30 мин.

Как Сочи получил Олимпиаду-2014, когда в это никто не верил? Детальный рассказ изнутри

38

В эти дни исполняется 10 лет Олимпиаде в Сочи – кажется, это было в другой жизни. Грандиозный турнир в России, восторги от иностранных спортсменов, никаких допинг-скандалов. А еще победа России в общем зачете, невероятные сюжеты и атмосфера всеобщего праздника.

В ближайшие недели на Sports.ru – сериал о Сочи-2014: интервью, ностальгия и не только. А начинаем с того, как вообще пришла идея провести зимние Игры у моря?

Елена Аникина – один из лидеров заявочной кампании Сочи за право проведения Олимпийских игр в 2014 году. Это она вместе с Дмитрием Чернышенко путешествовала по миру и убеждала членов МОК, что зимняя Олимпиада на летнем курорте – это реально.

Аникина выступала с докладом на решающей сессии МОК в Гватемале в 2007 году, ее слезы  после победы – одна из ярких картинок сочинского триумфа.

Самаранч был уверен, что победит Зальцбург. А австрийская заявка выбыла в первом туре

– Как вы впервые услышали об идее провести в Сочи зимние Олимпийские игры?

– В то время я работала административным директором в компании «Интеррос» у Владимира Потанина. У него давно была мечта построить в нашей стране большой горнолыжный курорт. Сколько можно: все ездят кататься за границу, а своего ничего нет?

И вот мы обратили внимание на горы Красной Поляны. Наняли самую крупную канадскую компанию «Экосайн», которая занимается проектированием горнолыжных курортов, попросили изучить наши горы и дать заключение.

Целый год канадцы работали. Как ложится снег, откуда светит солнце, где подземные воды, что там происходит в разные сезоны... Они разделили Красную Поляну на несколько частей и детально изучили каждую. Вердикт: строить горнолыжный курорт и проводить соревнования в этом регионе можно! С этого все и началось.

– Что потом?

– Владимир Олегович вместе с Леонидом Тягачевым, тогда президентом ОКР, и министром спорта Вячеславом Фетисовым стали обсуждать эту идею. Детально не помню, как это получилось, но постепенно идея о строительстве курорта переросла в идею провести там зимние Олимпийские игры. Это была уже не первая попытка Сочи заявиться.

Когда я впервые об этом услышала, если честно, была в полном изумлении. Я искренне не понимала, как можно в Сочи, который у меня ассоциировался исключительно с солнцем и морем, проводить зимнюю Олимпиаду. Вы бы видели Красную Поляну в то время! Козьи тропы, деревни, малоблагоустроенная местность. Там не было дорог, даже газ и электричество не везде проведены. Добирались мы туда с огромным трудом по горному серпантину. И чтобы в таком месте проводить Олимпиаду?..

Мы вновь обратились к канадцам. Попросили их посмотреть на Сочи уже под новым углом и прикинуть, где могут быть трамплины, санно-бобслейная трасса, биатлон, различные стадионы и так далее.

Насколько я знаю, вот с этим примерным планом Потанин, Фетисов и Тягачев пошли к руководству страны, и решение о подаче заявки принималось уже на самом высоком уровне.

– Вы сразу согласились войти в Заявочный комитет?

– Заявочный комитет состоял из трех структур: ОКР, город Сочи и бизнес-блок. Я работала в Заявочном комитете председателем Правления и представляла бизнес-блок, который возглавлял Потанин. Мне кажется, нас в этой заявке спасло, что мы были совершенными непрофессионалами в этой области. Я на тот момент даже Олимпийские игры особо не смотрела, абсолютно неспортивный человек.

Если бы мне сейчас, с моим актуальным багажом знаний, кто-то бы предложил поработать в заявке города, претендующего на Олимпийские игры, в котором ничего не построено, я бы сказала: «Вы с ума сошли?» А в то время мне казалось: «Да почему нет, нужно попробовать!»

Мне кажется, что ни я, ни Дмитрий Николаевич Чернышенко (глава Заявочного комитета – Sports.ru) в то время до конца не понимали, в какой серьезный и сложный процесс мы вовлекаемся. 

– Конкурентами Сочи были Зальцбург и Пхенчхан. Что вы о них знали?

