Евгений Свешников. «Вариант»
Он стал едва ли не последним, чье имя, наряду с великими преобразователями шахмат, вроде Нимцовича или Алехина, оказалось золотыми буквами вписано в теорию игры. А его вариант в сицилианской защите, который он с потом и кровью продвигал и отстаивал на протяжении 40 лет, в наши дни – едва ли не самый популярный на любом уровне.
Чтобы добиться такого безусловного признания, воистину, надо обладать характером и железной убежденностью в собственной правоте, свойственными Евгению Свешникову – настоящему классику этой игры. Сам его путь в шахматах, пожалуй, не менее интересен, чем все его откровения, перевернувшие представления о современном дебюте.
Евгений родился 11 февраля 1950 года в Челябинске в семье советских интеллигентов – инженера и учителя. Довольно долго даже не подозревал о существовании шахмат, пока однажды подвижный, любивший спортивные игры мальчик, не сломал ногу, – и оказался надолго прикован к больничной койке. От нечего делать он научился играть в шахматы и полюбил их всем сердцем. На первых порах ему даже не был нужен соперник, он играл в основном сам с собой, разыгрывая бесконечные баталии на черно-белой доске.
Кроме игры он с увлечением решал шахматные задачи. «Я решил их все до единой, просто не мог не решить… – не без гордости рассказывал он. – Ведь чисто интуитивно я действовал путем полного перебора, то есть, посмотрел каждый ход в позиции».
Эта привычка «докапываться до истины», найти все возможные решения, в дальнейшем сослужит ему хорошую службу – как в жизни, так и за доской. Всерьез он взялся за шахматы в 12, когда пришел в местный Дворец пионеров, – и оказался у отличного тренера Леонида Гратвола. Кроме Свешникова тот воспитал целый ряд других гроссмейстеров – того же Геннадия Тимощенко, будущего секунданта Каспарова. С первых же дней их знакомства тренеру импонировал упорный, въедливый характер ученика, ведь тот ничто не понимал на веру, до всего хотел докопаться сам. Плюс то, что по жизни он был – боец!
Наверное, из всего этого удивительного сплава качеств… и родился «Вариант».
«Как-то раз я прочитал книгу Пахмана, где тот критиковал вариант с 5…е5, считая, что черные получают плохую позицию, – вспоминал Свешников. – Я всегда искал ошибки в шахматных книжках, никогда не учился у гроссмейстеров. Я… пытался опровергнуть их! Обнаружив ошибки в вариантах у Пахмана, я внимательно изучил позицию, которую он считал плохой, – и стал ждать, когда же меня «поймают» на этот вариант?»
Ждать пришлось долго – до 1966 года. Тогда он, в числе других талантливых уральских ребят, среди которых был Толя Карпов (он на год младше Свешникова), попал на «Школу Бондаревского». Сразу после сессии Игорь Захарович поехал на командный чемпионат СССР среди школьников, где стал свидетелем партии Лебедев – Свешников. В ней юный челябинец, применив свой «секретный» анализ, красиво победил соперника ходов в 20. «Фатер», который только что довел Спасского до матча на первенство мира, был просто потрясен такой дебютной оснащенностью 16-летнего паренька, опубликовал партию в «Шахматном бюллетене», – где и нарек весь вариант «Челябинским».
«Не называть же его было именем никому неизвестного кандидата в мастера, – шутил много лет спустя автор. – Так не обидно, осталось название родного города».
Впрочем, венгры, которые в апреле 1967-го в матче молодежки Венгрия – СССР увидели все то же самое в партии Адорьян – Свешников и сами заинтересовались 5...e5, в плане авторства ничего выдумывать не стали и назвали весь вариант по имени первопроходца! Так 17-летний Свешников, который еще даже не успел стать мастером, вписал свое имя в теорию шахмат. Обычно слава догоняет человека, тут же все получилось с точностью до наоборот: никто толком не знал, кто такой Свешников, а вариант его имени был.
