Как Макс Эйве «одолжил» у Александра Алехина корону чемпиона мира?
За 136-летнюю историю титула чемпиона мира по шахматам его носили лишь 16 игроков, и каждый из них был настоящей эпохой. Сомнения были только в отношении одного из них, Макса Эйве. Многие считали голландца проходной, чуть ли не случайной фигурой, а его победу над Алехиным – стечением обстоятельств, когда А.А. оказался в своей низшей точке, где его подкараулил сверхмотивированный соперник. Не случайно победа в матче за корону 1935 года стала для Эйве главным, при этом чуть ли не единственным большим успехом в карьере. Немало для создания такого имиджа сделал поверженный противник, снисходительно сообщавший, что он просто на два года «одолжил» ему свой титул!
Но, конечно, все было не так просто – Макс Эйве заслужил свое место в истории. А два их поединка стали просто-таки классическим примером по использованию недостатков друг друга. Речь в этой давнишней истории пойдет не только о борьбе «зеленым змием».
Прежде чем заговорить о деталях их матча, стоит задать вопрос: а как вообще случилось, что матч между этими соперниками за высший шахматный титул стал возможен?
Первый из них – неоспоримый чемпион мира и победитель почти всех турниров, в которых участвовал в ту пору. В начале 1930-х годов его перевес над шахматной элитой был до такой степени тотальным, что Алехинские 14 из 15 в Сан-Ремо или 20,5 из 26 в Бледе не казались чем-то из ряда вон.
Достаточно вспомнить реплику Арона Нимцовича, далеко не последнего шахматиста, после одной из партий с А.А. выдавшего: «Да он расправляется с нами как с желторотыми птенчиками!» А Боголюбов, в одну калитку проиграв ему матч за корону в 1929-м в ответ на вопрос корреспондента, сможет ли кто-то в ближайшее время превзойти Алехина в матче, отрезал: «Такого Алехина – нет!» – «Что, даже Капабланка?», на всякий случай уточнили у него. – «Да, даже Капабланка. Он просто неуязвим».
Для второго шахматы до поры до времени были скорее хобби – куда больше времени и сил Эйве уделял математике. Он закончил университет, написал диссертацию и преподавал в женском лицее, участвуя в турнирах лишь в свободное от занятий время. Да, его таланта и трудолюбия вполне хватало, чтобы считаться первым в Голландии, но никаких амбиций у него никогда не было. Макс ни разу не побеждал в крупном турнире за пределами страны, ни разу не обогнал в них Алехина, да к тому же не выиграл у него ни одной партии.
Если бы не инициатива голландского шахматного общества, ежегодно устраивавшего для Макса матчи с ведущими игроками мира, он вряд ли сел бы за доску с Алехиным. А так в 1926-м, за полгода до встречи с Капабланкой, русский чемпион решил, что матч с Эйве – хорошая тренировка для него, и чуть не вляпался в историю. Начав с двух побед на старте, Александр решил, что ему позволено всё, и стал играть «от вольного». Один зевок, другой – и к 8-й встрече счет в матчей сравнялся. Проведя последнюю 10-ю партию под лозунгом «победа или смерть» и, пройдя через поражение, добившись победы (голландцу непросто давались «американские горки», которые часто устраивал его соперник), Алехин выиграл матч. Но послевкусие от него осталось совсем не таким, какое он ожидал. Он доказал, что способен по заказу выиграть у любого соперника. Но вместе с тем – и глубину падения, на которую он способен, что у него запросто могут сдать нервы, отказать инстинкты.
Это была важная информация. Как для самого Эйве, который убедился, что он в состоянии побеждать лучших из лучших. Так и для «комитета Эйве», специально созданного для того чтобы продвигать голландца в чемпионы мира, строившего планы на то, чтобы провести не очередной дружеский, но вполне официальный матч за корону. Пока на шахматном троне восседал Капабланка, об этом не было речи – «золотой вал», выставленный кубинцем был неподъемным для них. Но когда в 1927-м его сменил Алехин, эти мысли появились.
Не желая идти на финансовые уступки и давать реванш Капабланке, русский чемпион был расположен принять вызов практически от любого другого соперника. В 1929 и 1934 годах с ним играл Ефим Боголюбов, – и оба раза был жестоко им бит.
В кандидатах ходили Флор, Нимцович и даже давно потерявший силу Рубинштейн. Ну, а чем хуже был Эйве?
Да, у голландца не было крупных турнирных побед, но за десять лет Эйве сыграл столько дружеских поединков, что никому и не снилось. С тем же Боголюбовым он сыграл дважды, в 1928 и 1929 годах, и оба раза уступал ему с минимальным счетом – 4,5-5,5. А в 1931 году ему противостоял Капабланка! И пусть он снова уступил – 4-6, но получил высокую оценку своей игры от титулованного противника. Экс-чемпион «по секрету» сказал Максу, что он в их матче играл лучше Алехина.
