11 мин.

Виктим-блейминг

27

Обвинение жертвы (виктим-блейминг) (англ. Victim blaming) — возложение на потерпевшего от преступления, несчастного случая или любого вида насилия полной ответственности за совершённое в отношении него правонарушение или произошедшее несчастье.

Или, по-простому, «сам виноват».

Явление проистекает, в основном, от иллюзий всемогущества в уме стороннего наблюдателя. Ни на чем не основанной веры, что в жизни нет фактора непредвиденности, неожиданности попадания в обстоятельства, превышающие свои силы справиться, и даже свои силы предвидеть. А раз так, и все рационально прогнозируемо, то сочувствия и чуток внешней помощи никакой потерпевший не заслуживает. Ну, или, по-крайней мере, не от этого наблюдателя. О чем их тянет обычно непременно сообщить вслух.

Корнями явление уходит, конечно же, в детство. Где маленькому человеку никто и не думал оказывать помощь и помогать разбираться, что и как дальше делать в конкретной сборке обстоятельств. И ему просто не у кого было научиться как-то по-другому откликаться на такой класс ситуаций. А зачем переучиваться — он так и не понял.

Обычный человек не обязан, конечно, никому оказывать помощь, если не обучен и это не входит в его рабочие обязанности. Но все ж стоит уметь закрывать свое нежелание эрзацем слов «Мне жаль». Хотя бы для того, чтоб самому не ощущать себя в кольце безучастного и осуждающего социума, случись в жизни что-то такое, чего по всем прогнозам не могло, не должно было случиться. (Приписывая свой способ реагирования и окружающим)

Также явление может уходить корнями в отрицание, как неудобной или слишком неприятной части реальности, где насильник мог совершить, или уже доказано, что совершил, неприемлемое деяние.

Для меня странно быть в спайке с кем-то настолько, чтоб потерять личные ориентиры правильного. Того, что в норме должно происходить. И в норме не должно. Но с людьми вокруг, насколько я вижу, такая спайка то с одной, то с другой общностью, о мотивах других членов которой у них имеется очень смутное представление, происходит повсеместно.

Лично я всегда жду тщательного, не ангажированного расследования. Потому что, если будет осужден невиновный, то преступник насмеется дважды. И жду последствий расследования, способных эффективно остановить преступника. А не оскотинить еще больше и не перевести в еще более скрытую область.

Но некоторые и возложение частичной ответственности на потерпевшего считают виктим-блеймингом. А он ли это?

Человек — не безвольный мешок картошки. Иногда, правда, об этом забывает. В каких-то случаях без видимых причин, в каких-то на подготовленной в его психике сызмальства почве, в каких-то при деятельном участии заинтересованного насильника — бывает, преисполняется ощущением ограничений, за пределы которых ему не выйти.

Иногда ограничения реальны — и от них не избавиться в момент, просто переподумав о них по-другому — как не уйти, например, из дома подростку. Просто некуда. Иногда ограничения мнимы — когда человек вступает и вступает в контакт с насильником, только потому что его убедили, что он не вправе от него отказаться. Тогда психотерапевт работает с тем, чтобы понять, какие ограничения удерживают его в ситуации. И отвечают ли они, на самом деле целям его жизни, какими бы он хотел те видеть.

И в этом случае без вручения в руки человека частичной, разумной ответственности не обойтись. Что с обратной стороны можно назвать и правом на контроль — происходящего в своей жизни.

Но важное значение имеет, конечно, форма. От степени мягкости/ жесткости подводки будет зависеть, доломаете ли вы пострадавшего человека, или сможете собрать в форму, лучше предыдущей.

Итак, замечать какие факторы — я не считаю виктим-блеймингом. И, соответственно, потакать — не считаю нужным:

1. Развращающий, потворствующий отклик, распускающий другого человека. Все эти «Уже пожилой человек, его не переделаешь», «Это мать/отец, им позволено», «Он просто эмоциональный», «Я — женщина и рождена подчиняться», «Кто я, чтоб судить о вышестоящем»  Что, по сути, значит: «Что бы он ни делал, я буду оставаться рядом». В зависимости от нюансов мотивации, это можно счесть стремлением быть удобным для полюбляния. Чаще ролью Жертвы, чем Спасателя в треугольнике Карпмана. Со-зависимостью. Неверной оценкой своих итоговых потерь/выгод и пр. Но можно и не множить сущности. Для себя я их все не считаю приемлемыми. Развращение насильника — оно и есть развращение насильника. Если ответственность за это лежит не на потерпевшем, то на ком тогда?

