Владимир Крамник. Человек, победивший Каспарова
Владимир Крамник – это не просто игрок и 14-й чемпион мира, а настоящее глобальное явление шахмат, к полному осмыслению которого мы еще толком не приблизились. В его судьбе, точно на кальке, отразился не банальный переход от одного поколения игроков к другому, всегда чуть более глубокому и совершенному, чем предыдущее. Он перебросил «мостик» между эпохами шахмат, что привело к полному переосмыслению основ самой игры, ведь мы получили инструмент, которого раньше никогда не было – компьютер.
Если первопроходцы не более чем «доили» машину, лишь получая от нее ответы на чисто конкретные вопросы, Крамник подошел к вопросу совсем с другой стороны… Фактически своей работой он сделал возможным творчество как таковое в тупиковой ситуации, когда «всем всё ясно». Он обнаружил и показал коллегам такие лакуны, о которых раньше никто не подозревал, предложил подход, без которого вообще была бы невозможна работа над шахматами, – и игра тихо умерла, как что-то, до сих пор интересное человечеству…
Наверное, только такой масштабный, по-настоящему многомерный игрок, который год от года находил в себе постоянную потребность и внутренние силы к изменениям, к поиску и открытию новых граней своего таланта, мог бы исполнить свой исторический долг. Снять заклятие и свалить с пьедестала величайшего шахматиста в истории, – Каспарова.
Каждый может относиться к Крамнику по разному – его можно любить и даже ненавидеть, восхищаться его игрой или находить ее скучной. Но… его нельзя игнорировать! Это может показаться странным, но ведь именно он, а не отнюдь Каспаров был настоящим лидером своего и, быть может, следующего поколения шахматистов. За ним шли, его игру, идеи тут же подхватывали. Он был тем «флюгером», который показывал, в какую сторону в данный момент дует ветер, куда идет шахматная мысль и где прямо сейчас надо «копать».
Известно, большое видится на расстоянии. И чем дальше уходит от нас «эпоха Крамника», тем сильнее, контрастней, ярче осознается его роль творца и значимость для шахматной культуры. Тем глубже становится ностальгия по прекрасным, ушедшим временам…
Володя появился на свет 25 июня 1975 года, и как будущий шахматист сразу же «угадал». Как с годом рождения – ровно на 12 лет позже Каспарова, как тот в свою очередь на 12 лет Карпова. Так и с фамилией – она начиналась на правильную букву «К»… А ведь все могло бы сложиться иначе, не выйди его бабушка во второй раз замуж после того как ее первый муж, Петр Соколов, погиб на фронте. Для самого Крамника эта фамилия не стала чужой и даже в его электронном адресе все с удивлением находили не его, а фамилию деда.
Сыграло свою роль и место рождения. В Крамнике с самого детства всегда чувствовалась та неторопливость, вальяжность, свойственная людям, выросшим на море. Его Туапсе хоть и не было курортным местечком как Сочи или Ялта, но тоже было на Черном море. И его родителей – художника отца и преподавателя музыки, которым работала его мама – в известной мере можно было отнести к богеме. Маленький Володя проявлял склонность и к тому, и к другому – у него оказался довольно тонкий музыкальный слух, в живописи он был докой, хоть никогда не писал сам. Довольно скоро у него проявился другой талант.
Когда ему было три года, он любил смотреть за тем, как сражаются за шахматной доской отец и старший брат. Как-то отец в шутку предложил сыграть ему. «Фигуры-то расставить сможешь?» – с сомнением спросил он. Володя молниеносно выполнил задание. «А может, ты и играть умеешь?» – продолжал удивляться он, – и получил ответ: «Да, могу!» История умалчивает, чем закончилась та первая встреча, но по словам Бориса, уже через неделю он не смог обыграть своего младшего сына. Ну чем вам не история великого Капы?
С тех пор Крамник пропадал за шахматной доской. Нет, это было далеко не единственный его интерес, но новая игра, а вернее та легкость, с которой он достигал все новых и новых успехов, толкали его вперед. Уже в пять Володю определили в шахматную секцию в Доме пионеров, и он начал стремительно подниматься по лестнице разрядов. Его великолепная память и счетные способности, но самое главное – врожденное чувство гармонии, делало его опаснейшим противником. И уже очень скоро – Крамнику едва исполнилось 10 – у него в Туапсе не осталось достойных соперников, его наставник 1-разрядник Степанов, просто не знал, что делать. Его уже успели заметить в «центре», он стал ездить по турнирчикам в крае, но все это казалось достаточно мелко, он был способен гораздо на большее.
