Первый советский тренер на Западе: пел с Высоцким, взял последнее (полноценное) золото «Динамо» и серебро Евро
Разговор с дочерью и внуком Александра Пономарева.
В 1948-м у нас впервые составили список 33 лучших, и торпедовский центрфорвард Александр Пономарев стал на своей позиции номером 1, опередив Григория Федотова.
Через год он в роли капитана «Торпедо» добыл Кубок страны (первый трофей клуба), а забил в итоге 153 мяча и оставался лучшим бомбардиром чемпионатов СССР до 1981-го, когда его обогнал Олег Блохин.
Прогремев как тренер с харьковским «Авангардом», Пономарев принял кризисное московское «Динамо» и выиграл серебро-1962 и золото-1963: за вычетом половинчатого весеннего титула 1976-го это последнее динамовское чемпионство.
В 1966-м Пономарев первым из советских тренеров возглавил команду из капстраны, два с половиной года проработав в Финляндии.
За год до смерти, летом 1972-го, он выиграл со сборной СССР серебро чемпионата Европы, а через три месяца – бронзу мюнхенской Олимпиады.
Между Финляндией и сборной Пономарев тренировал «Арарат». Взяв гитару в его ереванской квартире, Владимир Высоцкий сказал перед «Охотой на волков»: «Посвящаю эту песню кумиру моей юности Александру Семеновичу Пономареву».
При такой титулованности изучен Пономарев далеко не так, как другие легендарные игроки «Торпедо» (Стрельцов, Иванов, Шустиков) и тренеры, бравшие золото с «Динамо» и серебро Евро с советской сборной (Якушин, Бесков, Лобановский).
Чтобы больше узнать о недооцененной легенде советского футбола, я приезжаю к его младшей дочери. В квартире на Хорошевском шоссе – мини-музей Пономарева: сувениры из зарубежных командировок, трофеи, фотографии, значки и торпедовская майка с сотым номером.
Наталья Александровна ставит в вазу цветы и готовит чай, а ее сын Александр рассказывает о короткой – из-за проблем со зрением – футбольной карьере: мог пойти в школу ЦСКА (отец – легендарный армейский защитник Юрий Истомин), но выбрал «Динамо», из-за теплого отношения к клубу.
– С середины семидесятых до конца девяностых дедушку почти не вспоминали, будто его и не было, – говорит Александр Истомин. – А к концу девяностых я вырос и накануне 80-летия дедушки напомнил о нем футбольному миру. Многих шокировало, что о Пономареве снова заговорили.
В начале 2000-х о нем написал книгу главред «Футбола» Олег Кучеренко, а летом 2017-го я с помощью Валентины Тимофеевны Яшиной обратился к ЦС «Динамо», и там инициировали установку мемориальной доски к столетию дедушки.
Благодаря [главе ВФСО «Динамо»] Владимиру Стржалковскому подготовка документации прошла на ура.
Потом подключилось «Торпедо». Роман Авдеев и Елена Еленцева – в отличие от предыдущих руководителей клуба – проявили себя с лучшей стороны, покрыв половину затрат.
– Это сколько?
– Около миллиона рублей. Вторую половину – за полтора-два месяца – собрали болельщики.
Спасибо торпедовскому пресс-атташе Руслану Маслюку: каждый день ставил на клубном сайте материалы о дедушке с напоминанием о сборе средств. Друг нашей семьи Андрей Налич, папа музыканта Петра Налича, изготовил доску, и установили ее накануне старта ЧМ-2018.
Получилось очень торжественно. Мемориальная доска подчеркивает заслуги дедушки перед страной.
В 1938-м переход Пономарева в «Динамо» отменили указом Сталина
– До «Торпедо», на излете тридцатых Пономарев играл в Сталинграде за «Трактор». Там и познакомился с вашей мамой? – спрашиваю Наталью Истомину.
– Да, она играла там в волейбол и баскетбол за заводскую команду. В Сталинград перебралась из Нижнего Новгорода, а папа приехал из Горловки на товарищеские матчи, и его пригласили в футбольный «Трактор». Мама ограничилась игрой на городском уровне и создала папе надежный тыл.
