Преданья старины глубокой. Клео Хилл. Зарезать без ножа, или Времена не выбирают. Часть пятая
О Клео Хилле в принципе написано не так уж много – давно всё это было, да и не заработаешь на нём никакого капитала: кому он интересен, этот Клео Хилл? Но, уж если авторы всё же касаются этого имени, то нередко они упоминают о том, что точку отсчёта, с которой начались все злоключения Клео, можно определить точно, точнее некуда – это 17-е октября 1961-о, день, в который случилось нашумевшее событие, вошедшее в хроники лиги под названием «Инцидент в Лексингтоне».
Той осенью «Бостон» и «Сент-Луис» в рамках предсезонной подготовки совершали на пару турне по центральным штатам. Заканчивалось оно на юго-востоке, в самом сердце Дикси, как называют эту территорию в США. В этот день в Лексингтоне, городе в Кентукки, команды должны были встретиться между собой.
Игроки заселились в отель «Феникс». За несколько часов до начала игры, примерно в полдень, когда наступило время ланча, в дверь номера Хилла раздался громкий стук. За порогом возвышался Билл Расселл, из-за спины которого выглядывал Сэм Джонс. Билл был не просто рассержен – наверное, именно так выглядел Зевс-громовержец, когда, в очередной раз разгневавшись на провинившихся в чём-то несчастных смертных, ниспосылал на их головы страшную кару с небес.
Расселл поведал, что двух «Кельтов», Сатча Сандерса и Джонса, только что отказались обслуживать в кафе отеля. «Такие вещи случались в маленьких городах в те дни, – говорил потом Сандерс. – Я думаю, что часто это происходило потому, что люди, которые так себя вели, считали, что мы здесь только проездом, а потому не будем тратить время и как-то качать права. Но буквально за пару дней до того нас уже выставили из ресторана в Мэрионе, в Индиане (это так. 11-о октября «Бостон» играл там очередной выставочный матч, после которого «Кельты» отправились в местный «Клуб Миллера», чтобы расслабиться и пропустить по стаканчику, но им отказались подавать напитки. Артур Принцип, управляющий клуба, сказал, что сделал это в полном соответствии с законами, принятыми в Индиане, согласно которым посетители, желающие выпить, должны сидеть, а игроки стояли. При этом Принцип горячо отрицал, что в клубе как-либо ущемляются права чёрных, и вообще, он даже не знал, что к нему пришли баскетболисты). И там, и здесь, в Лексингтоне, к нам относились куда более враждебно, чем в других местах. Мы собрались у кого-то в номере, и тут Билл сказал: «Я не думаю, что нам сегодня стоит выходить на игру». Вам приходилось как-то с этим мириться, если вы были чёрным и путешествовали по стране. В этом не было ничего нового. Самым лучшим вариантом было найти какое-нибудь кафе самообслуживания. Но терпение Билла на этот раз лопнуло». Теперь игроки «Бостона» пришли поинтересоваться, согласны ли их братья по крови из «Хоукс» присоединиться к бойкоту?
Хилл спустился вниз, чтобы удостовериться лично, так ли всё обстоит на самом деле, и столкнулся с таким же холодным приёмом со стороны персонала кафе. После этого Клео вернулся в номер и объявил, что, конечно, он поддерживает инициативу «Кельтов» и в матче участвовать не будет. Вуди Солдсберри и вовсе дважды просить не пришлось – его хлебом не корми, дай замутить какую-нибудь протестную акцию, а уж если речь заходит о расизме… Сихуго Грин занимался делом, которое, к сожалению, уже стало для него привычным – залечивал очередную травму, и в Лексингтон не поехал, а насчёт Фредди ЛаКура точно не знаю – возможно, его не стали трогать, потому что он всё больше и больше уходил в себя; а может, его просто не считали «своим» – он-то, повторюсь, был французским метисом, а не афроамериканцем. Клео Хилл вспоминал, что, узнав о разгорающемся скандале, менеджеры команд пришли на разборки с персоналом отеля; они убеждали работников кафе, что раз те имеют в данный момент дело не со среднестатистическими постояльцами, а с профессиональными спортсменами, то можно забыть обо всех правилах. Персонал, вроде бы, внял доводам – но теперь уже упёрлись сами игроки: «Мы сказали, что хотим, чтобы нас обслужили, как обычных обывателей, а не как тех, кто играет в НБА». В результате никто из чёрных игроков на паркете в тот вечер не появился.
Как это всегда и бывает в подобных случаях, у другой стороны был свой взгляд на происшествие, несколько отличавшийся от того, которого придерживались игроки. Его изложила 18-о октября в своей статье «Служба охраны отеля даёт разъяснения по поводу инцидента» газета «Лексингтон Лидер»: «Согласно правилам, действующим в отеле «Феникс», в кафе отеля обслуживаются лишь официально зарегистрированные постояльцы, как рассказал сегодня управляющий отеля Тед Эйч Хардвик.
Он подробно остановился на этом вопросе, комментируя инцидент, случившийся во вторник, во второй половине дня, причиной которого, согласно заявлению пятерых негров, членов профессиональных баскетбольных команд, стал отказ обслужить их в кафе отеля. Хардвик и Арт Лэнг, помощник управляющего, рассказали по поводу произошедших событий следующее.
Менеджеры команд «Сент-Луис Хоукс» и «Бостон Селтикс» проходили процедуру регистрации в отеле перед выставочной игрой в «Мемориал Колизеуме», проспонсированной Ассоциацией выпускников университета Кентукки.
В это время несколько игроков находились в лобби отеля. Два негра – игроки «Селтикс» – прошли в кафе, где дежурная официантка, миссис Джанетт Кроуфорд, спросила, зарегистрированы ли они в отеле.
Она объяснила, что, если они зарегистрированы, то смогут оформить свой заказ, но в противном случае их не будут обслуживать. Тогда игроки покинули кафе. Миссис Кроуфорд сказала, что не знает их имён.
Третий негр (неизвестно, был ли он баскетболистом) позже зашёл в кафе, и миссис Кроуфорд поинтересовалась, играет ли он за одну из команд. Негр ответил «Нет» (возможно, это и был Клео, который решил схитрить) и также покинул помещение кафе.
Где-то через 20-30 минут после инцидента, тренер «Селтикс» Ред Ауэрбах и Марти Блэйк, генеральный менеджер «Хоукс», вызвали Лэнга и рассказали ему о случившемся. Лэнг заявил, что отель не придерживается дискриминационной политики, и назвал всё случившееся недоразумением, а также сказал, что «готов обслужить парней лично в любом месте, только если я смогу туда добраться. К сожалению, всё произошло слишком быстро; я узнал об этом только через полчаса, а иначе сам уладил бы все возникшие затруднения». Он позвонил в кафе и дал указание администратору обслужить любого игрока, который зайдёт пообедать.
Лэнг сказал, что он видел тех, кому было отказано в обслуживании, и готов принести свои извинения, но не может теперь найти их.
Тренер «Селтикс» Ред Ауэрбах дал свою версию происшедшего: «У нас уже было два похожих инцидента, когда в кафе отказывались обслуживать наших игроков-негров. Мы пошли в кафе уже после того, как парни были зарегистрированы, с этим не было никаких проблем, и тут – бац! – нам говорят: «Мы не можем вас здесь обслуживать». Конечно, ребята восприняли это очень эмоционально. Они сказали, что хотели бы вернуться домой. А я ответил: «Давайте не будем пороть горячку и чуть-чуть подумаем над этим». Мы разговаривали с ними два часа, но я так и не смог убедить их. Они сказали: «Мы хотим лететь обратно в Бостон». Тогда я отвёз их в аэропорт и посадил на самолёт».
Пол Сеймур, тренер «Ястребов», прокомментировал: «Игроков команды «Селтикс» отказались обслуживать, и наши ребята решили, что будет правильно, если они тоже откажутся играть».
Таким образом, пять негров – игроков «Селтикс»: Билл Расселл, Эл Батлер, Сэм Джонс, Кей Си Джонс и Том Сандерс – отказались выходить на игру, так же, как и два игрока «Хоукс»: Вуди Солдсберри и Клео Хилл.
Хардвик сообщил, что он слышал, как Ауэрбах звонил генеральному менеджеру «Селтикс» в Бостон (не очень понятно, кого имел в виду управляющий отеля – генеральным «Кельтов» был как раз сам Ред; по-видимому, Хардвик говорил о владельце и президенте «Бостона» Уолтере Брауне), и тот сказал, чтобы тренер возвращался с командой домой, но Ауэрбах убедил его, что «это будет несправедливо по отношению к 10 000-м болельщиков, которые соберутся в «Колизеуме», чтобы посмотреть игру».
Негры – игроки «Селтикс» – вернулись в Бостон на самолёте во второй половине дня, но другие члены команды остались в отеле на ночь. Один из служащих отеля сообщил, что они покинули его сегодня рано утром.
Хардвик сказал миссис Кроуфорд, что «она сделала то, что должна была сделать», когда спросила негров, были ли они зарегистрированы в отеле.
Игра состоялась в назначенное время. В составе «Селтикс» было семь игроков, в составе «Сент-Луиса» – девять. «Хоукс» выиграли матч 128:103, в самом начале совершив рывок 10:0 и уже не упуская в дальнейшем своего преимущества. Максимальный разрыв в счёте составлял 32 очка.
Две бывших звезды университета Кентукки, Клифф Хэган из «Хоукс» и Фрэнк Рэмзи из «Селтикс», стали самыми результативными в своих командах: Рэмзи набрал 24 очка и Хэган – 21. В перерыве в их честь была проведена торжественная церемония». Ну да, кому – торжественная церемония, а кому…
Всё случившееся, как принято говорить сегодня, вызвало широкий общественный резонанс – никто и подумать не мог, что афроамериканцы пойдут на такое. Но реакция на их поступок в станах команд была диаметрально противоположной…
«Лексингтонский инцидент» действительно стал очень громким событием – ничего такого раньше не случалось, впервые в американском профессиональном спорте афроамериканцы отстаивали свои права подобным образом. Газеты пестрели статьями, посвящёнными этому эпизоду; их заголовки, как правило, обыгрывали одну и ту же фразу с небольшими вариациями: «Пятеро «Кельтов», два «Ястреба» отказались играть в выставочном матче».