– Сейчас все забыли, но изначально был длинный список претендентов: Сочи (Россия), Зальцбург (Австрия), Хака (Испания), Алматы (Казахстан), Пхенчхан (Южная Корея), София (Болгария) и Боржоми (Грузия). Нашей мечтой в то время было попасть в короткий список, когда останутся три города. И когда мы в него вошли, были такие счастливые, словно уже победили.

Ну, а дальше это история о том, что аппетит приходит во время еды.

Подключились все министерства, руководство края. Начались расчеты: сколько это будет стоить, успеваем ли по срокам... Мы реально чувствовали, что за нами стоит вся страна.

В тот период Хуан Антонио Самаранч (в то время почетный президент МОК) согласился на дружескую встречу с Чернышенко, Виталием Георгиевичем Смирновым и мной. Как вы знаете, он всегда очень хорошо относился к нашей стране и поддерживал все наши инициативы.

– Как нам лучше бороться за победу, что посоветуете? – спросили мы у Самаранча.

А он серьезно ответил: «Я думаю, победит Зальцбург. Но вы не расстраивайтесь и работайте дальше. У вас мощная страна, отличная заявка, подготовитесь за 4 года получше – и вперед. У вас хорошие шансы получить Олимпиаду в 2018 году».

Мы немного приуныли. Все-таки мнение такого мастодонта многое значит. Ну и как бы логика говорила, что он прав... Но как оказалось, в нашем мире есть место для чудес.

Говорят, что Сочи купил право проведения Олимпиады. «Посмотрите на список членов МОК — кого мы там могли «коррумпировать»?»

– Как вообще устроена заявочная кампания? Вот вам нужно убедить членов МОК голосовать за Сочи – как это происходит?

– Сейчас все совсем по-другому. Мне кажется, МОК и Томас Бах по каким-то причинам уничтожили интригу выбора олимпийской столицы. Больше нет такой острой борьбы между городами, никто толком не понимает, когда назовут следующую столицу, почему выбран тот или другой кандидат...

А в наше время это был отдельный заявочный мир. Сначала заявляется много городов, потом остается шорт-лист, и за 7 лет до Игр проходит сессия МОК, которая выбирает столицу.

Как убедить членов МОК? Только через постоянное общение с ними. Мы ездили по всем крупным спортивным мероприятиям, практически каждые три месяца выступали с отчетами и рассказывали, как мы продвигаемся. Плюс различные конференции, международные встречи, где у нас были шансы пообщаться с членами МОК. Заявочные комитеты Зальцбурга и Пхенчхана работали точно так же.

– Если честно, такие встречи наводят на мысли о коррупции.

– А вы посмотрите внимательно на список членов МОК и подумайте: как и кого мы там могли коррумпировать? Шейхов арабских стран, князя Монако, глав крупных корпораций или звездных спортсменов? Или членов королевских семей, таких как принцесса Анна? С таким человеком было счастье просто встретиться.

У нас была команда иностранных консультантов. Это люди из США, Канады, Великобритании, Швейцарии, которых в свое время порекомендовали наши иностранные друзья, например, Рене Фазель (в то время член МОК и президент Международной федерации хоккея – Sports.ru).

Есть достаточно узкий круг консалтинговых компаний, которые многие годы помогают олимпийским заявкам добиваться успеха. Они проводили тренинги, учили нас элементарным вещам. Например, порой очень хочется в выступлении или в разговоре начать с критики оппонента. Мол, а вы знаете, в Зальцбурге вот это плохо, а в Пхенчхане то-то случилось... Но так категорически нельзя. Ты должен говорить о конкурентах только хорошее.

Большую помощь в нашей работе нам оказали российские члены МОК – Смирнов, Тарпищев и Попов. Они лучше знали этот мир и активно работали в Заявочном комитете. Концепция была такая: рассказывать о стране, пытаться влюбить в нашу заявку и вселить веру, что мы способны ее воплотить.

Я до сих пор дружу со многими членами МОК. С некоторыми мы общаемся семьями, встречались неоднократно и после Игр в Сочи. Все они знают, что если приедут в нашу страну, то у них тут есть настоящие друзья. Мы все делали искренне, и это, конечно, вызывало доверие.

