«Когда кольцо не раскрылось, чуть сознание не потерял». Церемония открытия Сочи-2014 – глазами режиссера
В эти дни исполняется 10 лет Олимпиаде в Сочи – кажется, это было в другой жизни. Грандиозный турнир в России, восторги от иностранных спортсменов, никаких допинг-скандалов. А еще победа в общем зачете, невероятные сюжеты и атмосфера всеобщего праздника.
В ближайшие недели на Sports.ru – сериал о Сочи-2014: интервью, ностальгия и не только.
Этот текст – в годовщину открытия Игр – о церемонии, которая очаровала всех.
***
Андрей Болтенко – режиссер-постановщик церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи. Самого масштабного мирового шоу в России за последние 10 лет – а может, и в истории.
Вы наверняка помните нераскрывшееся олимпийское кольцо – оно стало еще одним брендом Игр. Но на самом деле, все было гораздо сложнее и интереснее.
«Два с половиной года я жил в олимпийском монастыре»
– Церемония открытия шла три часа. Сколько длилась подготовка?
– Я специально подсчитал: два с половиной года я прожил в олимпийском монастыре. Ушел из всей остальной своей жизни, не мог параллельно заниматься чем-то еще, при этом не имел права даже рассказать кому-то, что у меня происходит. Даже моя семья ничего толком не знала.
Безусловно, морально это тяжело. Ты постоянно на нервах: вот ты положил на этот алтарь вообще все, при этом вполне возможно, что идешь к самому критическому провалу своей жизни. Потому что ты делаешь самое большое международное шоу на планете, но случиться там может что угодно. А вдруг тебя не поймет западная аудитория, или проклянут за какой-то нюанс соотечественники? Ставки были очень высоки.
– Почему вы на это согласились?
– Я шел к этому поступательно. В 2009-м я делал «Евровидение» в Москве, и мне после него казалось, что держу Бога за бороду. Все понимаю, все знаю об этой индустрии. Потом делал презентацию России на закрытии Игр-2010 в Ванкувере. Там был маленький эпизод, но тогда я понял, что все, что знал до этого – это ничтожная толика.
Когда начиналась подготовка к Сочи, я работал режиссером на Первом канале. Поэтому переход получился вполне органичным: я абсолютно разделяю подход и философию Константина Эрнста, и когда позвали его – он пригласил меня.
Мы все понимали: вероятность следующей Олимпиады в России в обозримом будущем после Сочи совсем не высока. А значит, это большой шанс в жизни каждого из нас сделать что-то запоминающееся. По разным оценкам, открытие Олимпиады смотрят больше миллиарда человек во всем мире. Когда еще у нас будет возможность высказаться на такую аудиторию?
Для меня принципиальной была фигура художника-постановщика. Такие гигантские шоу определяет визуальный язык, на котором мы их рассказываем. Есть много выдающихся сценографов, но делать российскую церемонию имело смысл только с человеком, который знает и понимает Россию. В этом смысле нам очень повезло, что такой человек нашелся. Это Георгий Цыпин, или Джордж, как он себя называет.
– Расскажите про него?
– Выходец из Советского Союза, в 1970-х он эмигрировал в США, где стал выдающимся сценографом в мире оперы. А еще делал экстравагантные работы и в других жанрах: например, мюзикл Spiderman или церемонию MTV в «Метрополитен Опера».
У меня до сих пор дома хранится старый журнал, который, кажется, незатейливо назывался «Проект Россия». Там печатались разнообразные работы выдающихся русских художников, которые состоялись в мире искусства, архитектуры и так далее. И вот я в детстве зачитывался этим журналом и мечтал, что когда-нибудь мы с Цыпиным – нет, не поработаем вместе! – но хотя бы познакомимся.
Когда началось обсуждение, предлагали и другие громкие имена. Но я понимал, что Георгий – тот самый человек, с которым идеально было бы делать такой проект. Я много лет стремился с ним поработать, но никогда не мог себе этого позволить. Цыпин – очень дорогой, труднодоступный.
– Его пришлось уговаривать – или он сразу загорелся идеей?
– Георгий – человек осторожный, привык к хорошо подготовленной работе в театре. А здесь – открытый стадион, какое-то безумие. Помню, мы впервые встретились в офисе Первого канала, а потом пошли в ресторан. И там стали обсуждать, что и как можно было бы сделать на церемонии.
Георгий рисовал прямо на салфетке, и вот тогда впервые над стадионом появилась крыша. Цыпин хотел фактически сделать из стадиона огромный театральный зал, с возможностью перемещения декораций с одной стороны на другую. Но тут нужна была крыша. А это означало фундаментальное изменение всего проекта стадиона, так как крышу на тот момент никто не планировал.
Цыпин сказал, что если крышу построят, он согласится. В душе, наверное, был уверен, что этого не произойдет.
