Галерея не сыгравших. Джо Хэммонд. «Зовите меня «Разрушитель», или Дороги, которые мы выбираем. Часть третья
Да, АБА чётко уловила эту потребность болельщиков именно в такой – «уличной» - игре, и этим очень выгодно отличалась в глазах поклонников от столь камерной и снобистской, келейной даже, НБА. Она поставила во главу угла тот же принцип, что и на городских площадках: не просто обыграй соперника, а сделай это красиво, чтобы у зрителей дыхание захватывало.
И благодарные болельщики с определённого момента стали заполнять арены. Конечно, они ходили на матчи не только для того, чтобы посмотреть на перечисленных игроков. В той же степени АБА в разные годы прославляли и другие корифеи, которых «уличными» уже никак не назовёшь: Рик Бэрри, Луи Дампьер, Дэн Иссел, Лэрри Браун, Боб Нетолицки… Звёзд действительно было немало. Лишний раз об этом свидетельствует следующий факт. В сезоне 1976-77, первом после слияния НБА и АБА, сборные на All-Star Game составили 26 человек (считая травмированных и не игравших в матче Дэйва Коуэнса на Востоке и Билла Уолтона на Западе). Из них 16 были своими, «урождёнными» и родными, а остальные 10 – бывшими представителями АБА (считая уже успевшего поиграть в НБА, перебраться в АБА и вернуться обратно Рика Бэрри). При этом годом ранее, когда ещё существовали обе лиги, в НБА было уже 18 команд, а в АБА – лишь 9. Другими словами, концентрация звёзд в АБА была повыше, поэтому и её матчи были куда ярче.
Но без этих мастеров из Ракер-парка и других легендарных площадок АБА была бы совсем другой. Они придавали ей совершенно неповторимый облик.
Трудно представить её, например, без того же детройтского гопника Джона Брискера – ещё одного пришельца с улиц. Причём эту самую улицу Джон принёс в АБА не только в плане игры – он притащил её туда практически в живом виде, как таковую. Брискер сам по себе предстал олицетворением улицы в самых худших проявлениях, которые возникают у нас в голове, когда мы слышим это слово. На первый взгляд, Джон был редкостным козлом. И на второй, и на третий тоже – после него в баскетболе таких больше, пожалуй, и не появлялось. Он относился к той категории людей, о которых другие говорят: «И как только его земля носит!» Нет, встречались ребята, которые за пределами площадки Брискеру и фору могли дать – вроде Джейсона Уильямса. Но вот непосредственно на паркете… На паркете он и впрямь был некой поистине дьявольской фигурой. Родман, Рашид Уоллес, Деррик Коулмэн, Вин Бэйкер, Артест, да назовите какую угодно самую одиозную личность – все они были детишками малыми в сравнении с Джоном. Брискера боялись все – без преувеличения. Он был для АБА поздним Майком Тайсоном худших образцов - когда у Железного окончательно снесло крышу. Причём партнёры и тренеры опасались Брискера даже больше, чем соперники. Те тоже встречались с ним частенько, они бы, конечно, предпочли делать это пореже, но никуда не денешься – команд в АБА было слишком мало. А вот одноклубникам и тренерскому составу приходилось как-то сосуществовать и уживаться с Джоном бок о бок каждый день. Рассказы их выглядели пугающими: мол, на тренировках достаточно было одного неосторожно брошенного слова, одной невинной шутки, одного взгляда, который мог показаться Брискеру косым, не говоря уж о замечании, чтобы вызвать у него приступ буйной неконтролируемой агрессии, и он сразу же лез в драку - или откалывал ещё чего-нибудь похуже.
Так что ещё труднее представить, что такой персонаж мог бы оказаться в НБА. Ну, хотя не так уж трудно, конечно – ведь Брискер в итоге в НБА всё же попал, но если бы он вёл там себя так же, как раньше, то задержался бы в лиге гораздо меньше, чем на три сезона – после пары игр вылетел бы пожизненно. А вот в АБА, пользуясь полной свободой, Брискер творил совершенно невообразимые бесчинства. Пообещал, например, перед началом сезона 71-72, что в каждом матче будет становиться лучшим снайпером. И поставил всех в известность: если, мол, кто попытается встать у него на пути к этой цели, пусть пеняет на себя – Джон его просто отлупит. До определённого момента Брискер шёл по этому суперграфику. Весьма, впрочем, недолго. Ровно до того момента, пока в гости к его «Питтсбургу» не приехала «Юта Старз», в составе которой был Вилли Уайз, о котором я сказал пару слов в предыдущей части – лучший двусторонний игрок в истории АБА. Уайз сделал то, что умел делать лучше всего - полностью зачехлил Брискера, дав тому набрать за всю первую половину лишь 4 очка. Вилли, вполне возможно, сильно пожалел об этом – и его партнёры тоже. Брискер исполнил свою угрозу – и во второй половине вообще бросил играть в баскетбол. Вместо этого он занялся охотой - в первую очередь на Уайза, а потом и ещё едва ли не на половину игроков «Юты». Потасовки вспыхивали чуть не каждую минуту. И кое-кому из «Старз» досталось действительно сильно – Брискер серьёзно занимался боксом. Так что один из промоутеров – тоже вполне серьёзно – предлагал ему оставить баскетбол и сделать карьеру профессионального боксёра. И это – чуть ли не самое невинное деяние Джона на паркете и за его пределами. Джон никогда не придерживался главной боксёрской заповеди – он готов был размахивать кулаками направо и налево, и ему было наплевать, кто его соперник.
Едва ли подобные вещи стали терпеть в НБА. Но в АБА на них смотрели сквозь пальцы. Во-первых - Брискер был первоклассным игроком, пока не захандрил. Он представлял собой взрывоопасную смесь дикой силы – и кошачьей грации (учась в колледже, Джон вообще чаще играл в американский футбол, чем в баскетбол, и имел предложения от команд НФЛ). И при этом обладал удивительно быстрым, точным и, как писали тогда в газетах, «шелковистым, сладким, словно сахарный тростник» джампером – с любой дистанции. Вот что говорит один из тех, кто видел Брискера игре: «Я на всю жизнь запомнил матч в «Madison Square Garden» в Нью-Йорке, который прошёл 19-о января, в день святого Патрика. Играли «Кондоры из Питтсбурга» и «Пумы из Каролины». Помню, что почти всю вторую половину зрители провели на ногах – потому что Джон Брискер похоронил противников своими трёхочковыми. Это было в новинку для публики – многие ничего подобного раньше не видели. Они скандировали его имя, прыгали, топали ногами – а он продолжал забивать. Не помню, сколько именно раз он забросил, но точно где-то между 7-ю и 10-ю». Уж на что выдающийся дебютный сезон провёл в АБА Спенсер Хэйвуд – но Брискер до последнего конкурировал с ним за звание лучшего новичка. А это говорит очень о многом. Во-вторых – не секрет, что кое-кого привлекают именно такие вещи. Многим, например, нравятся драки в хоккее. АБА была в том положении, когда не следовало отказываться ни от каких средств, чтобы увеличить армию поклонников. Самое страшное – это равнодушие с их стороны. Необходимо вызывать любые эмоции – лучше, конечно, если они будут положительными, но и отрицательные – тоже ничего. Главное, чтобы о тебе говорили. Поэтому люди, подобные Брискеру, были для АБА незаменимы – ведь они приносят славу. Да, слава эта носила скандальный оттенок (а в случае Джона она имела резко негативную окраску), но тут уж не до жиру.