«Важно ли мне, как называется вариант? Моим именем или «челябинским», вариантом Ласкера или Лилиенталя, это не так уж важно, – искренне говорит Евгений. – Мне очень хотелось доказать свою правоту! Вот это было важно… Я начал играть так где-то в 1963 или 1964 году, и у меня сохранились партии, которые были сыграны вариантом задолго до того, как он стал популярен. Мне все говорили: «Да ну, брось его, не занимайся ты этими глупостями, найди себе вариант попроще». А я был настойчив… И вот – получилось. Когда в 1976 году вариант применил сам Ефим Петрович Геллер в партии против Балашова, это было для меня лучшей наградой за мое упорство. Ведь за два года до этого он во время сборов, когда я показывал вариант другим членам сборной РСФСР, ставил под сомнение любой мой ход, любую оценку… Ну а после той партии так заиграл весь мир!»
Но… мы забежали на несколько лет вперед, хотя Свешников-теоретик всегда опережал Свешникова-практика. Он дебютировал в чемпионате СССР в 17 лет, когда в 1967-м его проводили по швейцарской системе. Он набрал 7 из 13. Это – на три очка меньше, чем у победителей Таля и Полугаевского, но результат его воодушевил, заставил продолжать работать над игрой. Правда, теперь ему приходилось выкраивать для этого время. Ведь Евгений пошел в институт, всерьез учился, а затем проходил практику и начал работать инженером-исследователем – на кафедре двигателей внутреннего сгорания в родном Челябинске. К 22 годам он был настолько загружен, что почти забросил шахматы. Лишь изредка вырывался на командные соревнования. Но… все изменил случай.
Из журнала «64» он узнал, что в Сочи вот-вот должен начаться турнир молодых мастеров 1973 года. Он попросился в него, не особенно рассчитывая на ответ, и буквально чудом, в самый последний момент попал в состав участников. Это его настолько воодушевило, что он победил с отрывом в 1,5 очка. Ну а следом – выиграл и первую лигу чемпионата Союза, обеспечив себе путевку в самый звездный и сильный чемпионат СССР-1973!
Свешников занял в нем предпоследнее место, обогнав только 20-летнего чемпиона мира среди юношей Белявского, с которым жил в одном номере. Во многом это произошло из-за болезни, которая подкосила его на финише. Несмотря на результат, игра его вызвала в прессе высокие оценки, а отдельные дебютные откровения стали предметом обсуждения. В конце концов, молодой мастер сделал ничьи с Кересом, Смысловым, Талем, Карповым, Полугаевским. Вскоре он станет уже завсегдатаем в высшей лиге чемпионата СССР, как правило, занимая места где-то в середине таблицы и набирая в районе «полтинника» или чуть поменьше. Лучшим же его результатом в главном турнире страны станет дележ 5-8-го мест, которого он достигнет еще в докаспаровскую эру, в 1978 году.
Свешников никогда особо не обольщался на свой счет. Челябинец отлично понимал, что вокруг него в СССР есть масса шахматистов, куда более талантливых, чем он – да взять, хоть Карпова, о достижениях которого он и не мечтал. Брал системностью, подготовкой, способностью концентрироваться во время игры. Не случайно, все самые главные свои прозрения к Евгению, по его словам, приходили не в домашнем анализе, хотя и в нем он весьма был силен, но непосредственно за шахматной доской, под тиканье часов.
В середине 1970-х он будет феерить в молодежных турнирах внутри Союза или в составе молодежной сборной СССР. Победит на турнирах в Пловдиве (1973), Дечине (1974), Сочи (1976), Гавре и Марина-Ромео (1977), Нови-Саде и Сьефуэгосе (1979) и т.д.
К сожалению, все попытки Свешникова пробиться в цикл первенства мира заканчивались неудачей – в обоих зональных турнирах во Львове (1978) и Ереване (1982) он был далек от первых мест. Зато в 1980-м впервые попробовал себя в качестве секунданта – у Льва Полугаевского на его матче с Корчным в Буэнос-Айресе. Они были близки, чтобы выйти в финал претендентского цикла, но в заключительной партии Виктор оказался сильнее – за счет того, что в отличие от них прочитал местную газету с анализом Ларсена.
Во второй половине 1980-х невесть откуда пришла беда. У Свешникова, всегда крепкого, подтянутого, буквально пышущего здоровьем обнаружили рак третьей степени. Он даже отправился в фотостудию, чтобы «оставить снимок на память своим детям», и… принялся бороться за жизнь! Как и большинство других сражений, это он тоже выиграл.
