61 мин.

Галерея не сыгравших. Ричард Кирклэнд. Две жизни Пи Уи, или Тюремный рок. Часть шестая

60

 

Часть пятая

 

«Я был у бабушки, когда ко мне прибежал мой друг Буни и говорит: «Эй, давай быстрее, двигаем в дом Большого Билла! Там сидят YZ (рэпер из Нью-Джерси) и ещё какой-то интересный чувак! Они хотят, чтобы мы пришли туда и почитали им рэп!» Вот так мы и встретились с Пи Уи. Мы отправились в дом Большого Билла, и я увидел, как YZ разговаривает там с Пи Уи. И сразу подумал: «Ого, что это за мужик?» Просто, понимаете, он очень отличался ото всех, кого я знал. Реально отличался. Он не был похож на меня, на братьев, на соседей, на учителей – да ни на кого он не был похож! Я не знаю, как это сказать… словами не объяснишь; ну, отличался – и всё тут! Я просто сел в сторонке и смотрел на него во все глаза, ломая голову: кто же это такой-то?»

Тут Кирклэнд повернулся к Уолли и спросил:

– Эй, что это с тобой? Почему ты так на меня смотришь? Ты читаешь рэп?

– Ага.

– А чего ты тогда забился в уголок? Выходи и покажи что-нибудь, а я послушаю.

Уолли что-то там начитал, и Пи Уи сказал:

– Ладно, неплохо. Но ты ведь воспроизвёл это по памяти, так? А сочинять прямо на ходу можешь? Ну, знаешь, фристайл и всё такое…

Уоллес с ходу выдал экспромтом несколько строк.

– Ух ты, да у тебя дар.

– Слушай, мужик, если я не сочиняю рэп, то я толком и не живу.

После этой фразы Пи Уи призадумался, а потом спросил недоверчиво:

– Так и есть? И ты считаешь, что это – правильно? Ты думаешь, что это – хорошо?

– Да, – решительно ответил Уолли. – Я живу нормальной жизнью, только когда читаю рэп. Это точно. И я собираюсь присоединиться к моему брату.

– А где твой брат?

– Его убили год назад.

– Что? Это правда?

– Да.

Неделю спустя Уолли и Буни снова встретились с Пи Уи и его женой, Клеопатрой, – на этот раз в Милбэнк-центре на 118-й улице. Уоллес ещё кое-что прочитал – и Кирклэнд подписал с ним контракт (ниже я поясню, о каком именно контракте идёт речь). «Он казался искренним и таким… ну, одним словом, настоящим, реальным. Но я всё равно не доверял ему – потому что в то время я вообще никому не доверял. Но как-то незаметно я всё чаще стал звонить ему по телефону и говорить с ним о волнующих меня вещах. Мы всё лучше узнавали друг друга, и наши отношения вышли далеко за пределы связки «менеджер-артист». Они стали напоминать отношения между сыном и отцом. Если где-нибудь увидите, как я подписываюсь «Уоллес Дерек Кирклэнд», не удивляйтесь – мне действительно нравится считать Пи Уи своим приёмным отцом. Просто он пережил всё то, что случилось со мной, и гораздо больше этого, он отлично понимал, что я чувствовал в тот момент, когда меня арестовали. Он говорил со мной об этом, и он дал мне много бесценных советов. Он учил меня: «Сынок, ничего не поменяется в твоей жизни, пока ты сам не захочешь что-то изменить». Тот парень, который убил Обри, сидел в тюрьме, так что я не мог добраться до него. Но я хотел разыскать его родственников, всю его семью, и разобраться с каждым из них. Я и вправду собирался это сделать. Но Пи Уи мне говорил: «Сынок, подумай сам: если ты это сделаешь, это ведь уже не вернёт твоего брата назад. Даже если ты лишишь кого-то из них жизни – твоего брата это всё равно не вернёт».

И теперь я могу сказать, что никто не понимает меня лучше, чем Пи Уи. И никто не может дотянуться до моего сердца, до моей души так, как Пи Уи. Я зашёл уже слишком далеко, и готов был пойти ещё дальше. Я совсем опустился. В моей сумке для учебников лежал полуавтоматический пистолет. Возможно, перед тем, как погибнуть самому, я забрал бы с собой и несколько чужих жизней… Но тут появился Пи Уи, он дал мне прикоснуться к его истории, к тому, что он испытал. Он потратил много месяцев, чтобы достучаться до меня. Он поведал мне о том, сколько всего пережил, а поэтому я просто не мог относиться к его словам так, как если бы кто-то другой сказал мне: мол, эй, парень, остановись, не делай этого. Он говорил мне: «Сынок, я потерял так много времени в тюрьме. Я видел, как многие из моих друзей умирали. Я был так далеко от своей первой семьи – и так долго, чересчур долго, что в результате совсем её потерял. Подумай сам, ведь если ты станешь убийцей, что будет? Тогда твоей матери придётся похоронить ещё одного сына, или ты просто окажешься в тюрьме. Лучшее, что ты можешь сделать в своей жизни – это прожить её так, чтобы твоя мать тобой гордилась, и чтобы сам ты чувствовал: твой брат тобой тоже гордился бы». И я ощутил наше сходство, родство – и начал отождествлять себя с Пи Уи. Это был первый шаг. В этот момент я сказал себе: «Стоп». Я не уверен, когда именно, в какой день он наступил, этот поворотный момент, но знаю: это случилось. Я отказался от своих планов мести, бросил пить, я стал заниматься любимым делом. И сейчас я могу сказать себе: я – нормальный человек, у меня есть жена, есть дети, и мне есть ради чего жить. И сам я, смею надеяться, далеко не худший муж и отец».

Итак, каждое воскресенье в полдень Пи Уи открывает в Нью-Йорке двери своей школы «Скиллз». Чёрные матери, измученные нерадивыми отпрысками – вроде того же малолетнего Уоллеса – приводят туда своих «трудных» сыновей. Среди них много таких, кто растёт без отца («Да, ко мне приходит полно матерей-одиночек. И то, что происходит с их детьми – не их вина; это – прямая вина их отцов. Их отцы отстранились от жизни своих детей, ушли из неё. А для своих матерей вы всегда значите больше, чем их собственная жизнь»). И там Пи Уи с ними просто разговаривает – так, как умеет только он, натворивший столько грехов и прошедший через столько испытаний.

«Знаете, этот мужик, Пи Уи, он спас мою жизнь, – заканчивает свой рассказ Уоллес. – Если бы не он, ни меня, ни моих друзей уже и на свете-то не было бы. В моей жизни был момент, когда все от меня уже отказались. Мои учителя, мой отец – короче, все. Я потерял все надежды, и Пи Уи оказался единственным, кто обо мне заботился. Он говорил, и говорил, и говорил со мной. Он всё знал об этой жизни. И он был рядом. Он спас меня. Спас нас всех.

Моя мама делала для нас с братьями всё, что было в её силах. Она работала на износ за гроши. А в школе… В школе не было ничего хорошего. Я хотел того же, чего хотят все в этой стране, но, если ты родился в Гарлеме, система не даёт тебе тех же шансов, как у большинства других. Их нет, этих шансов. И поэтому в двенадцать лет я стал преступником. А в шестнадцать на меня наткнулся Пи Уи. Если бы этого не случилось, я бы уже умер. Мы бы все умерли. Он сделал для меня куда больше, чем все остальные».

Эта барышня тоже считает Пи Уи кем-то вроде «крёстного отца» для себя – в баскетболе. Милани Малик – одна из лучших стритболисток в США (ну, и во всём мире, естественно). Правда, играет она в основном с парнями – с девчонками ей не очень-то интересно. В 2012-м Милани стала единственным игроком-девушкой в Американской баскетбольной ассоциации, где она выступала в составе команды из Нью-Йорка. «Пи Уи научил меня многому в баскетболе. Да и в обычной жизни дал несколько ценных советов».

Сам Кирклэнд говорит о своей школе следующее: «Уоллес, его друзья и все остальные, кто был после них, кто за все эти годы проходил через «Скиллз», общаются со мной. Но они не просто меня слушают – они меня слышат, и они ко мне прислушиваются, потому что они знают, кем был я – и кем были они, что пережил я – и что пережили они. Тюрьма не изменит вашу жизнь, нет; вы, вы сами – вот кто её меняет. Что заставило меня измениться? Осознание всей той боли, которую я нёс в этот мир. Что вы можете сказать своей шестилетней дочери, когда судья приговаривает вас к нескольким годам в тюрьме? Как вы ей это объясните?».

То, что начиналось, как небольшая школа для местных ребят (а на первых порах Пи Уи и не помышлял о чём-то большем), довольно быстро доросло до масштабов национальной программы – когда деятельностью Кирклэнда заинтересовался такой гигант спортивного бизнеса, как Nike. Теперь они спонсируют все начинания Рика, а он, в свою очередь, дал согласие на использование его образа в их рекламной компании, в рамках которой много раз появлялся на телевидении и на радио («если вы говорите о баскетболе в Нью-Йорке – вы просто не можете не упомянуть такого игрока, как Пи Уи Кирклэнд», – сказал тогдашний менеджер Nike по маркетингу Джерри Эразм).

