Рори Смит «Мистер» 7. Яблоко на верхушке дерева
Первое издание «Футбольного посла по совместительству» — это исследование простоты. Это тонкая книга, всего чуть больше 130 страниц. Обложка цвета морской волны, без иллюстраций, за исключением позолоченного контура футболиста в правом нижнем углу. Мяч у него в ногах, футболка аккуратно заправлена в мешковатые шорты. Его рукава закатаны, волосы аккуратны, пробор «набриолиненный мальчик», левое бедро слегка опущено, как будто он вот-вот проскочит мимо противника. Она словно создана для анонимности, чтобы не выделяться на полках магазинов. Внутри совсем другая история. Внутри это книга сейсмического значения, столь же важная сейчас, как и тогда, когда она только была опубликована более полувека назад.
«Футбольный посол по совместительству» — автобиография Джорджа Рейнора. В ней рассказывается история о том, как сын шахтера из Южного Йоркшира превратил Швецию, одно из мировых футбольных захолустий, в олимпийских чемпионов, «команду номер один в Европе», а затем и в финалистов чемпионата мира. В ней подробно рассказывается о том, как ничем не примечательный игрок, работавший в таких местах, как «Бери» и «Олдершот», смог в конечном итоге претендовать на звание самого успешного тренера сборных, которого когда-либо выпускала Англия.
Однако это нечто гораздо большее. Рейнор написал ее с помощью своего «негра», журналиста и комментатора Кеннета Уолстенхолма, в 1960 году, через два года после того, как он увидел, как его сборная Швеции проиграла главный футбольный приз только благодаря блестящим Пеле, Гарринче и Ваве. В то время он жил в Скегнессе, тренировал местную команду в Лиге Мидленда и устраивался на работу кладовщиком в лагерь отдыха Батлина. Он был доволен своей жизнью и получал удовольствие от своей работы, но его расстраивал тот факт, что он чувствовал, что может предложить футболу гораздо больше, но не имеет возможности сделать это.
Вот почему его рассказ о своей жизни и карьере, в свою очередь, читается как упражнение в самооправдании, план на будущее и, прежде всего, как рекламный ход. Выпуская книгу, он, несомненно, надеялся повысить свой авторитет на родине, рассказать людям о своих достижениях и убедить кого-то — либо в Футбольной лиге, либо, что еще лучше, в Футбольной ассоциации — принять его в свои ряды. На случай, если кому-то неясно его намерения, он включил главы «Где Британия терпит неудачу» и «Будущее Британии». Они послужили объяснениями Рейнора о том, где сборная Англии ошиблась и как это исправить, в идеале человеком с большим международным опытом, например, в скандинавской стране. Основная часть книги, история его жизни, представляет собой нечто большее, чем развернутое резюме.
Гамбит Рейнора не сработал. Англия всегда была глуха к предостережениям тех тренеров, которые работали за границей, и слепа к их достижениям. Его постоянные нападки на ее предполагаемое превосходство не были направлены на сочувствующую аудиторию. Как он сам признавал, критиковать тех, кто еще находится у власти, за их недальновидность было не особенно разумным шагом. Во всяком случае, книга достигла прямо противоположного тому, на что он надеялся: она гарантировала, что он станет, если уже не стал, персоной нон грата среди влиятельных лиц английского футбола. Ему пришлось ждать семь лет, прежде чем появилась работа в Футбольной лиге, и даже тогда это был «Донкастер Роверс», в низшем дивизионе. У него никогда не будет шанса осуществить изменения, которые, по его мнению, могли бы помочь сделать Англию элитной силой в современном футболе.
Это самое очевидное значение «Футбольного посла по совместительству». Она является печатным свидетельством феномена, который мы видели раньше: как мало Англия хотела слушать. Улучшение выступлений континентальных команд, а затем и южноамериканцев не предупредило родину о том, насколько шатким было ее предполагаемое место на вершине игры. Мрачные предостережения таких тренеров, как Фред Пентланд и Джимми Хоган, которые так много сделали, чтобы помочь иностранцам наверстать упущенное, также остались без внимания. Этого было бы достаточно, но Англия еще больше усугубила эти две ошибки.
Получив тренера, который добился вполне очевидных и совсем недавних успехов за границей и который был более чем готов передать все, чему он научился, на родину, он был обречен на безвестность. Книга Рейнора была его последней отчаянной мольбой о том, чтобы его заметили там, где он больше всего хотел, чтобы его заметили, и там, где, по его мнению, больше всего нужно было его заметить. Падение Англии в немилость коренилось в двух неудачах: она не только посылала своих лучших и самых умных людей, чтобы помочь иностранцам совершенствоваться, но и усугубила свою ошибку, не сумев использовать активы, которые сама же и произвела.