При этом Брискер был не таким уж однозначным товарищем, как может показаться поначалу. Он занимался с трудными ребятами из гетто, был одним из главных и активных участников всяческих благотворительных акций, которые проводились командами, за которые он играл. И, несмотря на всю свою репутацию (а может быть, именно благодаря этой самой репутации), производил совершенно магнетическое воздействие на девчонок. «Он был красавчиком, - вспоминает Золли Волчок, работавший в «Сиэтле» генеральным менеджером, когда там появился Джон. – Стоило ему войти в комнату – и он сразу приковывал к себе взгляды всех женщин. Ну, вы понимаете, о чём я…»
Кстати, Брискер – вообще очень показательный персонажем в свете того, чем отличалась в те дни АБА от НБА. В весёлой и импровизационной АБА он процветал, набирая в паре сезонов под 30 очков в среднем за игру, а попав в НБА, в «Суперсоникс», на глазах завял, сник и превратился в посредственность (впрочем, дело здесь, конечно, и в индивидуальных особенностях личности Джона).
Ох, ладно, хватит уже о Брискере – тем более, что необычная биография этого товарища насчитывает столько запоминающихся эпизодов, что рассказывать о нём можно ещё долго (упомянуть хотя бы то, что Джон официально считается погибшим, но многие верят, что он жив, и даже пытаются привести доказательства этого). Есть мысль как-нибудь в будущем создать ещё и цикл именно про АБА. Почему-то короткую историю этой лиги у нас обходят стороной - видимо, она просто мало кому интересна. А между тем, в течение тех нескольких лет, которые она существовала, её жизнь протекала не менее активно, чем в НБА. Я бы сказал - даже более интересно и насыщенно, просто била ключом. Вот в этом цикле и найдётся место Брискеру. Если руки дойдут…
Весьма необычная программка, учитывая, что она призывает болельщиков не на боксёрский поединок, а на баскетбольный матч, не так ли? Тем не менее, она имеет к баскетболу самое непосредственное отношение. Буквально десятью днями ранее состоялась та самая памятная игра, в которой Уайз наглухо прикрыл Брискера, а тот в отместку всю вторую половину гонял «Юту» по углам. Руководство «Старз», наученное горьким опытом, решило перестраховаться. Когда Брискер вышел на паркет и осмотрелся, он увидел, что по разные стороны площадки стоят Билл Дэниэлс (не путать с президентом АБА), братья Дон и Джин Фуллмеры, Рекс Лэйн и Тони Дойл. Кто все эти люди? Сегодня даже завзятые любители бокса припомнят не каждого из них, но на тот момент это были лучшие боксёры, которых удалось собрать по окрестностям. Повторюсь: не какие-нибудь там завалящие хлюпики-любители, а самые настоящие боксёры-профессионалы - заслуженные и авторитетные, как уже ушедшие на покой, так и действующие. Джин Фуллмер, например, был чемпионом в среднем весе, побив в бою за титул не кого-нибудь, а легендарного Шугара Рэя Робинсона. А воглавлял всю эту блистательную бригаду вышибал Рон Лайл - супертяж, только начинавший завоёвывать репутацию отличного панчера (кстати, на программке - именно он, а не сам Брискер, как кто-то, возможно, подумал). С таким эскортом даже у сорви-головы Брискера хватило ума на то, чтобы вести себя на протяжении всей игры тише воды, ниже травы. А люди, ответственные за проведение матча, убили сразу двух зайцев: и порядок на арене обеспечили, и зрителей на трибуны привлекли (ведь многие пришли в надежде посмотреть на то, что Джон всё-таки с кем-нибудь сцепится, и ждали, что же из этого выйдет).
А вот это - уже сам Брискер. Тоже очень говорящая карточка. Непосвящённым Джон представал на ней в образе лихого ковбоя, который молниеносно расстреливал кольца соперников с двух рук, как из револьверов. А вот его партнёры по команде или тренеры воспринимали её совсем в другом свете... «Послушайте, давайте не будем скрывать - в лиге в те годы крутилось полно наркотиков, - говорит Том Нисселк, главный тренер «Сиэтла» в 72-м. - Но Джон был, наверное, одним из первых игроков, который начал употреблять их серьёзно. И все знали, что он постоянно таскает с собой пушку. Особенно любил как раз револьверы. И, по-моему, никто не сомневался, что, если ему придёт в голову воспользоваться оружием по назначению - он не будет над этим долго задумываться. Сами понимаете: пушка, наркотики и неуравновешенный нрав - это не самое приятное сочетание. Мы не знали, чего от него можно ожидать в следующую минуту».
И всё-таки до определённого момента Джон, помимо всего этого совсем небаскетбольного негатива, был ещё и звездой. Лицом АБА были и Хэйвуд (на фото Брискер сражается как раз против Спенсера), и Ирвинг, и МакГиннис, и Гилмор, и Гервин, и Иссел, и Хокинс, и Мэл Дэниэлс, и много кто ещё. Но и такие люди, как дитя детройтских улиц - страшный и ужасный Джон Брискер, который учился играть в баскетбол на площадке, названной впоследствии его именем - тоже были этим лицом.
А пока повторю, что без этих уличных героев, пусть даже и таких малосимпатичных, как Брискер, АБА, может, и вовсе бы не было. Как и вообще много чего в современном баскетболе…
Обо всём этом лучше всего сказал, наверное, Даг Мо - уже упоминавшаяся звезда АБА: «Да, у НБА была превосходная реклама, их освещали в прессе и на телевидении, а у нас не было ни того, ни другого. Но их игра становилась всё скучнее и скучнее, а их руководство во главе с тогдашним комиссионером Лэрри О`Брайеном ничего не делало, чтобы что-то изменить. О`Брайен вёл себя слишком пассивно, не проявлял никакой инициативы. Знаете, после слияния НБА и АБА я испытал одно из самых сильных разочарований в своей жизни. Ну правда! НБА была совсем допотопной – слушайте, я совершенно серьёзно это говорю, так оно и было! Её запустили, она стала походить на свалку. Там не было никакого чувства товарищества – и это отражалось на игре. Многие ребята в НБА были сами по себе, обособлены, они считали себя слишком крутыми, чтобы нормально тренироваться или даже выкладываться на матчах. All-Star Games были абсолютно пустой, никому не нужной тратой времени – парни не хотели играть в них, а болельщиков собиралось совсем мало. Такая картина с этими матчами продолжалась до 1980-х годов, когда пост комиссионера занял Дэвид Стерн. И тут они вдруг поняли, что многие штуки, которые они планировали к внедрению, уже были у нас в АБА – начиная с конкурса по трёхочковым на All-Star-уик-энде и заканчивая всякими шоу, которые мы устраивали перед играми и в перерывах. И вот теперь НБА похожа на старую добрую АБА. Ребята бьются жёстко, выкладываются на полную катушку, они играют с энтузиазмом - и они по-настоящему сблизились, стали одной компанией. Это здорово для лиги! Чёрт возьми, АБА, может, и проиграла сражение, но зато мы выиграли всю войну! Потому что сейчас в НБА играют именно в наш баскетбол!» Те, кто в курсе, как выглядел «Денвер» (оказавшийся в НБА как раз в результате слияния) на протяжении всех 80-х под руководством Дага, отлично понимают, что он имел в виду, говоря эти слова: то был ап-темпо-баскетбол, балансировавший на тонкой грани между игрой и шоу и приправленный основательной дозой сумасшествия, а всё вместе – настоящая феерия. Те «Самородки» во главе со своим тренером воплотили все главные идеалы АБА. По сути дела, это и была команда АБА, практически в чистом виде перенесённая на почву НБА.