Так Ричард стал ездить со своими лекциями сначала по Нью-Йорку, а потом и по всей стране. Кажется, хип-хоп и рэп для Пи Уи – настоящий пунктик; говоря официальным языком, «он не раз выражал свою обеспокоенность тем фактом, что молодые люди с лёгкостью подпадают под влияние хип-хопа и рэпа»: «Эти песни рисуют перед ними такие соблазнительные картины того, как легко достичь сладкой жизни – и из этого не получается ничего хорошего. Я повторяю им: вот, посмотрите на меня, я вёл тот самый образ жизни, который пропагандируют рэперы – и к чему я пришёл в итоге? Моя цель – рассказать сегодняшней молодёжи о самом худшем кошмаре, в который может превратиться их жизнь, исходя из собственного опыта двух тюремных сроков, чтобы они определились для себя с правильным выбором. Суть моего послания сводится к следующему: не делайте того, что делал я. Не совершайте этот самоубийственный выбор, не поддавайтесь тому, чему учит вас хип-хоп на улицах. Всё, к чему это приводит – боль и страдания. Не подпадайте под это влияние, не стремитесь к той жизни, которую каждый день популяризируют рэперы – и тогда у вас появится надежда на будущее. Я говорю им, что, если они приняли решение связаться с улицей, то, скорее всего, не доживут до 35-и лет. А если и доживут, то проведут свою молодость за решёткой. Такова моя философия – если я смог изменить свою жизнь, то любой человек, абсолютно каждый, вне зависимости от того, сколько у него проблем, тоже в состоянии изменить свою жизнь. Я знаю, что для многих детей я – настоящая легенда благодаря своему прошлому. И они восхищаются той жизнью, которой я жил, когда был молодым. Но я совсем этого не хочу. Моя цель – чтобы они учились на моём примере. Я провёл в тюрьме одиннадцать лет, и вышел оттуда с осознанием того, как много я задолжал всем. И я хочу отдать эти долги, потому что я знаю, сколько бед принёс. Я просто стараюсь исправить хоть какие-то ошибки, которые совершил раньше, и направить молодые жизни в нужную сторону. Банды и хип-хоп – это две моих «любимых» темы, больных темы. Дети из неблагополучных кварталов видят слишком мало вариантов для дальнейшей жизни, у кого-то из них вообще нет нормального дома; поэтому зачастую они романтизируют те принципы, на которых строится хип-хоп: уголовщину, женоненавистничество и саморазрушение. Это ужасно. Просто ужасно. Я говорю им: о`кей, если вам нравится это слушать – слушайте, получайте удовольствие, но не делайте того, о чём там говорится, не воспринимайте всё так буквально. Держитесь подальше от этих банд, которые там воспеваются. Уж я-то знаю: все эти преступные идеалы, братство в бандах и тому подобные вещи – всё это просто подделка, фальшивка, пыль; единственная ценность – это ваша семья, вот где настоящее братство. По какой-то причине в Америке дело дошло до того, что молодёжь считает: самое главное в жизни – это рэп, а не образование. Я пытаюсь дотянуться до ребят, рассказать, через что я прошёл на улицах, что мне пришлось там пережить, что я узнал и что понял в тюрьме. Я никогда не смогу научить молодых людей на баскетбольной площадке тем навыкам, которые повлияли бы на их жизнь – но я стараюсь донести до них то, что нужно уважать окружающих, то, что значит в жизни большинства из нас наша мать, то, насколько важна школа, насколько важно держаться подальше от преступной жизни, рассказать о том, что называется «гражданским долгом», в конце концов, как бы громко это ни звучало. Сейчас я сталкиваюсь с детьми, с молодыми парнями, которые говорят, что они уже готовы были распрощаться с жизнью – пока не встретили меня. Они абсолютно очарованы жизнью гангстера – и я в их глазах как раз представляю этот мир. А ведь они – пока всего лишь подростки. Что будет с ними дальше? Вы представляете?

Хип-хоп контролирует всю их жизнь. Они все это слушают. Как стадо, следуют за этим. Они все выглядят одинаково: одевают одно и то же, говорят одно и то же, делают одно и то же. Вот такая реакция. Они не задумываются об этом. А ведь это «творчество» не рассчитано на детей. Они даже не умеют нормально разговаривать друг с другом. Вечно орут, спорят, таскают с собой оружие – потому что это то, что внушает им такая музыка. Будьте самими собой, всегда оставайтесь самими собой (вторая любимая присказка Пи Уи) – не делайте того, к чему призывают рэперы. Большинство сегодняшних рэперов ведь не живут бандитской жизнью, которую они воспевают в своих текстах, но молодёжь об этом не знает. Вот об этом мы с ними и разговариваем. Я вёл такую жизнь, поэтому они прислушиваются ко мне. Они уважают меня и моё прошлое. Я отличаюсь от тех социальных работников, которые приходят к ним и ничего не делают, только проводят какие-то свои опросы – а сами ничегошеньки не знают о том, как мы живём в общинах. Они уважают эту криминальную жизнь. Поймите, я не пытаюсь как-то прославить свои прошлые ошибки, но благодаря им ребята относятся ко мне с уважением и вниманием. Это всё равно, как если бы Джон Готти сказал всем итальянским детям: быть мафиози – это плохо, и это всегда будет плохо. Нет такого понятия, как «ген гангстера». Дети меняются, когда кто-то на них влияет. Поэтому, когда с ними разговаривает кто-то, кто сам жил в этих районах, и кто знает, к каким последствиям приводит улица – они его услышат. Игроки НБА тоже могли бы заниматься подобными вещами хоть иногда. Они обязаны возвращаться в свои общины время от времени, делать что-нибудь для тех людей, среди которых они выросли – и раньше так и происходило довольно часто. Но сегодняшним звёздам, по-моему, всё равно – их здесь не увидишь».

«Ко мне часто обращаются разные рэперы, чтобы я снялся вместе с ними. Говорят что-то вроде: «Мистер Кирклэнд, ну, типа, вы для нас – одна из главных нью-йоркских легенд, и всё такое!» Обычно я отказываюсь, потому что не люблю рэп. Но изредка всё-таки соглашаюсь. Никуда не денешься: если молодые ребята иногда будут видеть меня в этих клипах, мне станет проще разговаривать с ними, находить с ними общий язык».

Пи Уи нередко выступает и перед большими аудиториями, но с таким же жаром готов читать свои проповеди и для дюжины человек. Как-то один журналист специально приехал в школу «Трэй Уитфилд», чтобы посмотреть, как всё это происходит: «На скамейке сидели всего-то двенадцать-пятнадцать ребят. Мальчишки в белых рубашках и галстуках, девчонки – тоже с галстуками. Их пригласили сюда из разных школ. Они о чём-то оживлённо болтали, пока не вошёл Кирклэнд. Тут уж все разговоры сразу прекратились. Все уставились на него с удивлённым видом. И я – тоже. Просто, отправляясь на встречу, я ожидал увидеть измождённого старца чуть ли не на инвалидной коляске. Ну да, меня ведь предупредили, что он провёл несколько десятков лет на улицах Гарлема, а потом ещё 11 – в тюрьме. Когда я его увидел, то был в шоке – у него кожа на лице гладкая, как наливное яблоко! Я спросил первым делом, как ему удаётся оставаться в такой форме, а он ответил: «Меня не так уж просто застать дома. Я бываю во многих местах и постоянно езжу по стране (стоит добавить, что о форме Пи Уи лишний раз свидетельствует то, что сын у него родился, когда Рику было уже за 50). На нём был белый тренировочный костюм, и он был полон прямо-таки юношеского задора и произнёс свою речь с энергией евангельского проповедника. Количество слушателей совсем не смутило Пи Уи. Как и то, что он старше них лет эдак на 50-55. Наверное, когда вы прошли такой жизненный путь, как Рик, вас вообще ничего не смущает на свете… А уж ребята слушали его с отвисшими челюстями. Когда всё закончилось, я подошёл к одной девочке, по имени Няша Уоллер, и спросил её о впечатлениях. Няша мне ответила: «Он знает, что говорит, потому что всё, о чём он рассказывает – это его жизнь».

Те, кто близко общается сегодня с Пи Уи, кто хорошо знаком с тем, что он делает, говорят, что в нём нет ни капли показухи и лицемерия. Кирклэнд занимается всем этим совершенно искренне. «Он проникся этим до мозга костей, – говорит Дуэйн Смит, учитель физкультуры «Трэя Уитфилда». – Каждый, кто нуждается в помощи, получит её от него. Никто не услышит от него слова «нет».

Но школой жизнь Пи Уи совсем не ограничивается. Он открыл собственную небольшую звукозаписывающую компанию; там тоже записываются рэперы, но содержание текстов – совсем другое. Главным образом оно о том, что слушателям не стоит воспринимать слишком буквально всё, о чём говорится в песнях, и тут же бежать на улицу и пробовать, как всё это происходит на практике. Вот с этой-то компанией и подписал в своё время контракт Уоллес Линч. Название у неё весьма говорящее: «So Gangsta Music». Кажется странным, что Пи Уи решил дать ей именно такое имя, но «у меня просто не было другого выбора. С одной стороны, я пытаюсь удержать молодёжь подальше от неприятностей. А с другой – мне постоянно приходится напоминать им о том, что я сам был гангстером, потому что иначе они просто не будут прислушиваться ко мне».

В середине 90-х он тренировал команду престижной частной школы «Дуайт» из Западного Манхэттена – и делал это очень успешно.

