23 мин.

«Постеснялась просить у Путина помощи. Возможно, была дура». Интервью бобслеистки Скворцовой о жизни после аварии

16

Даже если вы не следите за бобслеем, наверняка помните Ирину Скворцову. Сразу дважды о ней говорила вся страна:

• в ноябре 2009-го Скворцова стала единственной пострадавшей в аварии с двумя российскими экипажами в Кенигзее. Немецкий судья Петтер Хелль раньше времени дал команду на старт мужскому экипажу, в итоге он врезался в женский, который не успел покинуть трассу. Всю силу удара приняла на себя 21-летняя Скворцова, которая была разгоняющей. Остальные спортсмены почти не пострадали.

Несколько месяцев немецкие врачи боролись сначала за жизнь Ирины, а потом за то, чтобы сохранить ей правую ногу. Первые несколько недель после аварии она провела в искусственной коме. На ноге пришлось удалить две трети мышц, но ее спасли. 

• на церемонии открытия Олимпиады-2014 в Сочи Скворцова сидела рядом с Владимиром Путиным. Та самая «девушка в красном пальто», но не Юлия Липницкая. Внезапный выбор президента.

Мы с Ириной знакомы давно. В сентябре 2010-го я встречала ее в «Домодедово» – на коляске и с главной мечтой снова ходить.

Потом мы виделись еще через пару лет. Ирина получила права, гоняла на автомобиле и передвигалась с одним костылем. Дни и ночи проводила в реабилитации, чтобы ходить совсем без него. А еще постоянно летала в Германию на пластические операции, чтобы максимально убрать визуальные последствия аварии.

Уже по соцсетям понятно, что жизнь Скворцовой в последние годы очень изменилась. Никаких больничных стен, зато красивейшие фото гор. Как она туда вообще забралась?

Когда мы договаривались о встрече, я по привычке искала место с удобной парковкой. Но Ира огорошила: «Я уже давно пересела на метро. Парковочные места для инвалидов вечно заняты, надоело».

Она по-прежнему на костылях. Но ходит с такой скоростью, что я с трудом могу догнать. И живет так, как самой нравится.

Скворцова каталась на коньках и на упряжке с хаски, летала на параплане, лазила по горам. И все это – на костылях!

– Ты снова тренируешься – зачем?

– Это не те тренировки, о которых ты думаешь. Два раза в неделю я занимаюсь ЛФК с тренером. Это не реабилитация, не закачка мышц, главная цель – подготовить тело к восхождению в горы. Я живу горами, заканчиваю одну поездку – тут же планирую следующую... Для меня сейчас горы – смысл всего.

– Горы на костылях – это вообще как?

– Два года назад летом я случайно оказалась на Красной Поляне. Сначала гид опасалась со мной ходить, но спустя несколько дней поняла: «Этот инвалид неубиваемый, можно брать маршрут посложнее». Мы уходили утром и возвращались поздно вечером. Все это время я ходила ногами.

Только однажды подвезли МЧС-ники: там был довольно сложный спуск, особенно для человека на костылях. Люди на меня оборачивались: «Девушка, вы понимаете, что вам еще обратно идти?» К сожалению, понимала. А потом подошли спасатели и предложили подвезти наверх, обратно. Сначала отказывалась, а потом подумала: «Бесплатно покататься на квадрике – почему нет!» К тому же, мы еще сэкономили время и успели в тот же день на другую точку.

– Как чисто технически выглядят твои походы? У тебя специальная экипировка?

– На костыли я еще для Байкала купила противоскользящие насадки, а так – обычные кроссовки, обычная одежда. Конечно, в Сочи за неделю в горах я угробила себе все.

Ноги, руки были перебинтованы, катастрофически болело плечо, в последний день отказала поясница... Было сложно даже шаг сделать. Я неделю потом дома лежала и приходила в себя.

Через год я поехала к подруге в Северную Осетию. Наученная опытом, собрала большую аптечку, но травмы в итоге были совершенно иные, чем в Сочи. На правой пятке царапинка превратилась в рану. Приходилось ходить в основном на руках, на них тоже появились очень болезненные мозоли...

– Где вы ходили в Осетии?