Расселл часто любил повторять потом, что «да, пусть мы тогда проиграли; но это лучшее из всего, что могло случиться, потому что только тогда все увидели, как сильно отличается игра, если мы в ней не участвуем». Что ж, Билл мог позволить себе говорить такое, и даже что-нибудь похлеще – он отлично знал, что ему-то нечего бояться. Уолтер Браун тут же встал на защиту своих баскетболистов и через прессу заткнул рты всем недоброжелателям в Бостоне. Приведу ещё одну из газетных заметок тех дней полностью – просто, чтобы немного почувствовать дух времени: «Юджин Регистер-Гард» Юджин, Орегон, четверг, 19-е октября. В четверг, спустя два дня, владелец «Бостон Селтикс» Уолтер Браун всё ещё не мог остыть после инцидента, произошедшего вечером в Лексингтоне, когда двух его чёрных игроков отказались обслуживать в кафе местного отеля.
«Селтикс» больше никогда не будут проводить предсезонные матчи на Юге или в любом другом месте, в котором можно наткнуться на подобное отношение, – заявил Браун. – Я и в этот раз не хотел туда ехать. Я уже зарёкся приезжать сюда после похожего неприятного случая в Шарлотте, когда ребята столкнулись с такими же проблемами.
Я не настолько охоч до денег, чтобы устраивать матчи там, где моих игроков могут унизить. Больше никогда мы сюда не приедем».
Игрок «Селтикс» Фрэнк Рэмзи, который выступал за команду университета Кентукки, расположенного в Лексингтоне, извинился перед своими за персонал отеля, который отказался обслуживать Сэма Джонса и Тома Сандерса.
Джонс и Сандерс рассказали своим товарищам Биллу Расселлу, Кей Си Джонсу и Элу Батлеру об отказе, и все пятеро – плюс игроки «Сент-Луис Хоукс» Вуди Солдсберри и Клео Хилл – вернулись домой прежде, чем началась выставочная игра. Все они – негры».
Однако в Сент-Луисе всё было совсем по-другому…
Боб Барнс, колумнист консервативной газеты «Сент-Луис Глоб Демократ», развязал против Хилла и Сола настоящую травлю – разве что линчевать на месте их не призывал. «Что себе позволяют эти негры?», «кем они вообще себя возомнили?», «да они должны быть счастливы уже одним тем, что у них есть возможность играть в НБА!», «гнать их из команды поганой метлой! Может, кому-то они и нужны, но в Сент-Луисе таким нет места!» Чего только не услышали в свой адрес Вуди и Клео! И ведь говорили это журналисты о тех, кто играет за команду их города; и играет, не жалея себя.
Товарищи (хотя – какие уж тут товарищи?) по команде оказались не лучше СМИ. Что? Фрэнку Рэмзи стыдно? Он специально привёл нескольких друзей, которые принесли этим черномазым извинения от лица всего города? Ну, каждый сходит с ума по-своему; в Сент-Луисе таких дураков нет. Клифф Хэган не постеснялся – и примкнул ко всей этой антинегритянской компании, поднятой в прессе. «Хэган призывал руководство отчислить чёрных из команды, говорил об этом нашему владельцу, Бену Кернеру», – вспоминает Хилл. Даже если бы Клифф сказал такое про соперников – это было бы очень гадко. Но он-то говорил это о своих же партнёрах, с которыми играл бок о бок; а партнёры эти никого не убили, не изнасиловали и не ограбили – они всего лишь постояли за себя единственным доступным им способом…
Наверное, не все в «Хоукс» считали так же, как Хэган. По крайней мере, хочется на это надеяться. Но никто из них не сказал хотя бы слова в поддержку Солдсберри и Хилла. «И Кернер тоже промолчал. Просто промолчал – и всё». И то было красноречивое молчание.
К слову, в связи с «лексингтонским инцидентом» высказываются версии, с одной стороны, бездоказательные, с другой – определённо имеющие право на существование, согласно которым Расселл уже давно искал подходящего случая для того, что выказать всем свою гражданскую позицию – и в Лексинтоне он ему представился. Правда, Билл при этом не подумал о том, что подставляет парней из «Сент-Луиса», и Хилл стал главной жертвой «инцидента»…
Да, всё это, опять же, выглядит дико, но это было…
Нечего и говорить, что «лексингтонский инцидент» не прибавил Клео вистов. Но считать его началом драмы Хилла в «Сент-Луисе» – большое заблуждение. В действительности, проблемы у Клео возникли уже раньше – собственно, когда и открылся тренировочный лагерь «Ястребов», и носили они пока именно игровой, стилевой характер.
«Хоукс» поневоле пришлось меняться, а начинать, когда команда и так переживает период трансформации, всегда нелегко. В предыдущем сезоне позицию первого номера в «Сент-Луисе» делили между собой ветеран Джонни МакКарти и новичок Ленни Уилкенс (который с определённого момента зарекомендовал себя настоящим ментальным лидером в команде). Однако, как уже говорилось, Уилкенса забрали в армию, и по ходу следующего чемпионата, который станет для Хилла единственным в НБА, Ленни проведёт лишь 20 матчей за «Ястребов». МакКарти же был откровенно слабым шутером, поэтому Пол Сеймур не видел его в своей стартовой пятёрке. Другой защитник, Эл Феррари, также был ближе к чистому плеймейкеру, чем не устраивал тренера. Фред ЛаКур мог бы стать тем единственным, кто отвечал бы запросам Сеймура, если бы он хоть в какой-то степени оправдывал выданные ему авансы. Но Фредди всё глубже и глубже погружался в пучину этих своих комплексов, возникших из его двойственной расовой природы, и всё меньше и меньше думал о самом баскетболе. ЛаКур уже ничем не напоминал того супер-школьника, которому прочили будущее звезды; он деградировал на глазах, и особенно это сказывалось на его броске – его снайперские качества испарялись на удивление быстро.
Так что Сеймур решил сделать из Хилла стартового разыгрывающего, хотя, при всей универсальности, Хилл тяготел именно к скорингу, который и был его коньком; это было ещё одним опрометчивым ходом наставника. Впрочем, Сеймур-то хотел заточить игру команды именно под Клео, не думая о том, что почти все в «Хоукс» окажутся против…
Джерри Гросс, диктор городского радио, который анонсировал матчи «Сент-Луиса», поначалу увидел Клео таким: «Он не показывал какого-то выдающегося мастерства в обращении с мячом, не источал той уверенности, которая буквально била из Эрла Монро или из Оскара Робертсона, когда они были новичками. У Клео этого не было. Он был всего лишь робким первогодкой, смотревшим по сторонам круглыми от испуга глазами. Может, в колледже он и был иным, но там его окружал совсем другой мир, другой стиль жизни, а сейчас он пытался изо всех сил приспособиться к новой для себя обстановке». А о том, как нелегко было приспосабливаться новичкам к обстановке в «Сент-Луисе», мы уже слышали…
Конечно, я не был в том лагере, поэтому не могу сказать, таким ли уж запуганным до смерти выглядел Хилл. Можно ли доверять словам Гросса? Вполне – Джерри имел доступ в кулуары команды, приятельствовал кое с кем из игроков и тренеров и был в курсе всего того, что творится в «Сент-Луисе».
Однако те же Сеймур и Блэйк, которые, уж конечно, знали об этом никак не меньше Гросса, смотрели на перспективы Хилла совсем по-другому…
Кстати, о Марти Блэйке. Это вам не какой-нибудь там генеральный менеджер, которых были в НБА сотни; нет, Блэйк – это кое-кто особенный.
Марти тоже совершал ошибки, как и любой другой человек, который вращается в этом бизнесе достаточно долго (например, на драфте-1972 выбрал Зелмо Бити раньше Джона Хавличека). Но хорошего менеджера от плохого отличает то, что ошибок этих он делает меньше (тот же Бити, которого часто называют одним из самых недооцениваемых игроков лиги, тоже стал вполне себе звездой, хотя и не такого масштаба, как Хавличек, а сам Марти говорил, что никогда не жалел, что предпочёл именно Зелмо). Блэйка чутьё на игроков подводило реже, чем многих и многих его коллег.
Но своё имя в скрижали НБА Марти навеки вписал золотыми буквами отнюдь не только благодаря этому легендарному чутью (когда я начинаю говорить о таких людях, как Блэйк, то совсем не боюсь показаться излишне пафосным, хотя обычно стараюсь по возможности этого избегать).
Марти Блэйка даже не назовёшь «одним из тех, кто стоял у истоков такого явления, как скаутинг»; собственно, Марти – это и есть человек, благодаря которому появилась на свет эта не просто важнейшая, а ставшая основополагающей и судьбоносной составляющая существования любой уважающей себя команды. Можно сказать, что до Блэйка скаутинга вообще не было – и это не будет преувеличением. Баскетбол – был, лига – была, а вот скаутинга в ней не было. Ну, в самом деле, не считать же таковым разговоры руководителей команд со знакомыми тренерами из NCAA во время задушевных посиделок за чашечкой кофе или чего-нибудь покрепче, а то и просто по телефону, на тему «у меня в команде, или у моего приятеля в соседней конференции, или чёрт-те знает у кого чёрт-те знает где есть гениальный игрок. Он прольёт на вас золотой дождь и сделает вашу команду династией, так что не будьте лохами и идиотами, драфтуйте его, не раздумывая, не прогадаете! Не, ну, правда, зуб даю!» А потом появился Марти – и всем объяснил и показал, что это такое – скаутинг, и с чем его едят.
«Марти начинал свою жизнь в баскетболе в то время, когда лига ещё пребывала во младенчестве. Он был первым, кто помог понять командам НБА всю важность скаутинга. Преданность Марти не только НБА, но и всему баскетболу в целом была необычайной. Мы все ему очень многим обязаны», – говаривал дядюшка Дэвид Стерн. Это верно – своё гордое прозвище «Крёстный отец скаутинга» Блэйк носил абсолютно по праву. Пит Бэбкок, поработавший генеральным в «Денвере» и «Атланте» и занимавший различные должности ещё в паре команд, называет Марти «нашим духовным лидером»: «Людям, плохо знакомым с Марти, может показаться странным, как он добился всего этого, потому что он часто выглядел со стороны эдаким рассеянным профессором. Но он разработал свою, очень сложную систему рейтингов игроков. Сейчас она не применяется, потому что у каждого есть собственная. Что не делает его менее великим: он был тем, кто вообще заставил всех задуматься об этих вещах, о том, что это может дать команде».