Директором «Дуайта» в то время был Стивен Спэн, который принял школу из рук своего отца, Мо, работавшего в ней на протяжении 30-и лет. Баскетбол был у этого семейства в крови. Мо играл в команде Городского колледжа у легендарного Нэта Холмана – одного из первых профессиональных игроков и великого новатора в баскетболе – ещё в 1920-х годах, а потом стал суперзвездой Американской баскетбольной лиги. Его сын в 60-х выступал в NCAA за «Дартмут». И вот что он рассказывает: «В 1995-м я искал тренера для нашей баскетбольной команды. И в Центральной баптистской церкви мне посоветовали обратить внимание на одного человека. Мне сказали, что у него есть что-то вроде своей школы, где он работает с трудными подростками, и в подвале этой церкви он как раз занимается с ними баскетболом. Я навёл о нём справки и узнал много-много любопытного. О том, что он в совершенстве знает уличную жизнь, о том, что эта его школа-клиника всегда полна детьми, о том, что он задействован в коммерческой компании Nike. Всё это могло бы привлечь немалый интерес к «Дуайту». Да, я знал, что он – уголовник. И я понимал, что иду на определённый риск. И, откровенно говоря, у меня были большие сомнения. Но как я мог отказаться от такого человека? К тому же в предыдущем сезоне мы играли плоховато – 12 побед при 10-и поражениях. Нам нужны были перемены. Я доверился своему инстинкту».

Сам Пи Уи говорит, что даже и не помышлял заняться тренерской работой: «Да у меня и в мыслях такого никогда не было. Но, когда мне поступило это предложение, я подумал: а ведь «Дуайт» может позволить мне сделать последний шаг на пути к искуплению своих грехов. Ну, понимаете ли, как бы вам это объяснить… если бы я проявил себя на таком уровне – как представитель, так сказать, учебного учреждения, как человек, работающий в рамках системы впервые в жизни – это узаконило бы всё, чем я занимаюсь, сделало бы всё официальным. Это было бы окончательным, завершающим актом... В общем, об этом трудно рассказать – это можно только почувствовать. Поэтому ребята даже не могли осознать до конца – как же важно для меня одержать первую победу, будучи тренером школьной команды».

Когда он начал заниматься с «Тиграми из Дуайта», в спортзале перестали раздаваться звуки рэпа или хип-хопа; там царствовал любимый Кирклэндом джаз («вот это я понимаю – это настоящая музыка, сынки! Взяли мячи – и давайте, погнали под ритмы джаза! А может, у нас и какой-нибудь рок-н-ролльчик получится сбацать, парни!»)

Тренировки у Пи Уи были очень своеобразные: «Что, ребята? Вы хотите, чтобы я научил вас этой игре? Ну, так вот, в первую очередь я буду учить вас не механике, не тому, как правильно работать ногами, не фокусам на дриблинге... Что там за разочарованное мычание? Ну, ладно, ладно, я могу показать вам парочку убийственных трюков. Вот, я веду мяч… а вот я его бросаю тебе. Эй, стоп, почему ты его не поймал? Был не готов, потому что я смотрел в этот момент в другую сторону, и ты не ожидал, что я откину мяч именно тебе? Это хэд-фэйк, братишка! Ну, держите меня, держите меня вдвоём, втроём, все пятёркой держите! Оп! Вот это статтер-степ! А вот это кроссовер! Ну, и халф-степ напоследок! Что это? Я уже под кольцом, сейчас буду бросать, а где же вы все? А теперь давай с тобой на пару, я покажу вам, что можно сделать, если твой партнёр умеет открываться – и ты постоянно держишь его в поле зрения! Ну, ладно, а теперь попробуйте сами, как у вас это получится. Попытайтесь повторить всё это интуитивно. Ага, что-то не очень выходит, да? Ну, да ладно, это – дело наживное. Запомните: первое, чему я буду учить вас – это характеру, менталитету, жажде игры – и в то же время хладнокровию. Вот на чём держится игра!»

Сейчас-то уже, конечно, вряд ли, но вот тогда, в середине 90-х, когда Пи Уи было всего 50 с небольшим, он, говорят, всё ещё показывал такие фокусы с мячом, что дух захватывало...

«Система? – поясняет свои взгляды на тренировочный процесс Пи Уи. – Ладно, многие верят в систему. А вот лично я верю в то, что для каждого человека, для любого из нас у Господа Бога есть какой-то замысел – и мы должны держать свои души открытыми для этого замысла. Если ты начинаешь задумываться о собственном величии, о собственной значимости – твоя душа закрывается, ничего хорошего из этого не выйдет. Я даю этим мыслям уйти, когда они у меня появляются. Зажигаю перед ними зелёный свет. Отпускаю их на свободу – пусть летят, куда подальше. Конечно, детям трудно вложить это в голову, и не каждый из них может сразу понять, о чём я говорю. Но кто такие вы, и кто такой я, чтобы как-то давить на парня? Никто не знает, когда в ребёнке зажжётся свет – и он поймёт это. Загоните малыша в границы какой-нибудь системы, научите его основам, которые вы считаете необходимыми, заставьте его повторять это до бесконечности – и что получится на выходе? Таким образом вы пытаетесь искусственно зажечь в нём этот внутренний свет. И что, вы считаете, что можно получить великого игрока, если поставить его в какие-то рамки, определить для него какие-то нормы, по которым он должен расти и играть? Нет уж, по-настоящему великие игроки рождаются вне всяких рамок, и нет для них никаких норм. Они существуют вне этого, они – выше всяких норм. Никто не показывал Джо Хэммонду, или Эрлу Монро, или Крошке Арчибальду, и мне самому тоже, всех этих финтов и движений – мол, сначала ты ставишь эту ногу сюда, а эту туда, руку с мячом переносишь сюда, потом делаешь шаг, переводишь мяч на другую руку, и так далее в том же роде – ничего этого не было! Никто с нами так не возился. Мы подсматривали что-то друг у друга, потом пытались повторить понравившиеся трюки, иногда в результате этого получалось что-то совершенно новое – вот это и была наша баскетбольная школа. Воспроизводи движение так, как оно тебе запомнилось, интуитивно повторяй его – и, может быть, если будешь сильно стараться, у тебя что-нибудь выйдет, вот и всё! Я сам так учился игре».        

Никаких разминок, как таковых, Пи Уи не проводил. Практически сразу он давал ребятам мяч и устраивал «драчку» пять-на-пять, которая обычно длилась в районе двух часов с небольшими перерывами («Разминки, говорите? Ха, разминки! Мы не слышали ни о чём подобном, там, в Ракер-парке, и это не мешало нам бить звёзд-профессионалов! Как вы думаете, сколько приседаний или упражнений на растяжку я сделал перед матчами в тот день, когда взял два приза MVP – сначала в игре с лучшими школьниками Нью-Йорка, а потом против команды, за которую играл Чемберлен? Ни одного!») Во время редких передышек Пи Уи иногда рассказывал подопечным о своей бурной молодости. Те слушали с открытыми ртами, качали головами и никак не могли поверить, что когда-то их многомудрый и всеми уважаемый тренер лихо потрошил ювелирные магазины, а потом и вовсе стал настоящим криминальным авторитетом…

Впрочем, для «Тигров из Дуайта» это даже плюс. Бывало так, что за пару часов до начала матча Пи Уи спрашивал: «Эй, с кем мы там сегодня играем? О`кей, ясно! А кто-нибудь знает, как туда добраться?» Команда нередко плутала по станциям метрополитена, прежде чем прибыть на место – в самый последний момент, когда времени остаётся уже в обрез, только на то, чтобы переодеться и галопом выбежать на паркет. Какие уж тут разминки? Но «Тиграм» это не мешало – они привыкли играть безо всякого разогрева и часто сразу же, с первых секунд уходили в отрыв – 5 очков… 10… 15…

Пи Уи зорко наблюдал за тренировочной игрой. Бывало, что он вдруг выходил из себя – даже в лице менялся. Как будто сбрасывал маску – вся тактичность, приветливость, корректность слетали с него, словно шелуха. В такие моменты достаточно было посмотреть на физиономию этого 50-летнего мужика (хотя выглядел Кирклэнд куда моложе своего возраста) – и сразу становилось ясно, что он прошёл суровую жизненную школу.

– Эй-эй, в чём дело? Что я слышу? Кто это там хнычет? Кто шмыгает носом? Ты? Что случилось? Соперник тебя ударил? Ой-ой! И что теперь? Ты боишься? Что не так, испуганный мальчик? Тебе страшно? Господи Иисусе, давай, признайся, скажи, что ты боишься, или вали с площадки подальше!

– Э-э-э…

– Ну?! Давай, скажи это! Скажи, что ты испугался!

– Но, Пи Уи, я только…

– Давай, скажи это!

– Я… я испугался…

Жестковато, правда? Особенно, учитывая, что Рик имел дело не со взрослыми мужиками, а с пацанами. А самим ребятам теперь уже очень легко было представить своего тренера где-нибудь в глухих гарлемских трущобах, в которых прошли его лихие детство и юность, или в тюряге, где он тоже провёл немало лет… В голове как-то сам собой сразу же всплывает образ сержанта Хартмана из «Цельнометаллической оболочки».

Но это – просто очередное проявление жизненного кредо Пи Уи. Кредо, которое он выработал ещё в детстве. «Когда я вижу страх на лице какого-нибудь паренька – это сводит меня с ума. Потому что страх – это та вещь, которая мешает вам реализовать свой дар, даже если он у вас есть. И я знаю, как можно избавиться от этого страха – выжечь его калёным железом; только так».

