22 мин.

Путь к сердцу Надаля

98

Рафаэль Надаль (Манакор, Майорка, 1986) постепенно прощается с теми, кто встречается ему на пути в коридорах центрального корта Рима, где он только что проиграл финал последнего турнира, в котором он сыграл перед Ролан Гаррос. Теннисист номер один спускается по лестнице, ведущей на улицу, с двумя тяжелыми сумками в руках, останавливается и раздает автографы тем болельщикам, которые терпеливо ожидали его под покровом сумерек и луны, наблюдающей за заходящим солнцем. А потом он садится в черный автомобиль, и по пути от Форо Италико до аэропорта Чиампино на заднем сиденье майоркинец оценивает и анализирует свою жизнь в беседе с журналистом сайта tennistopic.com, в беседе, которая проходит между улицами, шоссе и светофорами. Он смотрит в глаза, осушает две бутылки воды и постоянно сопровождает свои размышления жестами тех самых рук, которые поднимали 13 кубков турниров Большого шлема.

 

- Кем ты хотел быть в детстве?

- Я хотел стать спортсменом. Теннисистом, футболистом – вот что я отвечал на этот вопрос. Думаю, что как большинство детей. Ведь будучи ребенком, которому нравится заниматься спортом, ты хочешь заниматься именно тем, что ты делаешь сейчас. В моем случае это было играть в теннис и в футбол. Но кроме того, что я хотел быть спортсменом, я еще и жил спортом.

- Какое у тебя первое воспоминание, связанное с теннисом?

- Когда я был совсем маленьким, в три-четыре года, я ездил в Манакорский теннисный клуб один-два раза в неделю.

Ты думаешь, что ты много упустил в подростковом возрасте?

- Нет. Единственное, думаю, что я делал все то же самое, что и мои друзья, просто реже. Но нельзя сказать, что я чем-то жертвовал, потому что я занимался тем, что мне нравилось. Мне повезло, что я могу заниматься тем, что хочу, и я в этом успешен. И потом моя жизнь не ограничивается одним теннисом. Кроме тех вещей, которыми нужно заниматься для игры в теннис, кроме тех вещей, которые связаны со споротом, думаю, что все-таки в моей жизни есть не только теннис. Есть люди, которые сходят с ума и только и думают о теннисе, им кажется, что они должны заниматься только теннисом – и больше ничем. Я играл и играю в теннис, стараясь максимально выкладываться на корте, но я играл и в футбол, и проводил время со своими друзьями. Я играл в футбол с друзьями прямо на улице. Учился, встречался с друзьями и продолжаю встречаться с ними, когда есть возможность. Мне нравилось то, чем я занимался и то, чем мне хотелось заниматься. Просто если мои друзья делали что-то тысячу раз, я – всего двести.

- Кто оказал на тебя самое большое влияние?

- Моя семья. А с точки зрения тенниса, конечно, Тони. Впрочем, и на личном уровне тоже. Хотя больше всего времени на протяжении почти всей жизни я провел с родителями.

- Кстати, о семье. На этой фотографии у твоей бабушки лицо переполнено гордостью.

- Большинство людей испытывает гордость, когда их знакомый или близкий добивается в чем-то успеха. А тем более член семьи. Мне хочется думать, что мои родные не ценили бы так успех, достигнутый любой ценой. Успеха можно добиваться по-разному.

- Для тебя так важна поддержка близких?

- Она важна не только в теннисе. Наш стиль жизни на Майорке сосредоточен вокруг семьи. Я всегда был человеком, для которого очень важна семья. Я люблю проводить время с родными, я себя хорошо чувствую в кругу семьи. Не только в теннисе, но и на личном уровне, мне повезло, что моя семья всегда рядом, потому что мы все живем поблизости, в детстве мне всегда нравилось общаться с дядями, с бабушками и дедушками. Сейчас мне реже доводится с ними общаться, потому что почти не бываю дома, но я стараюсь все-таки не упустить возможности пообщаться со своими маленькими двоюродными братьями и сестрами.