До Блэйка никто и не помышлял о том, насколько значима, просто жизненно необходима франчайзу правильно и тщательно организованная система поиска и дальнейшего отслеживания молодых талантов, а если и помышлял – то на том и останавливался (с другой стороны, и сама-то лига ещё находилась в весьма нежном возрасте). Да и сам Марти вряд ли тогда догадывался, что все его начинания полвека с лишним спустя выльются в сложнейший комплекс всестороннего видеоанализа, позволяющего разложить каждое движение и действие на площадке на миллисекунды, с привлечением самых продвинутых и прогрессивных методов математической статистики, с использованием приёмов изучения характера и менталитета игрока, граничащих чуть ли не с судебно-медицинской психологией – в общем, во всё то, что и олицетворяет сегодня скаутинг. Но в начале этого долгого-долгого пути стоял именно он…
Это было нелегко. До появления интернета было ещё ох, как далеко, телевидение баскетбол тоже пока не особенно жаловало и показывало крайне нерегулярно, ни о каких мок-драфтах никто и слыхом не слыхивал, и средств из бюджета на скаутов владельцы не выделяли. Оставалось одно – колесить по стране, чтобы своими глазами посмотреть на перспективных проспектов. И Блэйк первым стал выкраивать для этого время в уже тогда очень плотном графике регулярки, и первым же начал оплачивать услуги информаторов, которые давали ему наводку на интересных баскетболистов-студентов. Его зона охвата была максимальной – там и здесь; Марти в сопровождении неизменной спутницы – телескопической измерительной рейки, с помощью которой он определял рост игроков – не чурался сунуть свой любопытный нос в самые крошечные и непрестижные, захолустные колледжи, названия которых мало кто слышал в НБА даже десятилетия спустя, в надежде поймать крупную рыбу – и ведь ловил же, да ещё какую! «Большинство команд, да, пожалуй, все команды, просто не считали нужным тратить деньги на оплату проезда в те места, куда меня заносило; сам я никогда не жалел на это ни времени, ни денег. Знаете, где я нашёл Зелмо Бити? Я увидел его играющим в одном из этих сегрегированных парков для чёрных в Кат-энд-Шуте в Техасе. Ради того, чтобы добраться до этого городка, мне пришлось несколько часов трястись в кузове грузовика, а вокруг – сзади, спереди, справа, слева, чуть ли не у меня на голове, одним словом – везде, сидела целая стая куриц и цыплят… Да, я был тем, кто откопал всех этих ребят, и никого из НБА, кроме меня, в то время и близко от таких местечек не было». Это вообще стало главным фирменным знаком Марти; он каким-то шестым чувством угадывал этих самых больших звёзд из маленьких ВУЗов. Это при Блэйке Петтит превращался в супер-игрока. Это Марти нашёл в «Иллинойсе» Джека Сикму, в университете Центрального Арканзаса Скотти Пиппена, в «Гонзаге» – Джона Стоктона, в «МакНиси Стэйт» – Джо Думарса, на Юго-Востоке, в «Оклахома-Стэйт» – Денниса Родмана, а в «Висконсине» – Терри Портера, и привлёк к ним внимание команд НБА. Сейчас нам очень трудно, и даже невозможно, наверное, представить себе, что Пиппен, Стоктон или Думарс могли бы пролететь мимо большого баскетбола. Но вот что говорит, например, бывший генеральный «Хоукс» Стэн Кастен (пока – единственный в истории, кому удавалось брать награду «Лучшему генеральному менеджеру лиги» дважды подряд в течение двух лет): «Можете думать, что хотите, но я знаю точно: пока Марти Блэйк лично не показал нам, к примеру, Скотти Пиппена, не ткнул в него пальцем, никто из нас и понятия не имел, что это за имя, и кто это такой». Так или иначе, большой вопрос, сложилась бы так же удачно карьера у любого из вышеперечисленных, не обрати в своё время на него внимание Блэйк…
Блэйк относился к числу людей, которым сам факт того, что они никогда не занимались хотя бы на мало-мальски серьёзном – например, студенческом – уровне спортом, нисколько не помешал связать с ним всю свою жизнь и со временем стать фигурой первоочередной важности.
Марти родился в семье евреев, эмигрировавших из Восточной Европы; первые шесть лет его жизни прошли в городе Патерсоне в штате Нью-Джерси. Его отец, Элиас Блэйк с тремя своими братьями, пытался наладить в Америке бизнес по производству и продаже шёлковых тканей. Это и впрямь могло бы сначала принести им состояние – а потом разорить, когда США вступили в войну, и правительство реквизировало весь шёлк, пустив его на изготовление парашютов. Однако со всеми честолюбивыми планами пришлось распрощаться гораздо раньше, когда на страну обрушилась Великая депрессия. В 1935-м в поисках лучшей жизни семья перебралась в богатый углем Вайоминг в Пенсильвании, где открыла небольшой магазинчик. Двумя годами позже Элиас умер от инфаркта («всё, что я помню об отце – это то, что он всегда носил шляпу»). Марти с матерью Этель вступили во владение лавочкой, живя в том же здании, в комнатах в задних помещениях.
Мальчишка унаследовал от отца светлую голову, предприимчивость, общительность и амбициозность. Учитель истории приучил юного Марти к чтению, а муж двоюродной сестры дал несколько полезных советов на предмет того, как можно применить свою деловую сметку на практике.
Как-то, когда мальчишка пришёл посмотреть игру местной полупрофессиональной баскетбольной команды «Уилкс-Барре Бэронс» и уселся на трибуне, его подозвал какой-то мужчина. Это был владелец той самой команды; выяснилось, что человек, ответственный за ведение счёта во время матча, почему-то не пришёл. Не хочет ли Марти подменить его и заработать доллар? Конечно же, Марти хотел. Это стало отправной точкой…
Сходив в армию (Блэйк попал туда, когда заканчивалась Вторая мировая – но сам в ней не участвовал, а служил на военной базе близ Майами), Марти поступил в колледж. Правда, когда он там успевал учиться – вопрос, потому что Блэйк уже вовсю занимался организацией, рекламой и продвижением развлекательных мероприятий. Тот самый человек, который когда-то заплатил Марти целый доллар за то, чтобы он вёл счёт на матче его команды, Эдди Уайт, разглядел в парне недюжинный талант шоумейкера (впрочем, это было очевидно), который может завести очень далеко – и нанял его на постоянной основе («Да, Эдди всё время спрашивал меня, что я думаю по тому или иному вопросу»).
Помимо баскетбольной, Уайт владел и бейсбольной командой, которая тоже называлась «Уилкс-Барре Бэронс» и была чем-то вроде фарм-клуба для «Кливленд Индианс», выступавших в Главной бейсбольной лиге. Уайт подходил к делу очень серьёзно и не экономил. Так, в «Уилкс-Барре» за четырёхзначные контракты доигрывали свои карьеры такие звёзды того времени, как будущие члены Зала славы Бобби МакДермотт и Поп Гэйтс – первый афроамериканец наряду с Уильямом Кингом, попавший в Национальную баскетбольную лигу (которая объединилась в 1949-м с Баскетбольной ассоциацией Америки – и образовалась НБА). Благодаря этому на матчи «Бэронс» собиралась аудитория в 3 000 человек – очень внушительная по меркам тех дней. Способствовал этому в немалой степени и Блэйк, помогавший и бейсболистам, и баскетболистам. Однажды он даже сумел затащить в Артиллерийский парк, на поле которого играли бейсболисты, популярнейший в США в конце 40-х вокальный квартет братьев Эймс – и народ валил валом, не хуже, чем на матчи самих «Кливленд Индианс»…
Дальше – больше. В девятнадцать Марти стал самым молодым промоутером в стране, работавшим с профессиональными боксёрами – и ему даже доверили проводить рекламную компанию для самого Шугара Рэя Робинсона. Потом он подвизался в том же качестве в автогонках, устраивал концерты, шоу в кабаре, между делом поучаствовав в организации минорной Континентальной баскетбольной ассоциации... И всё это время неустанно постигал, постигал законы, по которым живёт коммерция развлечений: «Я быстро усвоил одно правило: допустим, вы продаёте попкорн. А вместе с попкорном обычно покупают напитки. Значит, вы должны продавать и напитки тоже».
1954-й стал для Блэйка переломным, определившим всё для него самого – и очень-очень многое для всего баскетбола.
В тот летний день бейсбольный «Уилкс-Барре» проводил очередную игру. Блэйк расстарался и превзошёл самого себя, устроив вдобавок к бейсболу незабываемое баскетбольное шоу в Артиллерийском парке. Он смог договориться с могущественным Эйбом Саперстейном, чтобы тот привёз в город своих «Глобтроттерс». На этом Марти не остановился – он ухитрился зазвать в тот же день целую группу игроков НБА, и не просто игроков, а таких, из которых сколотилась вполне себе Сборная всех звёзд. Наверное, такого столпотворения в Артиллерийском парке не было никогда. Он был забит под завязку – и даже больше. Поглазеть на такое пришли 12 000 человек.
Ближе к концу представления Блэйка разыскал его приятель, Менди Рудольф, работавший арбитром в НБА. Он сказал, что кое-кто хочет побеседовать с тем, кто заварил всю эту кашу. Этим «кое-кем» был Бен Кернер, владелец тогда ещё «Милуоки Хоукс», один из влиятельнейших людей в НБА, который на паях с Саперстейном выступал спонсором того выставочного тура «Глобтроттерс». Кернер, как и Уайт, был впечатлён организаторскими способностями молодого человека. И с ходу предложил ему нечто более весомое, чем один доллар – занять пост генерального менеджера его команды. От этого Марти тем более не мог отказаться (хотя по деньгам новая должность была немногим выгоднее того же доллара – 70 баксов в неделю, чуть больше 280-и в месяц, в районе трёх с половиной тысяч в год). Ему было всего двадцать семь...