Конечно, надо принимать в учет мотивы, удерживающие человека в таких отношениях. Но не для того, чтобы их удваивать пониманием. А для того, чтобы их развенчивать пониманием.

Представление человека мешком картошки и проселение такого своего видения в головы тех, у кого и без того туго с пониманием вариабельности путей и опций, не идет им на пользу.

Сюда же можно отнести подачу неверных сигналов. Когда человек так хочет вписаться и быть принятым в группе, что начинает подражать принятому там стилю общения (подколкам, шуточкам), которые, на самом деле, для него не комфортны. Или стремится быть удобным, что может неверно ориентировать даже неплохих, в сущности, людей вокруг.

2. Неверная оценка результирующей выгод / потерь. Когда, например, актрисы думают, что обмен утех на роль пройдет легко, а, в итоге, оказывается, что психологические-то потери они и не учли. От обычного человека, раздумывающего после странной связи в душе: "Ну, и зачем это было вообще?", их ничто не отличает. Это была их оценка потерь и выгод. Она оказалась неверной. Так бывает. Самое время поразмыслить над своими расчетами. Ведь они могли этого и не выбирать, продолжив двигаться к своим целям, как если б дополнительного мостика к ним иv b не открылось.

Часто люди думают, что их боль кто-то должен забрать. Что она прекратиться, если кому-то выставить за нее счет (вломить), или кто-то хорошо их поймет. И в части случаев это так. Неиллюзорное умение окружать себя людьми, которые понимают хорошую сторону твоей мотивации, даже если та привела к плохому расчету, успокаивает тем, что в самом главном в жизни — все идет, как надо. А случившаяся беда — только периферийная часть реальности. Неиллюзорное же умение уметь останавливать насильников в своей жизни, ну, хоть в какой-то части — убирает ощущение бессилия, "призрачного" присутствия в своей судьбе, отсутствия контроля. Но есть и третья часть, в которой человек должен уметь пережить боль. Даже если никем внешним не понят, и даже если некому выставить за нее счет — если произошедшее было не более, чем собственным плохим расчетом.

Непонимание этой третьей части — переживательного процесса — избыточно фокусирует людей на поиске внешнего «обнулятора» боли. Что чаще не работает так, чем работает. И стремление человека к справедливости и теплу для себя могут выродиться во вздорное, склочное, претенциозное поведение, взыскующее от окружающих чрезмерных извинений, обходительности, предусмотрительности, пиетета. Которые, даже будучи раз-второй кем и предоставлены, тем не менее, не помогают, и облегчения не приносят.

В книгах об ответственном родительстве можно встретить понятие «слезы тщетности». Этот метод примирять себя с неудобной действительностью годится не только для малышей, но и взрослых. Особенно в части понимания заданностей в своем движении к произошедшему. Как можно пересмотреть и изменить в себе то, что не способен осознать? Как можно научиться замечать внешние сигналы опасности, если не составляешь себе труда останавливаться и разбираться, что — они, что — не они?

Физиологическая основа процесса в том, что во время плача загустелая, своевременно не вышедшая слизь с частичками отмершей ткани в легких размачивается, и толчковыми движениями дыхательной мускулатуры во время всхлипов и/ или всморкиванием по типу храпа вакуумируется из бронхов в глотку, откуда – через пищевод в желудок с соляной кислотой. А из носовых пазух – путем шмыганья. И одними сочувственными разговорами физиологическую потребность в очистке не заменить. В результате легкие подрасчищаются, проводят больше кислорода, в том числе и в мозг. Что шаг за шагом добавляет мощности мыслительному процессу. В том числе, и чтоб осмыслить, что и когда пошло не так. Люди, уклоняющиеся от этого процесса, склонны избыточное ожидать от окружающих, что те как-то и чем-то избудут их боль. Хотя опустошить себя от боли и привести в успокоенное состояние, вернуть способность мыслить разумно каждый взрослый человек должен уметь и самостоятельно.

3. Потакание потерпевшими своей слабости, трепетности, изнервленности, местами даже виктимности. То, что кто-то расчитывает на сверх-бережное отношение от окружающих, еще не значит, что кто-то должен ему такой уровень обходительности обеспечить. Я тоже что-то хочу. Уметь стрелять лазером из глаз, например. И что теперь?