И тут, как водится, помог случай. Один из местных любителей сделал подборку из партий мальчика и отправил вместе с сопроводительным письмом в Москву – Ботвиннику. Тогда Патриарх на пару с Каспаровым готовились к запуску своей совместной школы, и на клич «мы ищем шахматные таланты» – отзывался с самых разных уголков страны. Дошло и то самое письмо из Туапсе. Михаил Моисеевич посмотрел одну его партию, другую, и тут же сказал помощнику: «Этого мальчика надо обязательно брать!» – «Да подождите, Михаил Моисеевич, давайте посмотрим другие его партии». – «Обязательно посмотрим, – сказал он. – Но брать обязательно будем!» Так Ботвинник сходу дал ему «знак качества».
В первый раз Крамник оказался в школе Ботвинника-Каспарова в 11 лет, в 1986-м. Сессии школы проводились два раза в год и обычно длились дней восемь-десять. Два дня ученики показывали свои партии Ботвиннику и Ко, еще два – играли тренировочные партии между собой, потом еще два дня разбирали сыгранное, в заключительные два проходили сеансы одновременной игры с Каспаровым. А по завершении сессии каждый из учеников получал персональную оценку и критические замечания, а также – «домашнее задание».
Соседями Крамника по «парте» были Акопян, Широв, Сакаев, Тивяков, Ланда, чуть позже – Свидлер, Рублевский… все те, кто позже составил цвет последнего поколения советских шахматистов. Нельзя сказать, что Володя был первым учеником, он все же был моложе тех, кто уже во всю играл во взрослых турнирах, но уже в тот момент его «заметил» Каспаров. Ему импонировало спокойствие и холодная уверенность в своих силах, а также, несмотря на столь «нежный» возраст, его глубокое понимание внутренних законов шахмат.
Для Крамника работа на школе Ботвинника-Каспарова стала важной ступенькой. Он смог более-менее трезво оценить свои силы, свой уровень, стал лучше понимать, как и в какую сторону ему надо развиваться, как вообще правильно работать над шахматами…
Помог Ботвинник ему и с наставником. Весьма деятельный, когда дело касалось учеников, он поспособствовал тому, чтобы Крамник начал сотрудничать с Виталием Цешковским. Эта пара была точно создана друг для друга – активный, шебутной и никогда не пребывающий в состоянии покоя гроссмейстер и точно в противоположность ему на редкость спокойный, уравновешенный ученик. За год до их знакомства в 1986-м Цешковский во второй раз стал чемпионом СССР, в свои 42 совершенно не собирался на пенсию, – и поначалу принял эту затею в штыки. Но... стоило ему раз-другой пообщаться с Крамником, как он тут же изменил свою первоначальную точку зрения – Виталий вдруг увидел в этом мальчишке, который тогда был всего лишь кандидатом в мастера, свою родственную душу и человека, понимающего его с полуслова, готового как он сам заниматься по 24 часа в сутки.
Он стал относиться к нему точно к сыну, полностью ему доверяя, прощая все недостатки и делясь своим уникальным пониманием шахмат, взглядом на игру. Коллеги удивлялись, что Виталий с ним так носится. Но Цешковский видел потенциал Крамника, ему-то было с чем сравнить – он прекрасно знал Спасского, Таля, Карпова, Каспарова, всю советскую элиту шахмат 1970-80-х годов, да он сам и был ей! С Крамником же он в какой-то момент почти позабыл о собственной игровой карьере, просто растворившись в работе с ним.
Цешковский опекал Крамника вплоть до 1993 года. Удивительно, в отличие от Акопяна или Тивякова, как елка обвешанных «золотом» юношеских чемпионатов мира, Владимир лишь в 1990 и 1991 годах, взял два титула в категориях – до 16 и до 18. Время было такое – Союз разваливался, и спорткомитету, доживавшему свои последние дни, было не до того, чтобы посылать каких-то там шахматистов на какие-то чемпионаты. Да и не рвался он особенно играть. Ботвинник в свое время говорил о том, что «серьезный шахматист» должен играть не больше 60 партий в год, – вот Крамник и не нарушал установки Патриарха.