- Что такого есть в Майорке, чего нет нигде в мире?

- Все страны хороши по-своему, но для меня важно, что в Майорке живут все те люди, которых я люблю. Или большая часть тех, кого я люблю. Поэтому я так люблю возвращаться домой. На Майорке есть то, что заставляет чувствовать меня комфортно. Я очень люблю море. Как же здорово, когда просыпаешься и видишь море. Я считаю себя жизнерадостным человеком. Я не люблю сидеть без дела. Не могу себе представить свою жизнь там, где погода бы мне мешала заниматься тем, чем мне нравится. Мне нужно, чтобы погода не мешала моим планам.

- Какова разница между счастьем, которое ты испытывал в детстве, и надеждой стать теннисистом, а также с чувством победителя 13 турниров Большого шлема.

- В детстве у тебя есть мечты. Такие же мечты, как и сейчас. Я не думаю, что они меняются со временем. Конечно, когда ты стал профессиональным теннисистом, все становится немного сложнее – увеличивается окружение. Приходится уделять внимание тому, о чем ты и не помышлял, будучи ребенком. В детстве ты играешь в теннис, возвращаешься домой – и все. А сейчас вокруг тебя люди, которые в тебя верят, которые заботятся о тебе и от тебя зависят – зависят напрямую или косвенно, и ты несешь за них ответственность. Теперь приходится делать что-то не только ради себя (хотя это, конечно, в первую очередь), но и ради тех, кто в тебя верит: от спонсоров до твоей команды, которая поддерживает тебя изо дня в день и отдает свои силы, чтобы ты мог показать оптимальные результаты.

- В 1998 году, когда тебе было 12, тебе довелось впервые сыграть товарищеский матч с Карлосом Моей. Какие чувства ты испытал? Он же был тогда всеобщим любимцем.

- Провести полчаса на корте с Карлосом – это был особенный опыт, просто мечта. Он всегда был ко мне расположен. С ним мне было очень легко. Он для меня очень много значит. Прежде всего, Карлос – пример настоящего человека. Он такой человек, который тебе поможет во всем, что ты делаешь. И есть еще одно, что я ценю более чего бы то ни было. Мы с ним из одного острова, из одной страны, я мальчишка, который набирает силу. Когда ты, будучи номером один в мире, чемпионом Ролан Гарроса, звездой спорта, видишь, что появляется кто-то, кто в какой-то момент превосходит твои достижения в теннисе, нужно быть очень хорошим человеком с большим сердцем и хорошим воспитанием... Ведь вопрос не в том, чтобы просто смириться с ситуацией, а в том, как ты себя поведешь. В ходе всей своей карьеры я всегда чувствовал, что он желает мне победы, что он желает мне только самого хорошего. Так поведет себя далеко не каждый. Потому что дух соревнования может этому помешать. Он пример, достойный подражания.

- Он произвел на меня впечатление очень застенчивого мальчика. Едва смотрел мне в глаза, очень стеснялся, но меня удивило, как мощно и напористо для мальчишки он играет, - вспоминает Мойя о той встрече. Двойственность Надаля? Застенчивый вне корта и неистовый боец на корте?

- Раньше я был застенчивее, чем сейчас. Хотя и теперь я в каких-то вещах по-прежнему стесняюсь. Например, мне сложно дается вступать в разговор с незнакомыми людьми, хоть, может, и кажется, что это неправда. Иногда я до сих пор испытываю робость. В детстве я тренировался очень интенсивно, всегда на максимуме – независимо от того, с каким игроком, я всегда выходил на корт полный энергии. Раньше гораздо в большей степени, чем сейчас.

- Говорят, что в Южной Африке несколько лет спустя тебя охватила паника, когда поездка на слоне закончилась встречей со стадом носорогов.

- Это было в 2003 году. В 14 лет я выиграл международный юношеский турнир компании«Найк» и в 17 лет, когда я уже начал играть профессионально, приехал на турнир, чтобы его поддержать. Я уже играл в профессиональном туре, трижды победил в этом турнире и приехал на него как рекламное лицо Найка, чтобы посмотреть на молодежь. Тогда я и воспользовался возможностью поехать на сафари и покататься на слоне. Не помню, чтобы там было стадо носорогов, припоминаю только одного или двоих. Но гид на всякий случай даже приготовил ружье.