«Я приехал в Милуоки, встретился с тренером Редом Хольцманом и сказал ему, что готов познакомиться со своим штабом. «Со штабом? – переспросил он меня. – Гм, со штабом… А-а-а, со штабом. Ну, пойдём…» Он привёл меня в один из кабинетов, сказал: «Вот, знакомьтесь» – и указал пальцем на зеркало… В общем, я отвечал за всё: за комплектование команды, за её раскрутку в городе, за поддержание интереса – одним словом, за всё. Чем только мне не приходилось заниматься…»
Блэйк, кажется, уже с детства отлично разбирался в том, на что больше всего хочется смотреть публике; он знал, на чём можно заработать хорошие деньги – на настоящем зрелище. Когда «Хоукс» переехали из Милуоки в Сент-Луис, то были буквально без гроша в кармане – но им сильно повезло, и Кернер сделал очень правильный выбор, потому что Блэйк был одинаково хорош в двух ипостасях: баскетбольного знатока и эксперта – и импресарио. Под руководством Марти «Ястребы» достаточно быстро и прочно встали на ноги (или – на крыло?), хотя до тех же «Селтикс» в финансовом плане им было, конечно, как до Луны, а уже через три года праздновали чемпионство. Это Блэйк придумал приглашать Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Каунта Бэйси, оркестр Стэна Кентона и других известнейших джазовых музыкантов, чтобы те давали в больших перерывах или по окончании игр «Ястребов» коротенькие концерты прямо на арене – и тем привлекал ещё больше зрителей. Он звал на матчи лучших боулеров – и те катали шары по дорожке, смонтированной на паркете. Выдающиеся теннисисты Джек Креймер и Панчо Гонсалес перебрасывались мячом на импровизированном корте, устроенном на площадке. Он и здесь тоже был новатором – Марти говорил, что уже тогда считал: спорт прежде всего должен быть именно развлечением; мало кому в те дни приходила в голову та же мысль (интересно, предполагал ли Марти, что наступит такой момент, когда многие из нас будут ворчать на то, что в НБА осталось слишком мало спорта и стало чересчур много шоу?) Как написали в одной флоридской газете: «этот неповоротливый коротышка может продать бананы в Африку и нефть в Саудовскую Аравию».
Однако, всё это было важной, но не главной стороной деятельности Блэйка.
Ред Ауэрбах был не единственным любителем 25-сантиметровых сигар в НБА. Они, а также очки в массивной роговой оправе, были непременными атрибутами образа Марти Блэйка.
Перед стартом его дебютного сезона в менеджерском кресле один из игроков «Хоукс», Фрэнк Пеп Сол, сломал ногу. И вот тут-то и открылось истинное призвание Марти Блэйка: «До этого момента никакого скаутинга не было. Вообще. В принципе. Я решил, что настала пора начать что-то делать в этом направлении». Марти купил автобусный билет до военной базы «Форт-Леонард-Вуд» в Миссури (на это ушло почти 10 процентов от его месячной зарплаты – 28 долларов; Блэйк шутил по этому поводу: «Я всё ещё жду, когда мне компенсируют эти 28 долларов») и покатил туда, чтобы взглянуть на двух игроков, о которых он что-то слышал краем уха, участвующих в армейском турнире. Первым был Эл Бьянки, который попадёт в НБА и проведёт там десяток мало запоминающихся сезонов, а потом станет тренером, вторым – будущая звезда Сэм Джонс, о котором уже не раз здесь упоминалось.
Вскорости Марти обнаружил, что даже само географическое положение его команды таит в себе преимущества. У него выработалась привычка: каждый март, несмотря на то, что на носу был плей-офф, он покидал офис «Хоукс», садился на поезд и ехал в Канзас-Сити, находящийся в том же штате, чтобы воочию увидеть финальный турнир NAIA, в котором принимали участие 32 команды. Заселялся Блэйк только в отель «Аладдин» – потому что тот стоял по соседству с дворцом «Муниципал Аудиториум», в котором и проходил турнир. Когда первые игры начинались совсем рано – в 8 утра, Блэйк, Хольцман и Эрл Ллойд, ставший к тому времени скаутом «Пистонз», с трудом продирали глаза, набрасывали плащи прямо поверх пижам (во всяком случае, они сами так рассказывали), брали по чашке кофе, тащились по подземному переходу – и оказывались на арене. Они вынимали из карманов приготовленный ещё накануне вечером завтрак – несколько бутербродов с солониной – и, запивая их кофе, наблюдали за происходящим на паркете. Если они точно знали, что в следующем матче их никто не заинтересует, то ползли обратно в номера – досыпать.
Марти имел почти фотографическую память, острый ум и способность мгновенно охватывать всё увиденное в целом и вычленять из общей картины необходимые ему детали. Ещё одним ноу-хау Блэйка было то, что он принёс с собой из бейсбола практиковавшуюся там систему оценивания игроков – и переделал её под баскетбольные нужды («я пытался применять принятую там процедуру скаутинга, используя в качестве подопытных сеньоров-баскетболистов. Знаете, все эти «плюсы-минусы», «слабые стороны-сильные стороны…»)
Он был новатором, промоутером, дипломатом-переговорщиком от баскетбола (немаловажную роль в его работе играло то, что он был хорошо знаком со многими игроками лично – и они ему доверяли) и вообще, как назвали его в одной из статей – человеком эпохи баскетбольного Возрождения.
Разумеется, Марти со своими взглядами на игру не мог не стать одним из тех, кто ломал расовые барьеры. Он активно просматривал игроков «чёрных» колледжей – «Уинстон-Сейлема» (где и выцепил Хилла), «Теннесси Стэйт» и «Прейри Вью», и кое-кого из них потом драфтовал. До того, как подписать Зелмо Бити, Блэйк на протяжении двух зим разъезжал по техасским колледжам, будучи единственным белым, появлявшимся там на трибунах. Он не только открыл в «Миннесоте» звёздного защитника Лу Хадсона, изучил его и выбрал на драфте, но и придумал тому прозвище – «Сладкий Лу», потому что всегда считал, что прозвища придают спортсменам вес – и в глазах болельщиков, и в собственных.
Именно в «Сент-Луисе» в конце 50-х-начале 60-х по инициативе Блэйка была сформирована первая настоящая скаутская сеть в лиге. И там же был организован первый лагерь для новичков. В 1970-м, спустя два года после того, как Кернер продал «Ястребов», и они переехали в Атланту, он опять-таки первым совершил набег на европейский рынок, задрафтовав сразу двух иностранцев – легенду итальянского баскетбола Дино Менегина и мексиканца Мануэля Рагу, звезду той же итальянской лиги. Надо думать, что Марти отлично понимал: вряд ли кто-то из этого дуэта проведёт хотя бы минуту в НБА (так оно и случилось) – но этот человек, кажется, просто не мог сидеть спокойно, не вводя каких-то инноваций. К тому же Блэйк утверждал, что уже тогда был уверен: не сейчас, так потом игроки из других стран появятся в лиге, и он хотел стронуть лёд, сделать что-то такое, чтобы пренебрежительное отношение со стороны менеджеров НБА к иностранным баскетболистам начало меняться.
Но в том же 70-м звезда Блэйка в «Хоукс» закатилась так же быстро, как когда-то и взошла. Началом конца стал выбор под третьим пиком на драфте Пита Маравича. Марти отвалил новичку жирный, практически разорительный для платёжной ведомости контракт (который, как показал первый же сезон, Пистоль, в общем-то, заслуживал). Как часто бывает в подобных случаях, маститым звёздам «Атланты», таким, как Джо Попрыгунчик Колдуэлл, это не понравилось (к слову, звёзды эти были уже чёрными). Они затребовали более высокие контракты, дав понять при этом, что, если не получат желаемого, то будут совсем не прочь сменить команду. Устоявшиеся химия и микроклимат в «Хоукс» рушились на глазах. «Я просто не мог заниматься столькими делами одновременно, держать всё это в голове, – оправдывался Блэйк. – С 1954-о года, когда я предложил Бобу Петтиту в качестве подписного бонуса стейк и коктейль из креветок, многое изменилось. И я устал бороться со всеми этими проблемами и подал в отставку».
Без работы Марти оставался недолго – то есть, совсем недолго. Буквально через пару дней ему позвонил представитель владельцев команды АБА «Питтсбург Пайперс» и пригласил на ту же должность – генерального менеджера. «Питтсбург» недавно был приобретён синдикатом, состоявшим из крупных нью-йоркских бизнесменов, которые уповали на скорое слияние двух лиг и надеялись удержать свою команду на плаву до того момента, когда это случится (их чаяниям не суждено было сбыться). Это позволило бы им проникнуть в НБА, не выплачивая столь огромного взноса, как если бы они попытались попасть туда напрямую. Помимо того, что Блэйк никогда не отказывался от возможности получить новый опыт (а в АБА нового было хоть отбавляй), это сделало бы его одним из самых высокооплачиваемых спортивных руководителей в стране. Это было предложение, отказаться от которого было если и не невозможно, то очень трудно – и Блэйк согласился.
Там его подстерегало неожиданное затруднение – у команды, фактически, не было названия. От предыдущего прозвища – «Пайперс» – новые хозяева сразу же избавились. Фронт-офис объявил конкурс среди болельщиков на лучшее название, за победу в котором полагалось 500 долларов (рассматривались первые 25 заявок). Самым удачным были признаны «Пионеры». Однако маленький колледж, располагавшийся буквально в пяти кварталах от арены, заявил, что «Пионеры» уже давно им заняты, и пригрозил немедленным судебным иском, если «Питтсбург» оставит новое название в силе. В то же время некая женщина тоже пообещала подать в суд, поскольку откуда-то узнала, что «Пионеры» всплыли, уже когда эти самые 25 заявок были поданы, и не могли участвовать в конкурсе. Столкнувшись сразу с несколькими потенциальными судебными разбирательствами, в офисе «Питтсбурга» решили, что ну их на фиг, этих «Пионеров», нужно срочно придумать что-то ещё – и поручили это свежеиспечённому управленцу. «Я позвонил своему старому другу, бывшему генменеджеру «Цинциннати Роялс» Пепперу Уилсону, который тогда работал в зоопарке, и попросил его: «Слушай, подкинь-ка мне идею. Мне нужно название какого-нибудь очень свирепого животного, которое было бы на грани исчезновения. Это была такая своего рода шутка, смысл которой до конца могут понять только баскетбольные менеджеры. Он мне ответил: «Кондор. Вымирающая хищная птица». Так мы стали «Кондорами».