А Ирвинг высказался ещё более однозначно: «НБА просто стала более масштабной версией АБА, с разницей лишь в размере имеющихся ресурсов и средств».
Ну, строго говоря, несмотря на всю эту весёлую атмосферу, царившую в АБА, далеко не все были уверены, что хотят провести там карьеру от звонка до звонка. И дело было даже не столько в деньгах (АБА в плане контрактов вполне могла потягаться с НБА; за счёт каких контрактных тонкостей АБА этого достигала – тема отдельная и весьма интересная), сколько в имидже лиг. Перспективы АБА были туманны, и ни для кого это не было секретом. Знали об этом, конечно, и сами игроки. В очередной раз процитирую Джорджа Гервина: «Но всё-таки НБА оставалась НБА, пусть и такой – старомодной. Я хочу сказать, что в АБА было много самодеятельности, ну, такая, понимаете, немного «деревенская» лига – мы и сами это осознавали. НБА, какой бы она ни была в те годы, всё равно умела себя подать, показать, всё внимание в стране было приковано к ней». Да, пусть НБА была унылой, но она твёрдо стояла на ногах, а вот что будет дальше с АБА – неизвестно… И вновь – слово Гервину: «Да, АБА была для многих настоящей загадкой. Ну, взять хотя бы Джулиуса Ирвинга. Пока он играл в АБА, люди в стране, конечно, слышали о нём, но у него не было возможности показать себя всем. И настоящая слава пришла к нему только тогда, когда он оказался в НБА. Только тогда все увидели, что это за игрок. А Джулиус говорил: постойте, постойте, АБА – это не только я, в лиге были и другие ребята, которые умеют играть. Я счастлив, что он имел в виду в том числе и меня. АБА вообще была для многих очень таинственной лигой».
Поэтому некоторые звёзды предпочитали перебраться в НБА ещё до слияния лиг. Впрочем, были и обратные случаи: когда примы НБА переходили в АБА. Рик Бэрри, Билли Каннингем, тот же Джо Пого Колдуэлл (первые двое вернулись обратно в НБА ещё до воссоединения) – у каждого из них были свои причины, в силу которых они принимали такое решение. Но это были всё-таки исключения; обычно игроки следовали в противоположном направлении – из АБА в НБА.
Ну да, в НБА, в которой начиналась, безо всякого преувеличения, революция, продлившаяся ещё несколько лет. У неё было несколько предпосылок, которые проистекали одна из другой и цеплялись друг за дружку, как шестерёнки – так что выделить какую-то одну трудновато.
Первой из них, как уже понятно, стало появление АБА в 1968-м (если и можно какую-то причину назвать главной для этой революции 70-х – то как раз эту). НБА получила такой пинок, который не могла не почувствовать. На примере игр АБА, на фоне её чемпионатов особенно отчётливо проявилось, что НБА слишком устарела и в прямом, и в переносном смысле, что ей нужен какой-то новый импульс, новый источник энергии. Администрация НБА наконец-то увидела то, что уже давно видели все: необходимо что-то менять, менять сильно и срочно. До неё дошло, что те вещи, которые она не поощряла, которых она даже чуралась, смотрела на них с недоверием, подозрением и едва ли не презрением, как раз больше всего и нравятся болельщикам.
Это касалось очень многих аспектов игры. Взять те же данки. Наложить на них официальное вето, как это сделали в NCAA (что так сильно огорчало парней вроде Хэйвуда), в НБА, к счастью, никому в голову не пришло. Тем не менее, на протяжении 50-х годов они были в лиге, очень мягко говоря, совсем не в ходу. Конечно, если уж начистоту, и способны-то в НБА на такие вещи были единицы, но даже они старались особенно ими не пользоваться – это было не принято и считалось чуть ли не моветоном по неписанным законам лиги. Бытовало мнение, что приличный, воспитанный, правильный игрок НБА не должен позволять себе такую вульгарщину – на площадках лиги ей не место. Ведь это априори предоставляет неоспоримое преимущество «гулливерам» над «малышами» - а это нечестно! Ну да, сегодня звучит дико, но такие вот тогда были в лиге романтически-рыцарские времена – никуда не денешься. Тянулась такая дичь на протяжении всех 50-х. При том, что в том же Ракер-парке и на других уличных площадках броски сверху уже получили широкое признание, и их использовали часто. Конни Хокинс, например, любит вспоминать такой эпизод, который характеризует его самого, как игрока, быть может, лучше всего. Эпизод этот – как раз из тех времён, когда и он, и Чемберлен ещё не были профессионалами и регулярно рубились в жарких поединках «Нью-Йорк – Филадельфия». «Приезжаем мы, значит, в очередной раз в Филли, чтобы сразиться с командой Уилта. Вот в одной из первых их атак я забираю подбор, набираю скорость и лечу вперёд. И думаю: ну, сейчас пройду от щита к щиту и заколочу им! Уилт встречает меня где-то на центральной линии и кричит что-то вроде: «Не-не-не, не в этот раз!» Я думаю: ну, я всё-таки попробую. Я ухожу направо. И всё время чувствую, что он висит прямо на мне. Дохожу до лицевой и резко поворачиваю вдоль неё налево. Прыгаю что есть сил, пролетаю под кольцом, под его вытянутыми руками – и уже с другой стороны со всего маху всаживаю мяч в корзину обеими руками из-за головы! И говорю ему: «Ага-ага-ага!» Типа: я тебя сделал! А он мне: «Ну, всё, я тебя убью теперь!..» Чемберлен на момент описываемого эпизода был ещё совсем молодым парнем, а Конни – и вовсе подростком, но они уже вовсю выделывали такое. И подобные вещи можно было наблюдать на площадках всех главных центров уличного баскетбола в США: в Нью-Йорке, Филадельфии, Вашингтоне, Калифорнии, Чикаго, Детройте. А вот увидеть что-то эдакое на паркете тогдашней НБА – просто невозможно (и небольшое послесловие к эпизоду. Как-то Чемберлен признался, что, когда через него забил Элджин Бэйлор, он на какое-то время даже сон потерял. Даже представить страшно, что почувствовал Уилт, когда с ним сделал такое какой-то сопливый мальчишка Конни Хокинс…)
Эта сцена - словно тот эпизод из золотой молодости Чемберлена и Хокинса. Не удивлюсь, если Уилт говорит сейчас Конни: «Не-не-не!», а тот ему отвечает: «Ага-ага-ага!»
Конечно, что-то в этом плане начало меняться в лучшую сторону в 60-х – благодаря таким людям, как тот же Чемберлен, который с высоты своего роста плевать хотел на мнение окружающих и играл так, как считал нужным, или Расселл, для которого бросок сверху был именно тем, чем он и был изначально – самым простым (для игроков вроде Уилта или Билла) и в то же время максимально логичным и рациональным приёмом, позволяющим набрать два очка, находясь в непосредственной близости от кольца. Или Джо Колдуэлл, или Гас Джонсон - одни из первых, кто старался не просто положить мяч сверху, а загнать его так, чтобы это выглядело эффектно. Но людей таких было, опять же, совсем мало – так что оказать какое-то значительное влияние на общую картину они не могли.