После того как болезнь ушла и он стал, по его словам, «другим человеком», неожиданно обнаружил в себе страсть к преподаванию, к работе с талантливыми детьми. Несмотря на то, что он продолжал играть, на пару с другим челябинцем, Александром Панченко, они создали и руководили Всероссийской шахматной школой. Им было далеко по размаху до элитных «Школы Ботвинника-Каспарова» или «Школы Дворецкого-Юсупова», но через «Школу Панченко» прошли десятки будущих гроссмейстеров и мастеров, а их город стал одним из главных шахматных центров в стране. Удивительно, но многие из их учеников в дальнейшем сами стали известными тренерами, одними из лучших в мире.
Только в 1990-е годы после того как развалился Союз, а Свешников более-менее обустроился в жизни, он снова, неожиданно для себя, вдруг почувствовал вкус к живой игре и вернулся к практике. Был вынужден вернуться. А, впрочем, как он неоднократно признавался в ту пору: «Еще до конца не исчерпал своих честолюбивых мыслей». Так, в 40 с хвостиком у гроссмейстера случился настоящий шахматный ренессанс!
Он сильно играл в чемпионатах России, которые в ту пору проводились в Элисте. В 1996 году в его партии с Халифманом на финише турнира фактически определилась судьба «золото». Увы, не в пользу Евгения – в яркой борьбе Александр победил и стал первым. Была еще масса опенов, в которых Свешников откровенно диктовал молодым свою волю, собрав приличную коллекцию высоких мест и сыграв массу классных партий.
А насытившись игрой, закономерно снова вернулся к работе с детьми. Открыл «школу Свешникова», частыми гостями которой стали Борис Спасский и Анатолий Карпов.
Тогда же разработал и четкий «алгоритм поиска лучшего хода в дебюте», на основании которого можно ход за ходом определить три-четыре лучших хода в каждой позиции. И, соответственно, разделить все дебютные построения на годные и нет. «Благодаря этому можно составить идеальный дебютный репертуар, который не смогут опровергнуть ни чемпионы мира, ни даже компьютер, – с гордостью заявлял гроссмейстер. – Это и есть решение шахматной математической задачи». Ни больше, но никак и не меньше.
Авторитетов для Евгения Эллиновича по части дебютной теории, не существовало. Он, к примеру, активно высказывался о «неважной дебютной подготовке Каспарова», – по его словам он был готов «с вариантами в руках» подтвердить свою полную правоту.
Много желающих спорить с ним, впрочем, не находилось. И Свешников дискутировал в основном на страницах журналов, книг, где беспощадно ставил вопросительные знаки к естественным для всех, но строго ошибочным, по его мнению, ходам в партиях чемпионов мира и других сильных шахматного мира. «Ошибка!» – грозно писал Евгений Эллинович к привычному каспаровскому 2...d6 в сицилианской защите после 1.e4 c5 2.Nf3, ставя под сомнение классический вариант Найдорфа. И тут же указывал, что тут «верно – 2...Nc6, с уравнением». Если в ответ на 2...Nc6 белые вдруг делали ход 3.d4, допуская его вариант – ставил знак вопроса и к этому ходу, указывая на «правильное» 3.Bb5! и т.д.
Нет, Свешников ни в коем случае не был «догматиком», – в том отрицательном смысле, который вкладывали в это слово шахматисты… Он последовательно вел свою линию, – и как Нимцович в своих книгах подкреплял ее практическими доказательствами. А потом, когда всё и вся стали мерить исключительно компьютерными оценками, то ими.
Кстати, появлению и стремительному усилению компьютеров он, в отличие от своих коллег, которые видели в искусственном интеллекте зло, отнимающее у них право давать оценку позиции, был рад. Наконец, у него появился достойный инструмент для оттачивание своих концепций и для ответа на сакраментальные вопросы шахмат, которые занимали его даже больше, чем любимая система или принципы разыгрывания дебюта в целом.
Например, «какова оценка начальной позиции?» или «точная ли математическая задача “шахматы” или нет?» Об этом спорил даже с Ботвинником, который считал, что у белых – лишь минимальный перевес, который с первыми ходами может уменьшаться. Свешников считал иначе, по его мнению черные стоят на грани, и любое явное нарушение принципа игры в дебюте не только может, но и должно приводить их к немедленной катастрофе. Он считал, что и белые не могут разбрасываться темпами и делать, что хотят.
