«Просили на Олимпиаде играть в тот же хоккей, что на Кубке Первого канала». Жамнову задали все главные вопросы о Пекине-2022
А еще спросили за Третьяка и Ковальчука.
Новый выпуск программы «Скользкий лед» получился не таким развлекательным, как обычно. Нет, здесь были очередные шутки от Петра Кузнецова, вставки от Максима Гончарова, байки от Андрея Николишина и наводящие вопросы Дениса Казанского, но все же большая часть интервью прошла без улыбок на лицах.
Гость был серьезный – главный тренер сборной России Алексей Жамнов, а основная тема программы вообще печальная – игра национальной команды на Олимпиаде в Пекине. Что это было? Что происходило вокруг сборной? И почему Третьяк сидит столько лет (в целом, это риторический вопрос, но надо же его кому-то задать). Даже сейчас не удалось разобраться во всем на 100%, но какие-то вещи, происходившие в олимпийской команде, стали гораздо понятнее.
Полный выпуск вы можете посмотреть тут же (там, на секундочку, Жамнов с Николишиным в NHL на приставке рубятся!). А чуть ниже – самое главное из разговора в текстовом варианте.
– Алексей Юрьевич, чем вы сейчас занимаетесь? В моменте над чем работаете?
– С вами сейчас [сижу] непосредственно.
– А со сборной?
– Ждем сейчас окончательного решения по поводу сборной – как в дальнейшем будет складываться. Читаешь в газетах – у каждого свои там идеи, у того же Юрзинова.
– Владимир Владимирович это любит.
– Да, Владимир Владимирович любит, потому что он находится в Швейцарии. Ему делать особо нечего, поэтому он любит подискутировать. Мы с ним по телефону общаемся иногда.
Это мое мнение и я имею право сказать – я бы сделал побольше игр в КХЛ. Чтобы не было таких больших пауз.
Смотрите: я в сборной уже с 2014 года – на разных должностях. И мы собираемся постоянно за месяц до начала чемпионата мира. Есть еще Евротуры, да? Но на Евротурах мы смотрим молодежь, перспективных ребят и потом говорим, что вот за этот сезон «посмотрели 60 кандидатов». Это хорошо, но за месяц до чемпионата мира мы всех собираем – и к вылету на чемпионат мира остается человек пять от тех ребят, которые заехали в начале сборов в Новогорск.
У нас идет постоянная ротация: во-первых, мы ждем ребят, которые доходят до финала Кубка Гагарина. Во-вторых, мы ждем ребят, которые вылетают из Кубка Стэнли. Вот и получается, что мы все время кого-то меняем, меняем, меняем. Поэтому вот эти сборы не дают той плодотворной работы. Это раньше в СССР ясно, что у нас 12-14 команд, мы собирались за месяц до чемпионата мира – и уже было понятно, кто едет, а кто не едет.
Детский хоккей, Третьяк, мамы
– Наверное, сейчас нам нужно больше переключиться на нашу молодежь. Потому что все-таки большие проблемы внизу находятся – это детский хоккей. Могу сказать с уверенностью, потому что я сейчас стал курировать академию «Спартака». И в принципе я понимаю, что на самом деле мы не так много времени уделяли детскому хоккею.
– А что там? Какие проблемы? Коррупция тренеров? Судьи? Влияние родителей? Мы всегда говорим: «Проблемы начинаются с детского хоккея» – а в чем, собственно, они?
– Проблем много. Вот с чем я, например, столкнулся в этот год в академии: каждый родитель считает, что его сын самый лучший, будущий энхааэловец, будущий Саша Овечкин, Малкин – но это не факт. Есть ранние игроки, есть поздние игроки. Созревание идет. Должна быть конкуренция, как раньше было.
Среди моего поколения шел отбор. Мальчишка с улицы не мог просто прийти: «Я хочу заниматься хоккеем, я хочу играть». В такие спортшколы, как «Динамо», ЦСКА, «Спартак», «Крылья Советов», шел отбор – например, в сентябре, когда специалисты сидели и смотрели, отбирали. Не было такого, что человек захотел, пришел – будет заниматься.