- «Надеюсь, что со мной ничего не случится. Я же должен выиграть Уимблдон». Это правда, что в этот момент ты сказал эти слова?

- Нет, конечно, нет. В тот момент я вообще не думал ни о чем подобном. Я думал только том, чтобы носороги ушли в другую сторону. Моя теннисная карьера не столь важна, чтобы думать о ней в моменты опасности. Думаю, что жизнь гораздо важнее тенниса. С нами ничего не произошло. На самом деле мы увидели, что гид насторожился и сказал, что это опасно на тот случай, если носорог взбесится. Он нам сказал не двигаться, мы медленно проехали мимо носорога, который на нас посмотрел. Наверное, гиды разбираются в поведении животных, он увидел, что носорог беспокоен.

- Почему Уимблдон был единственным турниром Большого шлема, в котором ты принимал участие в юные годы?

- Потому что мне нужно было учиться. Я не ездил в Австралию, чтобы играть там в юношеском турнире. Я мог играть в турнирах-фьючерсах, не было необходимости лететь в Мельбурн. А в то время, когда играют Ролан Гаррос, я как раз заканчивал четвертый класс средней школы, что было очень важно, по крайней мере обязательные предметы. Ролан Гаррос совпадал с выпускными экзаменами. Во время первых двух триместров я участвовал во фьючерсах, почти не ходил на занятия, так что мне нужно было сдать эти экзамены во что бы то ни стало. А в третьем триместре почти никаких турниров не проводилось.

- Уимблдон – это и в самом деле тот турнир Большого шлема, который тебе всегда хотелось выиграть?

- Есть вещи, которые выглядят по-другому, когда ты повзрослел или чего-то достиг. В детстве тебе рассказывают о будущем такое, что не очень вяжется с реальностью. Ты мечтаешь однажды сыграть на Уимблдоне. Думаешь ли ты о победе, когда тебе 12? Ты о ней не думаешь, разве что ты очень высокого о себе мнения. Ты думаешь о том, чтобы просто сыграть на турнире и получаешь удовольствие о мечте сыграть там однажды. Когда я первый раз играл на Уимблдоне, это были фантастические ощущения. И виной этому, наверное, мой дядя. С самого детства он мне рассказывал об этом турнире, о цели сыграть на Уимблдоне. Игра на траве очень отличается от игры на твердом покрытии и грунте: эти покрытия есть почти везде, а трава – мало где. Я помню, что приехал туда и в первый же день тренировался с Роигом. Он тогда сопровождал Фелициано (Лопеса). И в первый же день мне очень там понравилось, не только играть на траве. Я чувствовал, что удары у меня получаются.

- После того, как ты выиграл у Федерера в Майами в 2004, ты сказал: «Думаю, что с точки зрения физической формы, меня нельзя назвать ограниченным игроком». Сейчас это забавно вспомнить.

- Я никогда не считал себя ограниченным игроком с точки зрения физической формы. Я всегда был хорошо физически подготовлен. В тот период (если говорить о 2004 году), я начал набирать форму. Если говорить о 2003, то мне приходилось куда тяжелее. Когда я принимал высокий мяч с бекхэнда, мне было нелегко, потому что у меня еще не было достаточно сил. Жаль, что в 2004 я травмировал ногу в Эсториле, потому что я как раз набирал обороты. Я тогда был 17 или 19 в гонке, хорошая позиция в сезоне.

- Ты всегда говоришь, что вопрос о фаворитах на турнире раздувается прессой, дескать, нам же надо о чем-то писать. Тогда не будем говорить о фаворитах. Скажит, ты чувствовал себя готовым к победе на Ролан Гарросе в 2005, когда ты приехал на него впервые?