 – Гора называется Кубус. Мы сняли на несколько дней домик на турбазе «Порог неба». Подъем из этой точки занимает у обычного человека часа четыре туда-обратно. Я шла четыре часа наверх, и потом еще четыре часа – вниз. Любимая шутка: количество ног – это еще не признак скорости.

Один парень, который обогнал меня на восхождении, потом уже возвращался, а я все карабкалась, спросил: «Вы настолько любите горы?» У меня язык на плечо, еле дышала, но кивнула.

На день рождения подруга подарила мне полет на параплане. Там познакомились с парнем, который оказался блогером и организатором авторских туров. С ним я побывала еще в Турции и на Байкале.

Везде – в группе, вместе с обычными людьми, одной оплачивать такой тур для меня дорого. Обычно, когда народ меня видит впервые, немного в шоке: «А она выдержит маршрут?» Я их понимаю, сама бы напряглась.

Самым главным было научиться ходить наравне со всеми. Чтобы меня не ждали, не возвращались из-за меня раньше времени в отель... Я привыкла ходить быстро, в детстве вообще не могла идти спокойно – сразу бежала. Потом это переросло в занятия спортом. Но еще с тех пор для меня медленная спокойная прогулка – это кошмар.

– Тебе бывает страшно?

– Думаю, куда страшнее гиду. Я постоянно уговариваю забраться куда-то посложнее, а меня тормозят. По-человечески я это понимаю: не каждый возьмет на себя ответственность за человека на костылях в горах.

Там ведь приходилось, например, перелезать через камни, а они крутые, скользкие... В самых сложном месте в Турции меня поднимали за руку и одновременно толкали в спину. А уже потом, на Байкале, я полезла сама через валун, и никто даже слова не сказал. Привыкли. Еще и на коньках там покаталась и на упряжке с хаски.

Это оказалось чуть не сложнее всего: я не учла, что нужно в полуприседе тормозить одной ногой. Завалилась на санки, чудом собак не задавила, но обошлось.

– Ты планируешь какое-нибудь большое восхождение? На Эльбрус, например?

– Нет, пока я просто наслаждаюсь горами, и мне достаточно. Поднялся – вернулся, на следующий день – какая-то другая точка... Мне кажется, так даже интереснее. Большое восхождение потребует серьезной спортивной подготовки, как у меня была раньше.

Нужны будут совсем другие деньги, спонсоры... Это уже станет настоящей работой, а я так не хочу. Я делаю это для себя, по кайфу.

Скворцова сделала в Германии больше 80 операций, нашла там друзей, но не собирается переезжать

– Лет десять назад, когда мы виделись последний раз, ты жила реабилитацией. Что изменилось?

– Тогда я еще верила, что буду снова ходить, как раньше. Потом пришло осознание. Реабилитация укрепит мышцы, но утраченный функционал ноги она не вернет. Ну и смысл пахать с таким остервенением, если глобально ничего не изменится? Примерно в конце 2013 года я бросила реабилитацию и сосредоточилась на пластических операциях.

– Сколько у тебя всего было операций?

– Больше 80, потом уже перестала считать. Около 50 – сразу после аварии, и еще порядка 30 – за последующие десять лет. Последняя была как раз в самом начале пандемии, я еле успела из Мюнхена вернуться домой до закрытия полетов.

В принципе, все что хотела – я сделала. Может, еще парочку моментов бы подкорректировала, но не больше. На последние операции стремилась уже скорее ради общения с друзьями. Мы ездили по Европе, смотрели замки, лазали по горам. Иногда я где- то носилась уже на пятый день после операции, прямо со швами. Страшно было только на спусках: скользко, брусчатка. Так я бы на попе спустилась, но было нельзя, швы же разойдутся.

Наверное, там и начиналась моя любовь к горам. Впервые я стала задумываться, что устала от операций, не хочу больше жить только ими. Что могу гораздо больше, чем мне поначалу казалось.

– Откуда у тебя друзья в Германии?

– Подруга была одной из тех, кто прочитав об аварии, пришла ко мне в больницу. На тот момент мы еще не были знакомы. Я же там была вообще одна, никого не знала. А она приносила вкусняшки, мы много болтали, потом я какое-то время даже у нее жила.