Но название – это ерунда. Куда хуже было другое – он вплотную столкнулся с проблемой, столь хорошо знакомой всем, кто работал в системе АБА: аховой посещаемостью. Чего Блэйк только ни делал, чтобы привлечь побольше зрителей на трибуны! В один из вечеров волонтёры (и среди них – лично сам Марти) дарили всем пришедшим цветы… В другой – раздавали тыквенные пироги… Как-то на арену бесплатно пускали всех мужчин, носивших усы… Потом он бросил вызов одному из величайших биллиардистов Вилли Москони – и в перерыве матча гонял с ним шары на столе, установленном на паркете… Всё это позволило довести число болельщиков в среднем до жалких 3 000 на игре. Впору было совсем загрустить, но Блэйк старался не терять присущего ему чувства юмора. Когда новичок «Питтсбурга» Майк Мэллой прибыл в расположение команды, обременённый тяжким грузом, и груз этот был отнюдь не душевным, а исключительно телесным – у Мэллоя было 23(!!!) кг лишнего веса (неудивительно, что он так ни разу и не появился на площадке в форме «Кондоров»), Блэйк подошёл к нему и сказал: «Эй, здесь есть место только для одной жирной жопы – и она моя!»
Однажды Блэйк дал в главной городской газете объявление на целый разворот, в котором говорилось, что любой желающий может стать его гостем на следующем домашнем матче «Кондоров», не покупая билета (владельцы были совсем не в восторге от замысла Марти, так что он пошёл на неё, можно сказать, на свой страх и риск). Тот матч «Питтсбург» проиграл, но Марти знал, что он-то выиграл – во дворце собралась толпа из 8 000 страждущих, и не успел он вернуться в свой кабинет, как какая-то женщина постучалась к нему и спросила: «Когда будет следующая бесплатная игра?» Казалось бы, идея, лежащая на поверхности, и, наверное, она мелькала и у кого-то другого – но именно Блэйку хватило смелости воплотить её в жизнь.
Впрочем, руководство, и без того уставшее от сплошных убытков, ко многим творческим порывам Марти относилось без должного понимания и энтузиазма, и контракт, рассчитанный на пять лет, был расторгнут по обоюдному согласию сторон уже через несколько месяцев. Сам Блэйк воспринял это философски, а заодно и обрёк всю АБА парой фраз: «Любое крупное дело можно сделать ещё крупнее. Но похороны – это не та штука, которую можно раскручивать и рекламировать».
Очень может быть, что Марти даже испытал немалое облегчение, ведь теперь он мог полностью сосредоточиться на том, что умел делать лучше всего на свете (и больше всего любил) – поиску талантов для лиги.
Марти основал свою собственную скаутскую службу, которую он вполне мог бы окрестить «Блэйк и сын», ибо своего сына, Райана, он с детства пристрастил к профессиональной разведке. Марти продолжал вовсю трудиться, и когда ему было уже прилично за восемьдесят (после операции на сердце он говорил, что «каждое утро я начинаю с того, что встаю и просматриваю последние страницы спортивных газет. Если я не вижу там в некрологах своего имени, то начинаю одеваться»), но, когда всё же решил уйти на покой, именно Райан стал его преемником.
Но назвал он свою контору очень прозаически: «Марти Блэйк энд Ассошиэйтс». К моменту открытия авторитет Марти был уже так высок, что её клиентами немедленно стали полдюжины команд НБА и АБА, для которых Блэйк готовил рапорты о лучших игроках NCAA и помогал таким образом встретить драфт во всеоружии. Марти был вездесущ. Количество легенд о проницательности и наблюдательности Марти росло, так что вскоре уже более половины франчайзов лиги с удовольствием пользовалось услугами его бюро. «Как скоро этот игрок решит выйти на драфт?», «а вот тот? Он, конечно, хорошо бросает, но вот как он будет выглядеть на фоне защиты в НБА?», «а у того есть хоть какие-то шансы стать топ-центром?», «а этот что умеет?» – по всем этим, и многим-многим другим вопросам, касающимся студенческого баскетбола, офисы команд НБА консультировались, как правило, именно с Марти Блэйком – потому что он мог дать на них наиболее полные и близкие к истине ответы. «Что делает Марти Блэйк? – переспрашивал Джерри Уэст, работавший генеральным в «Лейкерс». – Он предоставляет столько информации по игрокам, столько данных, сколько только возможно. У него очень обширная сеть. То, что он делает, просто бесценно, он – настоящий баскетбольный наркоман. Его услуги – это что-то невероятное. Мы с ним очень много советуемся». «Марти Блэйк был нашей базой данных, человеком-базой данных ещё до того, как вообще придумали это словосочетание, – подтверждал Стэн Кастен. – Он обладает не просто энциклопедическими познаниями о всех доступных игроках, где бы они ни играли – нет, он обеспечивает нам что-то большее. Каждая команда в лиге без исключений в течение нескольких поколений руководствовалась его рекомендациями. Любыми путями он выискивал талантливых ребят. Если он говорил, что наткнулся на кого-то из них, допустим, в третьем, низшем, дивизионе, вы понимали, что вам определённо нужно на него взглянуть. Если он сделал вывод, что парень – ценный актив, то можете не сомневаться: парень – ценный актив».
Бизнес Блэйка стремительно расширялся, и штат одних только скаутов достиг в итоге 60-и человек. Это закономерно привело к тому, что в 1976-м, после слияния НБА и АБА, Марти официально стал «главным скаутом всея лиги» – её высшее руководство решило, что фирма Блэйка работает очень эффективно и становится чем-то слишком значительным, чтобы оставлять это без внимания. В НБА подсуетились – и взяли контору Марти под своё крыло, превратив её в отдел скаутинга лиги, а самого Блэйка сделав его директором. Теперь его отчёты, а равно и другая ценная информация, стали достоянием всех команд. «Мы сейчас – руки и глаза НБА, – хвалился Марти. – Мы работаем эксклюзивно для НБА. Я постоянно контактирую с командами лиги, я всегда доступен – будь это какая-то мелочь или очень важный вопрос. У каждого франчайза теперь есть своя скаутская система, свой видео-отдел. Но на видеозаписях можно рассмотреть далеко не всё… Мы отслеживаем игроков в колледжах, готовим отчёты – по 50-60 штук ежедневно – и рассылаем их командам. И за лучшими школьниками тоже присматриваем. И за пределами США работаем. Это – наше дело. Если я услышу слух о том, что где-то есть одарённый игрок, я обязан лично посмотреть на него. Больше нет тех, кто может неожиданно выстрелить после драфта (ну, это Марти, конечно, загнул – хотя, если сравнивать со старыми временами, когда он сам работал генеральным, то тут, конечно, да). Если такие и встречаются – то это значит, что до драфта они вообще не попадались нам».
В начале 80-х многие команды ещё не имели своего скаутского отдела, пытаясь работать старыми методами – опрашивая тренеров из NCAA, чтобы узнать, за кем стоит последить. Марти стал для таких франчайзов чем-то вроде спасательного круга; он приезжал в офис каждой команды, доставал авторучку и начинал строчить подробные протоколы (хотя, как говаривал Блэйк, те, кто сам ещё не понял, как важен скаутинг, не очень-то заслуживали его помощи – но куда деваться? Теперь это была его работа). Технологии не стояли на месте – и через двадцать лет (и сегодня) всё это стало выглядеть иначе: перед началом регулярки Блэйки начали рассылать командам лиги массивный информационный бюллетень с подробнейшими отчётами о каждом игроке с типичными комментариями Марти (пока он окончательно не передал дела сыну), вроде: «слэшер – типа Чарльза Мэнсона; у него ещё всё впереди»; по мере того, как сезон набирает ход, 60 скаутов в США и 5-10, работающих за рубежом, регулярно корректируют и дополняют такие же отчёты и добавляют новых игроков на специальном сайте, доступ на который (с двойным паролем) имеют только команды НБА («потому что то, как вы оцениваете игрока в начале сезона, ничего не значит – вам нужно наблюдать за ним постоянно»). Весной отдел выпускает что-то вроде своеобразной Книги судеб, которая определяет начало карьеры для многих студентов-баскетболистов: «Марти Блэйк энд Ассошиэйтс. Книга драфта»: «Мы хотим и дальше оставаться конкурентоспособными. Нам нужно быть уверенными, что мы не упустили никого из тех, кто может выйти на драфт». В день драфта работа отдела заканчивается. «Мы не советуем командам, кого им выбирать, – говорил Блэйк. – Мы просто рассказываем им о тех, кто выходит на драфт. Так что я с большим уважением отношусь к тем людям, которые трудятся в скаутских отделах в каждой команде. Если они выберут не того парня, отвечать-то придётся им». Род Торн, тот самый, который, будучи генеральным в «Нью-Джерси», собрал в «Нетс» Кидда, Мартина и Джефферсона и дошёл до финала, а раньше, работая в «Чикаго», в 1984-м, задрафтовал Джордана, а ещё раньше, в 1979-м, не угадал со стороной монетки – и Мэджик уехал в «Лейкерс» вместо «Буллз», отзывался о работе Блэйка: «Он обеспечивает нам более широкое видение. Лишняя пара глаз никогда не помешает».
Блэйк на своём рабочем месте. Прямо какой-то добрый старичок-гном из детской сказки… Стены в его офисе были увешаны фотографиями (хотя почему – были? И сейчас, наверное, увешаны, хотя самого Марти уже и нет). Робертсон, Расселл, Бёрд… Здесь – едва ли не все самые великие игроки в истории НБА. На большинстве из них – автографы, на многих – наилучшие пожелания хозяину кабинета. Но есть и такие, на которых написано кое-что другое – например, рукой Джека Сикмы: «Я очень признателен вам за то, что в своё время вы поверили в меня»; или: «Спасибо за то, что помогли мне попасть в команду и исполнить свою мечту» – это уже от Пиппена.