Вообще совет «поискать причины в себе» так называемые защитники потерпевших всегда трактуют как «сделать жизнь еще более неудобной себе». Хотя найти в себе требуется, прежде всего, силы делать неудобным себя для насильника. А жизнь – удобной для себя. Без некоторого укрепления своей трепетности и изнервленности тут никак не обойтись.

Вложение в руки потерпевшего недоступного раньше инструментария, для чего – прежде узнавания, какой именно отсутствует – я не считаю нужным даже называть «обвинением». Это как констатацию: «В организме недостаток железа» называть обвинением организма. Ну, можно и так, конечно, посмотреть. Но зачем?

Для мнительных людей, для травматиков ощущение сговора вокруг, настроенности против них –довлеет над другими способами воспринимать обстоятельства, и развивать в нужном для себя направлении. Однако такой накал или такая сплоченность, чтоб не перемежалась включениями равнодушных и симпатизирующих – в реальности, редко кого окружает. Часто, если кто и сплетничает за спиной, то не потому что прям ненавидит-ненавидит. А потому что временами его рту хочется открыться, а языку – начать совершать артикуляционные движения. Никак не отвечающие на вопрос: «А зачем мы, ребята, это сейчас делаем?» И на материале каких-то других, стоящих инфоповодов он выговорить дневной запас слов не умеет. Ну, вот так оно. Что ж теперь?

4. Пере-приписывание человеком напряжения, возникшего в одном месте, другим людям и обстоятельствам. Или, говоря проще, «устал от начальника — взъярился по серъезке так на ребенка».

Это тоже невыгодно, в первую очередь, потерпевшему, так как отводит его фокус от истинно проблемной / более проблемной области. Где, на самом деле, и возник основной объем ощущения попранности, потерянности, неустроенности, бессилия. И где он, скорее всего, табуирован — запрещено замечать, признавать, избавляться от того, кто его порождает, в своей судьбе. Соответственно, приписывание здесь ведет к не приниманию мер там.

Ну, и, конечно, это несправедливо по отношению к тем, в чью сторону напряжению свободнее, в итоге, излиться несоразмерно поводу. Тут грань между «обвинением» и «замечанием чего-то» тонка. Зависит от того, склонен ли сам «потерпевший» стараться увидеть себя с внешних точек обзора, принять их в учет. Понимает ли, что это способно принести ему, в итоге, комфорт. Или за пределы того, чтоб счесть не удвоение привычного ему угла обзора — нападками и умалением, выйти не может.

Если он, накопив в одном месте, агрессивно отстаивает свое право изливать в другом, то для меня из потерпевшего конвертируется вовсе в насильника. И весь анамнез, приведший его к этому, отходит на дальний план.

Люди носят в себе много агрессии. Для изучения характеристик психики, конечно, интересно, что повлияло на такой ее уровень у части людей в Германии 30-х годов — обнищание, ощущение бессилия, ничтожности, «кайзеровское» воспитание. Что сделало заход идеи об арийском величии на них легким, а необходимость уничтожить одну из национальностей в целях своего укрепления и процветания — логичной. Но, в целом, когда их впоследствии вычислили и судили, такая глубина исследования происхождения направлявшей их боли уже мало кого интересовала.

5. Взыскательные и претенциозные ожидания человека экстра-отношения к себе, под предлогом статуса жертвы. Строго говоря, никакого потерпевшего тут и нет. Есть некто в личине потерпевшего. Агрессивно взыскующий или оплетающе-жалобенистый, способный однако при всей своей показной слабости превратить жизнь другого человека, считающего себя сильным за них двоих — в обслуживание своих хотелок. И/или с агрессивным азартом вовлекающий окружающих призывами поднять на вилы тех, на кого укажет пальцем.

Тут надо всегда помнить, что никто не начинает творить дичь со слов: "Сейчас я начну творить дичь". Само по себе чье-то подгребание точки благочествия под себя не должно смущать при анализе сути того, что человек пытается, исходя из нее, сделать. А иногда даже само ее расхождение с сутью творимого прямо и указывает, что происходит что-то не то.

В основе обычно — желание человека, чтобы то, что он умеет делать, уважали.

Когда научиться делать то, что другие уважали бы, у него не получается, и других путей не видится, а на уединение он не согласен, человек начинает стремиться заставить насилием других уважать уж, что бы он ни делал. Что ведет к еще большей деградации производимого им продукта.