– О, ну, конечно же, ты боишься! А ну-ка, все подошли ко мне! Слушайте и запоминайте! Поймите: я не учу вас тому, как нужно играть в баскетбол; я учу вас тому, как вам изменить свою жизнь! Если вы поддадитесь своему страху здесь, на площадке, то он возьмёт над вами верх и за её пределами, в обычной жизни. Я знаю лучше многих, что может сделать с человеком страх. Я видел в тюрьме, как он полностью парализует волю людей. Теперь вам понятно, почему я никогда не пользуюсь свистком, даже если вижу очень грубый фол? Именно поэтому! В жизни не будет никаких свистков – потому что не будет и никаких судей! Кто-то должен подтолкнуть вас в огонь, прежде чем этот огонь сожрёт вас.

Вот так. Кажется, что Пи Уи из числа тех наставников, которые считают, что самый лучший способ научить человека плавать – это просто бросить его в воду, и протянуть руку, только если тому станет уж совсем туго.

Для того, чтобы наглядно пояснить, что же стоит за этими довольно туманными на первый взгляд словами Кирклэнда, а также – чтобы добавить последние штрихи к портрету главного героя, расскажу ещё одну коротенькую «историю в истории». Произошла она тогда же – в дебютный сезон Пи Уи у руля «Тигров».

В «Дуайте» очень многонациональный контингент учащихся. Соответственно, в команде у Рика были собраны ребята из разных стран, с разных континентов. В том составе, о котором идёт речь, был парень из Кении (сын посла), был из Нигерии, был – с Ямайки, ещё один – из Франции, двое – из Боснии, был наполовину пуэрториканец, и другой – наполовину индеец, был мальчуган из Лос-Анджелеса, остальные шестеро – из разных районов Нью-Йорка. Среди них были богатые дети, были победнее, были чёрные, были белые, были христиане, были мусульмане, были иудаисты… И у каждого из них – свои убеждения, свои устои, своя культура. Конечно, ребята из других стран чувствовали себя зажато. Скажем, один из боснийских парней, на взгляд Кирклэнда, был определённо не лишён таланта, у него имелись все задатки хорошего шутера. Но он никак не мог раскрыться. Когда команда собиралась вместе, обнималась и кричала свои предматчевые речёвки, его глаза не горели, как у других. Он мог забросить с шести метров – но всегда долго колебался перед броском, а потом обычно отдавал мяч партнёру. Во время игры он «прятался» на площадке и, как уже говорилось, не бросал, даже когда его выводили на хорошую позицию. Пи Уи видел, что по своим навыкам он может и должен стать лидером-солистом в команде, но пока он был аутсайдером, одним из участников хора.

Звали этого боснийского паренька (впрочем, почему – звали? до сих пор, наверное, зовут, только уже не паренька, а мужика), бежавшего вместе с семьёй из бывшей Югославии от гражданской войны, Ведад Османович. И это именно его так распекал Пи Уи во время одной из первых тренировок. «Он боялся. Всё то, что он делал на паркете, вернее – всё то, чего он не делал – тоже было проявлением его страха. И мне нужно было заставить его признаться при всех, что он боится». Когда «Тигры» проиграли первый матч того сезона – очень обидно проиграли, 96:97 – он был единственным из всей команды, кто не плакал. И Пи Уи снова прикрикнул на него: «Да что с тобой не так, парень? Посмотри на остальных! Почему у тебя нет слёз на лице? Ты боишься показать свои эмоции? Боишься, как бы кто не подумал, что это проигрыш так важен для тебя?» Следующую игру команда выиграла, потом – опять проиграла, «Академии Вудмери»…

Любое поражение для Пи Уи – это не просто проигрыш, это даже не трагедия – это нечто гораздо большее. Так было всегда, и в этом-то отношении он нисколько не изменился – он воспринимает каждый неудачный матч, как личное унижение, как глубокую обиду, и ему важно, чтобы так же к этому относился любой игрок в его команде. На следующей тренировке после игры с «Вудмери» «Тигры» разучивали розыгрыш под Ведада, выводили его на открытый бросок – а он вместо этого опять отдавал передачу. И опять Пи Уи взрывался и орал на него: «Ведад, ты тупица! Ты просто идиот, Ведад!» И показывал ему, как нужно бросать по кольцу из таких позиций. «Бог дал тебе дар! Так позволь же этому дару проявить себя, выпусти его на свободу, или дуй на скамейку и сиди там! Ведад, ты – прирождённый шутер, так перестань искать другие решения на площадке, просто бросай – и всё! Если ты хочешь чего-то достичь, если мечтаешь играть в НБА – ты должен вдолбить это в свою башку! Профессиональные игроки – это звери, это настоящие животные! Найди и уничтожь – вот такой должен быть принцип на паркете! Здесь тебе Америка, а не что-то там ещё! Знаешь, Ведад, здесь хорошие парни всегда приходят к финишу последними – неужели ты до сих пор не понял этого сам?!»

У него – дар? Он – прирождённый шутер? Раньше Ведад ни от кого не слышал таких слов в свой адрес…

«Мы – команда, у которой нет своего дома», – говорил Пи Уи мальчишкам. Это правда – в спортзале тогда был такой низкий потолок (6 с небольшим метров), что, если подкинуть мяч повыше, тот соскребал с него побелку. Так что команда вынуждена была проводить большинство тренировок в пяти кварталах от «Дуайта» – в подвале Центральной баптистской церкви, где был спортзал (тоже весьма маленький). А когда они играли домашние матчи, им приходилось садиться на автобус и тащиться чуть ли не через весь город на бывший асфальтовый завод, на территории которого устроили игровой зал (слушать рэп во время поездок, опять же, было строго запрещено; Пи Уи самолично проходил по автобусу, проверял, у кого какие записи – и если находил хип-хоп, конфисковал). «Полы на этом бывшем заводе были скользкие, как будто постоянно наступаешь на банановую кожуру», – вспоминает Пи Уи. «У нас нет дома, – продолжал Рик. – Но в наших силах сделать так, чтобы в любом месте мы чувствовали себя, как дома». Его игроки собирались вокруг, Пи Уи поднимал руку – и каждый протягивал к ней свою, а другую клал на плечо стоящему рядом товарищу. Получалось такое афро-европейски-американо-карибское братство. «Ну, поехали, ребята!» – и все начинали петь слова, которые они будут повторять на протяжении всего сезона: «Мы вместе! Мы побеждаем вместе! Мы проигрываем вместе! Мы всегда вместе! Мы молимся вместе! Мы любим друг друга! Мы любим друг друга!! Мы любим друг друга!!!» Ведад стоял в кругу вместе с остальными – но было видно, что он по-прежнему чувствует себя очень скованно и отчуждённо.

Пи Уи чётко держит руку на пульсе игры, не позволяя «Тиграм» расслабиться ни на секунду. И их соперникам – тоже...

А через несколько недель Пи Уи назначил его со-капитаном команды. Он повысил ставки, взвалил на худые плечи Ведада ещё больше ответственности, ещё более тяжёлый груз – и оставил ещё меньше места в игре, куда он мог бы от этой ответственности спрятаться: «Моя задача – вытащить его на ведущие роли в команде, то есть, в конечном счёте – избавить его от этого страха, из-за которого он не может играть так, как умеет. Это поможет ему не только в баскетболе. Это моя работа, сейчас – это моя жизнь».

Тем временем с Ведадом возникла новая проблема. И без того тощий пацан стал таять, как свечка – без видимых причин. Пи Уи сократил его игровое время и уже собирался поговорить с мальчишкой на эту тему и выяснить, что происходит, – но его опередили. Ведад, помимо баскетбола, занимался ещё и борьбой – в той же школе. Его тренером в «Дуайте» был Радомир Ковачевич, тоже родившийся в Боснии. Он участвовал в трёх олимпиадах и в Москве выиграл бронзу в дзюдо. Вообще, Ковачевич (увы, умерший от рака в 2006-м) был личностью колоритнейшей и по-своему даже культовой. И очень интересной. Например, уехал изучать дзюдо непосредственно в один из японских университетов и ухитрился стать там единственным иностранцем, который четырежды выигрывал студенческие чемпионаты (кто хоть немного в курсе того, что такое «дзюдо в Японии в 70-е годы» – тот поймёт, что это значит), за что ему вручили самурайский меч. Или разрабатывал в свободное время тренажёры, которые помогали встать на ноги тем, от кого уже отказались врачи… В общем, Ковачевич, повторюсь, был очень интересным персонажем и обладал всеми качествами, которые вкладываются в словосочетание настоящий мужик. И рассказывать о нём можно долго, но история эта всё-таки совсем не про него…

Так вот, однажды к Пи Уи пришёл этот самый Ковачевич и говорит ему:

– Вы знаете, что Ведад Османович постится?

– Чего-чего?

– Он постится.

– Ведад, подойди-ка сюда. В чём дело? Что с тобой в последнее время происходит?

– Ну… у нас сейчас идёт Рамадан… Это священный месяц для нас… Мы должны поститься… И я ничего не ем и не пью от восхода до захода солнца.

– Это нелепо! Невозможно! Я убеждаю его, что быть сильным, здоровым и счастливым – вот это и есть настоящее почитание Бога, но он продолжает голодать! Поговорите хоть вы с ним, мистер Кирклэнд! Ведь это же безумие!

Глаза Пи Уи на мгновение загорелись. Он относился к этой теме совсем по-другому, чем Ковачевич. Ведь он сам постился несколько лет в «Ла Туне». Чашка мюсли и стакан яблочного сока… «И что же после этого я должен был сказать мальчишке? Если я сам посвятил этому жизнь? Но, знаете, когда мы вот так сталкивались иногда с Радомиром, и у нас были разные взгляды на какой-нибудь вопрос, я почти всегда ему уступал. К тому же он вроде как был моим непосредственным начальником».