- Да. Одно дело быть реалистом или не мнить много о себе, а другое – быть глупцом. После того, как ты выиграл турниры в Монте-Карло, Барселоне и Риме, очевидно, что ты чувствуешь себя хорошо подготовленным, ведь игроки, с которыми ты встретишься в Ролан Гарросе, не отличаются от тех, с которыми ты играл на предшествующих турнирах. Понятно, что я приехал на Ролан Гаррос с мыслями о победе – не буду лукавить. Потом ты доходишь до полуфинала, где тебя поджидает Федерер – значит, играешь с Федерером, пусть и не чувствуя себя фаворитом, но ты выходишь на корт, играешь, прилагая все силы, чтобы победить в этой встрече.

- Как ты относишься к статусу победителя турниров Большого шлема, обладателем которого ты стал в 18 лет. Вавринка пока еще только пытается свыкнуться с этим.

- Не верю, что Вавринке стоило больших усилий с этим свыкнуться, в конце концов он выиграл Монте-Карло. В Австралии он играл с такой скоростью и напором, которые, возможно, были чуть выше, чем в ходе предыдущей карьеры. Впоследствии он хотел продолжать играть с той же энергичностью. В удачные дни он выигрывает, в менее удачные дни, он ошибается и проигрывает. Эта напористость и делает его столь опасным в те дни, когда он на коне, опасным для любого соперника. Наши карьеры сложно сравнивать. Вавринка выиграл турнир Большого шлема сейчас –в 29 лет, а я этого достиг в 18.

- Это большая разница.

- Возможно, у одного амбиции одного масштаба (поднимает руку по наравлению к точке в вышине), а у другого – другие (немного опускает руку). Когда ты чувствуешь, что ты набираешь обороты: твое развитие идет по восходящей и выигрываешь первый турнир Большого шлема в 18 лет, в этот момент ты думаешь о том, что ты будешь побеждать и дальше, а не о том, что ты выиграл один турнир Большого шлема. Логично, что когда я выиграл свой первый Ролан Гаррос, я думал о том, что это самый важный турнир из всех тех, в которых я участвовал. Что бы ни случилось, я уже совершил то, что стоило вложенного труда. Но это достижение ни в коей мере не значило, что я вдруг стал считать себя лучше других и можно было почивать на лаврах. Однако ясно, что затем я первый раз поехал на Уимблдон после победы в Париже, и тот всплеск адреналина, наверное, не позволил мне подготовиться как следует. Тогда я совершил эту ошибку, а в 2006, 2007 и 2008 уже нет. Заканчивая выступления на Ролан Гарросе, я радовался победе в турнире, но в мыслях я уже был на Уимблдоне, думая о том, что теперь нужно улучшить свои результаты на этом турнире.

- Что такое уверенность в теннисе? Уверенность в себе, когда играешь?

- Да. Уверенность – это когда играешь, практически не задумываясь. Конечно, ты размышляешь на глобальном уровне, но не думаешь о том, как нужно ударить по мячу или какой жест нужно выполнить, чтобы мяч попал вон туда (он показывает пальцем в направлении горизонта из окна машины). Просто ты направляешь мяч туда – и мяч попадает именно туда. Понимать, что ты хочешь сделать, и добиваться этого. Уверенность – это когда ты действуешь автоматически, и все задуманное получается.

- Кем бы ты стал без этих страданий, этой страсти, этой внутренней силы, о которых столько говорят в Риме в эти дни?

- Мой дух, внутренняя сила, мои бойцовский характер и самоотдача всегда очень сильно превозносили. Да, конечно, все эти качества у меня есть, но ими обладают многие. В конце концов если я сумел выиграть столько матчей, безусловно, мне это помогало, но невозможно столько выиграть, не будучи высокоодаренным в плане тенниса. Такова реальность. Даже бегая и сражаясь, если ты не попадаешь мячом по линиям, если в сложной ситуации, ты не отбиваешь мяч по линии, а когда тебе нужно отбить мяч, ты не попадаешь, нельзя выиграть столько, сколько выиграл я. Да, меня характеризует в том числе и мощь, упорство, умение переломить ситуацию в свою пользу, восстанавливаться после травм, бороться с трудностями, которые то и дело возникали в ходе моей карьеры. Да, но в теннисном отношении...