Один из опережающих время полётов Гаса Джонсона.
А в это же самое время рядом – в АБА – вовсю практиковали броски сверху. И пусть до прихода Джулиуса Ирвинга оставалась пара сезонов, а Дэвид Томпсон появился ещё несколькими годами позже, тот же Ястреб Хокинс активно нёс культуру данка в массы.
Повторюсь – это касалось очень многого. Например, первый комиссионер АБА Джордж Майкан, даром, что сам был центровым, сразу же предложил как-то поощрять игроков за сверхдальние броски. Как и любая инициатива, способная привнести в игру что-то новое, сделать её краше, эмоциональнее и просто интереснее, эта счастливая придумка Майкана была с радостью и готовностью принята и немедля реализована на практике. Так разметка площадок АБА обогатилась трёхочковой дугой…
И вот тут-то НБА забеспокоилась. До её руководства, существовавшего на протяжении многих лет в какой-то летаргии, дошло, что так жить дальше нельзя, что то, от чего они открещивались раньше, вроде парения Ястреба над корзиной или сломанного Доктором Данком щита, как раз и ставит болельщиков на уши. Все эти броски сверху, «слепые» передачи, залихватский дриблинг, агрессивные блок-шоты, жёсткая игра - всё то, что наличествовало с избытком в АБА и почти отсутствовало в матчах НБА. Но сила инерции была ещё слишком велика, и косность лиги продолжала давать себя знать. В частности, хотя всем было очевидно, что зрелищность игр в АБА с введением 3-очковых бросков стала гораздо выше, осторожной НБА понадобилось ещё долгих 12 лет – и она добавила дугу на своих аренах лишь в сезоне 1979-80. Да и сами игроки НБА отнеслись на первых порах к этому новшеству без должного внимания, с осторожностью, предпочитая атаковать по старинке…
И всё-таки конец 60-х во многом стал для НБА временем для исправления ошибок – в общем и в частностях. Одним из первых почувствовал это на себе всё тот же Конни Хокинс. Имя Конни фигурировало в нескольких свидетельских показаниях по громкому делу о договорных матчах в NCAA в начале 60-х. И почему-то никого не интересовало, что сам-то Ястреб вот именно, что только фигурировал, но никакого прямого отношения к этим грязным играм не имел, что убедительно доказал в суде его адвокат. «Айове», в которой он учился, оказалось достаточно, что Конни был затронут в том скандале – и она выперла его на все четыре стороны. Другие университеты связываться с безвинно пострадавшим тоже не захотели, так что закончить учёбу он так и не смог. Хуже того – Конни даже не мог надеяться, что попадёт в НБА, когда истекут четыре года, которые он провёл бы в «Айове», если бы всё было нормально, как делали это другие недоучки. НБА, со своей стороны, строго запретила командам иметь с ним дело. Так что, подав в суд на Ассоциацию, которая не могла привести каких-то весомых объяснений наложенному на совершенно «чистого» игрока запрету, после нескольких лет мытарств в Американской баскетбольной лиге (не ассоциации, а именно лиге, которая прекратила своё существование почти сразу же после прихода туда Ястреба) и в «Гарлем Глобтроттерс», он наконец-то нашёл пристанище в АБА, где сразу же стал самым ценным игроком.
Но наступила пора перемен. Лига поняла, что нельзя и дальше оставаться закрытым клубом для избранных. Она почувствовала реальную конкуренцию со стороны АБА и стала стремительно расширять число своих членов. Началась довольно острая борьба за рынки. Новые команды появлялись, как грибы («Кливленд», «Баффало» - прародители «Клипперс», «Портленд» - они возникли на баскетбольной карте не в последнюю очередь благодаря тому, что НБА просто не хотела пускать в эти регионы АБА и старалась её опередить) – и нужны же им были звёзды, на которых ходили бы болельщики! Здесь НБА наконец-то поняла, от какого титана она добровольно отказывалась на протяжении всех этих лет, проявляя редкостную ослиную и даже преступную упёртость. Тем более, что в это же время под самым носом у лиги Хокинс разрывал трибуны АБА своей чудесной игрой. НБА быстренько переманила его к себе, сняв все запреты и попытавшись хоть как-то компенсировать нанесённый моральный ущерб, выплатив Конни 1.3 миллиона долларов. А Ястреб сразу же стал лидером новенького, которому шёл всего-то второй год от роду, «Финикса». Впрочем, деньги – деньгами, но сам Хокинс наверняка всегда жалел, что его карьера, обещавшая стать одной из величайших в истории баскетбола, оказалась настолько скомканной, и не раз повторял, что, мол, НБА – это здорово, и АБА – круто, «но так уж получилось, что свои самые лучшие матчи я сыграл в Ракер-парке».
Продолжали способствовать этим переменам, пока ещё протекающим довольно плавно, и всё те же уличные мастера – те из них, у кого хватало сознательности и терпения закончить колледжи и попасть в НБА безо всяких препон. В первую очередь речь идёт, естественно, о великолепной четвёрке, пришедшей в НБА друг за другом ближе к рубежу десятилетий: Дэйв Бинг (Вашингтон), Эрл Монро (Филадельфия), Льюис Алсиндор (Ракер-парк) и Нэйт Арчибальд (Ракер-парк). Ясно, что всё это – суперзвёздные игроки, но они вошли в историю и тем, что приносили с собой в лигу свою игру – ту, которой они выучились на городских площадках. Каждый обогащал её чем-то эксклюзивным, присущим именно ему. Как говорил Гервин: «Мы, игравшие главным образом на улицах, все были очень разными по стилю. И это здорово, это так нравилось болельщикам – потому что до нас в НБА подавляющее большинство было похоже в игровом плане друг на друга».
«В НБА в те годы не очень-то практиковалось, чтобы разыгрывающий и вёл игру, раздавая передачи, и сам много атаковал. Но проходить с мячом к корзине – это то, чему я отлично научился во время игр на улицах Вашингтона. Но ещё лучше я умел делать скидки после прохода. Я проходил с дриблингом к кольцу, стягивал на себя всю защиту, прыгал, имитировал бросок – и вдруг скидывал мяч на Боба Ланира или на другого партнёра. Это работало на все 100!», - рассказывал Дэйв Бинг.
Один из неудержимых прорывов Бинга к кольцу. Между прочим, в будущем Бинг не только войдёт в список 50-и величайших игроков в истории НБА, составленный в 1996-м, но и станет мэром Детройта. Вообще, Дэйв - один из тех очень редких людей в мире большого спорта, чья жизнь за пределами баскетбольных площадок была, может, даже и поинтереснее, чем в бытность его игроком.