Но зато он очень много анализировал. Трудно даже представить, сколько.
Готовность, глубина проработки у него действительно была на высочайшем уровне. Он мог в свои 15-16 дать сто очков форы даже бывалым гроссмейстерам! Крамник не только знал, он именно понимал, ощущал кончиками пальцев малейшие нюансы массы позиций… А его интуиция носила порой мистический характер: Владимир мог точно предвидеть то – куда в ближайшее время пойдет теория, и чем сейчас стоит заниматься, а на что можно попросту «забить». Он был королем подготовки, – и попасть с ним на сборы мечтали многие игроки, гораздо старше его. Ведь в своем юношеском бескорыстии южанин без жалости делился с коллегами своими новинками, идеями и концепциями. Ему было не жаль, ведь у него этого добра было столько, что сколько не отдай, всё равно лишнее останется. Крамник был готов часами, а если требовалось, то и днями пропадать над анализами проблемных позиций, – и постепенно докапываться до истины. Он был воистину неистощим. И всемогущ!
Именно это – фантастическая готовность молодого мастера ФИДЕ – позволила заговорить о возможном включении Крамника в состав самой первой сборной России, которая в 1992 году должна была отправиться на первую после развала СССР шахматную олимпиаду. По поводу первых 3-4 досок у тренерского совета серьезных-то вопросов не было: Каспаров, Халифман, Долматов, Дреев, Выжманавин… И тут Юрий Разуваев назвал его фамилию. По реакции было ясно, что мало кто вообще себе представляет, а кто такой Крамник?
Но аргументы знаменитого тренера были услышаны, более того, их поддержал Каспаров – он всегда считал, что у команды должна быть «свежая кровь», его самого взяли на первую олимпиаду в Ла-Валетте в 1980-м, когда Гарри было 17 лет. Владимиру было – 16.
Это после Манилы, когда Крамник «настрелял» на 5-й доске 8,5 из 9, показав перфоманс 2959, всем стало всё ясно. До нее вопросы оставались. От уморительных: «Мы повезем на олимпиаду детей?» – до весьма навязчивых, типа: «Россия признается, что не собирается бороться за золото!» После победы с отрывом в 4 очка от второго призера, разговоры про «странный выбор» России прекратились. А Крамник за один турнир стал звездой.
Трудно вспомнить, когда в последний раз еще вчера никому неизвестный шахматист, как было с Крамником, в мгновенье ока вдруг интегрировался бы в мировую систему? Даже у Иванчука, Ананда или Гельфанда на это ушло время – годы… Тут же все произошло как по щелчку, как будто по мановению волшебной палочки, при этом часы пробили 12, а карета Крамника не превратилась в тыкву! Внезапно выяснилось, что юниор не просто готов бить явно уступающих ему в классе соперников, а прямо сейчас готов ко встречам с игроками элиты. Достаточно сказать, что на командном чемпионате Европы в Дебрецене в том же году Крамник играл уже не на 5-й доске, а на 2-й, сразу же вслед за Каспаровым.
Он и там наколотил 6 из 7. Всего же за тот волшебный для него 1992 год выиграл опены в Гаусдале, Дортмунде, круговик в Халкидики и под ноль выкосив всех в Бундеслиге, начал следующий год на 6-й строчке в мире! К середине же 1993-го после побед в Мадриде и в Амстердаме, и в выставочном матче против одной из главных «надежд Запада» Лотье – в первой четверке с рейтингом 2710, уступая только Каспарову, Карпову и Ананду.
Это выглядело настолько натурально, будто бы Крамник, который был заметно младше не только двух «К», но еще и Ананда, Иванчука, Гельфанда и даже Широва, будто бы играл с ними всю жизнь! Более того, Владимир не признавал авторитетов и не испытывал пиетета, а уж тем более боязни ни перед кем из великих, – и был готов яростно сражаться за свое место под солнцем. Это он особенно ярко показал уже в 1994 году, когда Каспаров сумел выбить денег у Intel, и организовал серию «быстрых» турниров на ее «Гран-при».