Но особенно уверенность Эйве в своих силах укрепила ничья в матче-1932 с Сало Флором (8-8), входившим в пятерку лучших шахматистов мира. Он и его патроны поняли, что вызов на матч чемпиона мира – отнюдь не безнадежное для него предприятие. В конце-то концов, а что он теряет в случае поражения в нем?
«Комитет Эйве» сделал чемпиону мира официальный вызов. Алехин его принял.
Матч на большинство из 30 партий назначили в разных городах Голландии на конец 1935 года. Чемпиона мира не шибко интересовало, смогут ли голландцы обеспечить все 10,000 долларов «золотом». Он неукоснительно требовал соблюдения «Лондонских правил 1922 года», на выполнение которых у него ушло почти два года, только от Капабланки. К иным претендентам Алехин проявлял куда большую терпимость, его интересовало только одно: чтобы его гонорар был полностью выплачен. А поэтому, когда по подписке были собраны $6000, контракт был подписан. То, что по нему Эйве не получал вообще ничего, никого не волновало. Жену Макса этот факт, конечно же, расстроил, но точно – не ее мужа.
Эйве никогда не рассчитывал зарабатывать шахматами, и по-настоящему обеспеченным человеком стал намного позже окончания карьеры, в 1964 году, когда стал профессором.
В тот момент его воодушевляла сама перспектива поединка с великим противником, и он с головой ушел в подготовку к матчу. Уверенность Макса в своих силах поддерживала вся страна, каждый день он получал десятки искренних писем. Постарались накачать его эго и секунданты: верный друг и товарищ Ганс Кмох, а также привлеченный за гонорар Сало Флор. К слову, это был первый в истории шахмат опыт создания аналитической бригады в матчах на первенство мира. Чех за это даже получил нагоняй от Алехина – его возмутило: один из лучших игроков мира помогает в матче за корону другому против третьего.
Про подготовку Алехина к матчу ничего доподлинно неизвестно. Он во всех подробностях рассказывал о том, как готовился к Капабланке, как изживал свои недостатки в игре и как настраивал себя на стиль кубинца. Видимо, чемпион считал излишним как-то специально готовить себя к Боголюбову или Эйве, вряд ли считал возможным поражение. Для него эти матчи были естественным продолжением череды турнирных и матчевых побед, почти что рутиной. Его критичность к середине 1930-х явно снизилась. Кто мог противостоять гению, раз за разом доказывающего свое превосходство надо всеми и во всех аспектах?
И начало матча 1935 года, кажется, полностью подтверждало его «оценку». Алехин легко, почти играючи, разносил Эйве в первой трети. Его победы в 1-й, 3-й и 4-й партиях отчасти напоминали сеансовые встречи. Соперник буквально не знал, куда деться! Каждым своим ходом чемпион вносил хаос и разрушение в его лагерь. Не важно – белыми или черными, в открытых или закрытых дебютах, партия за партией всё повторялось по новой. После 7-й партии, в которой он откровенно издевался над соперником, счет вырос до «+3» в пользу чемпиона мира. Казалось, еще несколько мощных ударов, и соперник сдаст матч, не видя для себя путей отступления, никак не в силах провернуть колесо фортуны вспять.
Даже трагически проиграв 8-ю партию, чемпион смог заморочить голову претенденту в 9-й, после чего решил, что ему отныне дозволено всё! В том числе «принять на грудь» перед важной партией. Алехин и раньше позволял себе вольности с алкоголем (тут сказывалась наследственность), считая, что это только разогревает ему кровь и заставляет мозг лучше работать, но то, что началось во второй трети матча с Эйве, выходило за все границы. В то время ходила шутка, что Александр Александрович никак не мог определить нужную дозу, нужную для победы. И он «экспериментировал» – одна рюмочка, две, три, пять?
И фактически с 10-й встречи начался новый матч, в котором не столько Эйве противостоял Алехину, сколько тот боролся с переменным успехом со своими демонами.
В 12-й чемпион мира совершил грубую ошибку уже на 9-м ходу, и еще 30 вел безнадежное сопротивление. В 14-й – зевнул ключевую пешку на 10-м и лишь имитировал борьбу вплоть до контроля. Единственная прокол у Эйве случился в 16-й – Алехин нащупал единственную слабость у голландца: тот неуверенно чувствовал себя в сложных окончаниях. Он сыграл на этом и в 19-й, и после отличной победы вернул себе лидерство в матче с «+2».
Но вновь стал жертвой искушения будущей легкой победы с коньячным привкусом!