Еще друзья появились во время моего экстренного приезда в Германию, когда нужна была срочная операция и не было даже времени найти жилье рядом с клиникой. Они выручили, там познакомилась еще с их друзьями, и так понеслось...

Эти ребята стали моим стимулом шевелиться. Я должна была не уступать им по скорости перемещения, чтобы не было такого, что меня куда-то не берут или все ждут. Сейчас у меня в Германии чуть ли не больше друзей, чем в России. Здесь я веду очень тихий образ жизни, могу неделями из дома не выходить. А там – каждый день приключения, путешествия, тусовки...

– Не хотела перебраться в Германию насовсем?

– Нет, туризм с эмиграцией я не путаю. Все классно, когда ты приезжаешь туда отдыхать. Но изнутри, я знаю от друзей, есть много проблем.

Да и потом, мне очень нравилось, что у меня словно две разные жизни. Я не хотела, чтобы они слились в одну. Наверное, это как альтернатива спорту. Там ведь был похожий режим: сборы – дом, и так по кругу.

– В Европе лучше относятся к людям с ограниченными возможностями?

– На первых порах здесь мне правда было сложно, когда все пялились. В Европе я морально отдыхала.

А сейчас – пофиг. Может, стали меньше смотреть, а может, я уже не замечаю.

– После аварии ты отсудила у Немецкой федерации бобслея 650 тысяч евро. Ты на них живешь?

– Часть потратила на операции. Мне же их никто не оплачивал, а в Германии лечение недешевое.

– Почему именно в Германии?

– Из-за врача. Доктор Махенс – человек, который собрал меня заново. Где бы он ни работал, я поеду за ним.

– Что за история с диагнозом, который тебе несколько лет никто не мог поставить?

– Два года у меня из спины текла жидкость. Врачи в России не знали, что это и откуда течет. На операцию здесь я бы не решилась, поэтому только внешний осмотр. Ждала поездки к своему немецкому врачу.

Уже в Мюнхене сделали чистку, думали – все хорошо, но через месяц снова прорвало. Снова чистка, и все по новой. Врачи не могли понять, в чем причина. И только на восьмой раз было решено сделать опасную операцию и удалить пластину, прикрепленную к кости таза. В итоге там и оказался очаг. После аварии, когда ставили пластины, туда попала бактерия. Все удалили, почистили и больше эта проблема не возникала.

Но те два года были морально тяжелыми, я как будто сидела на пороховой бочке. Что-то течет, но не болит. Постоянно с собой носишь принадлежности для перевязки, лишний раз боишься где-то искупаться, чтобы в рану ничего не попало. А главное, как это повлияет на ногу, которую с таким трудом сохранили?...

– Не жалеешь, что сделала столько пластических операций?

– Если рассуждать разумно, конечно, не стоило. Но на тот момент мне так нужно было. Это вытаскивало меня морально. Если бы мои нынешние мозги туда, в период сразу после аварии – я бы все сделала по-другому...

– Что именно?

– Я бы не ставила операции на первое место и попробовала бы сосредоточиться на интересных предложениях по работе, которые у меня тогда были. Я же от всего отказывалась, потому что постоянно моталась в Германию. А теперь уже многие двери закрылись. Прошло много времени, меня забыли, это нормально.

– Чем ты вообще хочешь заниматься по жизни?

– Мне недавно предложили стать мотивационным спикером. И чем больше я думаю, тем больше понимаю, что у меня бы получилось. Когда рассказываю про горы, часто слышу: «Ир, мы хотели пожаловаться, как нам тяжело, а теперь не хотим!» Я вообще люблю поговорить. Так что, наверное, запишусь на курсы публичных выступлений, а там посмотрим.

Ого, Скворцова выступала на TEDx! «Проще было прокатиться в бобе или лечь на операционный стол»

– Два года назад ты очень круто выступила на конференции TEDx в Красной Поляне. Как ты там оказалась?

– Как почти все в моей жизни, это чистый случай. У меня в то время были запланированы две поездки на операции – одна прям на носу, другая в феврале. Когда я собиралась поехать на первую операцию, мне написала организатор TEDx и предложила выступить в конце января. Я в тот момент ничего не знала об этой конференции и подумала, что какая разница – провести неделю в Москве или в Сочи? Так и согласилась.