Мы настолько сами прониклись энтузиазмом по поводу этой Олимпиады, что заражали им всех вокруг. Плюс все понимали огромный экономический потенциал России и то, что за этими Играми есть поддержка президента нашей страны. Это было важным аргументом в нашу пользу.

– У вас не было сомнений: вот, я сейчас всем наобещаю, а в реальности не успеем ничего построить и опозоримся?

– Определенные риски, конечно, были. Но я лично не занималась строительными и экономическими вопросами, мое дело было — работа с МОК.

Случались забавные моменты. Например, мы возили на вертолете в Красную Поляну некоторых членов МОК и президентов зимних международных федераций. На машине мы туда проехать не смогли. Я с этого вертолета размахивала руками и вещала: «Вот здесь у нас будут отели, здесь лыжные трассы, здесь санно-бобслейная зона… В общем, мы построим город-сад...»

Есть такой специалист – известный горнолыжник Бернард Русси, он из Швейцарии. Ни одни соревнования по горнолыжному спорту не проводят, пока он не даст профессиональное заключение, что трассы подходят. Он проходит пешком все трассы и изучает каждый сантиметр.

И вот Русси к нам приехал от горнолыжной федерации. Жил в горах неделю. Каждое утро вставал в 6 и уходил на трассы, а возвращался в 9 вечера. Мои люди, которые его сопровождали, были как трупы. А он худенький, подвижный, сосредоточенный. Мы прекрасно понимали, если что не так – уговорить его будет нереально. А горный кластер – самый сложный, потому что каток можно построить где угодно, а вот горы или есть, или их нет.

Когда Русси сказал окей, у нас камень с души упал. На самом деле, до сих пор, когда я приезжаю в Красную Поляну, не могу поверить, что это то самое место, куда я привозила людей в 2006 году. Даже обидно, что нынешние туристы не осознают, какая работа проделана и какое это чудо, что появились все эти трассы, улицы, дороги, туннели, отели...   

Путин приехал в Гватемалу и выступал за Сочи. Тут – подробности, каких еще нигде не было

– Вы привезли на сессию МОК в Гватемалу настоящий каток. Как это удалось?

– На огромном грузовом самолете «Руслан» привезли морозильные установки, которые создавали лед при плюсовой температуре – это была прекрасная идея Германа Грефа, который в то время был министром экономики.

Мы немного не учли, что в Гватемале в это время сезон дождей. Никогда не забуду этой картины: я выхожу с репетиции и слышу музыку Чайковского, «Спящая красавица». Дождь льет стеной, стоят совершенно ошалевшие гватемальцы, много детей, а на катке посередине площади наши фигуристы в длинных платьях той эпохи словно плывут по воде, потому что льда под водой не видно.

Для Гватемалы та сессия МОК тоже была уникальным событием.

– Считается, что одним из основных аргументов в пользу Сочи стал приезд в Гватемалу Владимира Путина.

– Всех деталей не знаю, но слышала, что многие люди отговаривали его от поездки. Не было никаких гарантий, что мы победим. А зачем в таком случае президенту ехать на другой край света?

Но Владимир Владимирович реально так любил Сочи (и любит до сих пор) и так хотел, чтобы мы получили эту Олимпиаду. И безусловно, понимал, что его присутствие поднимет заявку Сочи на другой уровень.

Тут еще очень важно было правильно организовать визит. У президента страны протокол, служба безопасности, определенные жесткие правила. Была проведена большая работа, чтобы объяснить: в МОК свои правила. МОК – это действительно олимпийская семья, там нет простых людей, все важные, при этом никто не ходит с охраной. И если мы встанем на путь «сюда нельзя, туда не ходить» – это сразу станет огромным минусом.

Уже после нас была история с президентом США Бараком Обамой, когда Чикаго претендовал на Игры-2016. Членов МОК долго держали в автобусе в аэропорту, потому что должен был приземлиться самолет президента США. И потом было много различных ограничений везде, где появлялся господин Обама. В итоге при голосовании Чикаго первым вылетел из списка претендентов.

Владимир Владимирович в Гватемале произвел фантастическое впечатление. Ходил без охраны, ну или, может, в сопровождении одного человека, который был почти незаметен. Появлялся вместе со всеми на открытых мероприятиях.