- Тебя не выводят из себя разговоры, что ты больше берешь характером, а не мастерством?

- Да нет, это же большой комплимент. Я не из тех, кто считает, что у меня нет таланта. Я не возражаю, пусть я буду одарен с точки зрения характера для тех, кто так думает, хотя это и не так. Людям, которые мало знакомы с теннисом и спортом вообще, сложно сформировать адекватное мнение. Я не хочу казаться высокомерным, потому как я ни в коем случае не отличаюсь высокомерием, но очевидно, что с точки зрения теннисного мастерства, я выделяюсь из общей массы игроков.

- Но тебе пришлось проявить силу духа для того, чтобы найти выход из ситуации, возникшей в 2011 и 2012 годах: семь поражений подряд от Джоковича.

- Нужно было захотеть это сделать.

- Желание – это сила?

- Не во всем. Если ты хочешь чего-то добиться, это не просто вот сделал – и все. Здесь другой механизм. Я хочу чего-то добиться, и для этого нужно работать, чтобы изменить ситуацию. Нужно признать, что существуют какие-то проблем. Нужно понять, что мне говорят, даже если мне это и не нравится. Нужно знать, что мне нужно сделать, чтобы переломить ситуацию, даже если мне и не хочется это делать. И нужно перестрадать – на тренировках и на корте. Перестрадать для того, чтобы выйти из ситуации победителем.

- Есть ли у тебя сомнения?

- У меня были сомнения на протяжении всей своей карьеры. Большинство тех, кто никогда не сомневается, чрезмерно высокомерны.

- Сомнения – это синоним неуверенности или противоположность высокомерия?

- Это реалистичный подход. Трезвый взгляд на мир. Сомнения – это часть жизни. Ведь в жизни все не так однозначно. У Вас одно мнение, у меня другое. Если Вы на 100 процентов убеждены, что именно Ваше мнение верно, возможно, Вы не слишком хорошо все обдумали. Есть много ситуаций, которые постоянно меняются, и в них невозможно быть ни в чем уверенным.

- Возможно, он тот игрок, который выиграл большинство матчей, показывая плохую игру, - сказал о тебе Тони.

- В наше время играется столько тяжелых матчей. Будь то с Джоковичем, будь то с Федерером и Марри. Уровень требований по отношению к рейтингу вырос настолько, что у тебя практически нет права на ошибку. Это вынуждает нас ставить на результат, и неважно, показываешь ты хорошую игру или плохую – главное, победить. Нам нужны победы. Нужно быть готовым бороться и попадать в корт и тогда, когда игра не идет, и побеждать в матчах, играя, как получится. Бывает, что удается победить, играя не лучшим образом, бегая за каждым мячом и принимая, как попало, лишь бы в корт. Выигрывать нужно все равно. Современным теннисистам удается показывать стабильные высокие результаты только потому, что мы способны побеждать, даже играя плохо, отдавая себе отчет в том, что не все идет так, как хотелось бы, но продолжать биться за победу.

- Ты специалист в том, чтобы находить выход из тяжелых ситуаций в ходе матча. Начинаешь игру плохо, а потом анализируешь матч и в результате выигрываешь. Почему?

- Благодаря тому, как меня обучали с детства. Самое важное в игре – это уметь реагировать и анализировать по ходу матча. Владеть собой до такой степени, обладать таким самоконтролем, чтобы не позволить себе потерять голову, потерять способность ясно рассуждать. У меня всегда был хороший самоконтроль на корте, благодаря которому даже при неудачном старте я способен приложить усилия, чтобы проанализировать ситуацию и понять, в чем я ошибаюсь и что я могу сделать, чтобы осложнить жизнь сопернику. Это и позволяет мне своевременно найти решения .

- Ты упомянул обучение.