Написала текст выступления – все на расслабоне, в удовольствие, не в первый раз ведь.

А потом меня попросили опубликовать анонс выступления в соцсетях. И вот тут мне начали писать друзья, журналисты, люди, которые просто так не прокомментируют мой пост. Все поздравляли и спрашивали, как я туда попала. Я впервые задумалась, во что вляпалась. Самое время было узнать, что же это за конференция.

Когда поняла, помню, аж ноги подкосились. Это очень крутой уровень, и я к такому не была готова. Но идти на попятную нельзя, все согласовано и подготовлено. Хоть текст я и написала, но он был не так хорош. И когда Нина Витальевна Зверева, очень крутой коуч по выступлениям, предложила свою помощь, я тут же согласилась.

А потом началась уже основательная подготовка. Мне надо было выучить текст полностью и главное, уложиться в отведенное время, от 10 до 18 минут. Если обычно я могу при выступлении импровизировать, тут у меня каждый абзац перетекал в следующий. Нарушать последовательность нельзя.

На первый взгляд, ничего сложного. Ну, выучи текст, засеки таймер, потренируйся. Но на деле оказалось очень сложно. До последнего дня я вносила изменения в текст, читала вслух, меняла, добавляла фразы. Со всеми этими правками в голове была каша из информации.

Не обошлось и без подставы со стороны телефона. За 30 минут до выступления, когда я в очередной раз повторяла текст, он решил обновить ПО. В этот момент ребята наблюдали, как мое лицо меняется из обычного с румянцем в бледное. Я и так испытывала колоссальный стресс, а тут потеряла все! Текст в самой последней версии был только у меня.

Я начала метаться по площадке, как зверь в клетке. Бегала на улицу в надежде, что там обновится быстрее. Пыталась проговорить текст по памяти, но от волнения забыла его на полпути. Хорошо хоть заранее скинула тезисы для выступления организатору и смогла с ее телефона посмотреть, что за чем идет. А потом была вторая волна стресса, и вспомнила текст я только уже на сцене с микрофоном в руке.

Я была заключительным спикером, нельзя было выступить ниже уровня предыдущих ораторов. А планка была очень высокой! Я и представить не могла до этого, что так сильно можно стрессануть. Мне проще в тот момент было прокатиться в бобе или лечь на операционный стол. Но я благодарна за такой крутой опыт. Я очень горжусь тем выступлением.

– В 2013-м ты приняла участие в эстафете олимпийского огня. Как это было?

– Мне позвонили в сентябре: «Здравствуйте, Ирина! Хотим, чтобы вы стали одним из факелоносцев. Вы на костылях? А без них сможете? Там небольшой отрезок, метров 70». Я согласилась, хотя не понимала, как я это сделаю. Месяц назад была операция на стопе. Она вроде зажила, но полную нагрузку давать нежелательно. В итоге решила рискнуть.

Но на репетиции оказалось, что там идти не 70 метров, а где-то 200. К тому же факел оказался весом примерно 1,5 кг, и его надо было нести на вытянутой руке. В конце дистанции он был уже на уровне моих бедер. Тогда мы решили, что я начну идти с костылем, а ближе к концу отдам его охраннику.

– Там прямо перед тобой еще был инцидент, когда олимпийский огонь погас...

– Огонь периодически гаснет, в этом ничего страшного нет. Для таких случаев есть запасной огонь, который передают параллельно, и от него всегда можно поджечь факел. Но дело было на территории Кремля, и охрана туда никого не пустила, кроме непосредственно участников эстафеты. В итоге когда факел потух, его прикурил охранник от зажигалки.

В нашей машине в этот момент стояла гробовая тишина. Представляешь, вместо священного олимпийского огня из Афин – огонь от зажигалки охранника? И это видели люди в прямом эфире. Тяжело было после такого настроиться на свой этап и делать вид, словно ничего не произошло.

 – Как ты на церемонии открытия Олимпийских игр оказалась рядом с Владимиром Путиным?