Эрл Жемчужина Монро был известен у себя в Филадельфии и в Ракер-парке, где часто гастролировал и «бодался» с Хэммондом, под совсем другими прозвищами: Чёрный Иисус или попроще – Чёрный Волшебник. И он оправдывал их полностью. «Абсолютно уличный игрок», - так охарактеризовал однажды Эрла звезда НБА Билл Брэдли, игравший с Жемчужиной за «Никс».Монро привнёс в игру очень много чего. Собственную разновидность фингер-ролла с разворотом на 360 градусов, когда он выпускал мяч уже из совершенно необычайных положений; такие броски Монро называл «flukey-duke». «Но на улицах мы звали их куда проще: ла-ла. Это когда ты висишь в воздухе, делая всякие обманные движения, так долго, как только можешь, и только потом бросаешь». Считается, что «shake-and-bake» (перевод мяча за спиной) придумал тот самый Арчи Кларк, которого Разрушитель столкнул лбами с Монро, после чего оба упали, но Эрл говорит, что начал использовать этот приём, по крайней мере, в одно и то же время с Кларком. Монро вспоминает, что никогда не мог похвастаться атлетизмом, у него не было высокой скорости, мощного прыжка. Он очень быстро понял это, а посему ему волей-неволей пришлось компенсировать свои минусы за счёт других качеств: броска, когда у мяча словно вырастали крылья, помогавшие ему прилететь точно в корзину, самой манеры передвижений по площадке, которые со стороны казались странноватыми, с многочисленными разворотами, когда он намеренно искал контакт с оппонентом, раскачивал его и совершал свой умопомрачительный бросок. Это витиеватое продвижение к кольцу стало фирменным знаком Монро. Жемчужина ввёл в оборот и другой приём под названием «неуверенный, или нерешительный дриблинг», эдакий рваный, аритмичный проход к щиту, который многие с тех пор повторяли, но очень мало у кого получалось сделать его так же, как у самого Эрла. Он разгонялся с дриблингом, потом резко тормозил, словно собирался остановиться и бросить джамп-шот (усиливая это впечатление взглядом, брошенным на корзину, и тем, что вторая рука почти ложилась на мяч). Оппонент, видя это, вставал на две ноги, поднимал руки – и Монро, резко стукнув мячом о паркет, чтобы избежать пробежки, срывался с места, свободно проходил к корзине мимо опекуна, уже занявшего статичное положение, и забивал лёгкий лэй-ап. Спустя годы такую штуку частенько любил вытворять Грант Хилл, став в этом деле настоящим мастером. Сейчас подобное периодически можно увидеть в исполнении Стефана Карри.
Эрл явно задумал одну из своих штучек. По глазам видно...
Монро пытается одурачить Уилта.
Главными козырями Нэйта Арчибальда, напротив, стали высочайшая скорость, взрывная резкость и какая-то невероятная подвижность. В детстве он был настоящим доходягой, так что, как он сам говорил, зевать на площадке не приходилось – а то ещё затопчут. Скорость Крошки была его убийственным оружием, но в той же степени он отличался и изобретательностью, став единственным игроком в истории лиги, который лидировал и по результативности, и по передачам в одном и том же сезоне. Объехав, как на роликах, оппонента (те обычно выглядели откровенно беспомощно), в краске Нэйт представлял тройную угрозу: мог отдать пас, бросить с места или пройти дальше к кольцу с финальным лэй-апом. «Не могу сказать, что научился всему этому в школе, или в колледже. Ракер-парк – вот это была самая лучшая школа».
Нэйт Арчибальд и в НБА не мог похвастаться богатырским телосложением. Хотя ему это нисколько не мешало. В игроке «Портленда», которого шаловливое око фотографа застигло в столь бедственный для него момент, трудновато узнать Рика Адельмана. Тем не менее, это именно он.
Ну, а Алсиндор – он, как Ирвинг. В смысле: говорить про него ничего не надо, Джаббар – он и есть Джаббар, лучший наряду с Ирвингом, Арчибальдом и Хокинсом выходец из Ракер-парка, который оказался в НБА (правда, Чемберлена и Монро тоже обычно называют в числе легенд Ракера, и это правильно – они действительно играли там очень часто, но всё-таки Уилт и Эрл – это гордость Филадельфии и её площадок). Хотя главный герой Ракера – это, как ни крути, именно Док (повторюсь - среди тех, кому удалось стать профи).
Революция продолжалась, и темпы её нарастали. В 1971-м грянул оглушительный гром – это Спенсер Хэйвуд забил здоровенный гвоздь в крышку гроба старой НБА. Точнее говоря – заколотил кувалдой железнодорожный костыль. Проведя в АБА столь же оглушительный дебютный сезон, как и в NCAA (30 очков и 19.5 подбора в среднем за игру), как-то на досуге он перечитал свой контракт с «Денвер Рокетс» и пришёл к выводу, что недоволен даже не столько суммой, сколько тем, как она будет ему выплачиваться (не буду сейчас рассказывать в подробностях о том, что именно его не устроило – может, как-нибудь в следующий раз). И, недолго думая, заключил новый – вопреки всем запретам, уже с командой НБА, которой стал «Сиэтл». НБА, естественно, была против, потому что всегда терпеть не могла, когда её правила нарушались столь беззастенчиво – а на дворе стояли такие времена, когда она не любила этого особенно.Да все были против. И АБА тоже – по той причине, что теряла своего лучшего игрока (а в том, что Хэйвуд был в те дни, когда в АБА уже не было Хокинса, а Ирвинг, Гилмор и МакГиннис, наоборот, ещё не пришли, лучшим, не у кого не возникало сомнений, что и подтвердило признание его MVP по итогам предшествующего сезона) не за ломаный грош, и тот переходил в НБА просто потому, что тамошние условия его устраивали больше, внаглую поправ при этом все писаные и неписаные законы. И «Денвер», заявивший, что Хэйвуд их беспардонно кинул, имея на руках действующий контракт. И даже только-только образованная команда НБА «Баффало Брэйвз», спокойно дожидавшиеся, что, как только срок виртуального обучения Хэйвуда закончится, и он будет допущен к драфту в 72-м, они выберут именно его, и почувствовавшие, что Спенсер с «Суперсоникс» их жестоко на… кололи (через три месяца после того, как Спенсер заключил с «Сиэтлом» контракт и даже успел отыграть за них три с лишним десятка матчей, «Брэйвз» всё-таки выбрали его на драфте, надеясь, что смогут как-то получить на него права и вытащить из «Соникс», создав тем самым прелюбопытный казус – когда одна команда лиги выбирает на драфте действующего игрока другой, причём драфт этот – самый обычный, а не драфт расширения; в любом случае, у «Баффало» из этого ничего не вышло - НБА решила, что Спенсер останется в «Суперсоникс»). В общем, против были все, кроме «Сиэтла» и самого Хэйвуда. Так что Спенсер подал на НБА в суд, обвинив её ни много ни мало в нарушении антимонопольного законодательства. Опять же, не вдаваясь в подробности, скажу, что суд этот он выиграл и получил право заключить контракт с «Сиэтлом» уже легально (и тем самым, по словам агента Рона Гринкера, за малым не разорил обе лиги) и играть в НБА.
«Дело Хэйвуда» имело самые далеко идущие последствия. В свою очередь, оно послужило толчком к тому, что НБА пересмотрела свои правила – и допустила к играм студентов-недоучек, не закончивших колледжи, и даже школьников. Правда, была одна оговорка: те должны были доказать, что их семья испытывает большие финансовые затруднения, и они, являясь кормильцами, не имеют возможности учиться, а должны работать. На практике это оказалось даже не делом техники, а сущей формальностью. Как метко сказал тогда спортивный журналист Джеки Лэпин: «Да практически каждый, кто играл в баскетбол в прошлом десятилетии, подпадал под это условие. Пожалуй, разве что за исключением Билла Брэдли, который, как известно, сын банкира».