Деловые и дружеские встречи папа любил проводить дома. Мама это поддерживала и быстро накрывала на стол – у нее даже бутерброды получались эффектные, особенно на заграничной посуде.
А иногда папа говорил: «Томочка, не заморачивайся. Я заеду в «Арагви», все куплю». И привозил цыпленка табака, капусту по-гурийски, сациви, лобио, маслины. Папа любил застолья, но пьяным я его не видела. Знал меру.
– Как отец оказался в Москве?
– В 1938-м его призвали в армию и отправили в «Динамо», что возмутило работников завода «Трактор». Они отказались выходить на работу, и решением Политбюро переход отменили. Олег Кучеренко отыскал резолюцию о возвращении папы в «Трактор» с подписью Сталина.
А через несколько лет папу перевели в сборную Профсоюзов. Появилась она в Москве и просуществовала недолго. Во время войны папу побрили в военкомате и отправляли на фронт, но вмешался директор автозавода Лихачев – сделал бронь и взял в «Торпедо».
Когда автозавод эвакуировали в Шадринск, папа перевез туда и родителей из Украины, где было очень жарко. После возвращения в Москву папа взял туда и мамину маму. Прожила она с нами лет двадцать, и никогда у нее не возникало с папой трений.
В «Шахтере» Пономарев играл и тренировал так, что через 60 лет его родственников пригласили на открытие «Донбасс-Арены»
С 18 голами Пономарев стал лучшим бомбардиром второго послевоенного чемпионата страны. Его фирменный удар изумлял Никиту Симоняна: «Пономарев умел бить носком по мячу, летящему в воздухе, чего я в жизни ни у одного игрока не видел».
В новогоднем стихотворении «За здоровье болельщика», опубликованном в первом номере «Совспорта» за 1946-й, поэты Владимир Дыховичный и Морис Слободской писали о торпедовском лидере: «Быстр, силен и строг – Пономарев играл как бог».
Писатель Александр Авдеенко заметил: «Падая или даже растянувшись на земле или находясь спиной к воротам, Пономарев так принимал мяч, так неуловимо подправлял его, что тот оказывается в воротах. Когда Пономарев овладевает мячом, зрители чувствуют, как загорается его душа».
– Популярность папы в «Торпедо» иллюстрирует одна история, – добавляет дочь Пономарева. – В 1948-м или 1949-м, когда моей старшей сестре было четыре года, мама взяла ее на футбол.
Сидели тогда на скамейках, нависая друг над другом. Мама увлеклась, а Ире все надоело, начала ерзать и недолго думая плюнула на лысину впереди сидящего мужчины. Он вскочил разъяренный: «Что такое? Безобразие! Следите за ребенком». Мама извинилась, а сестра говорит:
– Вон мой папа бегает!
– Кто твой папа? Покажи.
Она показала.
– Это твой папа?! Тогда плюй сколько хочешь, деточка.
– Пономарев признавался: ему надо было разозлиться на соперника. Скажем, перед игрой с ЦСКА грубил Федотову, а после – снова был его лучшим другом.
– Есть другая история про двух знаменитых бомбардиров, – говорит Александр Истомин. – Прочел в книге нашего главного статистика Константина Есенина: дедушка и Федотов вплотную подобрались к сотне голов, но ЦДКА играл раньше, и Григорий Иванович первым достиг отметки в сто мячей.
Вскоре дедушка тоже забил сотый, но клуб бомбардиров назвали уже не его именем.
– Игру Александра Семеновича за «Торпедо» вы в силу возраста не видели, а чем запомнился его донецкий период? – спрашиваю Наталью Истомину.
– Я, скажем так, папина дочка. Старшая сестра была совсем неспортивной, а я – окончила Институт физкультуры, стала дипломированным тренером.
Ребенком, когда папа играл в «Шахтере», лазила на старом донецком стадионе (пригласили нас и на открытие «Донбасс-Арены» – поехал сын Саша со своей дочкой).
В Донецке папа стал капитаном, и «Шахтер» сразу выиграл выиграл бронзу – правда, вручали тогда не медаль, а значок. Бывала я и на загородной базе «Шахтера»: врач команды лечил меня, когда болело горло.