Если о большинстве предыдущих успехов Крамника знали в основном эксперты шахмат, то после того как он в яростной схвате на сцене «Кремлевского дворца съездов» на глазах у тысяч зрителей разгромил самого Гарри Каспарова, о нем заговорил весь мир!
Каждое поражение чемпиона мира – событие. Но когда оно несет в себе такой бэкграунд, выглядит так ярко и еще запечатлено «на пленку», эффект получается гораздо сильнее. И, вольно или невольно публика стала искать подтекст: молодой побеждает старого, у обоих фамилии на «К», оба – россияне, один «учился» в школе имени другого, да и про разницу в возрасте в 12 лет между Карповым, Каспаровым и Крамником никто не забыл.
Причем успех в Москве не стал единственным для Крамника в том «Гран-при». Он сыграл на своем высочайшем уровне еще в Нью-Йорке, а затем в Лондоне и в Париже, – и обошел чемпиона в общем зачете, застолбив за собой место потенциального преемника.
Параллельно же – звучит почти немыслимо, но формат быстрых турниров тогда свел всех с ума, – Крамник испытывал свои силы в цикле первенства мира. Вернее, сразу же в двух! Ровно за год до этого произошел знаменитый «разлом» с выходом Каспарова и Шорта из лона ФИДЕ, с созданием Профессиональной ассоциации шахмат и, соответственно, сразу двух «веток». Одна из них вела к Каспарову, другая же – скорее всего к Карпову.
Крамник, которому было всего 17 и терять было нечего, как и некоторые другие, решил… сыграть в обеих. И вместе с Анандом и Камским стал дважды претендентом. Однако если Виши и Гата отнеслись к этому вызову как к «делу жизни», и фактически выключились из борьбы в крупных турнирах, сосредоточившись на подготовке и на матчах, Володя вряд ли думал о своей мессианской роли выиграть оба цикла и обыграть обоих чемпионов, после чего, как в боксе, «объединить» в одних руках корону чемпиона. Он просто играл.
Складывалось, как в матче с Юдасиным по ветке ФИДЕ, который Крамник выиграл 4,5-2,5 – хорошо. Если нет – так нет. Камский буквально разгромил его в 1/4 финала ПША – 4,5-1,5, Гельфанд менее брутально, но не менее уверенно выдавил из 1/4 в ФИДЕ – 4,5-3,5.
«Был я тогда, конечно, совершенно «зеленый» – вспоминал Крамник в наши дни. – Играл в тех матчах легко, а том смысле, что я почти что не переживал за исход тех матчей. Вряд ли тогда осознавал, что борюсь за первенства мира. Несерьезное было отношение».
«Несерьезным» в ту пору было у него отношение и к самому себе. Переняв в свое время стиль жизни и шахматные привычки Цешковского, Крамник в то время не особенно думал о том как устроить свой быт и подготовку. Перебравшись в Москву в 17 лет, он фактически был предоставлен самому себе, поступал как придется. Мог запросто лечь спать уже под утро и встать после обеда. Мог по нескольку дней вообще не выходить из дома, и при этом питаться чем придется и когда придется, не соблюдая ни режима, ни распорядка дня. Да, настоящая богема! Только вместо холстов, мольбертов, красок и палитр, вместо роялей и беспорядочно разбросанных музыкальных нот, перед ним были книги и шахматы.
С такой жизнью он располнел, стал курить, мог порой нарушить режим, – и однажды даже нарвался на неприязненную реплику Ботвинника, которого оскорбляло такое отношение к себе со стороны одного из лучших выпускников его школы: «А что Крамник? Толстый, пьет, курит…» Владимир спокойно отреагировал на эту критику Патриарха: «Вряд ли Ботвинник хотел меня обидеть – он имел в виду, что вести такой образ жизни, – себя не уважать!» Но Крамник себя, конечно, уважал, и не раз пытался привести свою жизнь в порядок.
Вплоть до 1995 года получалось не очень. Да и зачем заморачиваться, когда результаты и так идут один за другим. Приглашения идут одно за другим, деньги есть… Зачем?