Тогда, в середине 90-х, история о том, как бывший уголовник Ричард Кирклэнд и современный самурай и приверженец восточной философии Радомир Ковачевич (один из профилей слева) помогают простому боснийскому пареньку Ведаду Османовичу (сидит справа), бежавшему в США от войны, реализовать свою «американскую мечту», была достаточно популярной в заокеанских СМИ.

Пи Уи чуть улыбнулся, заверил Ковачевича, что постарается как-то уладить это дело, дождался, когда тот уйдёт, и сказал Ведаду: «Послушай, я восхищаюсь силой твоей веры. Ты постишься – и становишься сильнее духом, становишься сильной личностью. И, конечно, нельзя отделить любовь к баскетболу от любви к Богу. Просто начни с сегодняшнего вечера, когда зайдёт солнце, есть побольше жидкого и горячего. Это хоть немного поможет не терять вес так быстро».

Ведад похудел ещё на 4 с половиной кг. Но вот Рамадан, наконец, завершился. Парнишка пришёл в себя, восстановил силы – и вдруг начал выдавать ту игру, которой так добивался и ждал от него Пи Уи. Он превратился в настоящего снайпера, разрушителя. Броски с шести метров? Сколько угодно! С семи? Пожалуйста! Он наконец обрёл веру в себя.

В следующих поединках Ведад набирал по 22, по 23 очка – хотя играл лишь чуть больше половины матча. Его звёздным часом стала битва с «Академией Вудмери», в которой «Тигры» взяли реванш, а сам Ведад накидал 39 очков. В «Дуайт» стали приходить письма из колледжей первого дивизиона NCAA на его имя...

Пи Уи был суров и беспощаден не только по отношению к своим подопечным – и к соперникам тоже. Иногда «Дуайт» бил оппонентов с разницей в 50 и больше очков, потому что Рик учил «Тигров» не ослаблять хватку до самого конца. Как-то Спэну пришлось отвечать на гневное письмо из такой же частной школы «Далтона», чью команду «Дуайт» размазал по паркету так, что её потом ещё долго пришлось собирать по кусочкам. Суть письма сводилась к следующему: «Как он посмел это сделать?! Что он себе позволял?! Это же дети!» Он – это, конечно, Пи Уи собственной персоной. А что он такого себе позволил? Дал своим парням указание лупить и калечить игроков «Далтона» на каждом квадратном метре площадки, как я поначалу подумал? Оказывается – совсем нет. Он всего-то навсего, когда «Тигры» вели 40 очков, оставил свою стартовую пятёрку на площадке и продолжал прессинговать «Далтон» по всему паркету до самого финального свистка – так что в итоге разница стала… стала… да слова такого приличного не существует, чтобы описать, какой она стала. А дирекция «Далтона» заявила, что больше с этими головорезами из «Дуайта» они играть не будут. «А чего они хотели? – спокойно прореагировал на критику Пи Уи. – Это игра, и я всего лишь стараюсь пробудить и развить у своих мальчишек инстинкт убийцы, который не должен притупляться на протяжении всего матча – до самой последней секунды».

У самого-то Пи Уи этот инстинкт и по сей день так и гуляет в крови. На протяжении всего матча со школой «Горация Мэнна» Рик заставлял присутствующих – соперников, их тренера, судей, болельщиков, самого Спэна, который сидел на трибуне – периодически вздрагивать своими зычными выкриками, которыми он подстёгивал «Тигров»: «Давайте, вышвырните этих козлов с паркета! Ну, вперёд, пришло время надрать им одно место!..» 

Могло показаться, что Пи Уи излишне, слишком строг – где-то даже жесток по отношению к воспитанникам. Но впечатление это обманчиво – они боготворили своего… даже просто тренером-то его не назовёшь… гуру, наставника – это куда ближе к истине. Потому что, когда в команде появлялся новичок, после его первой тренировки Пи Уи обязательно подзывал парнишку к себе и говорил следующее: «К сожалению, в течение сезона мы будем видеться не так уж часто – тренировок не так много, как мне бы того хотелось. Так вот, даже если у тебя завтра контрольная, или тебе дали на дом какое-нибудь задание – найди минутку и звякни мне, просто скажи, как твои дела. Если возникнет такая необходимость – звони в любое время, не стесняйся. Хоть в три ночи. Если у тебя проблемы с отцом, или ты поссорился с подружкой, или в школе неприятности, или ты попал в какую-нибудь передрягу на улице – звони. Может, я что-нибудь дельное посоветую, или ещё как-нибудь помогу. Да вон, хоть у ребят можешь спросить». Кое-кто из подопечных Пи Уи говорит сегодня, что, когда с ним приключалось какое-нибудь несчастье, которым как-то не хочется делиться с родителями, они звонили Кирклэнду, поднимали его с кровати – и тот болтал с ними ночь напролёт, и действительно реально помогал, находя какие-то выходы из нехорошей ситуации. «Ну, видите ли, я провёл в одиночестве в тюремной камере в общей сложности где-то 4000 ночей. Так что теперь, если кто-нибудь позвонит среди ночи, и я могу его как-то выручить, спасти от по-настоящему крупных неприятностей, удержать от большого неправильного шага, а такое бывало, или просто поделиться своим опытом – я буду только рад».

Он приглашал их и в свою школу. Там он представал совсем другим, как рассказывали парни из «Дуайта»: «Весь такой добрый, тихий и уютный дядька. Такой домашний, что вы забываете, как он орал на вас на тренировках, и вам охота прям подойти и обнять его».

В том первом для Пи Уи в качестве тренера сезоне-96-97 «Тигры» выдали 16-матчевую победную серию, которая прервалась лишь в последней игре регулярки, когда они встретились с «Академией Адельфи». Таким образом, обе эти команды поделили первое место в своей конференции, где играют сборные частных школ. Но этот проигрыш только разозлил команду – как того и хотел Пи Уи. Они катком прокатились по всем соперникам в плэй-офф и стали чемпионами конференции.

Но и это было для Кирклэнда не конечной целью: впереди их ждало решающее, самое главное испытание – турнир Государственной ассоциации частных спортивных школ штата Нью-Йорк.

«Тигры» победили во всех трёх матчах и выиграли финал, решающей в котором стала «трёшка» Ведада в самый критический момент – на последних секундах. После свистка первое, что он сделал – это подбежал к своему тренеру, бывшему уголовнику, и поцеловал того в щёку. В глазах у Пи Уи в ту секунду стояли слёзы. Всё это напоминает эпизоды из какой-нибудь дешёвенькой, душещипательной и плаксивой мелодрамки с плохим сценарием и непременно хорошим концом, но, оказывается, иногда такое происходит и в жизни…

После финала Рик сказал: «В одном старом кино с Джеймсом Кэгни он говорит: «Смотри, мама, я на вершине мира!» (не совсем точная цитата из фильма «Белое каление»; ну ещё бы – кому, как не Пи Уи Кирклэнду, вспоминать картину, которая входит в десятку лучших «гангстерских фильмов» всех времён!) Помните? Так вот, я сейчас чувствую себя так же: я на вершине мира!»

Пи Уи со своими парнями и с Ковачевичем «на вершине мира»...

Но следующий сезон начался совсем не так радужно. Между такими сильными натурами, как Пи Уи и Ковачевич, вспыхнул конфликт. Борьбой занимался не только Ведад: на тренировки Радомира ходили едва ли не все остальные «Тигры». Кирклэнд потребовал, чтобы Ковачевич не нагружал ребят так сильно – на грани их физических возможностей, иначе он вообще откажется регулярно работать с командой. На этом фоне она выдала не самый удачный старт: 5 побед-4 поражения. Тем не менее, из следующих 16-и матчей «Тигры» выиграли 14. Но конфликт продолжал тлеть. Не знаю, кто был в той ситуации прав, а кто – не очень, потому что даже команда разделилась: кто-то принял сторону Пи Уи, кто-то – Ковачевича, кто-то называл сумасшедшим первого, кто-то – наоборот, второго. Пи Уи подал в отставку в самый разгар плэй-офф – несмотря на то, что «Дуайт» снова выиграл турнир в своей конференции и второй год подряд взял титул в первенстве штата. «Тигры» впервые в своей истории вышли в полуфинал открытого чемпионата среди команд штата, куда их допустили после таких успехов – и здесь-то Пи Уи и ушёл. И успехи тоже сразу же закончились…

Ну, точнее говоря, не совсем ушёл: он как бы и оставался в команде некоторое время в качестве эдакого «теневого» ассистента-наставника, но основные обязанности по организации тренировочного процесса взял на себя другой человек, а Пи Уи фактически отошёл от дел.

В общем, к тренерской философии Кирклэнда можно относиться по-разному, но одно бесспорно – она давала наивысший результат. И вновь вспоминаешь, что, за какое бы дело ни брался Рик, везде он добивался максимума («Пи Уи Кирклэнд всегда был на самом верху, он никогда не был где-то посередине – в любом штате, на любом побережье…») И вряд ли можно отрицать, что он, как ни крути – незаурядная личность.

Что же касается Ведада, то Пи Уи вытащил из него, что хотел: «Я смотрю, как он играет, и вижу, что он уже не ищет никаких оправданий, и его страх ушёл. На нём сдваиваются и страиваются – а он набирает в среднем по 22 очка. Он больше не боится боли. Мне недавно сказали, что он играл довольно долго в этом сезоне с трещиной в правой руке – но никто об этом даже не догадывался. Так что я считаю своё дело сделанным. Он больше не прячется на площадке – и в жизни тоже не прячется».