– В Донецке Пономарев и начал тренировать.
– Без футбола он себя не представлял и, еще играя, получил тренерский диплом. В 1953-м, после вылета «Шахтера», стал играющим тренером и вернул команду в Высшую лигу. После Донецка работал в отделе сборных, помогая Аркадьеву, Качалину и Бескову.
Пономарев обсуждал футбол с Вертинским и пел цыганские романсы
В архиве Пономарева сохранился тетрадный листок с воспоминаниями о встречах с эстрадным артистом Александром Вертинским.
«На концерт Вертинского в Москве меня пригласил [пловец] Семен Бойченко. По окончании представления мы с Семеном зашли за кулисы, где я и познакомился с Александром Николаевичем.
Вторая встреча произошла на его концерте в Донецке. После долгого колебания я вместе с супругой в антракте зашел в комнату отдыха. Там было много народа. Успех выступления Александра Николаевича среди шахтеров был громадный.
С большой боязнью я подошел к нему и представился. К моему большому удивлению и, конечно, к радости, он узнал меня. Мы встретились как старые знакомые.
Попросил его спеть во втором отделении «Маленькую балерину». Уж очень она мне была по душе, особенно то, как во время ее исполнения двигались его руки. Руки, которые умели завораживать.
После концерта мы долго сидели в его номере в гостинице «Донбасс». Александр Николаевич был болельщиком футбола и хорошо знал ведущие наши команды того времени и лучших его игроков – Федотова, Боброва, Карцева, Хомича, Соловьева и многих других».
– Папа любил романс Вертинского «Доченьки», – вспоминает Наталья Истомина, – и очень эмоционально пел его нам с сестрой. Заканчивалось там так:
Вырастут доченьки, доченьки мои.
Будут у них ноченьки, будут соловьи!
А закроют доченьки оченьки мои,
Мне споют на кладбище те же соловьи.
– Защитник «Динамо» 60-х Георгий Рябов рассказывал мне, что любил Пономарев и цыганские романы.
– Про это тоже есть история. Серебряную свадьбу родители отмечали дома. Приехали дедушка с бабушкой из Украины, тетя Лида из Одессы, дядя Витя (папин брат, который тоже играл и тренировал).
В разгар застолья папа вдруг говорит: «Отойду на десять минут». Возвращается, а с ним семь-восемь цыган из театра «Ромэн». Пели и плясали до утра. Папа вообще любил петь – цыганские романсы и не только.
– Не только за столом?
– Даже просто вечером мог сказать: «Девочки, пойдемте попоем». Старшая дочь, Ирина, садилась за пианино (мы с ней учились в школе Дунаевского) и играла что угодно, от классики до поп-музыки. Так папа снимал напряжение.
Он ведь во время матчей эмоции держал внутри. Сейчас тренеры бегают, прыгают, кричат, а он молча сидел на скамейке и курил. Когда докуривал, протягивал руку и ему давали новую сигарету, уже зажженную.
– Как общались, когда он работал в Донецке и Харькове?
– Папа выстраивал все маршруты так, чтоб хоть ненадолго, но заехать в Москву, к семье.
Куда бы ни отправлялся, даже за границу, мама всегда звонила и узнавала: такой-то рейс прилетел? Отвечали: прилетел. И только тогда успокаивалась. Приезжая в гостиницу, папа обязательно заказывал через телефонистку разговор с Москвой. Если связи не было, присылал телеграмму: «Томочка, все в порядке».
Пономарев на восемь лет продлил карьеру Яшина
– Как ваш отец возглавил «Динамо»?
– Он поднял харьковский «Авангард» из Первой Лиги на шестое место в Высшей, обыграв все московские команды. Тогда-то «Динамо», став 11-м, и пригласило его. Оформили, правда, начальником команды. Видимо, страховались на случай обвинений, что взяли чужого, не динамовца.
Но все понимали, что старшим тренером «Динамо» был папа, и после второго места в 1962-м его утвердили в должности. До чемпионства, кстати, не дотянули самую малость – помешало поражение от «Шахтера».
– Тогда же Александр Семенович на восемь лет продлил карьеру Яшина.