– А вы верили в крышу?
– До сих пор не понимаю, как Эрнсту удалось убедить всех, что крыша необходима. Но нам ее обещали, и дальнейшая работа пошла уже с учетом того, как будто бы она есть.
Дальше нужно было собирать команду. На самом деле, профессионалов, которые способны делать шоу такого масштаба, в мире очень мало. Все они разбросаны в разных частях планеты, поэтому пришлось полетать. Для меня было важно, чтобы человек был творческим и имел свежий взгляд.
Например, мне очень нравится, как Москву снимают иностранные фотографы. Знаете, как говорят: лицом к лицу лица не увидать, или еще – большое видится на расстоянии. Мы живем в этой реальности и зачастую не замечаем чего-то интересного прямо перед носом.
Со многими из этих людей я тоже мечтал когда-то поработать, но не мог себе позволить. В результате, у нас получилась уникальная история, когда даже хореографы отдельных фрагментов были очень значимыми в индустрии людьми. Например, сюжет со Средневековьем делала Шейна Кэролл – она работала впоследствии с Цирком дю Солей. Моузес Пендлтон (театр Момикс) делал номер с Дианой Вишневой, знаменитый хореограф Раду Поклитару делал сцену бала... Ну и так далее, случайных людей не было.
– В чем тут уникальность? Разве это не логично, что одно из главных шоу в мире делают известные в своей сфере люди?
– Не хочу принижать коллег, но знаете, в нашем Институте культуры до сих пор есть такой факультет «Организация эстрадно-массовых зрелищ». Это когда большое количество людей перемещаются по сцене по определенной логике, зачастую очень несложной. Тут довольно ремесленный подход, когда нужно просто чтобы все технически сработало.
В нашем случае каждый человек, который участвовал даже в отдельном сегменте, был сам по себе очень ярким, творческим. При этом никто раньше не делал Олимпиаду, и потом, кажется, тоже. Они вернулись в свои шоу, театры и там продолжают существовать. А наш проект стал для них уникальной творческой лабораторией.
– Объясните: вот были вы, Цыпин, Эрнст. Как между вами распределялись обязанности?
– Как в любом творческом проекте, у нас не было четкого круга должностных обязанностей. Георгий предложил визуальную концепцию, потом мы с ним вместе придумывали, как это реализовать. А Эрнст был своеобразным главным редактором: указывал, если что-то недостаточно проработано, туда ли мы идем. Поэтому он в титрах указан как главный креативный директор не только церемонии открытия, но и всех остальных олимпийских церемоний.
Тут ведь нужно понимать, что сценарий церемонии – это совершенно не очевидная вещь. Да, есть эскизы, какие-то картинки, но там же нет как такового текста и четкой линии. В этом смысле гений Эрнста состоял в том, что он сумел пробить на всех уровнях принятия решений такой довольно сомнительный с точки зрения традиционных взглядов креатив.
У нас ведь не было ни закадрового текста, ни актеров – никаких банальностей, которые обычно присутствуют на Олимпиадах. Мы все пытались донести языком арт-инсталляции. Что нужно делать именно так, с этой командой и этим способом – убеждал именно Эрнст.
А ведь церемонию открытия одновременно контролируют ОКР и МОК. И у каждой из этих структур, как и внутри продюсерской группы, есть миллион вопросов. Дипломатия здесь занимает едва ли не больше времени, чем творчество.
Почему церемония была про сон? Что общего у советского художника и автора «Бэтмена»?
– В чем заключалась главная идея церемонии открытия? Что вы пытались донести до зрителей?
– Концептуально мы с подачи Георгия довольно быстро пришли к тому, что надо делать историю России. Это логично, на самом деле, почти все церемонии в мире устроены таким образом. За исключением, может быть, последней, в Пекине, но там для них уже была вторая Олимпиада, и всю историю они рассказали на первой. Поэтому в последней решили рассказывать о своем настоящем и будущем.
У нас же главный вопрос был не в содержании, а в форме. Ее нужно было найти. Я в голове держал образ мальчика из далекой Эфиопии, который смотрит нашу церемонию по черно-белому телевизору без звука. И вот он должен понять, что такое Россия.
Понятно, что это большое упрощение. Я сознательно как бы задержал планку зрительского восприятия. Но мне было важно, с одной стороны, быть понятыми зрителями, а с другой, не свалиться в оголтелый пафос. Потому что в российской истории разбираются все, тут шаг вправо – шаг влево, и сразу найдутся жесткие критики. Поэтому, собственно, мы и придумали, что все, что мы видим – это сон, который снится девочке.
Фабула сна предполагает условность и образность. А почему девочка? Россия – женского рода, о ней даже говорят «женская душа».
– В церемонии при этом много пересечений и с мировыми символами, не только российскими.