Алехин забыл очки, и едва различал фигуры в 20-й партии, проиграв ее без шансов. В 21-й столкнулся с пунктуальностью таксиста: чемпион на минутку задержался в своем номере, опоздал к отъезду, а пока в баре ждал следующего, не смог удержаться, и накатил. Когда за ним, наконец, приехала машина, чемпион точно был не в состоянии играть. Попросил о переносе партии на другой день, однако услышал в ответ: «Мсье Алехин, а что мы скажем людям в зале?» – «Хорошо, я буду играть!» – рявкнул король, но был сам не свой.
Перед 22-й партией Алехин устроил «день трезвости». Он принес с собой бутылку молока, демонстративно налил себе и Эйве по стакану, чокнулся – и залпом выпил. Матч вступал в решающую стадию, до финиша оставалось 8 партий, счет же был равным – 11-11.
И здесь Эйве, которого долгое время рассматривали как декорацию, наконец-то, встал во весь свой рост! Он должен был проиграть 24-ю партию, но в простом пешечном эндшпиле чемпион роковым образом двинул вперед не ту пешку – и тут же осознавая, что совершил, предложил на ничью. Желая отыграться, он ринулся в авантюру в 25-й, отдал три пешки за «атаку», ничего не получил и вскоре сдался. Так Макс впервые оказался в роли лидера. И воодушевленный сыграл свою лучшую партию в матче, тут же получившую у зрителей имя «зандфордская жемчужина». В ней голландец пожертвовал фигуру за три пешки, которые, несмотря на сопротивление, прошли в ферзи. Так счет стал «+2» в его пользу!
Чемпион мира выплеснул последние оставшиеся у него силы в 27-й партии – он победил и сократил отставание до очка. Но выиграть еще раз ему было уже не суждено.
Перед началом заключительной 30-й партии Эйве, имевший белые фигуры, дипломатично произнес: «Помните, что в любой момент я согласен на ничью!» Еще бы, эта ничья делала его чемпионом мира. И добился ее! Алехин явно нервничал, он с первых же ходов ринулся в явную авантюру, быстро остался без двух пешек и был вынужден в безнадежной позиции попросить ничью. Макс свое обещание сдержал, – и матч закончился со счетом 15,5-14,5 в его пользу. Зал взорвался аплодисментами, приветствуя нового чемпиона мира.
Надо отдать должное Алехину. Как бы ни был для него невыносим момент, но он поднялся со своего места, и громко поприветствовал нового чемпиона мира. А затем на закрытии – вместе с Эйве пел гимн Голландии. По его лицу в этот момент текли слезы. Единственным утешением для него было то, что в контракте на матч был пункт про матч-реванш в случае поражения чемпиона. Тридцать партий назад он был чуть ли не насмешкой, но после стал спасительной соломинкой, позволившей Алехину пережить следующие два года.
Удивительно, насколько матч на первенство мира 1935 года изменил самого Эйве! До того донельзя скромный и чуравшийся публичности Макс, вдруг почувствовал себя на вершине мира. Как известно, золотых гор он ему не принес – назвать себя финансово независимым он смог лишь после окончания шахматной карьеры, уже после того как стал профессором в 1964 году, но он сделал его настоящим героем своей страны. Эйве стали приглашать на радио, он дал десятки интервью, в честь него устраивались званные вечера и банкеты, его именем называли детей, а «Шахматные лекции» разошлись рекордным тиражом.
В ранге чемпиона мира он сыграл всего три турнира: Зандвоорт, Ноттингем и Амстердам 1936 года. И в каждой партии против обыкновения стремился к победе: творил, напрягал, сражался до последней пешки. И все равно ни разу не стал победителем! В первом его с отрывом в очко опередил Файн, Боголюбов же нанес первое поражение в новом ранге. Во втором, где собрались все мировые звезды, поначалу лидировал, но упустил на пол-очка Ботвинника и Капабланку, на этот раз проиграв два раза: Алехину и 68-летнему Ласкеру. В третьем уже разделил 1-2-е место с Файном, но стал вторым по коэффициенту.
Вне всяких сомнений – Эйве образца 1937 года, когда он играл матч-реванш с Алехиным, разнес бы самого себя из 1935-го. Но вместе с опытом, новыми знаниями в его игре, увы, появилась сковывавшая его ответственность. Если до завоевания титула Макс играл «за самого себя», теперь был вынужден оглядываться и сверяться с вечностью. Если Ласкера, Капабланку или Алехина титул лишь гнал к новым подвигам, Эйве – парализовал.
Все эти комплексы в полной мере отразились в матче-реванше с Алехиным, который, как известно, закончился полным разгромом голландца – 9,5-15,5. После потери титула Эйве, увы, так и не смог вернуться на высочайший уровень притязаний. Кому-то суждено быть настоящим чемпионом мира, кому-то суждено лишь поносить одолженную корону.
Евгений Атаров, Levitov Chess