Всерьез, а не на публику, интересовал его другой вопрос: «Какой из двух первых ходов – 1.e4 или 1.d4 сильнейший?» Тех, кто явно отдавал предпочтение последнему, Свешников вообще не считал за серьезных шахматистов. А уходить в сторону от прямого дебютного конфликта каким-нибудь «боковым» 1.Nf3 – по его мнению, вообще малодушие, отказ от амбиций. Ходы типа 1.b3 считал прямой ошибкой. Так в шахматы играть нельзя!
Компьютер «голосовал» за 1.е4, – и тем тешил самолюбие гроссмейстера. Да и во всех главных линиях «варианта» с точки зрения машины у черных все было в порядке.
Но если само появление «электронного гроссмейстера» Свешников приветствовал, то путь, которым их создатели пробивали дорогу в мир – категорически нет. «Так они же воруют у меня, да у всех у нас, – возмущался он. – Отнимите у компьютера нашу базу дебютных знаний, – и от него ничего не останется… Я разделаю его под орех!»
И начал шумную кампанию по борьбе за авторские права на тексты шахматных партий. «Авторские права есть буквально везде: в литературе, в кино, в музыке… – перечислял он. – Чем же шахматисты хуже? Мы точно так же творим, тратим на это десятки и сотни часов, а они получают все это бесплатно!» Ему тут же возражали: но вы ведь получаете деньги за игру… «Нет, – резонно возражал им Евгений Эллинович, – мы получаем деньги только за спортивный результат, а не за идеи!» Он не видел большой проблемы, когда его работой так или иначе пользовались другие шахматисты, – все они кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени продвигали шахматы и теорию вперед. Ну, а эти-то – что?
Кстати, когда Спасский как-то сказал ему, что теорию шахмат двигали чемпионы мира, Свешников тут же уточнил: «Нет, теорию двигали шахматные теоретики – Нимцович, до него Паульсен, и так далее. А чемпионы мира – это законодатели шахматной моды. Они брали вариант – и после этого он становился популярным…» Его страшно огорчало, что среди мировой элиты практически нет исследователей. «Последние, кто еще создавал что-то в шахматах, – это, пожалуй, Иванчук, Крамник и Широв. А следующее поколение уже ничего нового не создает, просто повторяют все, что было до них сделано…»
Пытаясь как-то оградить себя от покушения на свою интеллектуальную собственность, Свешников демонстративно перестал сдавать бланки своих партий и строго запрещал публиковать комментарии к ним без его согласия. Когда же стали появляться онлайн-трансляции, – требовал, чтобы в них не было его партий. И активно агитировал других гроссмейстеров следовать его примеру: «Заставим их, наконец, платить нам!»
Это движение, возможно, и могло бы обрести сторонников, но он говорил в основном о нарушении своих прав, – и требовал компенсации, как от ФИДЕ, так и от организаторов турниров, компаний, продававших базы данных вроде ChessBase. Да от всех подряд! И каждое его интервью или статья неизбежно скатывались на те же рельсы, и вскоре уже стали вызывать не желание присоединиться, а только скептические улыбки. Да и кто бы вдруг начал платить игрокам за их партии? Ответа на вопрос у него не было.
Понятно, в Свешникове говорила горечь и обида изобретателя, положившего жизнь на создание того, в чем другие не видят стоимости, что достается им просто так. Больше того, гроссмейстер видел в этом способ выхода шахмат из экономического тупика. Но закон рынка «спрос рождает предложение» никто не отменял, а популярность шахмат, увы, оставляла желать лучшего. Как известно, на телевиденье ценятся только прямые трансляции, а «хайлайты» идут не более чем как бесплатное приложение к ним.
Так, по мере снижения результатов Евгений Эллиновича, тише становился и его голос. В конце концов, даже такой неуемный спорщик как Свешников устал воевать с ветряными мельницами. «Вопросы никуда не делись, с годами их становится даже больше, но что я могу поделать, если ни ФИДЕ, ни другие люди, имеющие влияние на шахматный мир, не хотят на них отвечать, – разводил руками гроссмейстер. – Остается жить дальше».
Вопросы, которые поднимал Свешников, никуда не делись и с его уходом. Но, увы, в шахматном мире больше не осталось людей, готовых положить на них свою жизнь. Однако его дело и его самого не забудут! Пока живы шахматы, пока жив его вариант.
Светлая память.
Шахматы - боль!!