К порядку его призвала работа с Каспаровым. Она возникла тогда почти внезапно. Гарри после ограбления тогда испытывал явные проблемы с качеством подготовки, и пригласил Владимира на обычный сбор. А приехав к нему в Хорватию, был поражен, как слаженно и четко все поставлено у чемпиона мира. Работа строго по часам, организованы питание и отдых, каждый знал свою роль, не пропадал ни один грамм полученных знаний…
«Да и вкалывали мы серьезно! – отмечал он тот первый опыт. – За день наализируешься так, никаких ночных бдений, а отрубаешься как только коснешься подушки!»
По окончании же сборов Крамника ждал очередной сюрприз – Каспаров предложил ему… поработать с ним и на матче с Анандом! Хм… Поехать в Нью-Йорк, посмотреть изнутри на матч на первенство мира в бригаде сильнейшего шахматиста мира? Мог ли кто-то на его месте отказаться? Тем более, что Владимир сам когда-нибудь собирался сыграть матч за шахматную корону, возможно, – с тем же соперником. Конечно, он согласился.
Раскрыл ли Каспаров перед ним какие-то секреты? Безусловно, все это могло выглядеть и настоящей паранойей, учитывая, что Каспаров знал силу и потенциал Крамника, и не мог исключать, что однажды не окажется с ним один на один. Но это как с анализом партий по их окончании во время первых матчей с Карповым – секунданты просили этого не делать, мол, во время таких анализов опытный Анатолий начинал лучше понимать, как он думает, но что тогда, так и в этот раз, Гарри решительно отвечал: «Нет, я не могу иначе!» В конце-то концов, в тот момент перед чемпионом мира стояла вполне конкретная и более важная проблема – обыграть Ананда. А уж что там потом будет с Крамником, кто знает.
Но «заметок» Крамник себе понаделал массу. И стал гораздо лучше понимать Каспарова, что в дальнейшем сказалось как при их встречах в турнирах, так и непосредственно в матче 2000 года. Тогда же, по его словам, определил и круг дебютов, которые надо играть с ним. «Я составил для себя примерный круг дебютов, которые играл бы против Гарри, – писал он в книге о матче. – И был крайне удивлен, когда не увидел этих дебютов у Виши».
Ярче всего это проявилось в одной из первых после Нью-Йорка встрече в Дос-Эрманасе в 1996 году, когда Крамник буквально разгромил черными Каспарова! Он побеждал его и да того, но в основном то были победы в рапид и белыми. А вот чтобы так – запросто «кинуть фигуру» и всей толпой, в стиле Гарри, навалиться на короля, такого еще не было.
В те несколько лет, примерно с 1994 по 1997 годы, Крамник пребывал в ощущении какого-то неясного ожидания. Он уже был победителем мировой серии, в 1996-м первый за очень долгое время даже догнал Каспарова по рейтингу, и полгода делил с ним первую строчку, имея 2775. У него было уже достаточно побед в престижных круговых турнирах, и равный, в отличие от большинства конкурентов в элите, счет с чемпионом мира в личных встречах. Он выигрывал всякого рода Оскары и престижные призы. Но… что же дальше?
Так, для ПША матч Каспарова c Анандом стал «последним выдохом», ФИДЕ больше года не могла найти деньги и место, чтобы сыграть свой финальный матч Карпов – Камский. И цикл розыгрыша первенства мира, который всего несколько лет назад представлялся ему чуть ли не развлечением, исчез как класс именно тогда… когда Крамник был готов к нему как никогда прежде. Играть в «нокауте» Илюмжинова? Владимир думал об этом в 1997-м, но у него было несколько простых условий к ФИДЕ, которые он хотел прояснить – он даже приехал на конгресс, – но так не выслушанным покинул это странное собрание.
И тут Каспаров, понимая, что короной надо что-то делать, но у которого не было денег на полноценный цикл первенства мира, решил урезать его до минимума. Взять двух лучших в тот момент игроков мира – Ананда и Крамника, провести между ними матч, а победителю сыграть уже с ним. Но Виши, то ли опасаясь повторения Нью-Йорка, где он был на голову разбит Гарри, то ли ограниченный в свободе контрактными обязательствами ФИДЕ, вице-чемпионом которой он стал, от игры отказался. И на замену ему взяли Широва.