И тогда, понимаешь, влияние родителей было минимальным. Родителей не допускали на тренировки, родители приходили только на игры. Сейчас же они настолько активно участвуют в этом процессе! Какого тренера не поставь – тренер будет плохой, потому что родитель считает, что их сын намного лучше, а тренер говорит, что есть игроки, которые сильнее. И эта борьба идет постоянно. У меня же там много было встреч и с родителями – в основном, могу сказать честно, в основном такие мамы. Хоккейные мамы. Многие в хоккее разбираются лучше, чем я. И у нас было много дискуссий на эту тему.
Повторюсь, я считаю, что надо проводить селекцию даже в этом возрасте.
– Каждый раз при неуспехе национальной сборной господин Третьяк говорит, что у нас не хватает катков. Это продолжается уже много-много лет. У нас действительно катков нет? Потому что вот мы катаемся по стране и видим, что катки строятся, что их много. Мы только что были в Салехарде, в котором будет четыре льда. На небольшой город.
– Не, катков у нас вроде много. Я понимаю, о чем ты говоришь, Третьяк сравнивает, сколько катков, например, в Канаде на население – и у нас. Ясно, что мы в этом плане проигрываем. У нас вроде и есть катки, но у нас на самом деле льда не хватает. Я могу сказать, что вот даже в академии, где у нас три катка, лед загружен постоянно.
И нужно ведь понимать, что есть еще и коммерческая составляющая. Построили каток – его надо как-то отбивать: поднимают аренду – какая-то детская спортивная школа может позволить себе арендовать спортсооружение, а какая-то нет. В это тоже все упирается.
– То есть вы корень зла видите не в отсутствии должного количества катков в нашей стране?
– Я больше вижу, что у нас не хватает квалифицированных детских тренеров. Если тренер получает хорошую зарплату, то он всегда на работе и будет относиться к своему делу по-другому. Андрей [Николишин] правильно говорит: детский тренер – очень тяжелая профессия. Во-первых, он должен быть психологом. У тебя там 20 мальчишек – и каждый начинает делать, можно сказать, первые шаги и в большой жизни, и в хоккее. И он должен понимать, что к каждому надо найти подход. Я тебе могу сказать: со взрослыми-то тяжело, а с этими мальчишками надо разговаривать постоянно.
– Кстати, раз мы затронули тему Третьяка. Алексей Юрьевич, с 2006 года Владислав Александрович во главе ФХР. Получается, у нас нет альтернатив?
– Я ж не имею права – я не голосовал ни разу, я как бы шел по другой линии. Но получается, что нет на данный момент. Федерация и регионы так проголосовали. Но там же еще поменялся устав, я так понимаю: человек должен находиться 10 лет на работе в структуре, связанной с хоккеем.
– У нас таких, мне кажется, достаточно людей. Просто интересно, почему все время Третьяк.
– Может быть, просто никто не выдвигал кандидатуру. На самом деле для того, чтобы была альтернатива, кандидатура должна выдвигаться, согласись? А кандидатуры не было.
– Были разговоры про Павла Буре.
– Ну вот я знаю, что Павел шел как альтернатива Третьяку, но в конечном итоге…
– У него нет десятилетнего стажа, наверное.
– Может быть, он отказался из-за этого. Плюс у Паши есть свой фронт работы – ИИХФ, международные отношения, но сейчас он тоже… Его так чуть отодвинули.
– Просто смущает, что он заступил на должность в 2006 году – и, думаю, если б мы с вами вернулись в 2006-й и обсуждали, в чем проблема хоккея, то мы бы, скорей всего, сказали: детские тренеры и развитие. То есть на самом деле ничего не меняется.