– Мы хотели сделать так, чтобы влияние мировой культуры на российскую стало очевидным.
Поэтому, например, по мотивам нашего замечательного авангардиста Якова Чернихова сделана реконструкция про Советский Союз. А одновременно это выглядит как рисунки Фрэнка Миллера, знаменитого автора комиксов про Бэтмена. И очевидно, что Миллер вдохновлялся Черниховым.
Или вот матрешка: казалось бы, чисто русский символ, а на самом деле, она привезена к нам из Японии. А дымковская игрушка в свою очередь похожа на произведения японской художницы Кусамы. Или наоборот.
Мы специально делали акцент на таких культурных пересечениях, чтобы подчеркнуть: непонятно, где в каждом из нас начинается и заканчивается Россия.
Вот Чайковский – это автор, который поражает весь мир, он и есть часть мира. Об этом и была церемония: Россия – часть мировой культуры, пусть даже не все это осознают. Не знаю, насколько это получилось наглядно показать, но мысль была такая.
Почему кольцо не раскрылось? Кто в этом виноват?
– Вы просили, чтобы стадион вместе с крышей был готов для репетиций за 9 месяцев до открытия. Зачем так много времени?
– Тут нужно понимать, что в целом концепция церемонии была готова уже года за два до старта Игр. И это не много, а скорее мало. У нас было сложнейшее оборудование. Все это программировалось через компьютер, но обязательно нужно было опробовать это не только виртуально, но и в реальном мире.
Мы просили стадион сначала за 9 месяцев, потом хотя бы за полгода. В итоге, пока все установили, полноценно репетировали мы месяц. И на самом деле, из-за этого колоссальное количество элементов пришлось выкинуть.
В одном из эпизодов у нас были люстры размером с пятиэтажное здание, среди которых должен был летать оркестр. В эпизоде с Петром I был очень большой корабль, на котором появлялся император, а потом еще несколько кораблей с матросами.
Ничего этого зрители не увидели. Потому что каждый день приходили грустные техники: «Придется убрать вот это и это, не успеваем». И мы сами у себя без наркоза отрезали какие-то жизненно важные части шоу. Сценарий, который был изначально, очень сильно отличается от того, что мы показали.
У нас, к сожалению, часто думают, что за деньги можно купить все. Не только с Сочи, практически во всех моих проектах решения принимались в последние секунды. Но когда ты вовремя не решаешь, потом все стоит существенно дороже. И главное, наступает момент, когда за все деньги мира ты не можешь купить самого главного, чего не хватает – время.
– История с нераскрывшимся кольцом – прямое следствие этой спешки?
– Создание шоу похоже на строительство космического корабля. Это не телевизионный формат, где можно переснять, переиграть. Тут миллион деталей и винтиков, и каждая церемония предполагает набор технических фокусов, каких никто до этого не делал. Велик ли тут риск ошибки? Очень велик!
Кстати, проблемы были не только у нас. В Ванкувере не поднялся один из факелов. В Афинах, насколько я знаю, финальный фрагмент, когда скульптура разлетается на части, получился только один раз на шоу, он даже на финальной репетиции не сработал. В Токио случилась аховая ситуация, когда за месяц до открытия поменялись креативный директор и команда постановщиков. И честно, мне это было видно.
Но это я узнал уже потом. И все это никак не умаляет грустных эмоций по поводу кольца.
– Ваши мысли, когда оно не раскрылось?
– Я от страха чуть сознание не потерял. Выстоял только потому, что сзади был стол с другим монитором, я за него как-то зацепился взглядом и пришел в себя. Мне казалось, что это начало конца.
Дело в том, что во время репетиций у нас были значительно большие проблемы, чем кольцо. Возникали гигантские паузы, кое-что не летало... И когда кольцо не раскрылось, а это было в самом начале, я подумал: то ли еще будет.
Ну, невозможно за месяц отрепетировать то, что мы должны были делать полгода. Это чудо, что в остальном все прошло без накладок. Видимо, Всевышний увидел нас и подумал: «Нелепые люди, странные, но вроде делают что-то хорошее. Помогу им».
Чудо, что мы сейчас обсуждаем кольцо как единственное наше фиаско.
– Церемонию закрытия ставили не вы. Почему так?
– Да, наша команда ставила только одну церемонию из четырех (закрытие плюс открытие и закрытие Паралимпиады – Sports.ru).
Дело в том, что открытие – это настолько трудоемкий проект, что работать параллельно над чем-то еще физически невозможно. Объективно, церемония открытия – это самое значимое.
Я имел отношение к закрытию только в части поиска режиссеров. За время работы над международными проектами на Первом канале накопилось много знакомств. Так режиссером церемонии закрытия стал швейцарец Даниэле Финци Паско – мой хороший друг.
– Это его идея была обыграть эпизод с нераскрывшимся кольцом на закрытии Игр?