Был невероятно подготовлен: например, подходит член МОК, а он его не только знает по имени, но и может сказать «помню-помню ваше прекрасное выступление в таком-то году». Это был фурор. Сфотографироваться к президенту выстраивались огромные очереди. Если и оставались на тот момент сомневающиеся – они точно повернулись в сторону России.  

– В речи на сессии МОК Путин говорил по-английски и по-французски. Необычно.

– Да, мы же привыкли, что он говорит по-немецки. Насколько я знаю, весь текст он выучил наизусть! Речь наверняка составлял сам, но, насколько я знаю, не раз репетировал с Александром Жуковым, который тоже входил в Заявочный комитет.

Мы тогда даже не знали, сколько будет длиться выступление президента. А на выступление заявки отвели ровно 40 минут, по истечении этого времени выключали микрофон. Но видимо, все эти расклады были учтены, речь Владимира Владимировича была первой, и мы четко вписались в хронометраж.

– Вы же тоже говорили на той сессии. Как готовились к выступлению?

– Мы приехали в Гватемалу за пару недель. Во-первых, чтобы полностью акклиматизироваться, а во-вторых, все это время мы интенсивно готовились.

Нам даже помогал американец, который тренировал для публичных выступлений сенаторов и вроде бы даже кандидатов в президенты США. Всем требовалась индивидуальная подготовка: например, Виталий Георгиевич Смирнов прекрасно понимал, как и что нужно сказать. А вот я решила полностью пройти обучение. С английским языком после окончания иняза проблем у меня не было, но перед такой аудиторией выступала впервые.

Первую версию речи мне написал консультант. Я прочитала и сказала: «Она слишком конкретная и техническая. Я же женщина, к тому же выступаю сразу после президента страны. Давайте я добавлю романтики, скажу что-то про русскую душу, нашу страну...»

И написала другой текст: как я, будучи студенткой второго курса, работала волонтером на московской Олимпиаде. Как плакала, когда улетал Мишка, какая это была волшебная сказка для меня и как я прошу членов МОК нам ее вернуть. Речь была очень эмоциональная, трепетная, кто-то в зале даже пустил слезу. Но чтобы достичь этого результата, мы с консультантом очень много работали.

– В чем заключалась эта работа?

– На сессии перед каждым был прозрачный экран с бегущей строкой, теоретически можно было прочитать всю речь. Но я себе запретила даже туда смотреть, потому что как только концентрируешься на тексте, пропадает эмоциональность. Консультант очень интересно проводил тренинги. Он обозначил определенные точки, куда я должна была направлять взгляд, объяснял, как брать паузы...

На репетициях консультант сказал: «Будем работать так: после каждого шестого слова ты должна топнуть ногой, а после десятого – хлопнуть в ладоши». Это был кошмар.

Пару дней я топала, хлопала, жутко злилась и не понимала, зачем мы занимаемся этой ерундой. Но когда мне разрешили просто сказать речь, без спецэффектов, я поняла, что это, оказывается, так легко и приятно! И сразу появились нужные эмоции и интонации.

– Вы наверняка примерно понимали расклады, кто из членов МОК готов был вас поддержать. Эти ожидания оправдались?

– Конечно, мы считали каждый голос. В какой-то момент вообще думали, что победим в первом круге голосования. Но на 100% никто не был уверен.

Кто-то из членов МОК напрямую обещал нам поддержку. Некоторые – даже наши друзья – честно говорили: «Я к вам хорошо отношусь, но голосовать буду за Зальцбург». В таких случаях мы пытались договориться о втором круге голосования, чтобы если Зальцбург или Пхенчхан вылетят, человек проголосовал бы за Сочи. И как оказалось, это был решающий момент.

Относительно спокоен за исход голосования в нашей делегации был, пожалуй, только Смирнов. Уж он-то прошел столько Олимпиад, столько раз сам голосовал, столько лет был и остается одним из самых уважаемых членов МОК...

Виталий Георгиевич ко всему подходил гораздо спокойней и размеренней, чем мы, новички. А я смотрела на него с восхищением и вспоминала, как в 1980-м его фамилия, как организатора московских Игр, гремела на всю страну.