– Смотри, что я еще вижу. Не знаю, согласится Андрей [Николишин] со мной или нет по поводу детского хоккея – все-таки у него сын уже играет, у меня еще маленький, первые шаги. Мы потеряли самое главное для детей, мы потеряли момент, чтобы их обучать. Уже с 11-12 лет перед ними ставят задачи только выиграть, выиграть и выиграть. А вот сам процесс тренировочный… Мы вот эту изюминку потеряли.
Я вспоминаю наше поколение: да, мы хотели выиграть, но у нас очень много времени уделялось именно технике катания, владению шайбой. То есть у нас не было вот такого: «Все, мы играем этой системой в детском возрасте и мы должны играть через борт, все вперед, все туда» – нет, нам давали творить. Нам давали придумывать свои какие-то идеи, давали просто играть и потом уже, когда мы стали постарше – лет в 14-15, нам начали показывать какие-то системы, тактику.
Сейчас я смотрю – уже с 11-12-летними у всех только один настрой: надо выиграть, надо победить любыми способами, собрать всех сильнейших со всех регионов в одну кубышку. А потом там через год эти ребята кто-то…
Перед началом нашего разговора я сказал, что есть ранние, есть поздние. У кого-то раз – сезон не получился, и его убирают, берут другого из региона того же, а прошлый парень уже не знает, куда ему деваться. Таких случаев много – это надо чуть убрать. Задача должна быть другой: если выпускной год дает 1-2 игроков в команду мастеров – да это будет вообще супер!
– Так может сделать премирование не за места в чемпионате Москвы, а именно за количество воспитанников, которые ты дал молодежному хоккею, взрослому хоккею.
– Я не могу говорить за всех, но мы хотим это сделать в академии «Спартака», чтобы она работала на первую команду, чтобы из нашей академии выходили талантливые ребята.
Тренерский совет, Кузьменко, финал
– Алексей Юрьевич, вы столкнулись с таким понятием как тренерский совет. Что это такое? Когда мы открываем газеты и видим: «Жамнов пошел на тренерский совет». Мы знаем, что когда-то такой совет снял Быкова с Захаркиным.
– Тренерский совет задает вопросы – например, почему мало было голов на Олимпиаде в большинстве, почему там некоторых игроков не взяли – вот такие вопросы. Почему именно акцент сделали на этих игроках.
– А что вы отвечали?
– Про большинство? Во-первых, давай исходить из того, что Олимпийские игры проходили на канадской площадке. Тенденция хоккея чуть поменялась – в плане того, что если раньше вчетвером играли – те, кто обороняется – они просто квадратом вставали, то сейчас все играют активно. Наши хоккеисты привыкли к тому, что в КХЛ у них много времени, чтобы принять решение – и вот начинают эту шайбу друг другу передавать, бросков нет. А в среднем по статистике у сборных, которые играли против нас, в большинстве бросок шел каждые 16 секунд. У нас – 38 секунд, чтоб ты понимал. Тебе особо не дают времени, чтобы ты разыгрывался, стоял или пасовал – там сразу идет давление и сразу все перекрывается. У нас лидеры, можно сказать, не справились с этой задачей, хотя на тренировках вроде все получалось.
Но давайте тоже начнем с того, что на тренировках наши же ребята обороняются, хотя мы даем задания, чтобы играли активно, но все равно они как бы более такие раскрепощенные. А начинается игра – и все меняется. Мандраж, пятятся. У нас же на этой Олимпиаде было 13-14 ребят, которые впервые играли на таком уровне. Потому что, я повторюсь, Евротур не идет ни в какое сравнение с чемпионатом мира и тем более с Играми. Там [такая] атмосфера – и ты видишь само волнение у игроков.
– Может быть, мы просто Евротур превратили в такое неважное событие, поэтому и хоккеисты там более раскрепощенно себя ведут. А как только какой-то значимый турнир – олимпийский или чемпионат мира – они начинают…
– Вот смотри, мы сидели всем тренерским штабом уже после Олимпиады – да и во время тоже. Сидели и рассуждали, понять никак не могли: мы играли Кубок Первого канала – у нас там 45 кандидатов, 4 игры за 5 дней, но при этом ребята играли более раскованно, играли в тот хоккей, который мы их просили.