Если это самый очевидный урок, который можно извлечь из истории, рассказанной в «Футбольном после по совместительству», то внутри этой простой зеленой обложки задокументирован еще один. Книга Рейнора — это не просто доказательство того, что Англия не смогла использовать созданный ею ресурс, еще один плацдарм на пути к неумолимому упадку страны. Она делает кое-что еще: дает объяснение, почему это произошло, почему ее корона соскользнула, почему она не послушала.
Одно из самых глубоких убеждений Рейнора о том, почему английский футбол отстает, было подытожено в его самой красноречивой фразе, упомянутой в начале этой книги. «Бульдозеры, — писал он при содействии Уолстенхолма, — стали важнее мастеров». Он говорил, конечно же, о тенденции клубов Футбольной лиги отдавать приоритет физической подготовке, скорости, силе и выносливости, а не мастерству. Он считал, что для того, чтобы Англия могла конкурировать на техническом уровне с командами Европы и Южной Америки, необходимо восстановить баланс.
Такую же оценку, справедливости ради, можно было бы легко применить и к менеджерам. Рейнор был мягким человеком, не склонным кричать и орать на своих игроков. Он хотел направлять своих подопечных, чтобы они становились лучшими игроками, а не запугивать их и заставлять выигрывать матчи. То же самое можно сказать и о многих Мистерах, людях, выехавших за границу. Какой бы тип футбола они ни проповедовали, они, как правило, были добродушными. Пентланд был чрезвычайно популярен среди своих игроков. Уильям Гарбатт, «любезный человек с седыми волосами и трубкой в зубах», был таким же. Хоган называл себя профессором, а не старшиной. Как и Рейнор, они считали себя мастерами, их задачей было вылепить что-то из сырья, которое им дали. Проблема заключалась и остается в том, что английский футбол всегда был местом для бульдозеров.
Шведы не были впечатлены Джорджем Рейнором, по крайней мере, поначалу. Когда в 1946 году футбольные власти страны искали тренера национальной сборной, они сделали то же, что и многие другие, и написали секретарю Футбольной ассоциации Стэнли Роузу с хорошими связями в поисках рекомендации. Ранее в том же году Роуз отправил 15 тренеров в Скандинавию, чтобы помочь развить игру на местном уровне. Они хорошо справились. Вполне естественно было обратиться к нему за советом по поводу того, кто должен возглавить сборную. Фамилию, которое он произнес, по признанию Роуз, было «очень неожиданным».
Шведы, несомненно, ожидали, что им пришлют известное лицо, фигуру, которая могла бы оживить целую нацию. Вместо этого Роуз предложил Рейнора, который вряд ли мог похвастаться звездной игровой карьерой: он знал, что был «одним из многих, одним из тех, кто не выигрывал». Он провел год в «Шеффилд Юнайтед», еще один сезон в «Мэнсфилде», прежде чем перейти в «Ротерхэм», «Бери» и «Олдершот». Как и Пентланд и Гарбатт до него, он был правым инсайдом, но со скудной репутацией и малым признанием.
Тем не менее, Роуз был впечатлен работой, которую тот проделал в армии во время войны. Как и многие другие профессиональные игроки, Рейнор провел первые два года конфликта, работая инструктором по физкультуре в Олдершоте, выступая в качестве гостя за различные команды в Лондоне и на юго-востоке в местных военных лигах. Эти игры, наконец, дали ему шанс сыграть вместе с настоящими звездами: Клиффом Бастином, Джимми Хаганом, Стэнли Мэтьюзом. В 1941 году он был направлен в составе 9-й армии в Ирак. Они были посланы для подавления восстания, которое так и не началось и остались в качестве оккупационных войск. Рейнор оказался в Басре, а затем в Багдаде, где ему было поручено заниматься физической культурой и спортом. Его важнейшей задачей было набрать представительную иракскую команду для турне по арабскому миру. Его команда дважды проиграла в Бейруте, а затем отправилась в Дамаск, где один раз выиграла, один раз проиграла, а решающий матч был прекращен после беспорядков, в результате которых один из игроков был застрелен. Турне было признано удачным: когда он вернулся в Лондон, он получил два сердечных рекомендательных письма, в том числе от премьер-министра Ирака. Роуз, убедившись в этом, пообещал помочь ему найти работу. Он был уверен, что такие люди, как он, понадобятся, чтобы помочь «восстановить английский футбол», когда страна вернется к нормальной жизни.