– После гола от чилийцев на ЧМ-1962 Яшину нельзя было выйти на улицу в Москве. Уничтожали его и в прессе, и на стадионах. Болельщики кричали: «Леву на мыло». Освистывали, били машину.
Психологически он надломился и сказал: «Заканчиваю». Считал, что выиграл достаточно. Но папа проявил себя педагогом и психологом: «Лева, у тебя еще есть потенциал. Нужно просто пережить этот момент. Хочешь отдохнуть – поезжай».
Папа повел себя деликатно. Возможно, даже в ущерб результату. Снял Яшина с игр и дал возможность восстановиться. Потом постепенно выпускал в дубле и на выезде. На следующий год «Динамо» выиграло чемпионат, а Яшин пропустил в 27 матчах всего 6 голов и получил «Золотой мяч», доиграв до 1970-го.
– Гостил у вас Яшин?
– Мы дружили семьями, жили-то рядом. Дочери Яшина помладше нас с сестрой – в восемь часов просили включать «Спокойной ночи, малыши». Папа с Яшиным и на отдых ездил, в Карловы-Вары – встречались там с вратарем Планичкой.
Девичья фамилия мамы Сиамочко, и Яшин называл ее Сямочкой. Даже в приглашении на прощальный матч написал: «Сямочке от Льва Яшина». Папе он был очень благодарен. Валентина Тимофеевна однажды отметила в интервью: именно Александр Пономарев сохранил Яшина для мирового футбола.
До встречи с папой Лев Иванович выиграл Олимпиаду и Кубок Европы, но были и другие игроки, завоевавшие оба трофея. А возвысился он над всеми, став лучшим игроком Европы и вратарем сборной мира, уже после 1962-го.
– Играло «Динамо» по схеме 4-2-4.
– Папа одним из первых в Союзе отошел от дубль-ве и удачно внедрил 4-2-4, дав новые функции Цареву, Кесареву, Рябову, Мудрику, Гусарову.
Я тогда ходила на все матчи «Динамо», а у мамы нервов уже не хватало. Наша жизнь полностью зависела от результатов папиных матчей, и мама очень переживала. Даже уходила из дома во время игр, чтобы не слышать радиотрансляцию.
Переживала еще и потому, что папа долго мучился с язвой желудка. После поражений у него нередко случался приступ. Ему не раз предлагали операцию, но он почему-то отказывался. Только подлечивался в конце сезона, дней на десять ложился в больницу.
– Как в «Динамо» отмечали чемпионство-1963?
– Я присутствовала на награждении в клубе имени Дзержинского. Собрался полный зал, детям Яшина подарили механическую лошадку. Был ли потом банкет, не знаю – мне было всего 15 лет.
Лучше запомнился другой момент. Когда папа тренировал «Динамо», я играла в теннис в трех минутах ходьбы от футбольного поля. На тренировках тогда собирались болельщики.
Однажды попросили папу: «Пономарь, покажи, как бить надо». – «После тренировки – обязательно». Навешивали ему, а он с лета бил по воротам с носка.
– Аналогичный случай был и в олимпийской сборной, – добавляет внук Пономарева. – Борис Копейкин мне рассказывал: дедушка повез команду в Латинскую Америку, пришел на тренировку из посольства в строгом костюме и ботинках, но все равно не удержался от того, чтобы пробить в своем стиле.
– Как случилось расставание с «Динамо» в 1965-м?
– После чемпионства 11 игроков растащили по сборным, и случился спад. В команду назначили еще одного тренера, Вячеслава Соловьева [чемпиона СССР-1961 с киевским «Динамо»], и две мощные личности не сработались.
Папа ушел в динамовскую школу, а через год пришел запрос из Финляндии. Заместитель председателя Федерации футбола Владимир Мошкаркин, тоже игравший в сороковые за «Торпедо», решил, что папа подходит финнам по всем параметрам.
– Он сразу согласился?
– Сначала родители думали, с кем оставить нас с сестрой. Мы уже были взрослые, но решили все же временно перевезти из Горловки папиных родителей. Когда домашний вопрос решился, отец дал согласие на работу в Финляндии. Мама – из-за волокиты – присоединилась к нему через три месяца.