Могла ли я тогда мечтать, будучи простым переводчиком на Олимпиаде, что спустя многие годы буду работать с этим человеком в одной команде и он будет меня чему-то учить?

– И вот Жак Рогге поднимает табличку с надписью «Сочи». Что вы почувствовали?

– Это было незабываемо. Все стали кричать, прыгать, обниматься, а со мной случился эмоциональный срыв.

Я спряталась в углу зала и сквозь слезы увидела, что какой-то мужчина с камерой целенаправленно меня снимает. Ну, снимать плачущую женщину – так себе история, согласитесь. Но на тот момент не было сил возмущаться. Слишком много чувств, эмоций и переживаний.

И вот, спустя несколько лет, мне вдруг стали звонить: «Лена, мы тебя видели по телевизору в документальном фильме, который снимался к дню рождения Путина!» Оказалось, тот мужчина – оператор, который снимал фильм Никиты Михалкова. В нем показаны главные победы нашего президента, в том числе его участие в заявке Сочи.

Вообще, тогда в Гватемале я думала, что после победы буду всю ночь скакать и праздновать. Но в реальности пришла в номер, упала на кровать и уснула. У меня было только чувство счастья и опустошения. Обо всех вечеринках в эту ночь я узнавала только с чужих рассказов.  

Как Сочи готовился к Олимпиаде? Где был главный цейтнот?

– И вот победу отпраздновали, нужно готовиться к проведению Олимпийских игр. У вас были сомнения, стоит ли оставаться в этой теме – или лучше уйти на триумфальной ноте?

– Тут важно понимать: в оргкомитете «Сочи-2014» я никогда не работала. Я была руководителем международного департамента Олимпийского комитета России. За время заявочной кампании мы очень сдружились с Жуковым, и когда он возглавил ОКР, я пошла работать в его команду.

Львиную часть моей работы по-прежнему составляло общение с МОК. Здесь тональность резко изменилась после Гватемалы, и это нормально.

Пока ты находишься в статусе олимпийской заявки, МОК общается достаточно жестко. Много критики, вопросов, претензий. Но как только город получает Олимпиаду, вы с МОК становитесь одной командой. Любые ошибки будущей столицы Игр – это уже ошибки в том числе и МОК. Они стране доверились и теперь будут всячески помогать.

Это действительно идеальная командная работа. Конечно, на закрытых встречах была в том числе и критика. Но никогда в жизни, ни в одном докладе координационной комиссии вы не услышите, что что-то пошло не по плану и есть угрозы срывов. Я знаю, например, что в Италии очень много проблем с подготовкой Олимпиады-2026, но хоть раз МОК что-то об этом сказал публично? Естественно, нет.

Перед нами тогда стояла сложнейшая задача: построить все даже не к 2014-му, а к 2013-му – году тестовых соревнований. МОК и международные федерации бесконечно нам верили, и даже когда видели, что что-то мы не успеваем, все равно не теряли уверенности в финальном успехе.

Нужно же понимать, как в России все устроено. Если президент страны публично дал слово, что все будет построено в срок – как это может быть не выполнено?

– Объясните: оргкомитет «Сочи-2014», госкорпорация «Олимпстрой», Олимпийский комитет России – как вы делили между собой обязанности по подготовке к Олимпиаде?

– «Олимпстрой» отвечал непосредственно за строительство объектов и инфраструктуры – тут все понятно. Оргкомитет отвечает за подготовку самих Игр – аккредитация, расселение, вся логистика, проведение соревнований, связь с международными федерациями и МОК, работа волонтеров и так далее. Все это делала команда Чернышенко. Это была самая большая часть работы. Конечно же, очень много работы взяло на себя Министерство спорта. 

ОКР в этой схеме отвечал больше за взаимодействие всех структур, протокол и за любую помощь Оргкомитету во взаимодействии с МОК. Мы присутствовали на всех заседаниях по стройкам, участвовали во встречах с комиссиями МОК и международных федераций.

Было ли на этих заседаниях нервно? Еще как! Все министры сидели суперподготовленные, с огромными пакетами документов, таблицами, и отчитывались перед членами МОК.

Мы тогда действительно были одной великой командой. Один важный человек, не буду называть имени, который отвечал за строительство, однажды сказал: «Лена, пойми, я иногда подписываю бумаги под личную ответственность. Но если не дай бог что-то пойдет не так, мне придется отвечать по полной».