Теперь прямая дорога в НБА для ребят талантливых, но не желавших учиться все эти нудные четыре курса, была открыта – чем они не замедлили воспользоваться. По любопытному совпадению, в том же 71-м вышел очередной альбом «Led Zeppelin», который завершала песня, очень соответствовавшая событиям, происходившим тогда в НБА (написанная, правда, гораздо раньше и не «Цеппелинами») – «When the Levee Breaks» («Когда прорвёт плотину»). Хэйвуд, выиграв свой иск, действительно прорвал в лиге плотину. Кстати, вслед за этим подобные ограничения отменили и некоторые другие профессиональные лиги, так что Хэйвуд – фигура абсолютно эпохальная, едва ли не в одиночку кардинально изменившая историю не только баскетбольной, а и вообще всей спортивной Америки. И многие-многие парни, заключавшие свои первые профессиональные контракты уже после фрешмэнского курса, а то и сразу же, встав со школьной скамьи, должны быть благодарны ему по гроб жизни.
В лигу начался приток свежего поколения игроков, здорово её омолодивших. И принёсших с собой новую игру. Ну, а окончательно смену власти узаконило слияние АБА и НБА в 1976-м. НБА получила хорошую дозу горячей, здоровой крови, а те, кто уже давно (или не очень давно) этого заслуживал – Ирвинг, Гервин, Дэн Исселл, Дэвид Томпсон, Бобби Джонс, Морис Лукас и другие – наконец обрели всенародное признание и славу. Со всеми своими данками – и всем остальным, что они бережно сохранили с весёлых времён в АБА.
Вроде фирменного, знакового, изящнейшего фингер-ролла Гервина – наверное, лучшего изо всех фингер-роллов. Правда, как рассказывал он сам, это была одна из немногих вещей в баскетболе, которые он освоил не на улице. И учиться ей Джорджу пришлось не ради интереса и удовольствия, а по необходимости, вынужденно. «Ну да, я в тот момент как раз не мог забивать данки. Знаете, я сломал запястье, когда пытался заблокировать один из бросков Джулиуса, но у меня не получилось. Это была обычная игровая ситуация. Он проходил к кольцу, и я вместе с Майком Гэйлом хотел его заблокировать. Я выпрыгнул очень высоко, а Майк как раз упал, ну, я споткнулся об него и тоже упал прямо на запястье. Так что какое-то время я не мог забивать сверху. И стал смотреть, как выполняют фингер-ролл другие ребята. Джулиус, Конни Хокинс, и сам Уилт Чемберлен, конечно, который его и придумал… Поначалу я подражал им, но потом смог вывести этот бросок на новый уровень. Я просто подумал, что это отличный бросок, очень подходящий для меня, потому что вряд ли его кто-нибудь смог бы блокировать. Знаете, соперники думают, что вот, вот – они уже вас накрывают, а вы – р-р-раз! – и лёгким движением пальцев закручиваете мяч в корзину! Болельщики любили мой фингер-ролл, потому что он отличался от всех остальных. Это была моя собственная версия, и это то, благодаря чему меня знали. Ведь это же так здорово – когда есть бросок, который назвали твоим именем! Это – уникальный бросок, он куда лучше данка! Он более волнующий, чем данк. Слушайте, каждый может забить данк, а вот каждый ли способен забросить фингер-ролл?..»
Главная торговая марка и гордость Айсмэна Гервина - его неподражаемый фингер-ролл с самых кончиков пальцев.
Ну, да ладно. Об этом и впрямь можно рассказывать если и не до бесконечности, то очень-очень долго. Тем более, что, говоря обо всех этих людях вот так – одним абзацем, парой предложений, испытываешь не самое приятное чувство – как будто бы проявляешь к ним неуважение. Это всё равно, как если бы лет эдак через 40-45 написать, скажем, про Джейсона Кидда или кого-нибудь ещё из наших современников, равнозначного ему: «А вот знаете, был такой игрок Джейсон Кидд. Очень хороший игрок. Ну, просто очень хороший игрок. Передачи выдавал тоннами, видение площадки было каким-то запредельно панорамным и периферическим – казалось, что он видит всё вокруг, даже то, что происходит у него за спиной. В общем, с глазами на затылке. Да и вообще, был удивительно разносторонним, умел много чего. Ну, короче, вы поняли – охренительно был хороший игрок!» Люди, никогда не слышавшие такого имени, или слышавшие, но сомневающиеся: то ли это баскетболист, то ли хоккейный вратарь, скорее всего, подумают после подобного описания: «Ага, значит, всё-таки баскетболист. И, судя по всему, крутой баскетболист. Но таких, наверное, было за всю историю не так уж и мало…»
Вот так – и со всеми вышеперечисленными. Каждый из них заслуживает отдельного и обстоятельного разговора – даже Брискер. И большинство из них были не просто звёздами – их жизнь интересна сама по себе. Чего только стоит то, как Вуди Солдсберри боролся с общественным мнением, неприятием со стороны болельщиков и даже своих же собственных партнёров, когда оказался в «белой» команде «Сент-Луис Хокс», представлявшей один из главных оплотов расизма в США. Или как шли против всей системы НБА Джо Колдуэлл и Спенсер Хэйвуд… Эх, остаётся надеяться только на то, что у кого-нибудь (в том числе – и у меня) когда-нибудь найдётся время, чтобы рассказать об этих людях так, как и подобает. И о других – неназванных…
Итак, игра поменялась. Хотя нет, ещё правильнее будет сказать по-другому. Её меняли и какие-то правила, особенно базовые, вроде введения трёхсекундной зоны и так далее – меняли коренным образом. Но, во-первых, это была всё-таки эволюция. А во-вторых, меняя игру, они не меняли внешний вид лиги, её имидж, то, как смотрели на неё болельщики. А вот то, что произошло с приходом в лигу всех этих мастеров, о которых говорилось выше – это была уже настоящая революция, полная смена общественно-исторических формаций. Своим уличным стилем они трансформировали само лицо НБА, до неузнаваемости и раз и навсегда. Я даже не знаю, какое ещё событие воздействовало на облик лиги, её образ в глазах поклонников в той же степени – разве что приход чернокожих игроков, как таковой.
Правда, это не оградило лигу от резкого падения популярности и зрительского интереса на рубеже уже следующих десятилетий (70-80), и её снова пришлось спасать - теперь «Селтикс» и «Лэйкерс», чья дуэль персонифицировалась в противостоянии Бёрда и Мэджика.
И, тем не менее, невозможно переоценить вклад этих парней, огранявших своё мастерство на уличных площадках, в развитие лиги и игры. Они не просто спасали НБА – они закладывали основы для её дальнейшего развития, определяли ориентиры, по которым нужно двигаться дальше, одним словом - делали её такой, какой мы привыкли её видеть, именно они.