Всем, в том числе и самому Широву, было понятно, что он – «технический кандидат», роль которого сводится к тому, чтобы проявить себя, но… достойно уступить Крамнику в борьбе за место в матче с Каспаровым. Однако случилось непредвиденное, и Владимир этот матч в испанской Казорле проиграл. Он оказался не в форме, никак не смог подписать контакт с организаторами, и до последнего момента не знал, сколько получит за матч, получит ли вообще – Широв так и вовсе не получил ничего кроме традиционного «маньяна».
Суть не в оправданиях, а в том, что Крамник, может быть, мысленно записав себе победу в этом матче, провел его явно ниже своих возможностей, а Алексей напротив прыгнул выше головы, – и нанес Владимиру уже третье претендентское поражение за три цикла.
Стало ли это «трагедией Крамника»? Вряд ли. Скорее уж облегчением. Он попробовал, – и у него не вышло. Надо забыть и жить дальше. Есть даже подозрение, что не случись того удара, у него вряд ли получилось бы в 2000 году. Ведь чтобы подойти к подготовке с такой фанатичной целеустремленностью, он должен был понимать: второго такого шанса у него больше не будет. Один «пробный» выстрел, второй. Перезаряжать будет некому.
Да и с теми организаторами, которых нашел Каспаров, вряд ли они сварили бы кашу даже при условии, что все прошло гладко, и Крамник вышел на чемпиона. Широв свой матч так не сыграл, хотя Гарри смог найти для них «запасной аэродром» в Лос-Анджелесе.
Тот, 1998-й год – один из самых сложных в карьере Крамника. Он начал свою внутреннюю перестройку, понимая, что достиг своего нынешнего потолка, и если ему хочется двигаться вперед, надо как-то переформатировать себя. Найти новые цели, сменить подход к игре и дебютный репертуар. Для этого было необходимо время, и Владимир его нашел.
Трудно себе представить, как сложилась бы судьба Крамника, не решись Каспаров пойти на вторую попытку с чемпионским матчем в начале 2000 года, и не получи, как и в первый раз, отказ от Ананда. На сей раз никакого отбора не было – просто матч за корону, как во времена Ласкера и Капабланки… Только если в прежние времена претендент должен был мотаться по миру в поисках денег на призовой фонд, теперь это делал уже чемпион, чтобы не остаться навечно со своим титулом. Ведь за семь лет Каспаров только дважды защитил корону, причем, весьма убедительно. С Шортом в 1993-м, а потом – и с Анандом.
Все задавалась вопросом, почему Виши так упорно не шел на контакт с Гарри? Задал этот вопрос ему и Владимир, после ему «по цепочке» досталось предложение от Каспарова. И индиец вновь не дал внятного ответа. Учитывая как легко он подписывал разные договоры с ФИДЕ, ответ мог быть только один: его нервная система один разу уже дала сбой, когда он играл с Гарри, и он явно не хотел повторения. Он готов был играть с ним в турнирах или же в любом выставочном формате. Но большой матч с его гигантской подготовкой и работой на износ при минимальном шансе на победу. Трудно себе представить, какую сумму Виши посчитал бы адекватной за еще одно такое испытание. И поэтому он отступил.
Ну а что Крамник?! Понятно, что он не боялся Каспарова, но… верил ли он в то, что сумеет победить? Возможно. Во всяком случае, ему было интересно это проверить. Такого вызова в его жизни еще не было. Что же до общего негодования которое неизбежно поднялось бы – и оно немедленно поднялось, как только они с Каспаровым объявили, что сыграют матч на первенство мира, – до него Владимиру не было большого дела. В конце концов, он ни у кого права на матч с чемпионом мира не крал: тот предложил, он согласился.
В прессе в то время было много всяких нелепиц. Вроде того, что он должен отказаться – в пользу Широва. Или что просто должен отказаться, потому что проиграл все матчи, когда был претендентом. Или потому что Каспаров – никакой не чемпион, и не может вызывать кого захочет. Крамник же просто выключил интернет и перестал читать газеты.