Он ошибался. «Тренеры, — писал Рейнор, — по-прежнему считались чудаками, которые вскоре исчезнут со сцены, чтобы игра могла продолжаться». Рейнор оказался во главе резервной команды «Олдершота». Это был глубоко разочаровывающий пост: он был убежден в необходимости организованной тренерской работы и разработал множество «идей и принципов» для игры, которые хотел передать дальше. Никто не слушал, только не дома, и когда Роуз впервые связался с ним по поводу работы в Швеции, он не был в восторге. Он колебался, обдумывая это предложение. Он хотел работать в Англии; ему не хотелось снова уезжать так скоро после войны. Он написал в несколько окружных ассоциаций с вопросом, есть ли какой-либо интерес к его услугам. Ответом было единодушное «нет»: доказательство, писал он, «того, что голова в песке так долго тормозила британский футбол». В конце концов, он решил, что у него нет выбора, хотя тот факт, что он подписал лишь контракт на шесть месяцев, является показателем того, насколько осторожно он относился к этой должности.
Он прибыл с восторженной рекомендацией от Роуза, благодетеля его и многих его коллег. Тренерские курсы ФА научили секретаря организации, что «лучшие игроки не всегда являются лучшими инструкторами», как он написал в своей автобиографии «Футбольные миры». Роуз «хорошо знал, каким преданным и умным тренером стал Джордж». Однако его новые работодатели были осторожны. Пресса страны не была полностью убеждена его назначением. Когда «Бирмингем Сити» прибыл в турне в 1946 году, шведы стремились «продемонстрировать своего нового тренера». Тот факт, что никто из игроков гостей даже не слышал о Рейноре, вызвал тревогу. Путте Кок, председатель отборочного комитета Шведской федерации футбола, задался вопросом, не отмахнулся ли Роуз от него.
Эти сомнения немного развеялись, когда в конце того же года в Стокгольм приехала играть команда Королевских ВВС. В составе команды выступали Мэттьюз и Джордж Хардвик, ветераны тех же команд, что и Рейнор. Тот факт, что их новый тренер знал двух таких важных фигур в игре, помог убедить скептически настроенную прессу в репутации Рейнора; то же самое можно сказать и о его хитроумном решении позволить журналистам присутствовать на его ранних тренировках и командных собраниях с игроками сборной Швеции.
Тем не менее, готовясь ко второй игре, он прекрасно осознавал, какое давление на него оказывается. Швеция должна была сыграть со Швейцарией в Стокгольме в июле 1946 года. Командой гостей руководил Карл Раппан, который сам был провидцем, человеком, который изобрел «швейцарский болт». Это была решительно оборонительная система, опирающаяся на обоих смещающихся в центр крайних защитников, и та, которая послужила вдохновением для Нерео Рокко, итальянского тренера, который стал пионером того, что стало известно как катеначчо. Швейцария считалась одной из самых упрямых команд в мире. Рейнор должен был найти способ обойти их, если он хотел иметь надежду остаться в Швеции на какое-то время.
Как предполагает его биограф Эшли Хайн, то, как ему это удалось, является прекрасной иллюстрацией изобретательности Рейнора. «Вот он, — пишет Хайн в книге "Величайший тренер, которого никогда не было в Англии", — столкнулся с вызовом, поставленным одним из ведущих футбольных академиков Европы, и ловко отбросил условности, чтобы ответить на него». Система Раппана оставляла его команду незащищенной на левом фланге, потому что защитник смещался в центр; Рейнор приказал своей линии нападения перегрузить эту зону, оставаясь высоко на поле и оттесняя швейцарцев назад. Чтобы гарантировать, что они не будут изолированы, он использовал Бертила Нордаля в качестве того, кого он называл «G-Man» [Мусорщик]. Его работа заключалась в том, чтобы подбирать мяч от центральных защитников и переправлять его нападающим. Сейчас, оглядываясь назад, это может показаться скучным — по сути, он был полузащитником-плеймейкером — но это считалось положительной революцией в 1946 году, когда позиции были так жестко предписаны, а футбол так порабощен древней ортодоксией.
Эффект был впечатляющим: Нордаль руководил игрой, Швеция выиграла со счетом 7:2, почти немыслимо убедительный счет против столь решительной команды, как швейцарцы. В конце концов, даже Англии удалось забить только четыре мяча команде Раппана в том году. «Эта победа, — писал Рейнор, — "создала" меня». Один результат развеял все сомнения в том, что Роуз послал в Швецию нужного человека. Когда председатель ФА появился в Стокгольме в том же году, он назвал Рейнора одним из «лучших тренеров в мире», и никто в Скандинавии не собирался ему противоречить.