Тренируя в Финляндии, Пономарев скучал по Родине и слушал произведения композитора Анатолия Новикова
В заметках о начале работы с финским «Улон Палло» Пономарев пишет: «1 июля [1966-го] впервые увидел команду. Это довольно крупные ребята, веселые и симпатичные. Тренировка прошла организованно. Я в основном наблюдал и лишь в конце размялся сам, поработав с вратарями. Вратари остались довольны».
Через несколько дней: «Сегодня был разбор матча, выигранного накануне со счетом 3:1, и легкая тренировка. Мои замечания выслушали с интересом, согласившись с ними. По ходу тренировки я незаметно изменил 2-3 упражнения, немного приблизив их к игровым условиям.
Команда не совсем понимает, как надо играть в обороне с диагональной подстраховкой, которую я предложил применить, но ребята, надо сказать, все смышленые, и большинство с поставленной задачей справились».
«Постоянно провожу с игроками теоретические занятия, тактически многие из них, особенно молодые, просто слабы. Но время есть, и я думаю, что плоды будут».
«Только что вернулся с тренировки. Ребята остались ей довольны, а я нет. Уж очень слаба у них техника. Простые элементы в движении выполняются плохо. Ничего нового пока давать им не буду, больше надо повторять пройденное».
В конце второго финского месяца Пономарев все еще живет один: «Чувство привязанности к русским обычаям, нравам, к запаху воздуха, воды, даже к привкусу пищи, все это имеет большое значение.
Я скучаю по Родине. Слушаю по радиоприемнику концерт из произведений композитора Анатолия Новикова. Много хороших и по-своему дорогих песен. Жить одному, без семьи, без своего самого дорогого друга, как говорят, без подруги жизни, и своих дорогих детей, невозможно.
А если и возможно, то очень трудно, во всяком случае, для меня!».
13 сентября 1966-го приезжает жена, и Пономарев фиксирует в дневнике: «На душе стало легко».
– Папа рассказывал, что поначалу из-за языкового барьера в отношениях с игроками была натянутость, – говорит Наталья Истомина. – Чтобы ликвидировать ее, он попросил на тренировке: «Набрось с краю!» – и пробил с носка. Все сразу поняли: вот это мастер.
– А вы в Финляндию ездили?
– Один раз. В 1967-м. Сначала – долгое оформление: партком, комсомол, разные комиссии. По приезде первым делом удивил домофон (у нас их еще не было) в девятиэтажке, где жили родители. В подъезде – чистота, все в цветах. Внизу дома – сауна, которой все пользовались по расписанию.
Ездил папа на «Шкоде», а жил в однокомнатной, но довольно большой квартире. Вернувшись в Москву, родители сделали у нас на 2-й Песчаной фактически финскую кухню: встроили маленький холодильник Upo, плиту, огромную никелированную мойку (до сих пор у меня стоит).
Привез папа и много записей с финским танго – необычным, не похожим на аргентинское – и всеми мировыми хитами. Интересно, что маме тогда больше нравилась рок-музыка.
– Что удивило в Лахти?
– Воскресным утром на центральной площади – море палаток, продавали свежую рыбу. После двенадцати площадь становилась пустая и чистая – ни одной бумажки.
Впечатлило изобилие в продуктовых магазинах и что все разрешали попробовать. Стадион поразил атмосферой: все скачут и кричат, повсюду женщины с колясками и детьми.
– Как Александр Семенович воспринимал лахтинский период?
– Папе нравилось в Финляндии, мог и дальше там работать, но понимал: не его это уровень, на родине могут забыть.
Сын комментатора Твалтвадзе по нашей просьбе нашел игрока «Лахти» 60-х Симо Сюрьяваару. Тот признался, что только на сборах в СССР узнал, насколько популярен его тренер: папу везде встречали как короля. «Крупицы его популярности перепадали и нам», – сказал Симо.
В Ереване Высоцкий и Пономарев на два голоса спели «Очи черные»
– Что отец привозил из командировок?
– Одевал нас во все самое лучшее. Не помню, чтобы мы ходили за одеждой в Москве, дефицит же был. У меня до сих пор сохранились вещи, которые папа привез из Финляндии. Каких-то заказов я поначалу не делала, а вот после свадьбы мы с мужем писали: привези то, то и то.