Многие говорят, что эта «лишняя пара глаз», мол, видела всё насквозь и вообще не совершала оплошностей. Было бы несправедливым не отметить, что, конечно, это просто реверанс в сторону Марти, комплимент – а комплименты очень редко соответствуют действительности на все сто, и этот не исключение. Как я писал выше, у него были ошибки, и, если задаться такой целью и посчитать, сколько он их допустил за полвека работы, то, думаю, наберётся немало. Хотя бы тот же ЛаРю Мартин из «Лойолы», или Уильям Бедфорд из «Мемфис Стэйт», или Леон Дуглас из «Алабамы». Марти всячески расписывал их достоинства, команды велись на это, выбирали этих ребят под высокими номерами на драфтах – и все они оказывались на поверку просто пустышками. Но КПД Блэйка всё-таки был поразительно высоким – в противном случае он бы просто не продержался столько лет на такой ответственной и значимой для всей лиги работе. И тогда уж нужно сказать, что были и обратные примеры. Так, в 1989-м в списке Блэйка значился Владе Дивац; рядом с его фамилией стояла пометка: «Станет топ-центром». Команды лиги не вняли этой рекомендации Марти, в результате серб упал до предпоследнего, 27-о пика первого раунда, под которым его и забрали «Лейкерс» – ну, а дальше вы знаете.
Помимо всего прочего, Блэйк выступил одним из популяризаторов так называемого Портсмутского пригласительного турнира – тоже, ещё работая в «Хоукс». Когда Блэйк и тогдашний генеральный менеджер «Балтимора» Боб Ферри оказались в Портсмуте, то обнаружили, что этот турнир – настоящий Клондайк доселе неизвестных широкому кругу скаутов талантов. Марти настоятельно советовал всем топ-скаутам и менеджерам команд НБА убедиться в этом – что те и сделали. Именно здесь провидческий дар Блэйка проявился в полной мере. В числе игроков, которые в апреле в течение нескольких дней удивляли представителей команд лиги, до того ничего о них не знавших, были Дэйв Коуэнс, Джон Лукас, Джером Керси, те же Терри Портер, Джон Стоктон, Скотти Пиппен, Чарльз Оукли, Кевин Дакуорт, Тим Хардуэй, Деннис Родман, Дэн Марли, Энтони Мейсон, Бен Уоллес...
В 1982-м Блэйк и Мэтт Винник, который позже будет заниматься такой кропотливой работой, как составление календарей чемпионатов НБА, стали зачинателями первого преддрафтового лагеря, который потом стал называться «драфт-комбайном». И кому-то очень сильно повезло оказаться там в нужное время – потому что иначе он мог бы и не попасть в НБА. «У Марти были связи кое с кем в Чикаго, – вспоминал Виник. – И вот как-то он заполучил для нас один из местных спортзалов. Мы с Марти всё там организовали – забронировали номера в отелях, заказали форму, необходимые тренажёры, оборудование, ну, и всё остальное, без чего нельзя было обойтись. Мы пригласили в качестве почётного гостя Текса Уинтера (легенда тренерского баскетбольного цеха – один из авторов «треугольного нападения»), он тренировал «Лонг-Бич». В самый последний момент мы узнали, что Дуайт Андерсон, защитник, игравший за «Кентукки» и USC, не сможет приехать. Тогда мы поинтересовались у Текса, нет ли у него кого на примете на замену, и он сказал, что знает одного неплохого защитника. Тот играл у него в «Лонг-Бич» и живёт в Чикаго. Мы пригласили его – и это оказался Крейг Ходжес, да, Крейг Ходжес, который потом возьмёт два перстня в составе «Буллз» времён их первого три-пита. Сложись всё по-другому – и я не уверен, что он попал бы на драфт».
Исчерпывающие рапорты Блэйка никогда не были просто набором статистических показателей и сухим перечислением «про» и «контра». Они были пронизаны свойственным ему лёгким остроумием, хотя подчас он мог высказаться и весьма жёстко в адрес какого-либо игрока, что добавляло этим рапортам выпуклости и живости, при этом не снижая информативности (поэтому иногда его называли «самым цитируемым человеком в мире баскетбола за последнюю четверть века»). Как-то он наблюдал за подающим надежды проспектом, и тот поинтересовался, на какой номер на драфте он может рассчитывать (парень набрал что-то в районе 20-и очков, но наскрёб при этом всего лишь один подбор). Тут же последовал ответ: «Ну, что ж, поздравляю, если бы вместо тебя вышел покойник, он бы собрал ещё меньше отскоков. Знаешь, тебе нужно работать немного больше…» Или другой случай. В конце 80-х трёшки стали играть всё большую роль в студенческом баскетболе, и Блэйк показал, что, хоть он уже и немолод, но всё ещё печёнкой (или ещё чем-то) чует, когда реноме игрока не соответствует его реальной ценности; один из его отчётов заканчивался фразой: «Он – шутер из-за дуги, как все и говорят, но это ещё совсем не значит, что он – снайпер из-за дуги!»
При этом не стоит думать, что Блэйк был язвой. Его, как раз, напротив, отличало чувство подчёркнуто глубокого уважения и такта к игрокам; как говорил он сам: «Я не перестаю удивляться тому, как прогрессирует баскетбол, и каким требованиям должен соответствовать среднестатистический современный игрок» (и больше всего он потешался над собственными навыками – вернее, их отсутствием). И вообще, те, кто так или иначе пересекался с Марти, характеризуют его, как исключительно душевного, отзывчивого и доброго человека, который никогда не воспринимал того, что с ним происходило, как должное – хотя всего добивался исключительно сам. Во многом люди запомнили его таким из-за того, что он всю жизнь следовал правилу, усвоенному ещё в детстве от матери, которое он перефразировал для себя следующим образом: если вы не можете сказать об игроке что-то похвальное, выкладывайте это на веб-сайте с особой системой защиты под двойным паролем – чтобы данные сведения прочитали лишь те глаза, для которых они и предназначены.
Вот вам – один из примеров отношения Блэйка к окружающим. А также подтверждение того, что если для вас типично совершать хорошие поступки – причём это совсем не обязательно должно быть чем-то глобальным вроде борьбы за мир во всём мире, а может казаться со стороны ерундовой мелочью, которой, возможно, вы и сами не придали особого значения, сделав что-то такое просто потому, что так вы привыкли, для вас это в порядке вещей – так вот, этот эпизод подтверждает, что если для вас это типично, то иногда такие поступки приводят к очень неожиданным, значительным и приятным последствиям – даже через много-много лет. И ещё то, что какие-то события, выглядящие, на первый взгляд, цепочкой счастливых совпадений, на самом деле таковыми не являются – ведь вы, оказывается, сами когда-то эту цепочку и запустили…
Где-то в середине 1960-х, или чуть позже, когда Марти ещё был генеральным в «Хоукс», он гонялся за одним игроком «Арканзас Тек» по имени Джей Пи Лавледи. Он считал, что Лавледи «будет следующим Джерри Слоуном», и мечтал забрать его в «Сент-Луис». Но почти сразу после получения диплома Лавледи погиб в автокатастрофе, и Марти счёл необходимым послать от имени «Ястребов» цветы на похороны. Один из партнёров Лавледи по «Арканзас Тек», Арч Джонс, стал впоследствии ассистентом тренера в команде университета Центрального Арканзаса. Прошло 26 лет – но Джонс не забыл невысокого и полного, немного забавного человека из «Сент-Луиса», который прислал цветы на могилу его друга. «Арч позвонил мне и сказал: «У меня здесь есть один стоящий паренёк. Не хотите ли взглянуть на него?» А в то время мы уже просматривали каждого. Я сверился с календарём, увидел, что они будут играть в Южном Миссури, и отправился туда. Просто купил билет – и поехал, потому что я уже давно знал: если предупреждать парня заранее о том, что приедешь специально, чтобы его посмотреть, он обычно начинает нервничать. В тот вечер он набрал 30 с лишним очков, и я договорился с ним, что он приедет в Портсмут. Ему было достаточно сыграть там 10 минут в своём первом матче, чтобы все стали подходить ко мне и горячо жать руку за то, что я привёз сюда такого парня. Знаете, как его зовут? Да знаете, конечно, – Скотти Пиппен…»
Марти Блэйк мог столько всего рассказать...
Например, о том, что раньше отношения между игроками и их генеральными менеджерами были далеко не столь формальными, как сегодня. В 1957-м, когда «Ястребы» обыграли «Миннеаполис» и вышли в финал, они на радостях подхватили Блэйка на руки, оттащили к соседнему бассейну и швырнули его туда. Кредитных карт ещё не было, так что все бумажные купюры, которые были у Блэйка в карманах, разлетелись и осели на поверхности воды в том же бассейне. Кажется, никого особенно не беспокоило, что он не умеет плавать – владелец Бен Кернер стоял рядом и орал: «Ребята, забудьте про Марти! Деньги, деньги ловите!..»
Или о разногласиях, которые так часто возникали, возникают и будут возникать между владельцами и менеджерами: «Мы с играющим тренером Ричи Герином положили глаз на Лу Хадсона (Лу поучаствует в 6-и All-Star Game). Мы с Ричи только что побывали на матче его «Миннесоты» в Иллинойсе и своими глазами увидели, как он набрал 30 очков, играя с трещиной в руке. И вот мы едем домой, и Бенни Кернер заявляет, что хочет задрафтовать вместо Лу центрового «Канзаса» Уолта Уэсли (в будущем – более, чем посредственный игрок на уровне НБА). Когда мы об этом услышали, то хохотали так, что дорожные знаки тряслись. Хорошо, что мы смогли настоять тогда на своём…»
Или о сказочной щедрости Чемберлена… Или о том, как раньше, когда не было чартеров, команды перебирались из города в город. Когда «Пистонз» ещё базировались в Форт-Уэйне, то ночные поезда там даже не останавливались, а лишь сбрасывали скорость на близлежащем полустанке, называвшемся «Зелёный фонарь», чтобы ехавшие могли более-менее безопасно выбраться на перрон. И неважно, кто ты – Боб Петтит, или любая другая звезда; если тебе нужно здесь сойти – давай, прыгай, как и все остальные пассажиры. А уж если ты при этом сломаешь или вывихнешь ногу – что ж, это твои проблемы. Как-то в одном таком поезде оказались «Хоукс» и «Никс». Они попрыгали на перрон, и кто-то стал бросать камешки в окно спальни начальника станции, чей дом стоял здесь же, надеясь, что он проснётся и вызовет такси. В конце концов его удалось разбудить. «Он симпатизировал нам, – вспоминал Марти. – А вот «Никс» терпеть не мог». Поэтому «Хоукс» уехали на такси, а игроки «Нью-Йорка» три мили топали пешком до своего отеля…
Ну, и уж конечно, никто не знал столько тайн и секретов о драфтах – весёлых и печальных, неожиданных, странных и курьёзных, и просто любопытных…
А взаимоотношения Блэйка с автомобилями?..