- Да, это тесно связано с обучением. Когда я в детстве срывал удар, Тони всегда спрашивал меня: «Почему у тебя не получилось выполнить удар?» С шести лет. Почему у тебя не получилось? Почему у тебя не получилось? Он задавал мне этот вопрос столько раз, что мне приходилось на самом деле задуматься над причиной неудачи. Этот постоянный самоанализ и заставляет тебя исправляться автоматически.

- История – это то, что составляет величие спорта. Ты с этим согласен?

- Величие спорта составляют несколько факторов. Конечно, историческая традиция – важная часть турнира. История турнира, все, что с ним ассоциируется и обладает историей, повышает значимость турнира. Но величие спорта придает ему зрелищность, наличие интереса зрителей. Любой вид спорта без зрителей лишен смысла. А чтобы у спорта была публика, нужно предложить ей то, что она хочет.

- Ты осознаешь свое место в истории?

- Я прекрасно осознаю, чего я достиг. У меня хорошая память, и я знаю, какое место занимаю. Другое дело, что я не привык об этом говорить, потому что мне это говорить негоже. Ни к чему, чтобы об этом говорил именно я. Это как если бы в прошлом году, когда я выиграл турнир в Риме, я бы показал 7 пальцев (показывает). Но это ни к чему. Ведь все и так знают, что я выиграл семь раз. Будь я на втором, третьем, четвертом месте в истории спорта, на каком бы месте я ни был, в теннисном мире знают, чего я стою. Мне нет необходимости в том, чтобы обозначать свою значимость. Лучше пусть о тебе говорят другие, чем говорить то же самое самому, потому что так поступать некрасиво. Когда ты говоришь на камеру, люди понимают, что ты хочешь сказать по твоей мимике. Однако когда они читают те же слова в печати, все выглядит по-другому. Добавляется трактовка журналиста, имеет значение и настроение, с которым читатель берется за статью... Очень сложно донести то, что ты хочешь сказать, до читателя. Часто тебе это так и не удается. Мне никогда не хотелось показаться слишком высокого о себе мнения, потому что, как я уже и говорил, я и не считаю себя высокомерным, и не привык говорить о таких вещах вообще.

- Ты заговорил о прессе. Такое впечатление, что ты стал более сдержанным в общении с журналистами. Я помню, что в 2004 году ты был более разговорчивым.

- Я всегда был более или менее осторожным в суждения. Я всегда был осмотрителен. Понятно, что в то время я был моложе, разговорчивее, но годы идут – ты учишься, ты видишь, что происходит, видишь, что тебе не нравится. Ты пытаешься защитить себя, не давать повода для громких заголовков, не давать возможности для заголовков, которые бы переврали то, что ты хочешь сказать на самом деле. Приходится быть осторожным, чтобы избежать заголовков, которые тебя не устраивают.

- Как ты думаешь, скольких друзей привлекла твоя слава?

- Это все клише. Послушайте, я Вам правду скажу. Всю свою карьеру я вел себя совершенно естественно, и с той же естественностью я общаюсь с людьми. Я знаю, что у меня есть приятели, так сказать, временные. Ты хорошо проводишь с ними время, смеешься вместе с ними и радуешься жизни. В этом нет ничего плохого. Нет ничего плохого в том, что в какой-то определенный момент с тобой хотят познакомиться какие-то люди. Большинство из них не поступают так из злого умысла. Большинство хотят познакомиться, потому что это же забавно подружиться с человеком, которого ты видел на экране тв. И это совершенно понятно по-человечески, 100 процентов. Никогда не считал это чем-то постыдным. Я хорошо провожу время с друзьями или знакомыми по всему миру. Мы ходим вместе развлекаться, веселимся и общаемся, я всегда стараюсь вести себя с людьми максимально естественно. Я не из тех, кто много скрывает. Я общаюсь, у меня нет проблем с тем, чтобы поговорить, но это не означает, что я не знаю, кто мои настоящие друзья, кто люди, которым я могу доверять. Я стараюсь понять, на кого я могу положиться, а на кого – нет. Я не рискую, это вам нужно доказать *насколько вам можно доверять. У меня есть друзья, которых я знаю еще со школы, с которыми мы знакомы с четырех лет. У меня есть компания, с которой мы ужинаем по пятницам, а по субботам идем развлекаться. Это одни и те же люди: шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать или двенадцать человек. Бывает по-разному, но в целом – это все одна компания.