Здесь снова будет уместно процитировать Гервина: «Сегодня уличный стиль на профессиональных площадках преобладает даже в ещё большей степени, чем раньше. Этого нельзя не заметить. Сегодня вы видите, как ребята пытаются сотворить что-то яркое, даже если в этом нет необходимости, если это не диктуется игровой ситуацией – как мы в своё время. Когда я стал старше, то понял: многие вещи, которые я делал в молодости на площадке, тоже не были так уж необходимы, своего опекуна можно было переиграть, не используя какие-то красивые трюки; всё можно было делать проще и не менее эффективно. Но я так научился играть на улице, потому что там только так и можно было играть. Конечно, здесь большую роль играет телевидение. В те дни у нас не было телевидения. А сегодня дети смотрят игры и могут потом разучивать и повторять понравившиеся финты. Я рад, что у них есть такая возможность. Рад, когда вижу, как кто-то играет на улице, как мы когда-то. И пусть у этих ребят нет возможности поступить в колледж или пробиться в профессионалы – это здорово, что они так любят игру. Правда, в последние годы такое увидишь всё реже и реже. В моё время мы редко могли посмотреть игры по телевизору. Мы наблюдали за битвами на городских площадках, и, подсмотрев что-то понравившееся у кого-то, должны были запомнить это, удержать в памяти, как он это сделал, чтобы потом попробовать применить в своей игре. Тогда у нас не было таких возможностей, как сейчас. Все знают, что мы выросли на улицах. И всё это мы несли с собой в лигу, все эти уличные уловки. И поэтому сама игра в АБА так сильно напоминала игру на городских площадках. Мы играли в очень быстром темпе, это был настоящий ран-энд-ган. Это всем было по душе, мне лично такой стиль очень сильно подходил, и я оставался его приверженцем на протяжении всей карьеры, и везде старался играть именно так. И мы взяли это с собой в НБА».
Действительно, всё то, что закладывалось ещё в те далёкие годы, все эти тенденции прослеживаются и преобладают и в наши дни. Ну, посмотреть хотя бы на того же Винса Картера. В 99-м, уже проведя дебютный сезон в НБА и став лучшим новичком года, он приехал в Ракер-парк. И сыграл там пару матчей – один непосредственно в парке, другой в близлежащем тренировочном зале из-за непогоды. И их хватило для того, чтобы все, видевшие его в НБА и в NCAA и вообще-то подозревавшие это и раньше, окончательно убедились: да ведь Винсенити – это типичный уличный игрок, и «ноги» его стиля растут именно из бетона и асфальта городских площадок! И те, кто наблюдал за этими играми, твёрдо уверены: свой самый лучший данк Картер забил совсем не на Олимпийских играх-2000 через Фредерика Вайса, а именно там – в Ракер-парке. И вы никогда не убедите их в обратном! А Айверсон? Тот вообще играл так, словно никуда и не уходил с улицы.
Картера и Айверсона я привёл в качестве примеров потому, что они для многих, если не для большинства – символы баскетбола последних десятилетий. Не просто символы: они – олицетворение самого баскетбола. Именно они, а не кто-то ещё. Ведь не секрет, что немало болельщиков говорит про игру «Шпор»: скучное «Сан-Антонио» со скучным Данканом. Ну чего можно о нём сказать, вспомнить? Ну да, конечно, он всё умеет делать, на то он и Мистер Фундаментальность, но это самое «всё» у него почему-то настолько невзрачное и блёклое, что, кроме его таких же унылых бросочков от щита и в голову-то ничего не приходит! А тот же Айверсон? Да о его игре можно рассказывать часами!
Не поймите меня неправильно: сам-то я, отдавая должное и Картеру, и Аллену, считаю лучшим, что видел в баскетболе после «Чикаго» Джордана, как раз шахматы на паркете в исполнении «Сан-Антонио» и «Детройт» Лэрри Брауна, который окончательно и бесповоротно убедил меня в той истине, что игра в защите тоже может быть красивой. Помнится, когда я учился в академии и имел честь за неё играть, преподаватель, который вёл баскетбольную группу, постоянно вдалбливал нам, что организованная, поставленная и хорошо отлаженная защита выглядит нисколько не менее эффектно, чем классное нападение. Мы спорили с ним, он стоял на своём, говоря, что сама специфика этой игры, в отличие от других командных видов спорта – хоккея и уж тем более футбола – такова, но показать мне это с такой наглядностью смогли только «Поршни» под руководством Брауна. А впрочем, всё это – дело вкуса, о котором, как давно уже известно, не спорят. К тому же, те, кто поиграл сам хотя бы на студенческом уровне, смотрят на игру несколько другими глазами, нежели те, кто совсем не пробовал своих сил. Скажем, того же Эрла Монро (которого, повторюсь, называли «абсолютно уличным баскетболистом») в своё время нередко обвиняли в излишней склонности к внешней эффектности игры в ущерб её эффективности. И всё же людей, для которых баскетбол олицетворяет Тим Данкан, прямо скажем, не очень много.
Хотя, Картер и Айверсон – это примеры, лежащие на самой поверхности. Ещё ярче в этом плане пара других персонажей. Первый – Рафер Элстон, одна из последних настоящих легенд Ракер-парка. Это имя вряд ли знакомо тем, кто интересуется НБА недавно. И даже те, кто следит за лигой уже долгие годы, но постольку-поскольку, вполне возможно, такого не вспомнят – хотя играл он совсем недавно, закончил в 2010-м. И это понятно: на уровне НБА выглядел Элстон довольно посредственно – неплохо, но и чего-то выдающегося не показал. А вот тем, кто наблюдал за НБА действительно внимательно, он в память запасть должен был бы, поскольку из Ракер-парка пришёл в лигу с таким своеобразным и неповторимым дриблингом, что был в этом аспекте одним из лучших. И, наверное, самый выпуклый персонаж – это, конечно, Джейсон Уильямс.
Вот о «Белом Шоколаде» знают даже те, кто видел его только во всяческих хайлайтах – пусть он, как и Элстон, никогда не показывал какой-то сногсшибательной статистики (вряд ли к таковой стоит относить второе место по передачам за игру в сезоне 2002-03) и ни разу не участвовал в All-Star Game (хотя, вроде бы, и был к этому близок). Но какие, на фиг, могут быть All-Star Game, звания, трофеи и заслуги, если речь идёт о парнях вроде Уильямса? Спросите любого любителя баскетбола, и он наверняка вам ответит, что Джейсон был самой настоящей звездой – яркой и незабываемой, что баскетбол, в который он играл, с его сумасшедшим дриблингом и инопланетными передачами – это и есть настоящий баскетбол! Его игра была сама по себе главной регалией Джейсона. Понятно, почему Уильямс оставил такой яркий след в лиге: он играл в ещё более уличном стиле, чем тот же Айверсон. У Белого Шоколада этот стиль был откровенно кричащим, выпирающим изо всех щелей. Он воплощал на паркете НБА главный принцип городских площадок: Игра – это когда весело мне и болельщикам! В общем, делал то же самое, что и те первопроходцы в конце 60-х-начале 70-х. Их начинания живут, процветают и главенствуют в сегодняшней лиге…
Ну, и подытожу всё вышесказанное словами Питера Векси: «Посмотрите, что случилось с АБА. Полным-полно людей придерживаются этого мнения, и я вхожу в их число: НБА пошла на слияние с АБА из-за Джулиуса - лишь бы только заполучить его себе. И никто нас в этом не разубедит. Да, потом все заговорили о Мэджике и Бёрде, о том, сколько они всего сделали для лиги. Но, послушайте, начал-то всё это как раз Джулиус! Дни, когда он играл, были удивительны. То, что делают ребята сегодня, 40 лет назад делал в Ракер-парке Джулиус. Больше я не видел ничего подобного. Эти его огромные руки... Казалось, что он мог висеть в воздухе часами - и импровизировать. Да, больше я такого не видел - а ведь я достаточно насмотрелся на таких ребят, как Конни Хокинс и Элджин Бэйлор. Конечно, у каких-то парней - у Джордана, например, или у Кобе - лучше джамп-шот. И в защите они играли лучше, чем он. Но Джулиус - это тот, с кого всё начиналось. Многие ребята в Ракере показывали нечто необычайное в те времена, когда НБА была зажата тесными рамками, в которые она сама себя втиснула. Это, в конечном счёте, привело к застою в лиге, за исключением 3-4-х команд. А АБА - она была тем же Ракер-парком, только в увеличенном масштабе. И я бы сказал, что именно слияние с АБА спасло тогда НБА. Можно ли продолжить, что в итоге Ракер спас НБА? Да нет, я бы не стал строить такие логические цепочки. Не стоит заходить так далеко. Ракер всё же был воплощением уличного баскетбола. Ребята, которые блистали там, были очень конкурентоспособными, они могли играть на равных со звёздами НБА. Но они были немного сумасшедшими, конечно, - ведь они делали это каждые выходные просто так, они не получали за свою игру ни цента. Так что это был уличный баскетбол в чистом виде. Но, конечно же, при всём при этом Ракер-парк оказывал мощнейшее влияние на всё, что происходило тогда в баскетболе».