Он начал готовиться. Собрал бригаду из своих друзей сильных гроссмейстеров, только из тех, кому полностью доверял, которые не могут ни придать, ни обмануть. Работая с Гарри, он успел понаслушаться стольких историй по теории заговоров, что невольно дул на воду, чтобы не обжечься на молоке. Костяк «бригады» составили Евгений Бареев, Жоэль Лотье и Мигель Ильескас, работавшие наизнос несколько месяцев и при этом разбросанные по миру. Крамник и сам пахал несколько месяцев, причем как над шахматным содержанием, координируя общую работу и подключая все новых и новых шахматистов, так и над своей физической формой. Бросил курить, сбросил килограммов 15, – и прямо перед матчем был неузнаваем. Он поразил даже помощников, которые не видели его пару месяцев.
«Он изменился – не узнать, – восторгался метаморфозе патрона Лотье. – Если в марте он был еще толще чем обыкновенно, а тут – атлет! Готов по всем параметрам. Что он будет в порядке в шахматном отношении, я знал. Но… когда я увидел его недели за две до начала матча, у меня был шок. Еле его узнал: загоревший, крепкий, худой. Так заряжен энергией, что на него приятно было смотреть. Идеи рождал с легкостью. Видно было, что он живет в этот момент только матчем с Каспаровым и ничто другое его не интересовало…»
Сражение в Лондоне – одно из самых ярких противостояний последних десятилетий. Если тогда, по ходу сражений, оно казалось чем-то вполне обыденным, то двадцать лет спустя, особенно в сравнении с нынешними матчами за корону, противостоянием титанов.
Есть стойкое ощущение, Каспаров, понимая, что Крамник – едва ли не самый опасный для него противник, не мог отдать себе отчет, даже представить, что он может проиграть матч. Принимай он это в расчет, «чувство опасности» сработало бы у него гораздо раньше… Он же довольно долго пребывал в ощущении, что ничего страшного не происходит, – и он вот-вот найдет себя, после чего переломит ход игры. Так было с Анандом, когда после восьми ничьих он проиграл 9-ю партию, – и выдал отрезок, который выиграл со счетом 4-0.
Здесь Крамник просто не давал ему шанса зацепиться. А сам давил, давил, давил… «Берлинский» эндшпиль, конечно, блестящая находка как раз под Каспарова. Каждый раз он владел преимуществом, как будто уже добирался до черных, когда те – раз! – и уходили от ответственности… Причем, все было завязано на таких нюансах, что опыт одной партии никакого значения не имел для следующих. Белыми же Крамник переигрывал его!
Владимир выиграл 2-ю, стоял совсем выиграно в 4-й и с большим перевесом в 6-й. Более того, Гарри приходилось выдумывать что-то на ходу – претендент так напугал его, сыграв «Грюнфельд», что лучший дебютчик мира больше уже не решался его применять.
Когда же в 10-й партии Каспаров сделав жуткую ошибку, проиграл в 25 ходов, стало ясно: если не предпримет чего-то экстраординарного, – этот матч он точно проиграет.
Нажим чемпиона в заключительной части матча был страшен… Но Крамник, который был готов, что под таким давлением пройдет весь поединок за корону, справился. Каспаров, и это уникальный случай в его практике, вообще не смог выиграть ни одной партии. И тут, на закрытии – в разгар чествования нового чемпиона мира – все вдруг вспомнили о контракте, из которого Каспаров собственной рукой вычеркнул изначально бывший в нем пункт о матче-реванше. Зачем реванш, если на сто процентов уверен в своей победе. Для чего после поражения сетовать о том, что соперник несет «моральные обязательства» по отношению к тебе лишь потому что тот бросил вызов на матч без всякого отбора.
Да, учитывая длинную историю взаимоотношений Крамника и Каспарова – то, что Гарри работал с Владимиром на «школе», потом протащил его в состав сборной в 1992-м году, позвал себе в помощники в 1995-м, дал ему шанс в «цикле» 1997-го, наконец, титульный поединок в 2000-м, в котором уступил корону, – он мог бы пойти ему на уступки.
Но Крамник поступил по-другому. Отчасти «спрятавшись» за формулировку о том, что их матч – не просто матч, но часть целого отборочного цикла, и ему надо думать не только о Каспарове, но и об остальных потенциальных претендентах. Хотел бы он сыграть – ему не помешало бы ничего. Деньги точно не были бы вопросом. Когда спустя несколько месяцев Крамник и Каспаров играли вместе в Астане, и для того чтобы победить, Гарри выиграл в последнем туре в том самом проклятом «Берлине», – ему тут же позвонил друг из США, и тут же спросил: «Ну, когда матч-реванш? Ты же выиграл!» Каспаров промолчал.