Несмотря на то, что Рейнор заслуживает огромной похвалы за свое новаторство, не говоря уже о смелости в попытке опробовать что-то столь необычное в игре такого значения, даже он не притворялся, что это его изобретение. Это было что-то, что он почерпнул из своей собственной игровой карьеры. Эта роль была впервые предложена Норманом Буллоком, как игроком, так и менеджером в «Бери», где он работал с Рейнором в 1930-х годах. Как отмечает Хайн, G-Man был предшественником глубокого центрального нападающего, роль, которую Нандор Хидегкути использовал с таким разрушительным эффектом в сборной Венгрии на «Уэмбли» в 1953 году.
Тот факт, что она использовалась на «Гигг Лейн» до Второй мировой войны, ставит под сомнение то, как эта игра долгое время интерпретировалась: венгры под влиянием Джимми Хогана разработали то, чего Англия никогда раньше не видела. На самом деле они приняли систему, о которой Англия каким-то образом умудрилась забыть. Как писал Рейнор, G-Man «регулярно использовался в английском футболе до войны». Он даже фигурировал в «Футбольной ассоциации», тактическом руководстве, опубликованном в 1937 году, вместе со схемой так называемого «плана сдвоенного нападения по центру», духовного предшественника того, что впоследствии стало 4-4-2.
Другими словами, в 1930-х годах Англия совершенствовала и адаптировала свое видение футбола. Впервые игра не просто менялась, а ей позволяли меняться. Конвенции подвергались сомнению, испытывались новые системы. За предыдущее десятилетие Питер Макуильям — духовный предшественник Артура Роу в «Тоттенхэме» — популяризировал «шотландскую игру», идею паса и перемещения. На севере Лондона, в «Арсенале», Герберт Чепмен использовал свою систему третьего защитника. Ниже по пищевой цепочке были такие люди, как Буллок. Ортодоксальность схемы WM, неоспоримая идея о том, что существует единственный способ играть в футбол, наконец-то оказалась под угрозой.
А потом, вдруг, кажется, все прекратилось. Это было похоже на то, как если бы кто-то просто нажал кнопку сброса. Умы, однажды открывшись, отключались. К тому времени, когда Рейнор начал свою тренерскую карьеру, эти достижения были забыты.
Возникает соблазн предположить, что это еще одна сторона «сопротивления переменам», описанного Бобом Феррье, но реальность немного иная. Не может быть никаких сомнений в том, что обе мировые войны препятствовали развитию английского футбола. В первую очередь, конечно, они служили для того, чтобы управление игрой было прерогативой пенсионного класса. Они продержались у власти гораздо дольше, чем могли бы, если бы не Великая война, если бы она не стоила стольких жизней. Когда в 1919 году Футбольная лига возобновила свою деятельность, у нее не было другого выбора, кроме как обратиться к людям, которые и раньше были у руля. Они придерживались того, что работало для них в прошлом. Это означало, как мы видели, что тренерство оставалось практически табу.
То, что произошло после Второй мировой войны, немного сложнее. Те годы заоблачной посещаемости и захватывающего, атакующего футбола считаются одними из самых славных в истории. Но за этот золотой век, возможно, пришлось заплатить свою цену.
Во время войны Футбольная лига была отменена. Вместо нее были организованы специальные местные лиги — те, в которых Рейнор играл во время учебы в Олдершоте — чтобы развлечь усталую публику. Они должны были избавить людей от страданий, а это означало тотальная атака. Тактика, как однажды заметил Нэт Лофтхаус, не была «тем, чего хотел народ». Было отвергнуто все, что компрометировало зрелище. В последующие годы такое отношение сохранялось. Наступление было фетишизировано, а оборона демонизирована. Корреляция принималась за причинно-следственную связь. Таким образом, по мере того, как посещаемость резко возрастала, предполагалось, что отказ от чего-либо вдумчивого, терпеливого — это просто удовлетворение общественного спроса. Тем не менее, то, что могло бы показаться реакцией болельщиков на атакующий менталитет, более изученная интерпретация приняла бы за социологический феномен, население, реагирующее на жесткую экономию и страдания военных лет, с энтузиазмом предаваясь погоне за удовольствиями.