– Думаю, да. Их с Эрнстом. Даниэле – театральный режиссер, очень живой, теплый, трогательный. Он, кстати, бывший клоун. Если честно, мы здесь не были первопроходцами: в Ванкувере, когда у них на открытии не поднялся один из факелов, тоже обыграли это на закрытии.
На самом деле, приколы по поводу кольца начались почти сразу. Я даже сделал команде майки с этой картинкой. Круто не только, что мы смогли над этим посмеяться, а то, что нам это разрешили. Потому что такие грандиозные шоу делаются ради государственных амбиций, несут важные высказывания, и за всем этим зачастую забывают про юмор. Получается такой холодный барельеф.
А уж тем более самоирония – для России редкий товар.
«Сочи остался в прошлой жизни. Упиваться этим опытом сейчас неправильно»
– Какая церемония открытия Олимпийских игр, по вашему мнению, самая крутая?
– Мне очень понравилась церемония в Пекине-2008 Чжана Имоу. Это очень масштабное, изобретательно сделанное шоу. Я также большой поклонник фильмов этого замечательного режиссера.
Но самое яркое впечатление на меня произвела церемония открытия в Афинах-2004 Димитриса Папаиоанну. Это было чертовски талантливо. Тонко, неожиданно, с невероятным вкусом сделанная церемония. Казалось бы, про то, что мы все прекрасно знаем – Древнюю Грецию и мифы... Помню, смотрел телевизор и думал, что моей самой большой профессиональной мечтой было бы в будущем иметь отношение к чему-то подобному. И мне в результате повезло.
Если брать зимние – наверное, Сочи. Не потому что я такой нескромный – это труд большой команды, а потому что больше ни одна страна не хочет тратить на это таких колоссальных денег и нет таких больших художественных амбиций. Мы застали по-настоящему «золотое» время.
Сейчас эпоха подобных дорогостоящих шоу уходит. Многие страны отказываются делать Олимпиады, потому что это очень большая финансовая нагрузка. Сейчас обсуждаются варианты, что Игры будут проходить в тех городах, где уже готовы спортивные сооружения, инфраструктура и так далее. Потому что объективно очень мало стран в мире готовы пойти на такой фокус, как в Сочи, где с нуля построили город.
Что касается шоу, если верить данным компании NBC, рейтинги Олимпийских игр поступательно падают. А на фоне пандемии ситуация еще обострилась: люди как будто ушли в себя, в прямом и переносном смысле.
Сейчас сложно представить платформу, которая объединила бы миллиард человек по всему миру. Даже эмоционально Игры уже не воспринимаются как грандиозное событие. Вспомните последнюю Олимпиаду в Пекине: ее результаты как будто бы уже не вызывали такого интереса, как раньше.
Поэтому я очень рад, что мы застали такой интересный момент в истории.
– Как сейчас дела у Георгия Цыпина?
– Он по-прежнему живет в США, осенью прошлого года у него стартовало большое шоу в Лас-Вегасе – называется Spring Awakenings. Мы должны были вместе делать шоу с Цирком дю Солей в Москве, но не получилось, к сожалению. И придумали концепцию развлекательного парка на ВДНХ – может, что-то из этого будет построено.
У Георгия есть такая особенность: как только заканчивает проект, перелистывает страницу и идет дальше. Мне это нравится: а какой смысл сейчас рефлексировать? Да, мы сделали самое большое шоу на планете, и, наверное, сделали неплохо.
Но независимо от этого, никто из нас не планирует больше делать олимпийских церемоний, мне кажется.
– Почему нет?
– По ходу подготовки к Сочи мой маленький сын в какой-то момент перестал узнавать, кто этот бородатый человек, который пытается взять его на руки. Это работа, которая действительно отнимает все твои силы и время. Очень специфический труд, который я не хочу превращать в бизнес. Это было именно про творчество, такое нельзя ставить на поток.
На самом деле, если бы вы не напомнили, мне бы даже в голову не пришло, что уже 10 лет прошло. С тех пор случилось столько исторических событий, и не самых радостных, что есть ощущение, словно Сочи остался в глубоко прошлой жизни.
Классно, что это было, уникальный опыт. Но упиваться им сейчас? Мне кажется, это неправильно.
Как Сочи получил Олимпиаду-2014, когда в это никто не верил? Детальный рассказ изнутри
Фото: Gettyimages/Jung Yeon-Je – Pool, Clive Mason / Staff, Ian Walton / Staff, Pascal Le Segretain / Staff, Scott Halleran / Staff, Quinn Rooney / Staff, Ryan Pierse / Staff ; РИА Новости/Михаил Мокрушин, Алексей Дружинин, Михаил Воскресенский, Владимир Песня; youtube.com/channel;
Это было прекрасно
Провидец.
Мегауспешное решение, как мне кажется.