– Я лежала в клинике и мне пришло смс: «Ирина Олеговна, здравствуйте. Администрация президента приглашает вас на открытие Олимпийских игр». Вылетали мы рано утром, поэтому сборы начались в 4 утра. Сделала макияж, прическу, взяла сменную одежду. Уже в аэропорту сняла берет и ужаснулась: от прически ничего не осталось. Поэтому просто наспех заколола волосы крабиком. По прилету мы должны были оставить вещи в отеле и ехать на прием к Виталию Мутко.

Времени переодеться уже не осталось. А я в розовых леггинсах, которые видны за километр. В итоге я забежала в туалет в гостинице и быстро переоделась там. На приеме общались с ребятами и они сказали: «На арене холодно, согревайся!» Ну, я и выпила немного. Уже на стадионе, пока мы дальше согревались шампанским, ко мне подошел человек и сказал приколоть значок на пальто, чтобы меня пропустили в ложу.

За 40 минут до начала нас начали рассаживать по местам. Я сначала отказалась идти: мол, там холодно, и вообще еще рано. Вижу, охрана напряглась. В итоге за 25 минут до начала меня все-таки проводили до места. Все уже сидели, только рядом со мной два свободных кресла. Ну, думаю, еще время есть, подойдут. А вид шикарный, красота! Брат сказал снимать все, что увижу, я и подготовилась, взяла два телефона и фотоаппарат. Тут мне и сказали: повезло, с президентом сидишь. 

Я сначала не поверила, думала – шутят. И только с третьей попытки до меня дошло. Тут я сразу протрезвела, ха-ха. Последовательность мыслей была такая: президент, камеры, трансляция на весь мир... А я собиралась-то в 4 утра. Единственное, что спросила – нормально ли я выгляжу. 

– И тут появился президент.

– Открытие к тому моменту уже началось. Там еще был косяк с нераскрывшимся кольцом, я вся извелась: так хотелось это заснять, а вроде как неудобно. Следила за камерами и за президентом, как только все отвернулись – сфоткала!

Телефон разрывался, все меня увидели в трансляции и стали звонить. Интересно, они реально думали, что отвечу?

– Вы о чем-то беседовали?

– Были небольшие диалоги, один очень милый. Я сидела в коротком платье и легком пальто. И президент предложил укрыться пледом, чтобы не замерзнуть. Я вначале отказалась, но он все равно настоял и отдал свой плед. Ну, я же воспитанная девушка и отдала в ответ свой со словами «а это вам».

Также президент помог мне с переводом речи Томаса Баха. В основном диалоги касались того, что происходит на арене. Он спросил, все ли у меня в порядке, но я в тот момент постеснялась попросить помощи. Да и подумала, что неуместно, все же мы на празднике. Возможно, была дура, но уже ничего не поделаешь.

Потом был еще фуршет с высокопоставленными гостями. Но я не задержалась там надолго. Некомфортно мне обычно на таких встречах, поэтому поехала домой.

– Саму Олимпиаду ты смотрела?

– Сначала не собиралась, сразу после открытия улетела в Москву. Но там меня настолько разрывали журналисты с постоянными съемками, что я взвыла и вернулась обратно в Сочи. Там, по крайней мере, пресса меня сама искала на объектах и не нужно было мотаться по всему городу.

Сочи – это была та Олимпиада, на которую я собиралась поехать как спортсменка. Мечта, за которой я теперь наблюдала со стороны. Как зритель я получила позитивные эмоции. Но наверное, как бы эгоистично это ни звучало, все равно было чувство, что меня это не касается. Классный праздник, но не мой.

«Если я сама себя не люблю с таким телом, как я приму любовь от другого человека?»

– Кажется, что сейчас ты гораздо больше в мире с собой, чем десять лет назад. Я права?

– Конечно. Сразу после аварии я круглый год носила только самую закрытую одежду и обувь. Через пару лет смогла надеть топик. Еще через пару лет – сандалии. Сейчас ношу любую обувь, обтягивающие кофточки. Вообще подобрала одежду, которая мне нравится: зимой – брюки, летом – длинные платья и юбки.

Все эти годы я купалась только в деревне, где одни рыбаки. Я ведь больше похожа на монстра Франкенштейна, поэтому только там могла купаться более менее спокойно. Вначале рыбаки смотрели немного с жалостью, что ли – молодая девчонка, а вся изуродованная. Но потом мы привыкли друг к другу. И сейчас уже никто не обращает на меня внимание. Но в любом случае, я купаюсь в брюках, а верх уже в купальнике.