В заключение этой небольшой «истории в истории» следует добавить, что надежд Кирклэнда Ведад Османович, по большому счёту, всё-таки не оправдал. Хотя, благодаря такой суровой школе, которую он прошёл у Рика, Ведад действительно раскрылся и обратил на себя внимание колледжей первого дивизиона NCAA. Особенно настойчивыми были университеты Майами и Талсы, но сам Ведад выбрал ещё более заштатное учебное заведение – «Дартмут», играющий в совсем уж захудалой конференции. И даже там его 4-летняя карьера была более, чем посредственной. В 2002-м он выставлялся на драфт, но никого не заинтересовал – и мечта об НБА так и осталась чем-то несбыточным… После этого он вернулся на родину и провёл несколько сезонов за боснийские команды, а потом, судя по всему, окончательно завязал с игрой.

Но всё это – если говорить только о баскетболе. А ведь Пи Уи повторял: «Я не учу вас играть в баскетбол; я учу вас тому, как изменить свою жизнь». И с этим-то всё в порядке: «Ведад потом звонил мне несколько раз. Он сказал, что закончил университет, у него хорошая работа, и вообще – он чувствует себя в этой жизни вполне уверенно. Я доволен». А сам Османович вспоминал о знакомстве с Кирклэндом так: «Пи Уи научил меня, как вкладывать в игру своё сердце. Он объяснил мне, что это значит: быть шутером. Он доверял мне, он показывал, как найти своё место, свою роль – на площадке и в жизни. Да, бывало, что он здорово на меня орал. Он знает игру, как мало кто – просто не всегда может это выразить, поэтому иногда он так себя и вёл. Он и Радомир сделали меня тем игроком и тем человеком, которым я являюсь сейчас. Я выходил на игры, как король, и в обычной жизни я больше не боюсь высказывать и отстаивать своё мнение. Я почувствовал, что это значит на самом деле: быть свободным. Они – два совершенно разных человека, два непохожих друг на друга мира. И каждый из них передал мне тот опыт, те знания, которые сильно помогли мне в дальнейшей жизни».

Ну, а буквально в прошлом году в «Дуайте» возродили победные традиции, которые начал было почти 20 лет назад прививать Рик. И это – снова во многом заслуга Кирклэнда, только уже другого: его сына, Пи Уи-младшего, который в решающем матче набрал 23 очка.

В центре – Дэйв Браун, нынешний тренер «Дуайта», справа – Пи Уи-младший, лидер «Тигров». Он тоже играет 1-о номера, и, хотя до отца ему, конечно, далековато, говорят, что какую-то часть своего таланта Рик сыну определённо передал. По крайней мере, этого оказалось достаточно, чтобы Кирклэнд-младший привёл год с небольшим назад свою команду к чемпионскому титулу: «В тот день я был самым счастливым отцом на свете!»

Уйдя из «Дуайта», Пи Уи не собирался почивать на лаврах. С того момента он много чего успел сделать. Например, написал и защитил диссертацию объёмом в 129 страниц по теме «Насилие среди молодежи», за что и получил степень магистра. И на сегодняшний день Пи Уи Кирклэнд является – кто бы мог подумать? – очень известным лектором, чьи выступления регулярно появлялись на страницах Sports Illustrated и даже Finanсial Times, он издал несколько публикаций религиозного характера, авторитетнейший журналист Питер Дженнингс, пока был жив, периодически приглашал его в качестве собеседника в свои «World News Tonight», и однажды эта программа назвала его «Персоной недели». Кирклэнд преподаёт «философию баскетбольного коучинга» в лонг-айлендском университете (честно говоря, никогда бы не подумал, что есть такая отдельная учебная дисциплина – а вот, оказывается, есть), и студенты там уважительно называют его не иначе, как «профессор». Ещё в 94-м он успел засветиться в небольшой роли в фильме «Above the Rim» с тем же Тупаком Шакуром, где Рик сыграл баскетбольного скаута.

Один из плодов литературной деятельности Пи Уи.

У Кирклэнда есть множество наград за его труды, хотя сам он говорит, что уже давным-давно не ищет личной славы. Он вообще отказался от всего того, чем жил раньше. Например, от многочисленных поклонниц, из которых мог бы составить при желании гарем, не уступающий по численности населению сераля какого-нибудь падишаха из сказок «Тысячи и одной ночи»: «Я люблю свою жену и сына, Пи Уи-младшего, люблю с каждым годом всё больше». Когда-то он мог похвастать десятками самых роскошных машин, за руль некоторых из которых он и садился-то пару раз в жизни, не больше – всё остальное время они стояли в гараже. Сейчас весь его автопарк состоит из «Ford Excursion», пробег которого приближается к 200 000-м км.

И, конечно же, он остаётся одной из главных легенд Ракера, без которой не может обойтись ни одно мало-мальски значимое торжественное мероприятие в парке.

Как-то, ещё когда были живы Чемберлен и Мэниголт, Пи Уи встретился там с Питером Векси, на которого когда-то, ещё в начале 70-х, нагонял такой страх…

«Вряд ли какой-нибудь белый мог чувствовать себя в Гарлеме так же уверенно, как я. Но скажу вам честно: я всегда боялся Кирклэнда, реально боялся. Они с Хэммондом были неприкосновенны – и все их вещи тоже. Я мог только надеяться, что Пи Уи никогда не откроет ту свою сумку, в которой держал пистолет. Я с ним никогда не пререкался, потому что всегда помнил об этой сумке на скамейке. Нет уж, до конфликтов с ним я дело не доводил. Много лет спустя меня пригласили в Гарлем по случаю большого благотворительного турнира, чтобы отдать дань памяти главным легендам в истории Ракера. Я сидел рядом с Уилтом, рядом с Мэниголтом, с Арчибальдом… И здесь подходит какой-то пацан, дёргает меня за рукав и говорит: «Эй, слышь, ты – Питер Векси? Пи Уи тоже тут, и он хочет тебя видеть». Я подумал только: «Ох, б…ь, твою ж мать!» Я знал, что у нас с ним всегда были нормальные, вернее говоря, нейтральные отношения. А уж если быть совсем точным – и вовсе никаких отношений не было. И всё-таки я немного испугался… да ладно, чего уж там – называя вещи своими именами, я здорово пересрал тогда: «На хрена же я ему понадобился?» Прямо как эпизод из какого-нибудь фильма! Но, раз Пи Уи Кирклэнд позвал, я пошёл – а как иначе, я не мог не пойти! Это было похоже на аудиенцию у Папы Римского. Я слышал, что и Пи Уи, и Джо Хэммонд только недавно освободились из тюрьмы, и вот я их увидел. Конечно, эта парочка, как обычно, была вместе. Я просто смотрел на них – и нервничал всё больше и больше. Нет, я знал, что Хэммонд-то и мухи не обидит, но вот чего ждать от Кирклэнда?.. Наконец, Джо заговорил – и это сразу разрядило обстановку: «Ты ведь иногда видишься с Джулиусом (Ирвингом)? Когда встретишься с ним в следующий раз, передай ему, пожалуйста, что мы очень ценим то, что он делал своей игрой – для парка и для нас. Если бы не он, о нас бы, наверное, никто и не услышал. Скажи ему «спасибо» – от нас». А потом они оба протянули мне руки и тоже поблагодарили за то, что я сделал для турнира, для Ракера, в котором прошли лучшие годы их жизни. И сказали, что считают меня своим другом. Я уходил от них, чувствуя себя на седьмом небе от счастья! Пи Уи Кирклэнд считает меня своим другом! Это был лучший день в моей жизни!»

***

Годы идут. Даже бегут – чем дальше, тем быстрее. Совсем недавно, в мае, Пи Уи стукнуло 70. Но он даже и не думает останавливаться – наверное, спокойная старость не для таких людей, как Кирклэнд. Он продолжает преподавательскую работу в университете. С определённого момента начал посещать тюрьмы («хотя с теми ребятами, конечно, куда труднее, чем с детьми: уж слишком много у них в голове накопилось всякого дерьма – попробуй-ка его оттуда выбить! Но я пытаюсь – может, хоть до кого-то дойдёт, как в своё время дошло и до меня. Во всяком случае, кое-кому из них по душе то, что я делаю»).

Но его главным и любимым детищем остаётся «Скиллз». Он всё так же разъезжает по стране со своими лекциями – и кого-то ведь наверняка спасает этим. При случае Пи Уи просит автографы у столь нелюбимых им рэперов (а те, в свою очередь, у него): «Тут уж ничего не поделаешь. Просто этими автографами легче всего привлечь к себе малышей – а ведь на малышей проще всего как-то повлиять, пока они ещё не подросли. Кстати, если уж на то пошло, многие парни-рэперы – Лудакрис, например – очень одобряют то, что я делаю». Рик получает множество благодарственных посланий от матерей и подруг тех, кого он смог вернуть на путь истинный, их отцы относятся к нему с благоговением. Кажется, что со временем его статус одного из идолов Гарлема нисколько не уменьшился – скорее, наоборот. Сегодня это и есть его жизнь. Считается, что одна из задач разыгрывающего (если только он, конечно, действительно хороший разыгрывающий) – это облегчать жизнь партнёрам и вообще, делать тех, кто находится рядом с ним, лучше. Пи Уи – яркое тому подтверждение. Когда-то, возможно, сильнейший игрок на улицах Нью-Йорка, которому прочили славу одного из лучших разыгрывающих в истории, и сегодня остаётся настоящим лидером. Просто раньше он был им на площадке, а теперь – за её пределами.     