Вот если бы Крамник переступил через все свои сомнения и договоренности – и точно так же как и Каспаров просто вызвал его на матч, и выиграл его – в глазах шахматного мира он был бы неоспоримым чемпионом, и его бы носили на руках. Но он не вызвал.
И многие не воспринимали его титул всерьез. Когда титул носил Каспаров, было понятно, откуда он взялся. Здесь же появилась масса сомнений. А потом еще проблемы с поиском денег на претендентский цикл, растянувшиеся на два года, и сам цикл в который почему-то не попали Ананд с Иванчуком, а Каспаров отказался от участия «не глядя». Потом и матч с Петером Леко в 2004 году, который едва не завершился катастрофой для Крамника – только победа в последней партии спасла ему честь и титул. И еще один матч, теперь уже «объединительный» с чемпионом ФИДЕ с Веселином Топаловым в 2006-м, – о котором «в приличном обществе» не принято говорить.
Наконец, болезнь, редкая форма артрита, которая фактически вывела его из строя больше, чем на два года. Только уступив злосчастный титул Виши Ананду в матче 2008 года, Крамник – настоящий Крамник, тот от которого кайфовал шахматный мир за его щедрость и бескорыстие – вернулся.
Крамник всегда рассказывает о своих чемпионских годах с гордостью, как о чем-то очень важном для него, но оценивая то удовольствие, которое он получал от шахмат до того как выиграл у Каспарова и после того как уступил Ананду, в это не очень-то и верится. Может на него как тень Фишера легла та гигантская ответственность и внимание. которое всегда приковано к фигуре чемпиона мира, и он невольно принимал это в расчет. Может, мешала необходимость постоянно доказывать, что он не просто так носит «историческую» корону, и это не позволяло ему в должной степени раскрепоститься. Может, еще что-то.
Важно другое: после Бонна-2008 Владимир не просто не бросил шахматы, о чем пару раз намекал по ходу поединка, он полностью, во второй раз в своей карьере изменил базовые принципы игры. Вслед Крамнику-артисту и Крамнику-практику, пришел Крамник-художник и философ, который не просто играл партию за партией, но каждый раз старался вывести концепцию, создать произведение искусства, точек для развития целого тренда.
А в какой-то момент избавившись от избыточной ответственность, начал и вовсе – просто играть для удовольствия. Резвясь, играя, создавая на доске какие-то уникальные позиции, наслаждаясь сам, давай покайфорвать соперникам, на важнее всего – зрителям. И, что удивительно, это положительно сказалось на результатах. После «коронованного» восьмилетия Владимир снова стал выигрывать турниры, чуть было не отобрался на новый матч с Анандом, лишь по мудрёному коэффициенту пропустив вперед Карлсена.
А то, что Крамнику так и не довелось сыграть большого матча с новым чемпионом мира – трагедия не меньшая, чем несостоявшийся матч-реванш с Каспаровым. Магнус на вопрос, с кем он хотел, но так и не встретился, почти неизменно отвечал «с Крамником».
Как и его предшественник на троне, Крамник сам принял решение о завершении карьеры – в январе 2019 года, когда почувствовал, что исчерпал свою мотивацию. Нет, он не устал и его огромная околошахматная активность говорит о том, что это не уход, а просто смена амплуа. Ему нравится тренировать и читать лекции, делится своими знаниями, изучать и исследовать границы шахмат. В последние годы он и вовсе увлекся новыми видами игры, вроде «шахмат без рокировки», которые дальше раздвигают границы познания.
Захотелось ему, наконец, и быть дома тогда, когда хочется – в компании прекрасной жены Мари-Лор, когда-то явившейся к нему в качестве корреспондента «Фигаро» на интервью, но так и оставшейся рядом с чемпионом. И его детей – Дарьи и Вадима, в которых он души не чает. Видели бы как этот большой красивый человек буквально тает на глазах, когда тот тянет к нему свои ручки. Крамник умеет и любит получать удовольствие от жизни.
И умеет дарить его другим. Прежде всего, – через свой шахматный гений.