Это ведь в теории в строительстве сначала нужно сделать проект, получить результаты экспертизы и только потом начинать строить. А в жизни, если всего этого дожидаться, то уйдет лет 10. Поэтому люди брали на себя персональные риски, давали разрешения на строительства, чтобы все было готово в срок. Невозможно ведь было перенести начало Олимпиады.

– Как проходили проверки МОК?

– Члены МОК и представители международных федераций периодически прилетали и отслеживали строительство объектов.  

А ведь были проверки не только МОК, но и руководства страны. По сравнению с ними приезды МОК казались милым чаепитием. Лично президент страны периодически совершал контрольные объезды всех объектов и, если понимал, что сроки срываются, а бюджеты увеличены, то мало никому не казалось.

– Вы впоследствии работали в федерации бобслея. Одна из претензий к сочинской трассе: ее построили так, чтобы россиянам было удобно выигрывать.

– Так думать могут только дилетанты. Невозможно построить санно-бобслейную трассу под конкретного человека. Такие трассы строятся только под рельеф территории. Это очень сложный объект в горном кластере. Все строили российские компании, но консультантами были канадцы. А возглавлял компанию консультантов очень известный человек, который когда-то был тренером по бобслею князя Монако.

Преимущество своей трассы состоит только в том, что у спортсменов есть больше возможностей на ней тренироваться. В санно-бобслейном спорте каждая трасса – это как отдельный вид спорта. Чем больше ты по ней спускаешься, тем лучше результат.

Вот у нас сейчас в бобслее замечательная молодежь, но они кроме трассы в Сочи ничего не видели. Это значит, что когда они приедут на трассы в другие страны, то там дай бог у них получится попасть в топ-20. Какой бы ты ни был гениальный, с нуля на новой трассе невозможно показать высокие результаты.   

– Какой из олимпийских объектов был самым нервным с точки зрения соблюдения сроков и строительства?

– Наверное, как раз санно-бобслейная трасса и главный стадион, где проходила церемония открытия.

Изначально команде Константина Эрнста, которая отвечала за церемонии открытия и закрытия, обещали, что стадион будет готов для репетиций минимум за 9 месяцев. Потому что там было задействовано сложнейшее и уникальное подвесное оборудование, огромное количество участников, которым нужно было постоянно репетировать...

В итоге вместо девяти месяцев стадион был готов для репетиций месяца за 3-4 до открытия. Конечно, потом людям пришлось работать в жесточайшем стрессе и полном аврале.

Я несколько раз присутствовала на совещаниях, где обсуждались их проблемы, и тоже очень переживала. И когда в итоге на церемонии не открылось кольцо, у меня началась паника и различные мысли: «А вдруг это только начало технических проблем и что-то случится еще?»

Это сейчас все кажется смешным, а тогда я не смогла смотреть дальше, ушла внутрь вип-ложи, взяла кофе и тупо смотрела в стенку всю церемонию открытия.

– Во время самой Олимпиады были какие-то организационные накладки?

– Самое сложное – первая неделя и несколько дней до начала Игр. Пока наладятся все связи, решатся вопросы с расселением, аккредитациями, транспортом... У меня к концу Игр на шее висело штук шесть аккредитаций в дополнение к основной, потому что постоянно нужен был проход в ту или иную зону, допуска в которую у меня изначально не было.

Вообще, безопасность была на очень высоком уровне.

Помните, на церемонии открытия выступала Анна Нетребко? Так вот перед выступлением ей требовалось выпить специальный горячий напиток для красивого звучания голоса, а по правилам никакие жидкости на стадион проносить нельзя. Все эти вопросы индивидуально решали со службой безопасности. И конечно же, нужный напиток принесли.

Трогательная история, как Аникина спасла бездомных собак из Сочи

– Саму Олимпиаду вы смотрели?

– Безусловно, насладиться в полной мере Олимпиадой я не смогла. Было много суеты, беготни… Все мероприятия проходили на самом высоком уровне, во многих из них принимал участие президент страны. И все это накладывало особую ответственность – протокол, безопасность. Но главное, что все прошло на исключительном позитиве. Все эти годы я слышу от наших гостей исключительно восторженные отзывы.  