Так, стоп, это, кажется, уже совсем не про баскетбол. Достаточно про Отца скаутинга – пора возвращаться, наконец, к Клео Хиллу. Тем более, что читатели, если не знали этого раньше, уже и так давно поняли главное: когда заходит речь об оценивании игроков, то Марти Блэйк – это тот человек, к мнению которого всяко стоит прислушаться.
Любому генеральному менеджеру, и даже обладающему таким нюхом, как Марти Блэйк, гораздо проще признать, что нюх этот ему изменил, он накосячил на драфте, не попал в игрока, разглядев в нём что-то такое, чего на самом деле никогда не было и в помине. Ты всегда можешь оправдаться, по крайней мере, перед самим собой, тем, что «согласен, ребята, я облажался; типа, да, я думал, что нашёл для нас крутую супер-пупер-мега-звезду, которая выведет нас на новый уровень, и всё такое, но чё-то пошло не так. Не спорю, это хреново, короче, каюсь, и давайте закроем на этом тему». Это, конечно, не улучшит тебе карму, если ты в неё веришь, и точно подпортит портфолио, но таким уж несмываемым пятном вряд ли станет, потому что «сами понимаете, драфт – это всегда в какой-то степени лотерея, а уж драфты начала 60-х – тем более. И, вообще, вон, кто-то годами косорезит на этих ваших драфтах – и ничего, никто ведь его не увольняет…»
Особенно легко подписаться под всем этим, когда такой авторитетный человек, как Клифф Хэган, говорит о Клео Хилле следующим образом… Впрочем, как я уже писал, Хэган вообще лишний раз не любит распространяться о событиях, связанных с пребыванием Хилла в «Сент-Луисе», а когда какой-нибудь особенно назойливый журналист всё-таки достанет его своими вопросами по этой теме, то Клифф намекает, что не очень-то и помнит своего партнёра по «Хоукс» (или делает вид, что не помнит): «Пол Сеймур ясно сказал всем, что Хилл – это звезда. Он просто подставил собственную задницу, когда задрафтовал его, но из Хилла ничего не получилось. Он играл в НБА только один год, а потом его обменяли (на самом деле никакого обмена не было), и потом больше ни одна из команд не предложила ему контракт (это, скажем так, тоже не совсем правильно – до конкретных переговоров дело не дошло, но желающие были). Я думаю, что всё дело было в этом».
Потому что куда хуже, если генеральный менеджер сам признаёт, что у него в руках была чуть ли не готовая звезда, но они с тренером не смогли раскрыть и встроить её в команду – и потеряли безо всякой компенсации. Вот это уже очень плохо; это не просто пятно в твоём послужном списке – это заставляет где-то даже усомниться в твоей профпригодности, выставляет тебя настоящим дураком.
О том, что новичок Клео Хилл присоединился к «Сент-Луису», местные газеты тоже много писали…
Тем не менее, Марти Блэйк это и делает, искренне и однозначно говоря: «Людям нравится рассуждать обо всей этой ситуации, о конфликтах между чёрными и белыми в «Сент-Луисе». На самом деле ничего такого не было. До Хилла у нас играли Сихуго Грин и Ленни Уилкенс. У них не было никаких проблем. Когда Хилл и Солдсберри бойкотировали игру в Лексингтоне, я поддержал их. А если говорить о Хилле, как о баскетболисте… Послушайте, да: Хилл мог бы стать великим игроком. Он был одним из самых-самых лучших игроков, которых мне приходилось драфтовать (просто назову несколько имён тех, кого драфтовал Марти: Вилли Ноллс, Уэйн Эмбри, Ленни Уилкенс, Зелмо Бити, Дарел Карриер, Пол Сайлас, Джефф Маллинс, Цинциннатус Пауэлл, Лу Хадсон и, как вишенка на торте, Пит Маравич; это ещё не считая Билла Расселла, которого тоже задрафтовал Блэйк, пусть и чисто формально). Я видел, как он забил сверху через одного семифутера из «Теннесси». Он умел парить над паркетом. Мог прыгать, мог бросать с места, мог бросать в прыжке – любой рукой. Он намного опередил своё время. Он пришёл к нам, когда мы были медленными, очень медленными, а он – слишком быстрым. Боб не мог бежать, и Хэган не мог бежать, а Клео не мог пасовать. Но сейчас он стал бы сенсацией. Он пришёл в лигу, имея такие навыки, которые появятся у игроков лишь лет сорок спустя. В своей первой игре он набрал 30 очков против Оскара Робертсона (на самом деле чуть меньше – 26). Но он был, знаете, таким немного легкомысленным, рассеянным парнем. И за пределами площадки тоже – и на ней; я бы назвал его игровой стиль «недисциплинированным» (должно быть, Большой Дом Гейнс здорово удивился, услышав эти слова!) Потом он остепенился и позже стал великолепным тренером в колледже, но, когда он был с нами, то был ещё очень молод, незрел, никак не мог вписаться, и слишком из-за этого переживал».
Тренер Пол Сеймур был согласен с Блэйком почти во всём – кроме одного: «Да нет, он уже тогда был сенсацией, о-о-о, настоящей сенсацией! В первый же день тренировок он заблокировал крюк – крюк! – Клайда Ловеллетта со средней, и тому это очень не понравилось. Да, он был таким наивным, но и очень добродушным парнишкой, просто супер-парнем, который должен был стать великим профессионалом. Блин, он бы точно стал звездой, я нисколько не сомневаюсь, если бы они меня не уволили! Он готов был стать звездой – уже здесь и сейчас; все, кто видел полностью ту предсезонку и первую игру регулярки, пока его не начали вымораживать (о том, что имел в виду Сеймур под словом «вымораживать», разговор пойдёт в следующей части), скажут вам то же самое, если только они не слепые. Знаете, единственное воспоминание, связанное с НБА, которое всегда вызывает у меня боль – это то, что случилось с Клео Хиллом…»
Блэйк говорит, что Хилл в чём-то был слишком хорош для «Хоукс» – но при этом в чём-то другом «Сент-Луису» совершенно не подходил: «Клео был потрясающим игроком, – повторяет Блэйк. – Единственная проблема заключалась в том, что он мог бежать, а вся остальная команда – нет».
Стиль, в котором играл «Сент-Луис», был не просто единственной проблемой – он был огромным стратегическим просчётом в создавшихся условиях. Атака «Сент-Луиса» строилась на трёх китах-скорерах, и все они играли в передней линии – Петтит, Ловеллетт и Хэган. Даже с Уилкенсом в составе «Ястребы» не очень практиковали быстрые прорывы, а без Ленни их вообще стало некому разгонять. «Хоукс» начали играть уж совсем в медленном темпе, очень консервативно – и это сводило на нет все самые лучшие качества Хилла. 1-й номер, играющий от броска и от прохода? Нет, для «Сент-Луиса» это было чересчур революционным ходом. Даже если бы «Хоукс» захотели перестроиться, нет никакой уверенности, что они смогли бы это сделать. Но они и не хотели…
Ох, здесь опять всплывают всё те же «Селтикс». Ведь многие специалисты считают, что золотая эра «Бостона» связана не только с тем, кто там играл, но и с тем, как они играли. Да, «Кельты» собрали такую россыпь звёзд, которой не могла похвастаться больше ни одна другая команда, но и в их манере тоже не действовал никто в лиге. Скоростной баскетбол, густо замешанный на тех самых быстрых прорывах – по большому счёту, на протяжении всех 60-х в НБА так и не появилось кого-то, кто смог бы найти какое-то противоядие, чтобы бороться с этим «Бостоном», равно как и тех, кто попытался бы успешно копировать их стиль. Да, вот в быстром «Бостоне» быстрый Хилл был бы на своём месте, вот там бы он, надо думать, развернулся, тем более, что многолетний партнёр Боба Кузи по задней линии Билл Шерман как раз завязал с баскетболом, и Клео мог бы занять освободившуюся вакансию… Но он попал в «Сент-Луис».
На самом деле, проблема была ещё глубже – гораздо глубже. В предыдущем сезоне Петтит, Хэган и Ловеллетт набирали соответственно по 27.8, 22.1 и 22 очка за игру; повторюсь – всё нападение команды было сфокусировано исключительно на «Гнезде». И здесь новичок Клео Хилл подписывает неограниченный, не самый плохой по деньгам годовой контракт на 7 500 долларов. И это выглядело логично, потому что для всех, абсолютно для всех сторонних наблюдателей было очевидно, что «Сент-Луису» жизненно необходимо наращивать угрозу с дистанции. Но достигнуть нормального игрового баланса было очень нелегко, и здесь вступали в действие уже совсем не спортивные причины. То был век, когда контракты игроков напрямую были связаны с их индивидуальной результативностью – более непосредственным образом, нежели сегодня. «Знаете, в то время вы нечасто могли услышать от кого-то фразу вроде «я хочу взять чемпионский перстень», – говорил Хилл. – Потому что многие думали только о себе, о личной статистике, о своих очках… В те дни ведь контракты не зависели от количества титулов, которые вы выиграете. Они зависели от того количества очков, которое вы набираете».