– С Юрием Истоминым вы познакомились, когда отец работал в Финляндии?
– Да, в 18 лет случайно встретила его у стадиона ЦСКА. Истомин только-только приехал из киевского СКА и играл за дубль. Я очень долго не говорила ему, чья я дочь. Узнав, он был в шоке.
В 1966-м Истомин вытеснил из основы ЦСКА Владимира Пономарева, заиграл вместе с Шестерневым, Капличным и Афониным, и Якушин пригласил его в сборную. Потом он играл у Николаева. Папа стал его третьим тренером в сборной.
– Как ваш отец познакомился с Высоцким?
– В середине шестидесятых, когда Высоцкий еще не был всенародно популярен, кассеты с его песнями уже появлялись и переписывались, и мы тоже слушали их на магнитофоне «Комета».
В 1970-м папа возвращался в Ереван с «Араратом», и в том же самолете летел – на три концерта – Высоцкий с Давидом Карапетяном, сыном бывшего председателя Совета министров Армении.
Папа через стюардессу пригласил Высоцкого к себе и дал номер телефона: «Если будет время и желание – приглашаю в гости». Через какое-то время Владимир Семенович позвонил, и они договорились о встрече в ереванской квартире папы.
– Кто еще пришел?
– Карапетян и папин младший брат Виктор.
Без музыки папа не мог, так что в Ереване у него были магнитофон Telefunken и пустые кассеты. Видимо, для записи армянской музыки, которую он тоже любил. Когда сели за стол, папа попросил разрешения записать Владимира Семеновича.
«Охоту на волков» Высоцкий посвятил папе, назвал его кумиром юности, а потом они на два голоса спели «Очи черные». Просидели часа полтора.
Выйдя из комы, Пономарев вывел сборную в финал чемпионата Европы
После работы в Ереване Пономарев взялся за олимпийскую сборную. Она не пробивалась на Игры с 1956 года, а с экс-тренером «Арарата» вышла на мюнхенскую Олимпиаду.
Чуть раньше Валентин Николаев вывел первую сборную в 1/4 финала чемпионата Европы, но ему велели сосредоточиться на ЦСКА, который после чемпионства-1970 упал на 12-е место. Тогда Пономарева назначили еще и в главную сборную.
– Они поехали на длительный сбор перед четвертьфиналом с Югославией, – вспоминает дочь Пономарева. – Папа уже очень плохо себя чувствовал. Я встречала их с Истоминым в аэропорту. Сев в автобус, папа согнулся от жуткой боли.
На следующий день его положили в больницу. Боль не сняли, и папа на несколько дней впал в кому. Раньше в реанимацию никого не пускали, а нас проводили к нему – фактически проститься. Из состояния, в каком находился папа, врачи не видели выхода.
Реанимация представляла из себя огромное помещение с кушеткой. На ней лежал папа. Совершенно без чувств. Мы обнимали его, держали за руку, говорили, как любим. Все его девочки любимые – мама, сестра, я – пообщались с ним, и на следующий день он пришел в себя.
– Как это объяснили врачи?
– Не знали, что это за чудо. У папы прошли все боли. Как будто ничего не было. Его перевели в общую палату и предложили плановую операцию. Он сказал: «Я соглашусь. Зря раньше отказывался».
Добавил, что после операции старшим тренером больше не будет: «Второго такого приступа не выдержу». Понял, что болезнь – результат тренерского стресса. Планировал работать с мальчишками.
Операция прошла успешно, папа быстро восстановился и забыл о намерении уйти. Во главе с его помощником сборная прошла Югославию, и папа погрузился в подготовку к финалу четырех в Бельгии, начав его с победы над венграми (1:0).
– Как у нас отреагировали на 0:3 от ФРГ в финале?
– Пошли разговоры: проиграли в год 50-летия Советской власти, да еще и Западной Германии (а ведь та сборная была, возможно, сильнейшей в истории немецкого футбола). Правда, если Бескова уволили за серебро Кубка Европы-1964, то папу оставили.