– Больше скажу: нам нравилось. Реально было круто, эйфория.
– Тут – ничего не меняли: в то же самое просили их играть и такой же хоккей на Олимпиаде хотели. Хотя бы показали то, что требовалось на Кубке Первого канала… И ничего вообще – разные команды.
– А в чем проблема? Вы не достучались до них?
– Нет, тут чуть уровень другой, команды играли в другой хоккей, более плотный – очень много было борьбы за нейтральную шайбу, некоторые матчи мы проигрывали. Плюс в таких турнирах очень многое зависит от контроля шайбы, особенно в зоне атаки. Чем больше ты играешь в зоне атаки – тем меньше ты обороняешься. Но чтобы играть в зоне атаки, ты должен сохранять шайбу и контролировать ее. А у нас этого не было.
Назвать хоть какой-то матч, чтобы мы контролировали шайбу… Может быть, со сборной Чехии второй-третий период. С финнами – да, но финны – это ясно: они просто окопались, отдали нам борта – и вот мы по этим бортам, можно сказать, весь третий период и ползали. Хотя акцент был поставлен на то, чтобы доставлять шайбу на пятак, чтобы на пятаке постоянно был игрок, и что туда надо вылезать, но этого не было.
То, что я вижу: у нас очень много даже в КХЛ тепличных матчей. Надо больше делать дерби: те же ЦСКА – СКА, Уфа против Казани. Вот таких матчей там, пускай, будет не 4, а 6-8 – и игроки должны понимать, чтоб конкуренция росла. Плюс еще посмотрите: у нас все ведущие роли в большинстве занимают иностранцы. Только Шипачев, Гусев и вот ребята цээсковские, которые у Сергея Викторовича играют, получали [время] в большинстве – и они-то в принципе и забивали.
Но в целом, конечно, не это сказалось. Игроки не думали, что на них будут оказывать такое давление.
– Получается это же ваш выбор? Вы же выбирали этих игроков.
– Могу сказать честно, я то же самое сказал: все игроки, которых мы взяли, они все что могли – все сделали. Они отдались полностью, ни к кому у меня претензий нет.
На тренерском совете задали такой вопрос: «Если бы вот взяли того игрока и того…» – я фамилии просто не хочу называть. Отвечаю: «Вы поймите, в чем была основная проблема. Все были в одинаковых условиях, у нас не было ни одного выставочного матча, плюс не было игровой практики». Вы поймите, что играть между собой двухсторонку – это совсем разные вещи по сравнению с тем, что играешь против другой сборной. Во-первых, игроки друг друга знают, во-вторых, не будет той борьбы – ты до конца не сможешь ощутить. Может, кто-то выпадет, и ты сможешь вовремя сделать замену, а у нас не было ни одного матча в связи с этим протоколом: коронавирус, карантин в Новогорске, плюс мы думали, что хотя бы один матч у нас будет со сборной Латвии в Пекине – но из-за пандемии тоже запретили.
– Да зачем паузу [в КХЛ] тогда делать, непонятно.
– Все начали валиться. Давайте вспомним, как мы начинали сборы: мы планировали 21 января собраться, мы собрались 17-го, чтобы всех проверить. У нас в первый день 12 человек прилетело с положительными тестами. И у меня тоже – хотя у ни симптомов, ничего. Я за три дня до этого привился еще, уже третий раз и просто показал. Два дня проходит – ничего, но чтобы заехать в Новогорск, я сдавал 5 тестов, чтобы они были отрицательными.
– Позвольте, процитирую Нестерова – прокомментируйте его цитату: «Думаю, Шипачева перегрузили информацией. Из него делали Кучерова, который отдает и бросает. Думаю, ему не дали раскрыться. Все привыкли, что Шипачев и Гусев набирают очки, выделяются. А их тут подзакрыли».
– Подзакрыли тренеры?
– Я думаю, соперники, скорей всего.
