Камин-аут Юрия Голышака. Известный журналист открылся миру с совершенно неожиданной для многих стороны
Мы знакомы столько лет — не каждый проживет. В свое время я довольно быстро разобрался, с кем имею дело, и старался держаться от него подальше. «Привет-привет» — максимум. Потому что всегда понимал: рано или поздно этот парень себя проявит, и находиться рядом с ним будет неприятно. Что ж, я на него рассчитывал, и Юра не подвел. При этом жизнь — штука непредсказуемая, и, как ни странно, именно я, да еще и в своем нынешнем израильском далеке, стал катализатором этого процесса....
Все началось с того, что в одном из своих текстов он зачем-то походя упомянул меня, как мне показалось, с откровенно мерзкой интонацией. Унизить человека между делом — это всегда было его коронкой. Разумеется, я не мог не ответить на своей страничке в запрещенной в России соцсети. Конечно, получилось резко, но, как по мне, оскорбление — не повод для ответной нежности.
Впрочем, судите сами. Я слегка отредактировал этот текст — в соответствии с законодательством РФ и правилами модерации Спортса.
«Есть один… ну, он себя явно считает журналистом, а по мне так просто генератор словесного пסнסca. Зовут его Юрий Голышак, и в его текстах никогда не бывает ни правды, ни логики, ни здравого смысла, а лишь кривляние и самолюбование. Всю жизнь считал его звездоболом и убедился в этом ещё раз.
Я иногда гуглю, что и где обо мне пишут, и вот наткнулся на его опус. Он рассказывает там очередную придуманную байку, вспоминает между делом обо мне и пишет: «Этот Арнольд умилял всю Самару — на матчи ходил с огромным армейским биноклем».
Вообще, я хожу на футбол с биноклем потому, что у меня очень неважное зрение. И, в целом, мне удалось, несмотря на это, построить вполне достойную карьеру в России и худо-бедно заявить о себе в Израиле.
У меня давным-давно нет комплексов по этому поводу, тем более, что за меня говорят мои тексты и книги. К тому же, тактичных и доброжелательных людей, пожалуй, я встречал все же больше, чем всяких хихикающих голышаков. Да и отвечать последним научился по полной программе. Это поначалу не знал, что сказать продавщице на презрительное — «тут все написано, а если не видите — сидите дома». Но те времена, к счастью, давно прошли.
Не думаю, Юра, что если бы у тебя имелась в наличии одна нога и ты ходил бы на костылях, это было бы поводом для «умиления», как из тебя исторглось.
И, конечно, огромное счастье, что вот уже почти шесть лет в своей новой жизни я вообще не наткнулся ни на один повод вернуться к этой теме. Наоборот, не перестаю восхищаться тем, как относятся люди друг к другу в Израиле. И с ужасом понимаю, в какой жестокой стране мне довелось прожить столько лет».
С этим биноклем я хожу на футбол до сих пор. И он ни разу не был не то что поводом для шуток — даже темой для обсуждения.
А Голышак ответил, причем так, что даже его подписчики, думаю, слегка офигели. Они же знать не знали причину этой дикой ярости и нелепого нечеловеческого визга...
Предварительно Юрий забанил меня везде где только можно. Не знаю даже, зачем — или чтобы вышло исподтишка и так и осталось незамеченным, или просто для того, чтобы я не смог появиться там, где тусят его поклонники. Но мне прислали этот шедевр человек пятнадцать. Не могу не воспроизвести его — конечно, со своими комментариями.
Когда будете читать, попробуйте экстраполировать этот текст на все голышачье творчество. Ведь здесь — квинтэссенция его характера, подхода к фактам и уважения к читателям. Профессионализма, иными словами.
«Газета – сложный организм. Порой сочетается несочетаемое.
Приблизительно в одни годы собкором «СЭ» в Минске был невероятно одарённый Серёжа Щурко, в Питере – очень способный Саша Кузьмин, а вот в Самаре сидел некто Арнольд Эпштейн. Заурядный графоман. Как говорят в домино – «дубль-пусто». Таких полно в любом городе, графоманы одолевают редакции, заваливают рукописями. Отличительная черта вот таких – каллиграфический почерк. Что роднит многих полоумных. Дальше секретарши или охранника графоманы обычно не прорываются. Но этого почему-то запустили.
Представляете, какой это плевок на могилу легендарного редактора СЭ Владимира Михайловича Кучмия, который принимал меня на работу, превращал из зеленого внештатника в собкорра по большому региону с кучей команд, посылал в загранкомандировки, повышал зарплату. «Почему-то». Ну-ну...
А каллиграфии в моем почерке примерно столько же, сколько правды и этики в текстах этого фантазера. Почти уверен, что он вообще не видел ни одной буквы, которую я написал от руки. Даже книжку какую-то умудрился издать – подозреваю, что за свой счёт. Мне дали пролистнуть – я ужаснулся поносу из слов. Россыпь многоточий, штамп на штампе –»переполненная чаша стадиона»… Ё, деревья рубили ради этой макулатуры!
Не знаю, про какую книжку он говорит, если, конечно, по своему обыкновению не придумывает все в очередной раз от начала и до конца. Моя первая книжка называлась «Футбол на линии огня»: когда разваливался СССР, я побывал во многих горячих точках и написал о том, как живется там нашей любимой игре. Тираж — 30 тысяч экземпляров. Потом книг было еще больше десятка, на гонорары не жаловался…
В начале 2000-х я поражался даже не тому, что мудака держат в газете, а тому, что еврей может быть вызывающе бесталанным. Ни до, ни после таких недоразумений не встречал.
Сейчас этот озлобленный невостребованностью чудак сидит в Израиле, надо–не надо костерит Россию. Мне жаль многих уехавших, но про такого думаешь: слава тебе, Господи, свалил, воняет поодаль… Сейчас, говорят, про меня написал какую-то гадость».
Ну почему же невостребованный? Не сомневаюсь, что он прекрасно знает и о том, что я работаю в пресс-службе клуба высшей израильской лиги, и о том, что я получил грант Министерства Образования Израиля на издание книги о моей системе изучения иврита. Но «озлобленный невостребованностью» — эти слова настолько заманчиво ложатся в строку…
А еще — вот это «говорят» из последней фразы доставило. Поверим, что он меня не читает, если строчкой выше ясно дает понять, что полностью в теме? Но вот так Юрий относится к людям — с вечным самолюбованием и уверенностью, что он тут самый умный, и все будут внимать каждому его слову.
Это вообще крайне опасное заболевание, считать себя самым умным. Неужели сложно было понять, что в эту игру играют вдвоем, что его вы...плеск будет разобран, и что автор предстанет в откровенно неприглядном свете?
… Такие дела, друзья мои. Что думаете, какой будет очередная отповедь от маэстро?