«Учить игре – это хорошо, но рассказывать о жизни – вот настоящая поддержка. Сейчас я иногда задумываюсь о том, что, быть может, мне нужно было пройти через все эти испытания в своей жизни, чтобы стать после них настоящим авторитетом для этих детей, чтобы иметь право говорить с ними и пытаться удержать их от тех ошибок, которые я совершил сам. Всё это выходит за чисто баскетбольные рамки, но, так или иначе, я живу баскетболом и по сей день. Знаете, что я вам скажу? Мне потребовалось всего 40 секунд, чтобы в своё время принять одно неправильное решение, сделать плохой выбор – и потом у меня ушло долгих 40 лет на то, чтобы изменить свою жизнь, привыкнуть к этой новой жизни, вернуться в общество и стать тем Пи Уи Кирклэндом, которым я и должен был быть с самого начала.

Когда я стал всем этим заниматься, меня наконец-то перестали преследовать воспоминания о том парнишке из «Льюисбурга», которого я не смог спасти. Теперь я засыпаю спокойно – потому что уже не слышу его предсмертного хрипа».

Совсем недавно у Пи Уи брали интервью. Он предложил журналисту встретиться в парке. И вот они стояли там, разговаривали, когда к ним подошёл один мужик – лет эдак под 60. Он, не говоря ни слова, опустился перед Кирклэндом на колени и… прикоснулся губами к его ногам. И так же безмолвно удалился. Корреспондент после этого эпизода поперхнулся вопросом, который хотел задать – он остолбенел (как остолбенел бы и я сам на его месте). Потом тот парень, беседовавший с Риком, рассказывал: «Я просто потерял дар речи: знаете, с одной стороны, я никак не мог поверить, что стал свидетелем чего-то подобного на одной из улиц Нью-Йорка в двадцать первом веке, а с другой – готов был поклясться, что видел это собственными глазами». Придя в себя, он спросил:

– Кто это был?

– Не знаю, – Пи Уи пожал плечами с таким безучастным видом, словно давно уже привык к подобным проявлениям. – Будь он помоложе – тогда всё было бы понятнее. Значит, мне удалось вернуть его брата, или друга, или сестру к нормальной жизни. С теми, кто постарше, вариантов больше. Может быть, этот мужик видел, как я играл в парке. А может, помнит меня, когда я был одним из криминальных королей Гарлема. Может, я спас тогда его семью от смерти. А может быть – всё то же: я помог найти правильную дорогу его сыну или внуку, и тот стал обычным человеком, а не сел на электрический стул. Сложно сказать, – и Пи Уи развёл руками. – Просто я – всё ещё живая икона в Гарлеме. И для стариков, и для молодых. Я здесь кто-то вроде Бога...

Сказано это было очень просто – безо всякого бахвальства и выпендрёжа. Кирклэнд словно констатировал всем известный факт.

– Ну да, меня предупреждали, когда я сюда ехал, но я не думал, что… – тут журналист осёкся и замолчал, не зная, что бы ещё сказать (как не знал бы и я на его месте). Он подумал немного, переваривая услышанное, а потом задал следующий вопрос:

– Скажите, а сейчас вы богаты?

– Нет. Совсем нет. Хотя… это тоже не такой уж простой вопрос. В обычном понимании я, конечно же, небогат. Но… Видите ли, прошло уже больше полувека с того момента, как я заключил свою первую сделку, связанную с наркотиками. И больше 30-и лет с тех пор, как я выходил в качестве действующего игрока на матч в Ракер-парке, и мне аплодировали зрители... Мне нравится, как изменилась моя жизнь. Раньше я думал, что я богат. Да, я считал себя королём – ведь у меня в кармане были чуть ли не все деньги мира! Но потом я вдруг понял одну вещь: если ваша единственная цель в этой жизни – это ваше же собственное существование, если вы не оказываете никакого влияния на жизнь других, то всё это богатство – только мираж, оно существует лишь в вашем воображении. И только теперь, 40 с лишним лет спустя, я на самом деле ощущаю себя богатым – потому что я оставляю после себя нужное, правильное наследие. Вот это – уже не мираж, а реальность, то наследие, которое останется после вас. Да, мне потребовалось много времени, чтобы дойти до этого, но я продолжаю работать над своим наследием, я посвящаю этому каждый день своей нынешней жизни. И мне это нравится.

Достаточно посмотреть на одежду Пи Уи, чтобы понять, что он имеет в виду. Сегодня это – или белый спортивный костюм, качественный, но далеко не самый дорогой, который он надевает, когда появляется на баскетбольных площадках, или строгий серый – для деловых встреч, хорошо пошитый, но вполне обычный. И трудно представить этого человека в шубах до полу, увешанного чуть ли не килограммами драгоценностей… Сегодня в одежде Пи Уи нет ничего замечательного. Теперь она для него – уже не средство показать и утвердить себя; одежда – это просто одежда.

Вообще, подчас задаёшься вопросом: так какой же Кирклэнд – настоящий? Тот, который царствовал в Ракере? Или тот, который продавал наркотики? Или тот, который геройствовал в матчах тюремной Антрацитовой лиги? Или – нынешний, с его проповедями? Интересно, а сам-то Пи Уи это знает?.. Впрочем, глупый вопрос, конечно. Все они – настоящие, и все эти люди – Пи Уи Кирклэнд, один-единственный и неповторимый. Наверное, такой и должна быть легенда Гарлема – неоднозначной, противоречивой, про которую нельзя сказать: он хороший, или он плохой, потому что он и ни плохой, и ни хороший, он – просто вот такой, какой есть.

Многие считают, что люди никогда не меняются. И, действительно, куда проще было бы думать, что Пи Уи до тюрьмы и после – это два совершенно разных человека. Не один и тот же, просто очень изменившийся, а именно, что два разных – настолько сильно они отличаются, эти две его жизни, первая и вторая.

Его дружки по криминальному миру тоже думали, что никто и ничто не меняется. Не успел он вернуться домой из «Ла Туны», как они тут же вышли на связь и сразу же поинтересовались: какие у него планы на будущее и когда он намеревается вернуться «в дело». «Я им ответил, что скорее буду выковыривать зубочисткой дерьмо из собачьих задниц, чем возобновлю ту жизнь, которую вёл раньше и которую сейчас ведут они». Однако подельники очень долго не могли в это поверить, считали, что он их разыгрывает, или хитрит у них за спиной, продолжали названивать… Пока до них наконец-то не дошло: а Пи Уи-то не прикалывается – он и вправду «завязал»!

Да нет, мы всё-таки меняемся. Меняемся, и сам Кирклэнд – лучший тому пример, ведь Пи Уи и до тюрьмы, и после – это, как бы то ни было, один и тот же человек. Сам Рик любит повторять, что, раз уж он смог измениться – остальные и подавно в состоянии сделать это, было бы желание. Что ж, может, оно и так – кому, как не Ричарду, рассуждать о подобных вещах? Вот только удаётся это мало кому. Не так уж это легко. Захотеть этого – даже очень-очень – ещё мало; одного «хотения» недостаточно. Нужно быть по-настоящему сильным духом, чтобы, побывав в дерьме по самые уши, вдруг обнаружить (и, наверное, даже самому удивиться поначалу этому открытию), что ты – не последний подонок, не законченная мразь, ты – всё же человек…

Давний друг Кирклэнда, тоже родившийся в Гарлеме, доктор Терри Льюис, по долгу службы помогал тем, кто пользовался в своё время «услугами» криминальной империи Рика, покупая у него наркотики, кого-то из них он даже вытаскивал с того света… Так что он не понаслышке знаком с тёмной стороной Пи Уи, с его первой жизнью. Тем не менее, сегодня Льюис говорит: «Он сделал за последние 25 лет очень много хорошего – это перевешивает то плохое, что он творил тогда, когда жил уличной жизнью».

Другой его приятель, уже упоминавшийся партнёр по «Киттреллу», ставший потом пастором, преподобный Бернард Брэнч, сказал: «Сейчас всё это уже не имеет значения, потому что он спустя годы, пройдя через столько испытаний, нашёл дорогу к Богу, и тот наконец-то дал ему цель в этой жизни. Я счастлив за него».

Конец лета 2013-о. Турнир под эгидой Nike, куда Пи Уи был приглашён в качестве одного из наиболее почётных гостей. Кстати, весьма любопытно, что человек, стоящий крайним справа – Джеймс Флай Уильямс – практически в точности повторил, пусть и со своими вариациями, жизненный путь Кирклэнда, но в уменьшенном, скажем так, масштабе. Он тоже – один из крутейших мастодонтов Ракера, хотя в тамошней табели о рангах располагается всё-таки на ступеньку пониже, чем сам Пи Уи или Джо Хэммонд. И, как и Рик, свернул в определённый момент не туда, поддавшись зову улиц – правда, здесь, в отличие от баскетбола, он и близко не стоял к славе Ричарда. Джеймс участвовал в ограблении – но попытка не удалась, и вместо денег он получил пулю под лопатку и дыру в лёгком. И прямо с больничной койки отправился в тюрьму. Выйдя из которой, стал работать в одном из реабилитационных центров Нью-Йорка с трудными подростками – как и Кирклэнд (правда, опять же, с куда меньшим размахом, чем сам Пи Уи). Ну, а Дюранта, думается, все узнали...