– Слышала, что вы, как и канадские спортсмены, в Сочи помогали местным бездомным собакам.

– Все знают, что в Сочи за время строительства развелось много бездомных собак. А я собак обожаю, даже держу в загородном доме мини-питомник из нескольких вольеров. Каких-то щенков приносила с помойки, кого-то спасала от усыпления, один слепой пес чуть не попал мне под колеса машины...

Перед Олимпиадой мы в Сочи жили почти месяц. Я видела всех этих собак, подкармливала, ко многим привязалась. И вот за пару недель до открытия слышу, что сочинских собак будут отлавливать. Звоню в «Олимпстрой»: «И куда вы их денете?» – «Лен, прости, но питомники переполнены...» У меня просто истерика началась.

Обзвонила всех друзей, пообещала хорошо заплатить. Мы отловили многих собак (благо они ко мне привыкли) и развезли по частным домам. Просили людей подержать их у себя хотя бы до завершения Олимпиады. А некоторые собаки так и остались жить там. К сожалению, я не могла найти каждому по хозяину, но так они, по крайней мере, остались живы.  

Когда прочитала, что канадские спортсмены увезли собак к себе домой, растрогалась до слез. Преклоняюсь, молодцы!

«Олимпиада – это билет в будущее. А за него нужно платить»

– Все, что случилось потом: скандал с подменой проб, пересмотр результатов Олимпиады, суды – омрачило ваши воспоминания из 2014-го?

– Мне, конечно, обидно. Игры в Сочи, достойные самой высокой оценки среди всех зимних Олимпиад, которые когда-либо проводились, в итоге подвергнуты жесткой критике.

Была ли она заслужена? Не думаю. Многим обвинениям я совершенно не могу поверить. Например, все что связано с допингом.

Когда я потом возглавила федерацию бобслея, много раз спрашивала Сашу Зубкова: «Ну скажи честно, только между нами, ты действительно употреблял допинг?» И он клялся, что никогда такого не было. В каких списках Родченкова он был, почему столько людей разом дисквалифицировали, при том, что их пробы были чистыми? Я понять не могу.

– На организацию Игр в Сочи по официальным данным потрачено 230 миллиардов рублей, и это без учета частных инвесторов. Вы считаете такие затраты оправданными? 

– Я всегда привожу такой пример: вот вы решили построить дом. Приобрели землю, завершили строительство, обставили дом самой дорогой мебелью. А потом купили дорогое шампанское, икру, пригласили гостей и устроили там вечеринку.

Вот Олимпийские игры – это вечеринка. И затратами на Олимпиаду считаются только затраты на эти две недели, непосредственно связанные с их проведением. Потому что земля, дом и мебель – все это остается.

Стадионы, дороги, отели, аэропорт – все осталось в нашей стране. По сути, мы построили новый город. И то, что сейчас Сочи стал главным туристическим регионом, что вокруг него такой ажиотаж – благодаря Олимпиаде. И конечно, все затраты оправданы.

Да, я много раз слышала критику по поводу того, что мы потратили слишком много денег. И безусловно, в России много прекрасных городов, которые тоже хотели бы получить новые аэропорты, дороги, гостиницы. Но Олимпиада – мощнейший катализатор экономического роста для города, где проходят Игры. Это билет в будущее. Поэтому за него так все и борются.

– Вам возразят: много сочинских объектов сейчас не используется или используется минимально. Зачем, например, городу был нужен трамплин для прыжков?

– Все зависит от того, как этим объектом распорядится страна. По-хорошему, можно было бы активно приглашать к себе соревнования по прыжкам на лыжах с трамплина, и развивать этот спорт.

Или вот санно-бобслейная трасса — она активно используется зимой и летом, причем не только нашими спортсменами. Многие страны просились у нас тренироваться, и мы всегда радушно всех принимаем. На сегодня это вообще единственная такая трасса в стране. И представляете, сейчас, когда нас никуда не пускают, какое счастье, что эта трасса у нас есть и спортсмены могут готовиться и выступать на общероссийских соревнованиях, спартакиадах.