– Во-первых, против нас действовали все хоккеисты, которые играют в КХЛ. Они прекрасно знают сильные и слабые стороны и Шипачева, и Гусева. И я думаю, тут больше другие команды их подзакрыли. И я повторюсь, было просто намного больше борьбы, нужно было бороться за нейтральную шайбу, чтобы удержать ее. У нас просто многие игроки, наверное, не были к этому готовы.
Вадим, наверное, и сам прекрасно знает, что турнир провел не так, как бы ему хотелось. У меня был с ним разговор перед Олимпиадой, когда его назначили капитаном, что он должен быть лидером – он все это прекрасно понимал, как и понимал, что не идет игра. Но отдавался полностью – все, что мог, он делал и для команды, и для ребят. Бывают такие турниры. И у меня по карьере тоже были такие турниры, когда не складывается.
– Если говорить о критике в адрес сборной – в основном это касалось комплектования. Вы говорите, что у нас было очень много креативных игроков, а в итоге на Олимпиаде мы увидели очень ровные тройки – и бросалось в глаза, что нет ребят, которые могут придумать что-то особенное. И Даниил Марков, который к нам приходил, как раз тоже рассуждал, что хотелось креатива. Тем более, что нам казалось, в этой сборной могут быть такие люди.
Ну вот Жафяров, условно – мы называли его фамилию. Тот же Кузьменко. Расскажите нам, что случилось с Кузьменко? Мы так ничего и не понимаем: он улетает с травмой, тут же появляется на всех фотографиях в СКА. И явно это такой «привет» вам.
– Привет мне? Да у меня много было приветов после назначения. Я уже как-то спокойно к этому отношусь.
У Кузьменко простая ситуация. Как говорится, у него начались микротравмы. И микротравмы такие, когда с утра он не может кататься, а вечером уже может кататься. Это продолжалось несколько дней. И когда игроки к тебе подходят и спрашивают: «А так можно?» – ты начинаешь задумываться. Правильно? И моя задача как главного тренера – создать нормальный микроклимат в команде, чтобы были все на одной волне и чтобы все полностью отдавались. Можете даже поднять медицинскую всю историю Кузьменко – у нас доктора все это уже отправляли и в федерацию, и в СКА, что на самом деле у него один день травма, на следующий день травмы нет, через день опять травма.
– Получается, выдумывал какие-то себе истории?
– Васильич, я и говорю. Просто когда вот с утра обычно шли нагрузки, вечером были тактические упражнения и большинство. Когда игрок не может с утра, а вечером уже может, и это продолжается несколько дней, тяжело как-то относиться: ты не понимаешь, а вдруг завтра он… А там же определенное количество в заявке.
– Я могу понять, правильно – микроклимат, это очень важно.
– Другие же игроки тоже это все видят, они все понимают.
– То есть с ним была бы другая обстановка в команде?
– Думаю, да.
– Хорошо. По поводу креатива – были игроки, которые не попали в сборную и вы сейчас об этом жалеете? Потому что, опять же, казалось, что игра России на этой Олимпиаде несколько упрощена.
– Нет. И она не была упрощена. Я повторюсь: мы ничего не меняли по сравнению с Кубком Первого канала. Все те же тактические рисунки, все то же видео. Мы не грузили ребят – мы показывали от силы 5-7 минут, показывали, как играет соперник, показывали свои плюсы, минусы. К тому же мы снимали все наши тренировки – тактические в Новогорске – и потом мы ребятам на видео это все показывали, где мы делаем правильно, а что мы делаем неправильно. Вообще никакой сложности не было.
То, что мы дали очень много информации, я сомневаюсь. Мы давали ту же самую информацию на Кубке Первого канала – там же мы не сидели часами. Когда игроку объясняешь, на видео даешь материал – это от силы 7-8 минут, потому что через 10 минут он уже отвлекается и думает, как отсюда быстрее уйти, он уже не воспринимает это все. Мы никогда в этом плане ребят не грузили.