Такой масштабный экскурс в историю я сделал с одной-единственной целью. Чтобы у читателей, не очень тесно знакомых с темой, не возникло заблуждения по поводу таких, как Джо Хэммонд и другие гении Ракер-парка, стоящие с ним на одной ступени – Эрл Мэниголт, Пи Уи Кирклэнд. Чтобы ответить на их естественный вопрос: он-то какое отношение имеет ко всему этому? Чтобы они, в конце концов, не подумали, что Хэммонд и другие – это просто стрелки-пустышки, ни на что больше не способные, на которых можно наткнуться в каждом четвёртом зале, на каждой пятой площадке. Просто я отлично помню свои собственные ощущения, когда впервые начал всерьёз знакомиться с миром уличного баскетбола в Америке вообще и королями Ракер-парка в частности. Сначала был скепсис, недоумение, переросшее потом в раздражение: да что же это такое? Что за болтуны называют их имена в одном ряду с самыми великими? Как так получилось, что их не знаю ни сам я, ни кто-то из моих знакомых? И, наконец, если они такие умные, почему они такие бедные? В смысле: почему, будучи настолько талантливыми, они не сыграли в НБА хотя бы по паре сезонов?
Однако, чем больше я в этот мир погружался, тем меньше оставалось у меня сомнений. Прежде всего, люди, так восхвалявшие легенд Ракер-парка, в большинстве своём оказались совсем не восторженными пустозвонами, а персонами, весьма авторитетными и весомыми в мире баскетбола. Сомнений стало ещё меньше, когда я узнал, с каким уважением и почтением относятся к самому Ракер-парку многие примы. «Большинство своих данков, да почти все, я опробовал и обкатал именно здесь, в Ракер-парке», - это слова Доктора Джея. Затем от этого скепсиса и вовсе мало чего осталось, когда я периодически начал натыкаться на воспоминания очевидцев об играх, где эти местные легенды уделывали заезжих суперзвёзд. Слишком уж много было таких упоминаний. Ну, и совсем эти сомнения развеялись, когда мне на глаза попалось сразу несколько реплик этих суперзвёзд – самых-самых, вроде того же Абдул-Джаббара. Оказалось, что они считали для себя совсем незазорным говорить о королях Ракер-парка, как о равных себе. А что прикажете делать, когда читаешь, например, ответ Карима на вопрос: «Кого вы считаете лучшим игроком, с которым вам приходилось сталкиваться на площадке?» Джаббар мог назвать Мэджика, Бёрда, Робертсона, Чемберлена, Ирвинга, Мозеса Мэлоуна – да мало ли, кого он мог назвать! Но не прозвучало ни одного из этих имён. Карим ответил: «Это – Эрл Мэниголт». А слова Нэйта Арчибальда, который, уже став профи, всё равно каждое лето приезжал в Ракер-парк, потому что продолжал считать тамошние игры самой лучшей практикой? «Это было очень волнующим и личным, потому что обычно и в той, и в другой команде играли настоящие звёзды. И это были горячие противостояния – я должен был доказывать в них свою состоятельность… Я думаю, что Джо Хэммонд был, пожалуй, лучшим атакующим игроком, когда-либо появлявшимся на городских площадках. И я практически уверен, что Пи Уи Кирклэнд был лучшим игроком на обеих сторонах площадки».
Хэммонд и другие кудесники с городских площадок трансформировали, революционизировали баскетбол в 70-х. В течение этого десятилетия уличная игра, уличный стиль взорвали само восприятие баскетбола. Эти люди рекламировали, продвигали свой стиль, просто играя на всё тех же городских площадках – и студенты, или игроки НБА, не имевшие подобного опыта, но увидевшие хотя бы одну такую игру, пытались использовать подсмотренные фишки уже на следующих уровнях – в колледжах и в лиге, делая их всё более и более популярными. В результате - его можно было увидеть всё чаще и чаще повсеместно, а сами уличные игроки стали появляться всё в больших количествах в НБА. То было десятилетие, когда уличный стиль, выйдя за пределы городских площадок, завоевал всю страну.
И корифеи городских площадок имели к этому самое непосредственное отношение. Да, Ирвинг, Монро, Арчибальд, Хокинс, Гервин, Хэйвуд и другие устроили этот переворот непосредственно в лиге. Но и Хэммонд, Мэниголт, Кирклэнд, Ноуинс, Рэймонд Льюис, пусть и не сыгравшие в НБА ни одной игры из-за своего легкомыслия и недальновидности, приложили к происходящему руку – и очень сильно. Нет, они совсем не герои-однодневки, не звёзды микрорайонов, каждый из них – личность абсолютно историческая, самодостаточная. Более того – они опередили своё время на много лет (например, Попрыгунчик Джеки Джексон, пожалуй, первый настоящий мастер-данкер, который с ростом всего-то 196 см (а по другим данным – даже ниже на пару сантиметров) ещё – страшно сказать! – в середине 50-х закладывал сверху в абсолютно современной манере, перепрыгивая через соперников в стиле Картера. В одной из игр Джексон ухитрился сначала забить сверху через Чемберлена, а едва ли не через несколько секунд заблокировал того же Уилта уже под своим щитом. Лучше всего о Попрыгунчике говорит то, что Slam Magazine в уже упоминавшемся рейтинге лучших мастеров-данкеров в истории поставил его, игравшего так давно, на 5-е место – сразу вслед за Ирвингом, Уилкинсом, Джорданом и Картером). Они двигали баскетбол вперёд – и это чистая правда. Если бы большинство из них ещё почаще задумывались о собственной жизни…
Удивительный Джеки Джексон. Я сразу же обратил внимание на то, как высоко его поставил в своём рейтинге Slam. Я уже говорил, что не люблю все эти рейтинги - слишком это субъективная штука, у каждого в голове свой собственный рейтинг на любую тему и по любому вопросу. Тем не менее, к некоторым из них я отношусь... ну, не то, чтобы с уважением и полным доверием, а просто, скажем так, с интересом. Те, что составляет Slam, как раз из таких. Так что, когда я всё это переварил, то поразился уже по-настоящему. Человек в 50-х годах показывал такие сумасшедшие вещи, что опередил и Дэвида Томпсона, и Дэррила Докинса, и Кемпа, и всю «Слэмма-Джемму», и много-много, кого ещё. Это действительно потрясающе...
Ну, что ж, роль Хэммонда в истории баскетбола прояснена, самое время возвращаться в те времена, когда он ковал своё величие, в тот летний день, когда Разрушитель совершил свой самый главный и известный подвиг…
Продолжение следует...