По горнолыжным объектам, думаю, вопросов нет – они активно используются туристами. Я в Сочи отдыхала несколько раз и честно скажу, что горный кластер у меня любимый. Это же фантастика: ты живешь в горах, потом полчаса на машине до моря – и можно купаться. Где еще в России такое есть?

И я очень рада, что мы не пошли по пути некоторых стран и не стали создавать временных объектов. Это же всегда выбор: можно поставить палатки, временные конструкции и потом их разобрать, будто ничего не было. А можно построить суперотели, стадионы, парки, которые будут много лет принимать туристов и радовать жителей города.

Аникина разочаровалась в МОК? «Честнее было бы никого не допускать, чем пропускать через унижения и нервотрепку»

– Как сложилась ваша профессиональная жизнь после Олимпийских игр?

– Я оставалась в руководящих органах нескольких спортивных федераций. Когда разразился допинговый скандал, Саша Зубков попросил меня возглавить федерацию бобслея вместо него.

И хотя, честно признаю, тогда мало понимала в бобслее, для себя решила, что президент федерации это больше управленец, администратор. И самое главное – он должен создавать условия для развития спорта, привлекать финансы и грамотно организовать все процессы.

Сейчас я работаю советником генерального директора в структуре ЕРАИ (Единый регулятор азартных игр – Sports.ru), которая занимается отчислениями букмекеров на спорт. Отвечаю за взаимодействие со всеми спортивными федерациями России, а также консультирую по международным вопросам некоторые из них.

– Вас расстраивает отношение МОК к России?

– Конечно, да. У меня много друзей среди членов МОК, и со мной по-прежнему все общаются. Но я вижу, что часто они хотят это делать только конфиденциально. Мало кто готов публично выставить фото со мной и написать «Лена – мой друг». Хотя в жизни, конечно, друг, и если мне нужна будет помощь, я ее получу.

К сожалению, базовый принцип, что спорт вне политики, разрушен. И как бы потом ни повернулась история, это будет трудно изменить. Все, что сейчас происходит по отношению к российским спортсменам, – это неправильно. И хотя МОК пытается найти компромиссы, у них это плохо получается. Все только больше запутывается и усложняется. Члены МОК ведь сами по большей части – выходцы из спорта. Как они могут не понимать, что нельзя спортсменов заставлять отказываться от флага и гимна, от родины?

Вы же видите, через что должны пройти спортсмены, чтобы отобраться на Олимпийские игры. Какой это сложнейший путь, сколько проверок, непонятных критериев отбора! И даже сейчас, когда, казалось бы, все перепроверены сто раз, у кого-то опять возникают проблемы.

Мне кажется, как бы грустно это ни звучало, было бы честнее сразу никого не допустить, чем пропускать через унижения и нервотрепку.

– Вы разочаровались в МОК?

– Я не скрою, что после Игр в Сочи испытывала огромное восхищение перед МОК как структурой. Мне казалось, что лучше организации в мире не бывает. Что это образец настоящей олимпийской семьи. Сейчас все иначе. Какая же это семья?

Но где-то в душе я все равно верю, что МОК разберется, придут новые люди, наступят новые времена и будут найдены верные решения. Да, сейчас сложное время, но история все расставит по своим местам.

Россия обязательно вернется к международным турнирам, и спорт в нашей стране в любых условиях будет развиваться на самом высоком уровне, потому что мы великая спортивная держава.

Фото: Gettyimages/Alex Livesey, Quinn Rooney, Pablo Porciuncula/Pool, Matthew Lewis; East News/AP Photo/Andres Leighton, AFP PHOTO/POOL Moises Castillo STF / AFP, ORLANDO SIERRA / AFP, AP Photo/Moises Castillo, imago/Golovanov + Kivrin/EAST NEWS, AP Photo / Carlos Barria, AP Photo/RIA Novosti, Presidential Press Service, Mikhail Klimentyev; РИА Новости/Алексей Никольский, Артур Лебедев, Евгений Одиноков, Валерий Мельников, Алексей Куденко, Сергей Гунеев, Дмитрий Астахов, Алексей Дружинин, Антон Денисов, Михаил Климентьев; instagram.com/anikramaz

logoЕлена Аникина
logoДмитрий Чернышенко
ОКР
logoМОК
logoВладимир Путин
logoАлександр Жуков
logoСочи-2014