Просто я говорю, что хоккей оказался совсем другой в плане того, что он был более плотнее, намного больше борьбы. Турнир скоротечен, и вы все прекрасно знаете, что все команды после группового этапа выходят в плей-офф. И у каждого есть шанс дойти до финала – поэтому там все бились каждый матч, и вот эту борьбу нам надо было выигрывать.
Ковальчук, негатив, ошибки
– Алексей Юрьевич, мне в этом плане лично интересна роль Ковальчука. Можете объяснить подробнее просто и конкретно, в чем она заключалась? Чем занимался Ковальчук в сборной?
– Он был на посту генерального менеджера – то есть Илья и во время Новогорска, и уже непосредственно когда мы улетели в Пекин, занимался всеми организационными вопросами, связанными с Олимпийским комитетом, с федерацией, все время на контакте. Плюс он постоянно был с игроками, общался с ними. Ведь на тот момент он только закончил, не будем забывать. И никто лучше него не знал и не знает каждого игрока, как он.
И, конечно, мы с ним советовались по каждому игроку – как нам с ним общаться. Он очень много с ребятами сам разговаривал, в принципе, всегда был с нами, когда мы обсуждали, как будем играть против какой-то команды, плюс иногда давал советы каким-то тройкам – по тому, что он сверху видит, потому что он приходил к нам с перерывов и после игр.
– Знаете, где у него не получилось? С отменой дисквалификации Кузнецова. Он же обещал.
– А ты знаешь, я думаю, что это получилось у Шевченко больше всего. А у него... Во-первых, мы никому информацию не давали. Мы сейчас прекрасно понимаем, что такое информационная война, информационное поле. Мы все прекрасно понимаем. И вот эти вбросы, которые начались, когда только Ковальчука назначили генеральным менеджером – вся пресса, которая была... В основном – давай так, честно и открыто – ну 80% негатива же было, позитива-то очень мало было по поводу сборной.
– А как вы это объясняете?
– Это не ко мне вопрос.
– Ну вы-то можете предположить, потому что вам действительно на Олимпиаде приходилось встречать информацию по поводу астрологов. Откуда все это – как вы сами считаете?
– Слушай, мы прекрасно понимаем, что было противостояние предыдущего штаба сборной и этого.
– Можно сказать и так. Мы ничего не притягивали.
– Вы сами говорите, что вы пришли – и все это началось: тренерский совет появился, 80% негатива вокруг сборной. Это явно связано с вашей персоной.
– При подготовке к Олимпиаде у нас, да, было больше негатива. Плюс на Олимпиаде я уже не выдержал и сказал после матча: «Почему я прохожу по коридору, где стоят журналисты из Канады, из Америки, из Дании, из Норвегии, из Германии, из Италии – то есть все спортивные медиа, и нам задают вопросы только про хоккей: «Кто как играл? Какие сильные, слабые стороны? Какой соперник? Что хотите отметить?». Но приходишь к нашим специалистам – ну вот: «А где ваш шаман?». То есть такие вопросы. И все время не про хоккей, а больше вот влить. И так у тебя голова загружена после игры – ты выходишь, отвечаешь. Пожалуйста, я готов с журналистами общаться, но отвечать только на хоккейные вопросы. А не где наш шаман, что он нагадал нам и вот это все.
– Вот здесь, мне кажется, Илюха должен был взять на себя весь этот удар журналистского сообщества нашего российского, который закидывал вопросами нехоккейными.
– Васильич, там есть протокол, что главный тренер обязан после игры пройтись со всеми, кто задает вопросы, и ответить. Не генеральный, а именно главный тренер. Генеральный менеджер мог разговаривать за день до игры, но не после матча. После матча только я.
– Просто мы очень много и с Денисом, и с Петей обсуждали эту тему – и к чему мы, в общем-то, приходим: если б сборная в твоем лице, в лице Ковальчука была более открытая и более информативная, больше бы выдавала информации, то меньше б было разговоров, слухов.