Между Хиллом и Сеймуром незамедлительно установился самый прямой контакт. Тренер тут же взял Клео под свою опеку. В первый же день Сеймур дал новому подопечному несколько полезных советов о том, как нужно открываться и двигаться без мяча, чтобы Клео знал, где и как он может получить передачу от партнёров. Дальше всё продолжалось в том же ключе. Бывший звёздный защитник Пол Сеймур буквально наслаждался каждодневной работой на тренировках с новичком. Так оно и было. Как-то он, играя с Хиллом один-на-один, набросал тому несколько мячей подряд. Назавтра Хилл попросил о реванше. Во время игры он забил через Сеймура сверху – и при этом засадил тренеру коленом в челюсть (не специально, конечно): «Я выбил ему зуб и здорово перепугался, а он мне говорит: «Давай-давай, поехали, ты не можешь уйти сейчас!» – и мы продолжили играть». В следующий раз они устроили соревнование на точность бросков. Сам Сеймур в бытность свою игроком считался великим умельцем по этой части, но в Клео он с удивлением и удовольствием нашёл соперника, который нисколько ему в этом не уступает. После тренировок «Ястребов» они вдвоём оставались в зале и продолжали часами отрабатывать сет-шоты обеими руками. Сеймур велел Элу Феррари приходить на тренировки пораньше и задерживаться после их окончания, чтобы Клео оттачивал свою индивидуальную защиту в боевых условиях, играя против опытного профессионала один-на-один. Феррари обычно не мог забросить Хиллу ничего; Клео попадал через Эла чуть ли не каждый мяч…
Эта их взаимосвязь казалась чем-то необычным, особенно учитывая, что Клео пока вообще ничего не достиг. Но разгадка лежала на поверхности: Сеймур нашёл в Хилле родственную душу. Они были друг для друга не просто «игроком-тренером», а скорее эдакими собратьями по разуму, потому что смотрели на игру одинаково, их антенны были настроены на одну и ту же частоту – и тому, и другому нравился новый, быстрый баскетбол. Про таких говорят: два сапога – пара. «Многие из ребят возмущались тем, что Сеймур так ко мне относится, – Хилл всегда очень тепло высказывался о Сеймуре, да и как иначе? – Он был для меня гораздо больше, чем тренер; он стал моим другом, старшим братом. У нас с ним было так много общего…»
«Понимают друг друга с полуслова» – это про Сеймура и Хилла.
Ну да, оба были примерно одинакового роста, оба – защитники, и у того, и у другого был всё тот же невероятный сет-шот. Однако было между ними и различие, которое сам Сеймур отметил в той самой статье, в которой он так превозносил Клео: «Блин, хотел бы я обладать его скоростью, когда играл сам. И можете не волноваться о его результативности. Блин, да он может сделать всё, что ему захочется! Всё, что вам требуется – это лишь чуть-чуть его сдерживать. Пока в его игре много лишнего, ненужного, нерационального – но это недостаток любого новичка. Когда он избавится от всех этих движений, в которых нет необходимости, а он, знаете ли, учится очень быстро, так что это произойдёт скоро – он станет истинно великим…»
В рамках предсезонки «Хоукс» должны были сыграть 9 матчей. Первая игра – против «Филадельфии Уорриорз» с Уилтом и превосходной задней линией в лице Гая Роджерса и старого приятеля-соперника Эла Эттлса. Хилл реализовал в том матче 7 бросков из 13-и и набрал 16 очков. Ну да, не феерия, конечно, не фонтан. Но, согласитесь, неплохо, совсем неплохо – особенно для несмелого салаги из маленького колледжа, который вышел на паркет в своём первом, пусть и выставочном, матче на профессиональном уровне.
Следующим вечером «Фила» и «Сент-Луис» встретились вновь. И Сеймур на деле доказал, что готов биться за Хилла до конца, когда «Воин» Эд Конлин совершил очень грубый фол против защитника-новичка. Сеймур так разошёлся, что врезал Конлину – и был удалён: «Когда мы играли с «Филадельфией», один из «Воинов», Эд Конлин, полез на меня, хотел выяснить отношения, и всё такое… Тогда Пол вскочил со скамейки и начал с ним драться… Ребята после матча много шутили насчёт этого, спрашивали меня, уж не сын ли я тренеру, и всё в том же роде…»
Один из матчей «Ястребы» проводили в почти родном для Хилла Уинстон-Сейлеме, и то был, конечно, очень волнительный для него момент. На трибунах собрались 7 000 болельщиков; Клео, ободряемый собственной группой поддержки, которая прибыла на арену специально из его альма-матер, набрал 21 очко – и «Сент-Луис» победил. Петтит с 30-ю очками стал самым результативным в обеих командах, на счету Хэгана было 11, у Ловеллетта – 10. Это был великолепный вечер для Хилла, и для его команды, в общем-то, тоже – но Гейнс, который не мог пропустить игру своего любимца, уже тогда, за пару недель до Лексингтона, предчувствовал проблемы. После матча Большой Дом подошёл к Сеймуру и сказал ему: «Слушай, Пол, из-за этого парня (Хилла) у тебя будет куча неприятностей». Что рассмотрел прозорливый студенческий тренер Клео на площадке? На что не обращали внимания простые зрители? «Я сразу же увидел, как все эти заслуженные игроки-ветераны бросали косые взгляды на парня; с первой же минуты было понятно, как им не нравится то, что он набирает очки, а они – нет…»
Хилл играл так, как привык – бросал, собирал подборы, ставил блок-шоты… Делал он всё это в присущей ему непринуждённой манере, со смехом. Но «Гнезду» было не до смеха. И Кернеру тоже. «Клео думал, что все вокруг будут довольны тем, что у него так замечательно получается!» – вспоминал Пол Сеймур. Простодушный Клео!.. Совсем не все вокруг были довольны. Эл Феррари уже тогда стал жаловаться, что новичок берёт на себя слишком много, лишая старых профи какой-то части бросков…
Предсезонка продолжалась. Не люблю предоставлять читателю статистику по принципу «за что купил, за то и продаю», но в данном случае приходится, потому что, к сожалению, восстановить показатели Хилла в каждом матче той предсезонки не представляется возможным. Наименьшая цифра, попадавшаяся на глаза – 16 очков в среднем за матч (причём Сеймур берёг Клео, адаптировал его к взрослому баскетболу постепенно, в щадящем режиме, так что тот, как правило, проводил на площадке меньше половины игрового времени). Ещё встречались 18 очков. Однако чаще всего упоминается расплывчатое словосочетание «больше 20-и», а «больше 20-и» могут оказаться на деле и 20-ю с десятыми, и 25-26-ю. Ну, и пару раз приходилось читать, что Клео вообще набирал больше всех очков в контрольных играх, переплюнув самого Боба Петтита. И пусть последнее, откровенно говоря, сомнительно (хотя – чем чёрт не шутит?), главное не вызывает никаких вопросов: Хилл показывал очень результативную игру. Хочется спросить у Хэгана, или у Феррари: если 18-20 очков для новичка – это так плохо, то что нужно было делать Клео, чтобы они назвали его игру хорошей? Набрасывать по полсотни?..
Джерри Гросс, тот самый радиокомментатор, который с таким скептицизмом относился к Хиллу, увидев того в тренировочном лагере, и говорил, что у Клео и близко не было той уверенности, как у Оскара Робертсона или Эрла Монро, по окончании предсезонки полностью изменил своё мнение: «Всё это расовое сумасшествие в Сент-Луисе достигло своего пика как раз летом 1961-о, когда «Хоукс» задрафтовали Клео Хилла. Клайд Ловеллетт и ещё кое-кто из ветеранов просто сожрали парня. Некоторые из этих белых ветеранов относились к нему скорее, как к мальчишке, который чистит обувь на углу тротуара, чем как к партнёру по команде».
Сам Хилл отрицал, что «Большое Трио» воспринимало его с явной неприязнью, хотя чего-то подобного можно было бы ожидать, ведь двое из «Гнезда» были уроженцами глубокого Юга (Петтит был из Луизианы, а Хэган – из Кентукки). Ловеллетт рос в Терре-Хоте, в Индиане, и у него в своё время были чёрные одноклассники и приятели. «Я бы описал Петтита, как типичного джентльмена с Юга, – говорил Клео. – А Ловеллетт был таким беспечным, беззаботным парнем. Он просто хотел почаще бросать по кольцу – как можно чаще. Ну, а Хэган – это такой себе стоик. Он не очень-то был склонен шутить. Лично мне никто из них не говорил ничего такого». Может, Клео и впрямь этого тогда не замечал, ещё испытывая эйфорию просто от того, что попал в НБА, а может, старался делать вид, что всё нормально, но вот остальные рассказывали, что «Гнезду» не нравилось в новичке вообще ничего – даже его молодецкие удаль и задор, с которыми он выходил на паркет; со стороны казалось, будто это даже оскорбляло триумвират до такой степени, что они начинали деланно стонать или криво ухмыляться, когда Хилл показывал какие-то свои приёмчики и фокусы. Например, уже тогда ветераны начали ворчать и ныть и прямо указывали Сеймуру, чтобы он запретил Хиллу делать эти его проходы с ведением – из них-то никто такого повторить не мог. Бывало, что они говорили и самому Хиллу напрямую: «Слушай, давай, прекращай устраивать из игры шоу». В общем, как всё-таки скажет в своё время сам Хилл: «Ну, да, я, мягко говоря, не чувствовал с их стороны никакой поддержки».
«Новые лица для НБА»: слева, под 28-м номером – Клео Хилл (в регулярке будет играть под 24-м), сюда же затесалось лицо для лиги совсем не новое – Клайд Ловеллетт, крайний справа, под 34-м номером.
Регулярный сезон для «Сент-Луиса» начинался 21-о октября матчем против «Цинциннати Роялс», в котором Клео противостоял самому Оскару Робертсону. Большого О все уже признали «Великим и Ужасным», хотя он проводил всего второй год в лиге. «Ястребы» проиграли, но Хилл дал Робертсону настоящий бой. Их поединок вылился в войну на выживание. Неискушённый Клео быстро нахватал фолов и вылетел с площадки очень рано, отыграв всего 33 минуты (и то же самое случилось с Оскаром – правда, когда до конца оставались считанные секунды). Но за эти 33 минуты Хилл набрал 26 очков, реализовав 9 из 15-и бросков с игры и 8 из 8-и штрафных. Правда, сам Робертсон отгрузил «Сент-Луису» 35 – но по-настоящему смог разгуляться лишь тогда, когда Хилла уже не было в игре... В местной газете «Post-Dispatch» в отчёте о матче можно найти такие строки: «Хилл заставлял реветь толпу своими эффектными данками после проходов и подборами в высоченных прыжках, с 15-ю очками став самым результативным игроком «Хоукс» после первой половины».
Хорошо, говорите? Ну да, согласен. По-моему, очень даже хорошо (те 26 очков, если я не ошибаюсь, по сей день остаются рекордными для новичков «Хоукс» в их дебютном матче в НБА). Но «Большое Трио» считало по-другому; точнее, они считали, что это слишком хорошо и слишком много. Они решили, что новичку стоит вести себя поскромнее в присутствии настоящих звёзд. А если он настолько тупой, что сам не понимает таких простых вещей, они это объяснят очень наглядно – и ему, и тренеру.
В процессе работы использована книга Рона Томаса «Они прорубали путь: чёрные пионеры НБА» и материалы «Sports Illustrated»