- Как можно объяснить болельщикам, что в Испании нет нового поколения теннисистов, сравнимого с тем, которое есть сейчас.

- Кто знает. Да, сейчас это выглядит таким образом, но кто может точно сказать, как оно произойдет в будущем. Это сложный вопрос. Да, я самый молодой из испанских теннисистов, а мне уже почти 28. Есть еще Пабло Карреньо, но из нашего поколения игроков я самый молодой. Я уже 12 лет в туре. Пабло играет на хорошем уровне, очень хороший парень, мне он нравится – правда. Я желаю ему всего самого лучшего. Но сколько ему лет? 22? Тоже не 18. У него есть будущее, но ему уже 22. А на смену никого и нет. Нет шестнадцатилетнего игрока в Испании. Да, есть Мунар, который хорошо играет, но подождем, что будет дальше. Реальность такова, что я не вижу молодых игроков ни в Испании, ни где бы то ни было еще, таких, как раньше. Как Джокович, Федерер, Хьюитт, Сафин, Ферреро, таких, как я. Сейчас почему-то таких нет.

- Но почему?

- Моя интерпретация происходящего: из-за обучения. Дети сейчас прилагают меньше усилий, чем раньше, и обучаются всему позже. Кроме того, сейчас существует юношеский тур международной теннисной федерации ITF. Если бы я был тренером, который тренировал бы какого-то юного теннисиста, я бы предпочел, чтобы он в нем не участвовал. В отдельных турнирах – да, но какой смысл ездить по турнирам по всему миру? Что мне это даст с точки зрения теннисного мастерства? Единственный плюс – это рекламные контракты. Да, это важно для тех, кому нужны деньги, чтобы иметь возможность заниматься теннисом. Если у кого-то есть такая потребность, то конечно, это имеет смысл: у него и нет другого выхода. Но если есть другая возможность финансировать занятия, чтобы сформироваться как игрок, гораздо дешевле играть во фьючерсах, которые проводятся в Испанию каждую неделю практически круглый год. Когда ты играешь с теннисистами старше тебя по возрасту, это заставляет тебя искать выход из сложных ситуаций, бить по мячу сильнее. Возможно, конечно, что на фьючерсы приезжают не самые сильные игроки, но все равно это взрослые теннисисты. Ты привыкаешь к более высокой скорости заранее, и твоя игра становится более зрелой. Детям сейчас приходится проще, чем раньше, им не приходится брать на себя ответственность, в результате они позже взрослеют, позже учатся принимать решения.

- «Мне почти 28 лет. В этом возрасте Борг уже занимался другими вещами» - это твои слова на этой неделе. Что ты хотел этим сказать?

- Меня спросили... Я помню вопрос. Мне сказали, что не привыкли видеть, как Рафа мучается на в первых кругах грунтовых турниров. А я ответил, что пусть привыкают. Мне 28 лет, а не 21, и соперники показывают хорошую игру. Я привел в пример Борга, потому что он считается лучшим в истории игроком на грунте. Он закончил карьеру в 26 лет. Он, великий игрок (непроницаемый, «ледяной» теннисист), перегорел в 26 лет. И это в порядке вещей, ты не сможешь оставаться на вершине всю жизнь. Все имеет начало и конец. Победы придется добывать потом и кровью. Столько лет я уже на вершине. Девять финалов в Монте-Карло, девять финалов в Риме, год за годом почти без проигрышей. Такова реальность. Эти годы истощили меня и психологически, и физически. Хоть я и всегда говорю, что лучше побеждать, что побеждая, меньше устаешь. Но на самом деле в спортивной карьере теннисиста приходится взвешивать многие преимущества. Одно, однако, ясно: победа отнимает больше сил, чем поражение. 

Перевод с испанского

http://www.tennistopic.com/centre-court/entrevistas/un-viaje-al-corazon-de-nadal/