– Я хочу сказать, что и Алексей Юрьевич, и тренерский штаб выдавал информацию. Тут вопрос реакции. Всегда была какая-то затяжка во времени. Идут вопросы, вопросы, вопросы и через какое-то время просто идет ответ. Вот это было странно.
– Нет, мы всю информацию давали, у нас не было никаких секретов, и постоянно мы давали информацию, что происходит в сборной, есть ли травмированные, какая вообще атмосфера – мы все время это давали. Просто я повторюсь – правильно говорит – реакция была чуть запоздалая и все равно шел негатив.
– Для вас это был сюрприз, что столько негатива?
– Ты знаешь, я просто не ожидал… Могу сказать честно, сколько было назначений главным тренером сборной до меня – тот же Билялетдинов, и Быков, и Знарок, но…
– Тогда телеграмов не было.
– Да было все. Просто приходили они, занимались, отдавались полностью спортивной составляющей. Тут же постоянно у тебя шла какая-то борьба. То есть у тебя голова была постоянно загружена то одним, то другим: «А вот там что-то написали». Я уже потом перестал читать, мне один хороший человек посоветовал просто не обращать внимания.
– Алексей Юрьевич, это же не попытка сложить часть ответственности за непобеду? Тем более что результат в итоге признан успешным.
– Я с себя вообще никакой ответственности не снимаю.
– А в чем ваше поражение, Алексей Юрьевич? Просто смотрите: действительно получилось, что лидеры не оправдали своих и ваших ожиданий, было много негатива, который сильно отвлекал, а в чем ваша, собственно, вина? Как вы себе сами объясняете? И вина ли, что вы заняли второе место?
– Вина тренера в том, что дойти до финала и проиграть его – это, считай, не выполнил то, на что ты рассчитывал. Потому что все равно в подсознании это будет сидеть еще не год. В принципе, я и с ребятами разговаривал – после того, как мы обыграли шведов, я в раздевалке им сказал: «Мне посчастливилось по жизни быть два раза как игрок в финале (один раз я выиграл) и как тренер, когда мы выиграли в Пхенчхане. И вот этот матч, который будет послезавтра, он может быть для кого-то самым главным в жизни. Просто нельзя нам упустить шанс, потом такой может не повториться никогда в карьере ни у одного из нас».
И понимаешь, всегда, когда ты проигрываешь финал, ясно, что мы завоевали серебро, мы его не просто так взяли, а мы его завоевали. Но сам факт того, что проиграли финал, будет сидеть в подсознании еще какое-то время. И поэтому, конечно, для любого тренера проиграть в финале – все равно значит и его вина в чем-то.
– В чем? Вы поздно заменили вратаря? Условно, если по деталям пробежаться.
– Наверное, не получилось сыграть так, как мы хотели в финале против финнов – то есть в более атакующий хоккей с контролем шайбы в зоне атаки. Мы просто ее не контролировали. Вроде неплохо начали, когда забили гол в большинстве. Наверное, тот гол в конце периода сыграл чуть-чуть негативно для нас.
А так могу сказать, что, наверное, просто в плане не донесли… Может, до конца не услышали игроки, что мы от них требовали именно вот в этом последнем матче.
– То, что вы остались на посту главного тренера, – это вызов для вас, чтобы изменить эту ситуацию, побыстрей забыть серебряные медали? Просто, опять же, то, что было, уже никуда не денется, негатив, который был, тоже никуда не денется – и вы понимаете, что вам с этим жить, и это довольно такой серьезный вызов. Как вы сами для себя ответили на вопрос «Зачем вы переподписываете контракт?». Или как это вообще выглядело?
– Чтобы в следующий раз выиграть. Чтобы сделать правильные выводы.
Перед новым годом я летал в Америку – и виделся в Тампе со Скотти Боумэном. Мы с ним разговорились. Он еще говорит: «Алекс, у меня для тебя очень хорошее предложение» – «Какое?» – «Вон там вратарь Василевский в Тампе стоит. Надо брать» (смеются). И он сказал, что до сих пор смотрит матчи, хотя уже не тренер, но все равно чему-то учится. То есть даже в этом возрасте любой тренер сколько бы он ни выиграл, какие бы заслуги и регалии ни были у него, он учится: проигрывает – он учится, выигрывает – он учится. Могу сказать только так.
