе и хоккее – это stop and go и нет там всех этих бегов, нет этой всей ерунды. Для меня это просто пустая трата времени, нехватка креатива и интеллекта, чтобы дать возможность ребятам в тяжелом процессе заменить беготню мыслью и упражнениями, которые дадут возможность и думать, и получать в то же время функционалку.
– Почему выбрал именно хоккей?
– Василич, ничего другого больше ничего не было в Воскресенске, ты же знаешь. Где мы жили, через дорогу был каток, дворец спорта, большое футбольное поле, которое заливалось зимой. Во дворе была площадка, где мы играли на асфальте, посыпали песочком, чтобы было скольжение небольшое, и через метров 400 был пруд – когда он замерзал, мы на нем гоняли.
– Самое запоминающееся празднование после победы? Нам Каменский рассказывал про самолет из Калгари. Но это история Каменского.
– Я думаю, что это Детройт, Первый Кубок Стэнли – миллион людей на параде, на улице. 45 лет ждали победу. Это, наверное, было самое яркое. Насколько город был за тобой, стоял за тобой все эти годы, терпел, ждал. И когда ты выиграл, ты понял, для чего ты играешь, И тогда все вопросы о том, что русским не интересен плей-офф, отпали, естественно. Быть большой частью этой победы как Русская пятерка – это было что-то феноменальное.
– Такой немножко каверзный вопрос – самый неловкий момент в спортивной карьере.
– Курьезный момент был, когда я был в Сан-Хосе, мы играем в Эдмонтоне, в большинстве. Концовка второго периода, я играю на синей линии защитника – и пробрасывается шайба не так сильно. Я бегу за шайбой и смотрю на табло, а на табло 3-4 секунды до конца. И я показываю Артуру Ирбе, чтобы вправо выбрасывал, а он как дал мне в щитки – и я сам себе забил в свои ворота за секунду до конца. Вся поляна широкая, ты куда бросаешь в меня-то?
– Против кого вам было сложнее всего играть?
– Василич был дефенси форвард – вообще завязывал, просто не выбраться было… Правда, мы с ним мало играли, другая конференция была. А так, конечно, наверное, против грязных игроков, я их могу назвать пачку: Пронгер, Клод Лемье – такие люди, когда ты выходишь и не знаешь, вернешься или нет на скамейку. Эти били исподтишка.
– Что-то они говорили? Или просто ударил и все?
– В первые годы, когда мы приехали, получали столько этой русофобии и расизма это просто… мама не горюй. Говорили: «Коммунисты, езжайте домой». И каждый хотел получить кусок русского парня, а был тогда всего один арбитр.
– Тогда не было двух. Причем арбитры тоже нас недолюбливали.
– Судья смотрел за шайбой, а что происходило за кулисами, ему не было видно. Поэтому получалось так, что приходилось жаловаться.
В Чикаго, кстати, мы играли – и Стив Смит, защитник, раза три мне в область икры с двух рук, я думаю: «Судья не видит, подожду пару отрезков». И получается так, что через три отрезка он идет с шайбой, а у меня была клюшка швейцарская Busch – она вообще не ломалась просто. И я так же с двух рук ему – в то же место. Он уходит, делается рентген на арене – и у него перелом. Челиос там: «Мы тебе оторвем голову», клуб подал письмо в лигу, а Лига сказала, что посмотрела моменты, у меня нет негативной истории до этого – и никакой дисквалификации не будет.
Пронгер, Лемье, Стивенс – это было что-то такое. Это надо просто было все время держать себя в фокусе. Если прозевался – то просто вынесут. А уже позже, когда мы играли с «Филадельфией» в финале против Линдроса, у меня было 2 партнера Шенни и Маккарти. С ними не пошутишь, нереально было что-то жесткое сделать, потому что эти два парня могли просто голову оторвать.
– Ну да, они такие в любого вцепятся.