После Европы он чувствовал себя нормально, потом стало похуже. На полторы недели поехал в подмосковный санаторий, и на третий день пришло шокирующее известие – трагически погиб его младший брат Виктор.
Папу это подкосило. Спорткомитет пригласил к нему известного болгарского онколога, но тот заключил: «Быстротечная форма. Уже не спасти». Спортивные начальники скрыли это и от папы, и от нас. Сказали: «Все в порядке». Зная, что папа дает результат, не хотели его менять.
– Близилась Олимпиада.
– Да, вместо лечения он начал готовиться к Играм. Через два с половиной месяца после европейского финала, 25 августа 1972-го, мы провожали папу в Мюнхен.
– Рассказывал он о захвате заложников в олимпийской деревне?
– Нет, от нашей сборной это скрывалось. Ни папа, ни Сашин папа [Юрий Истомин] ничего не видели и ничего не знали. Находились в замкнутом пространстве.
– Врач олимпийской сборной Савелий Мышалов говорил мне: в случае ничьей в матче за третье место бронзовые медалям давали обеим сборным, и наши договорились с ГДР на 2:2.
– Сейчас много информации о том, что раньше кто-то с кем-то договаривался, но, зная папин характер, сомневаюсь, что на таком уровне это могло быть.
Чиновники, к слову, были недовольны бронзой, но папу не сняли, и он повез сборную на два матча отборочного турнира ЧМ-1974. Тогда в сборной дебютировал Владимир Пильгуй, а чуть раньше – Олег Блохин.
– Матчи с Францией (0:1) и Ирландией (2:1) стали для Александра Семеновича последними.
– Папа уже очень плохо себя чувствовал, поехал к какому-то профессору и наконец узнал диагноз. Началась химиотерапия – в его случае бесполезная, только сильнее его намучали. О болезни мы с ним до последнего не говорили: он нас щадил, а мы его.
Когда папы не стало, позвонил Леонид Утесов. У нас было много его пластинок, и с папой они где-то пересекались. Утесов выразил соболезнования и добавил: «Ну и я скоро с Александром Семеновичем встречусь».
– Какими были те дни?
– Федерация футбола создала комиссию по похоронам. Предложили на выбор – Ваганьковское или Новодевичье. Мама сразу выбрала Ваганьковское: близко к 2-й Песчаной, 12 минут на автобусе.
Надо было ехать выбирать место. Мама сказала: «Мне все равно, где [похоронят]. Я дойду». Мы с сестрой всю жизнь были за папиной спиной и не знали, как надо решать вопросы с выбором места, а сопровождавший нас динамовский администратор не подсказал. Папу похоронили на окраине кладбища.
Много было обидного и непонятного.
– Например?
– Лев Филатов всегда лестно отзывался о папе, но некролог закончил упоминанием динамовского золота-1963 и работы в Финляндии. О достижениях со сборными – ни слова.
Сборную даже не привезли на похороны. Не разрешили минуту молчания и траурные повязки в матче с Англией, который состоялся через три дня после папиной смерти.
А вот стотысячный «Раздан» встал, когда болельщикам «Арарата» сообщили о случившемся. Папу во всех командах любили, потому что везде он давал результат.
Скажем, в «Динамо» был всего три с половиной года, но внес такой вклад в историю клуба, что его именем назвали одну из трибун «ВТБ-Арены». Причем это было общее решение – руководства, болельщиков и ветеранов.
Ожидаем, что и на новом стадионе «Торпедо» будет увековечена легенда клуба – Александр Пономарев.
Интервью Юрия Гаврилова: 9 сезонов в «Спартаке», работа с Мукунку в ДР Конго и жизнь после инсульта
Фото: архив Александра Пономарева, torpedo.ru.
P.S. Мой дед был ярый болельщик Шахтера и знал Пономарева лично, и вот как то я спросил у него : а кто на твоей памяти лучший игрок Шахтера ? Я ожидал услышать там Валентин Сапронов, Виталий Старухин, ну может Михаил Соколовский или Виктор Грачев ... Но дед сказал : не было у нас футболиста сильнее Александра Пономарева, это была Величина калибра Эйсебио!!!
Очень качественная работа, спасибо за статью об Александре Семёновиче!