Моя карьера как тренера только начинается, правильно? Поэтому надо просто делать правильные выводы, чтобы в дальнейшем не совершать этих, можно сказать, обидных поражений.
– Алексей Юрьевич, вы сказали: «чтобы в следующий раз победить». Никто не знает, мне кажется, в мире когда будет этот следующий раз.
– Через четыре года.
– А если не будет, например? Я к тому, что какие настрой и мотивация могут быть в сборной, когда говорят «мы настраиваемся серьезно к каждой игре», но «каждая игра» – это игра с белорусами? Вот как это вообще сказывается на мотивации? Тренерского штаба в том числе.
– Просто надо сейчас жить сегодняшним днем, все равно смотреть ребят перспективных, кандидатов в сборную, все равно даже в этих матчах. Понятно, что нельзя играть со сборной Беларуси 10 раз в году – это будет неправильно. Поэтому сейчас надо, наверное, понять по дальнейшему календарю, как все будет складываться – и уже от этого думать, какие правильные шаги надо сделать, чтобы и ребятам это было интересно. Когда тебя вызывают в сборную – это по-любому должен быть стимул.
P.S. История от Николишина и Жамнова во время блица
– Подожди, давай про «Чикаго» два слова скажу. Андрей рассказывал, что там была какая-то магическая комната?
– О, да!
– Моя? Да, я ее оборудовал там.
– Меня поменяли в «Чикаго» – приехал, а там русская диаспора: Леха [Жамнов], Игорь Королев, Сашка Карповцев, Серега Березин и Борька Миронов. И я туда еще зашел. Помню, первый матч, отыграли – и Жора как обычно: «Пошли, пошли, зайдем» – «Куда?» – «Пошли!». Выхожу, там немножко пройти – заходим в такую комнату подсобная, где куча-куча ящиков пива, они прям до потолка стоят, и в конце там стульчики или скамеечка.
– Диванчик там!
– Да, диванчик. Захожу: сидит Леха, сигаретка. Я говорю: «Это что такое?». Отвечает: «Заходи, наша комната».
– Как вы ее отжали прям у дворца?
– Не, там был ребята – менеджеры по экипировке: все эти стеллажи клюшек, амуниции. И комната просто такая большая и длинная – ребята когда прилетают ночью из других городов, туда вещи грузили и оставались ночевать. Я парням там поменял мягкую мебель, диванчики купил, телевизор мы поставили, потом холодильник нормальный. И там все время пиво холодное – то есть я туда иногда в перерывах ходил покурить или после игры мы приходили, пиво с ребятами пили.
– То есть идет перерыв и вы могли пойти покурить?
– Ну раньше мог, потом уже после игры. Андрей в курсе: если приходил генеральный менеджер и искал меня, он знал, куда идти.
– Это все официально, спокойно.
– Да, то есть он понимал что я там сижу курю, он так зайдет: «Рэд, выйди» – «Заходи» – «Нет, нет, выйди».
– А как комната называлась?
– Да никак, просто.
– Ребята тоже заходили, и канадцы, и американцы, все заходили.
– Ты уже домой приехал в 12-м часу, а некоторые игроки еще в этой комнате сидели, пиво пили.
Фото: РИА Новости/Владимир Астапкович, Алексей Филиппов, Илья Питалев; Gettyimages.ru/Elsa; globallookpress.com/Maksim Konstantinov/Global Look Press
Ладно, не охота попадать под закон о дискредитации чего-нибудь, пойду лучше послушаю Васю Обломова:
"Старики порождают других стариков
Всё новое разрушено старым
Размениваясь, только лишь на мертвецов
Здесь время проходит даром..."
Вопрос лишь в том, насколько качественно работают детские тренеры там и у нас.