– Шенни забивал пачками, а Мак исполнял роль инфорсера такого жесткого, но в тоже время он мог и забить. Скотти не любил однобоких игроков. Допустим, Дрэйпер, Маккарти, Джо Кошур.
– Кошур же еще играл.
– Да, с такими кулаками. Он, когда дрался, все время улыбался, бил и улыбался. Что-то интересное.
– Игорь, первая покупка с хоккейного контракта. Помнишь ее?
– Я купил себе «Хонду Цивик». Стоила 8000 долларов, маленькая такая – и после «Лады» для меня это была супермашина. Четыре двери! До этого на иномарке не ездил.
– Но тогда же вы могли себе купить в Советском Союзе иномарку?
– Нет. А где же купить ее?
– Не знаю, Высоцкий гонял на «Мерседесе».
– Нет, такого у нас не было. Я уезжал – у меня была шестерка «Лада» с крутым рулем, который просто привезли и вставили.
– А розочку делал на коробку передач?
– Нет. У меня был спикет под колонку, магнитола, я вставлял там Rolling Stones, AC/DC, Фил Коллинз. А первая машина была как раз «Хонда Цивик» маленькая – я был счастлив, у меня не было мысли даже купить «Мерседес» или какой-нибудь «Ягуар». Это 1989 год.
– Давайте про сейчас. Лучший хоккеист КХЛ? Можно тройку, чтобы полегче было. Их много или их нет?
– Их много не бывает. Мне всегда нравился Мозякин, но я был разочарован, что он свой талант до конца не использовал.
– А вы считаете, он был бы звездой НХЛ?
– Я считаю. Почему Дацюк стал звездой, а он не мог стать? Всегда ставишь высокие цели, стандарты и ждешь какого-то вызова. А когда ты начинаешь сдаваться…
Сегодня назвать лучшего игрока… Не назову, наверное. Все время ставишь стандарты высокие: Макдэвид или Драйзайтль, Кэйн – правда сходит уже – или Тэйвс, Маккиннон или Макар. У нас такого я не назову, к сожалению.
– Хорошо. Тогда в НХЛ можешь тройку.
– В НХЛ скажу – тут, наверное, проще будет. Как мне сказал Стив Айзерман, когда собирал команду на Олимпиаду в Ванкувер – я с ними тогда много общался, их тогда была целая группа (Кевин Лоу, Питер Чиарелли, человек 6-7 генменджеров): «Проблем много, игроков много хороших, а выдающихся не так много» – «Уже хорошо, когда много хороших». Так что сегодня я думаю это Макдэвид, Кэйл Макар и, наверное, Маккиннон.
– Наших никого?
– Могу назвать Куча, Куч – выдающийся игрок.
– Василевский?
– Вратарь, да.
– Самый тяжелый матч, который оставил у вас плохие воспоминания? С такими отрицательными эмоциями.
– Наверное, 1987 год, чемпионат мира в Вене, когда мы ничего не проиграли, сыграли две ничьи – и заняли второе место. Выиграли шведы. Наша последняя игра турнира была с чехами – и нужно было выиграть в 9 шайб. Мы победил 3:0 или 2:0 – и уехали с пустыми руками, ничего не проиграв. Это было опустошение, что вроде работу сделал хорошую, а уехал с пустыми руками.
– Заключительный вопрос, который мы всем задаем: в чем сила хоккея?
– Наверное, приведу несколько факторов. Сила хоккея в импровизации, в творчестве, непредсказуемости, в страсти и в понимании того, что ты делаешь для людей, которые приходят смотреть игру. Потому что это как спектакль, который должен оставить хорошие впечатления для болельщиков. Это очень важный элемент для чего вообще игра.
Фото: vk.com/torpedonnРИА Новости/Игорь Уткин, Сергей Гунеев, Дмитрий Донской; facebook.com/DETROITREDWINGS
--------------------------------------------------
Сказал Ларионов, который играл до 44-х )))