Конечно, им, лично общающимся с Пи Уи, лучше знать обо всём этом. Но я с ними согласиться не могу. То, что ты делал – и хорошее, и плохое – всегда имеет значение. Есть для меня в образе Кирклэнда червоточина, от которой никак уже не избавиться. Она складывается и из каких-то незначительных вещей тоже. Вроде того, как он подал в отставку с поста тренера «Дуайта» в самый разгар плэй-офф – что ни говори, но ребята наверняка восприняли это, как предательство. Или в фильме «Отцы спорта», о котором я говорил в истории Джо Хэммонда, есть эпизод, когда легенды уличного баскетбола – Джулиус Ирвинг, Джо Хэммонд, Флай Уильямс, Джо Брайант (отец Кобе) – встречаются впервые после того, как долгие-долгие годы не виделись, и рассуждают на тему стритбола. Пи Уи был одним из главных действующих лиц, и предполагалось, что он тоже присоединится к ним – но тот отказался и давал интервью отдельно. Авторы фильма не стали оговаривать причин, почему он это сделал, но на фоне того, как тепло приветствовали друг друга все в вышеперечисленной компании, это почему-то оставило не очень приятный осадок. Что это было – заносчивость, проявление высокомерия со стороны Кирклэнда? Ещё что-нибудь в том же роде? Остаётся только предполагать… Да и эти его чересчур жёсткие высказывания в адрес других людей – далеко не всегда объективные, как в случае с тем же Нормом Ван Лиром...

Впрочем, всё это мелочи. В конце концов, кто его знает: какие у них там могли всплыть давние обиды и счёты (особенно с учётом того, как непримиримо относился к любому поражению Пи Уи всю жизнь; может быть, всё дело в каком-то старом проигрыше – с его-то бойцовским характером такое вполне можно допустить).

Главное-то, конечно, в другом. Я всегда… ну, точнее говоря, не всегда, конечно, а с того момента, когда вообще начал немного задумываться о подобных вещах, считал, что раскаяние – это штука, понятное дело, очень хорошая. И полезная. Если человек раскаивается – то значит, что не всё с ним так плохо, и есть шанс, что, прежде чем в следующий раз совершить какое-нибудь зло, он, может быть, хотя бы поразмышляет для начала, а там – как знать? – и не будет ничего такого творить. Но, по-моему, чем искупать грехи – уж лучше стараться поменьше их делать. Можно молиться дни напролёт – но назад-то уже ничего не вернёшь. Можно построить храм – но очень, очень редко действительно получается исправить то зло, что мы причинили другим людям – исправить таким образом, что его вроде как и вовсе не было. Человек, которого мы как-то обидели, может эту обиду нам простить, может просто о ней забыть, но она всё равно останется.

А уж что творил Пи Уи – это никаким подсчётам не подлежит. Пусть он никогда и не думал лишать кого-нибудь жизни, не отдавал кому-то из своих подчинённых таких приказаний – но кто может сказать, сколько семей он разрушил, да и скольких людей отправил на тот свет, пусть и не напрямую, а косвенно – продавая наркотики (хотя здесь, конечно, виноваты в основном сами его клиенты – сами знали, на что идут)? Рик даже и не скрывал, что нередко те, кто брал у него кредиты, оказывались в больницах, если не могли вернуть долг в срок. И, что бы он ни делал сегодня, невозможно просто взять и выкинуть из головы то, как он битами и кастетами выбивал из них эти деньги. Можно купить множество индульгенций – но сломанная рука или нога при этом может срастись неправильно, и человек никогда уже не будет прежним, и на месте выбитых зубов новые тоже уже не вырастут… Пусть даже большинство покалеченных его бандой – такие же наркодилеры, только куда меньшего масштаба, которые стремились без особых усилий нажиться на чужом горе – таких, честно говоря, и не жалко, туда им и дорога. Но ведь были же среди них и нормальные люди, которые обращались к нему, потому что больше не к кому было?..

Когда ты узнаёшь историю такого человека, как Кирклэнд, то начинаешь по-другому смотреть на своё детство. Пусть не было в нём чего-то особенного – вполне обычная, среднестатистическая семья, любящие родители, – но прошло оно относительно благополучно. Да, приходилось, конечно, соприкасаться с тем самым другим миром – в родной провинции в «лихие 90-е» от этого, так или иначе, кажется, не был избавлен никто, включая и подростков, ну, разве что, кроме детей чиновников из городской администрации – но, к счастью, только соприкасаться. Поэтому мне сложно его категорически осуждать. Спросишь себя: а сам-то ты, окажись в таких вот трущобах, смог бы остаться нормальным человеком и не стать бандюгой – и, конечно, хочется ответить: смог бы, не стал бы. Но вот уверенности-то в этом нет никакой. Ставишь себя на его место – и как знать, как сложилась бы твоя жизнь? Вот только здесь, естественно, есть ещё кое-что. Пи Уи часто повторял в своё время, что в молодости у него, мол, не было иного выбора, кроме как пойти по криминальной дорожке. Ещё можно хоть как-то понять (но, конечно, не принять), когда такие слова говорит кто-то вроде его давнего дружка по молодёжной банде Билли Блэйза. Обычный парень из Гарлема без особых способностей, может, и впрямь не видел для себя каких-то других вариантов. Но у Пи Уи-то, вдобавок ко всему, была одна штука, которой лишены большинство из нас, и благодаря ей, по идее, у него должен был бы выработаться приличный иммунитет к этой уличной жизни – огромной силы талант, который мог бы вытащить его наверх. Как того же Крошку Арчибальда. Но он понял это для себя слишком поздно…

Нет, конечно, не мне судить, чего в жизни Пи Уи больше – хорошего или плохого. Уж если быть до конца честным – я уважаю его хотя бы за то, что в любом деле, за которое он бы ни брался, он, как минимум, просто добивался успеха – или становился настоящей легендой. Но повторю слова, сказанные в начале этой истории: я далёк от того, чтобы восхищаться этим человеком.

Но в одной вещи уверен даже я: всё могло бы быть гораздо хуже. Если и есть какой-то высший суд, если кто-то где-то там и будет определять и решать, чего заслуживает Ричард Кирклэнд – Пи Уи будет что положить на обе чаши весов. Не знаю, сколько жизней он спас, но даже про одну говорят: она бесценна. А уж на счету-то Пи Уи таких явно больше одной.

Часто слышишь, что и добро, и зло, сделанное нами, возвращаются к нам по кругу. Не уверен, что это так на самом деле. Знаю людей, которых очень сложно назвать «хорошими», но они весьма успешны в этой жизни, знаю и тех, кто достоин куда лучшей доли по своим человеческим качествам – но пока всё у них складывается не очень-то здорово. По-моему, правильнее другое: и добро, и зло расходятся от нас, как круги по воде. Чем занимается Пи Уи последние 25 лет? Может, и пафосно прозвучит, но он меняет людей, воздействует на них, исправляет их. Ну, или хотя бы пытается. И кое от кого из них начинает исходить то же тепло, распространяя эту самую положительную энергию Кирклэнда всё дальше и дальше. Потому что многие из тех детей, которым повезло встретить его на своём пути в самый критический момент, уже выросли – и иногда приходят по старой памяти в «Скиллз» и, в общем-то, вслед за Пи Уи повторяют то, что делал когда-то и он сам – просто разговаривают с новыми воспитанниками школы.

Один из них – Уоллес Линч. Он останавливает десятилетнего мальчугана, одетого в нечто кричаще-синее:

– Йоу, брат, чего это ты так вырядился? И что это за буквы у тебя на груди?

– «ГГ», чувак. «ГГ», «ГГ».

– Ну-ка, просвети меня, что это значит?

– «Гарлемские Гангстеры», чувак. Я – самый настоящий гангстер, – лицо пацана расплывается в довольной улыбке.

– Да ну? Перестань смеяться и расскажи-ка мне серьёзно, что ты знаешь о гангстерах?

Парнишка стесняется и не знает, что сказать. Теперь улыбается уже Уолли.

– Слушай, ты – не гангстер. Гангстер – это плохо. И совсем не так круто, как ты думаешь. Вот послушай-ка, что я тебе расскажу, только слушай внимательно…

Он отводит парня в сторону, и тот слушает его чуть ли не с открытым ртом… Это и есть то, чему Пи Уи Кирклэнд посвятил вот уже почти четверть века, двадцать пять лет своей жизни. А значит – всё то, что он сделал за эти годы, было не зря. И, надо думать, найдутся люди, которые продолжат его начинания и дальше...

Наверняка сам Пи Уи сожалеет в глубине души, что его судьба сложилась именно так, а не иначе – даже несмотря на то, чем он занимается сейчас. Я никогда не поверю, что сегодня он об этом не задумывается. По крайней мере, иногда в его интервью проскальзывают следующие слова: «Если и есть что-то, что я хотел бы поменять в своей жизни – так это то самое решение, которое я принял много-много лет назад, когда встал на преступный путь. Когда я играл в баскетбол, я всегда побеждал. Но, если говорить об игре, которую каждый играет не на площадке, а в своей обычной жизни – то в ней я проиграл».

Последняя фраза, по-моему, стоит тысячи других слов.

Но и с ней я тоже никак не могу согласиться. Так может сказать о своей жизни приятель Кирклэнда – Джо Разрушитель Хэммонд. Вот он – да, действительно, остался кругом проигравшим. А Пи Уи… нет, он, конечно, определённо уступил в первых раундах. Но вот потом… потом он всё-таки одержал победу. И победу, как уже давным-давно известно всему миру, самую-самую трудную – победу над самим собой.

Ричард Кирклэнд