И вот этим летом я впервые согласилась с братом поехать на море. Буду там загорать на пляже. Авантюра, конечно, но отступать уже некуда.

Привыкла ли я? Наверное, нет. Не привыкла и не приняла. Я просто устала. Устала от постоянного дискомфорта, устала нервничать от того, что на меня смотрят. Хотите – смотрите, мне пофиг.

Я даже отважилась рассказать, как перебинтовываю ногу поролоном, чтобы она в брюках выглядела, как здоровая. Еще несколько лет назад я бы такое не выдала даже под пытками.

– Сколько у тебя уходит времени, чтобы собраться перед выходом из дома?

– Перебинтовать ногу – это всего минут 10. Давно научилась делать это быстро. Летом вообще не бинтую, потому что в поролоне жарко.

– У тебя есть молодой человек?

– Мне давно никто не нравится. Дело не в комплексах, просто нет человека, который бы меня зацепил. Может, потому что мозги сейчас повернуты в другую сторону. Мне комфортно одной, я кайфую, путешествую.

Раньше я хотела семью, детей. А потом поняла, что я к этому не готова. От детей я не в восторге. У меня есть двое племянников, есть дети у друзей, я смотрю на них и понимаю, что своих пока не хочу.

Да и не потяну я ребенка и себя. «Бог дал ребенка, даст и на ребенка» – простите, это инфантилизм. Я объективно не готова к такой ответственности. Появится человек, с которым я захочу семью – прекрасно. Но выйти с табличкой «в активном поиске» – это не про меня.

– Тебе наверняка тысячу раз говорили, что есть люди и с гораздо худшими травмами...

– А какое мне дело до других? Если кому-то нормально так жить – окей, я очень рада, без иронии. Я пока еще себя не приняла до конца. Что там говорят другие – неважно, я же себя вижу.

Все эти байки про то, что меня полюбят за меня, а не за мое тело... Но если я себя не люблю с таким телом, то как я приму любовь от другого человека?

– Ты не пробовала работать с психологом?

– Я работала после аварии с психологом. На тот момент мы проработали аварию и другие проблемы. Потом я в нем не нуждалась. Сейчас я бы снова попробовала, думаю об этом. Но не насчет моего внешнего вида. Я хоть и не приняла его до конца, но все же немного привыкла. Сейчас у меня есть вопросы более важные.

– Спорт сейчас смотришь?

– Специально – нет, но порой натыкаюсь на что-то в соцсетях. Последний раз смотрела летнюю Олимпиаду в Токио, и то из-за тети – она была в деревне без связи и постоянно звонила и спрашивала, как там наши спортсмены. Было даже интересно, но желания прям болеть за кого-то у меня нет.

– Тебя звали в паралимпийцы?

– Много раз. Мы даже в Тюмени встречались с тренером паралимпийской сборной по биатлону. Но я категорически не хочу. Я настолько любила бобслей, что не вижу себя ни в каком другом виде спорта. Десять лет я отпахала не для того, чтобы потом начинать все заново. Со спортом я завязала 23 ноября 2009 года. Окончательно.

– Скучаешь?

– По бобслею — да. Это было мое все: хобби, работа, смысл жизни... Я занималась-то им до аварии всего полтора года. Но это была любовь с первого падения, ха-ха. Ну ладно, с первого спуска, впервые упала-то я на третьем.

– Сейчас села бы в боб?

– Конечно, но кто меня возьмет? Это же большая ответственность. Всем одного раза со мной хватило.

Помните Марию Комиссарову, которая сломала позвоночник на Олимпиаде в Сочи? Она... снова на лыжах!

Фото: РИА Новости/Александр Вильф, Андрей Теличев, Рамиль Ситдиков, Михаил Климентьев, Эдуард Песов; instagram.com/iren_ptenchik ; globallookpress.com; ted.com; Gettyimages.ru/Pascal Le Segretain, Jung Yeon-Je – Pool

logoсборная России жен (бобслей)
logoВиталий Мутко
logoВладимир Путин
logoИрина Скворцова
logoбобслей
logoСочи-2014