Последствия были значительными. Команды Футбольной лиги отказались от всех новых идей, которые начали расцветать в 1930-х годах, в пользу зрелищности. Были отдельные исключения: в 1954 году «Манчестер Сити» принял так называемый «план Реви», где Дон Реви играл на позиции глубоко расположенного центрального нападающего в стиле Нандора Хидегкути; несколько лет спустя, по словам Боба Феррье, они также начали использовать систему с двумя центральными защитниками. В «Лестере» сначала Норман Буллок, а затем Мэтт Гиллис начали раздвигать границы. Гиллис, шотландец, подписанный Буллоком в качестве игрока, был одним из первых тренеров, которые на тренировках практиковали стандартные положения. В эпоху, когда игроки были привязаны к позиции, связанной с их номерами, он регулярно менял Фрэнка Маклинтока и Грэма Кросса — правого полузащитника и правого инсайда — в середине игры. «Это сбивало соперника с толку, — сказал Гиллис. — Тогда игроки еще не задумывались о номерах». Тем временем в «Тоттенхэме» и «Вест Бромвич Альбион» Артур Роу и Вик Бакингем проповедовали достоинства «стеночки». Подавляющее большинство, однако, придерживалось проверенных и надежных методов. Феррье полагал, что это произошло из-за страха, вызванного необходимостью выигрывать игры, и отказом принять период адаптации. «Слишком многие пробуют идею, но слишком быстро отказываются от нее, потому что она не приносит немедленных результатов», — писал он.
На континенте дело обстояло иначе. Самый упрощенный анализ того, почему внешняя игра продолжала развиваться, сводится к тому, что эти страны имели преимущество перед Британией, потому что им не пришлось делать паузу из-за войн или переживать потерю почти целого поколения. Но это не выдерживает никакой критики. Это правда, что в Испании и Южной Америке не было причин прекращать играть в период между 1939 и 1945 годами — хотя, как подчеркивает история Джека Гринвелла, это не значит, что не было никакого эффекта — но Франция, Германия, Италия и остальная часть континентальной Европы пострадали так же, если не больше, чем Британия в те годы. Объяснение должно быть другое, что-то психологическое. Европа подошла к игре по-другому: в отсутствие всеобъемлющей теории о том, как в нее следует играть, было проведено исследование многочисленных и разнообразных способов того, какой она могла бы быть. Они были открыты для новых идей, новых систем. Они пришли на игру еще учениками. Они привыкли к идее обучения. В то время как Англия стояла на месте и отступала назад, в те послевоенные годы, когда Европа восстанавливалась, она продолжала с того места, где остановилась. И на протяжении большей части этого первого десятилетия, до того, как венгры стали известными, не может быть никаких сомнений: растущей силой континента была Швеция.
После победы над Швейцарией команда Рейнора становилась все сильнее и сильнее. Он был вознагражден за свой впечатляющий старт двухлетним контрактом, и ему было поручено подготовить сборную, которая могла бы хорошо выступить на Олимпийских играх 1948 года в Лондоне. Его приоритетом было устранение того, что, по его мнению, было главной слабостью шведского футбола: отсутствие остроты. «Казалось, не было ни одного крепкого игрока», — писал он. Он был в восторге от технических способностей игроков, которые были в его распоряжении, а также от их «жажды знаний», их желания совершенствоваться, но он знал, что без кого-то, кто мог бы выгрызать мячи, их более утонченные характеристики не будут иметь никакого значения. Рейнор не был фундаменталистом. «Чтобы побеждать в футболе, нужно быть эффективным, — писал он. — Очень хорошо быть мастерами контроля мяча и точных передач... [но] без удара ты ничего не добьешься». Возможно, он считал «бей-беги» «величайшим грехом из всех» — «это не футбол — бить по мячу так сильно, как только можешь, и бежать за ним» — и, возможно, он был полон решимости не «делать фетиш из физической силы», но он требовал, чтобы его команда сочетала их вкус к игре в короткий пас с немного большей прямотой. «Умная команда, — сказал он, — та, которая смешивает короткое с длинным». Рейнор обнаружил в Швеции нацию необычайной точности. Он находился там, чтобы добавить один ингредиент, который всегда помогал Англии во встречах с континентальными командами: немного мощи.
Именно такую характеристику дал Бертиль Нордаль в игре против Швейцарии, и Рейнор принялся прививать свою философию всем игрокам сборной Швеции. В то время страна была еще решительно любительская, поэтому, чтобы успеть донести свои идеи, он проводил недели и месяцы в клубах по всей стране, обучая будущих игроков сборной тому, что он хотел. То, что у него был талантливый урожай, не вызывает сомнений, но даже самые лучшие из его игроков требовали небольшой работы. Например, Гуннара Грена, треть легендарной ударной группы «Гре-Но-Ли», которая вскоре украсит «Милан», считали слишком самовлюбленным. Рейнор сказал ему, чтобы он «не переусердствовал с хитрыми вещами» и, после некоторого сопротивления, нашел его более чем усердным учеником.
К тому времени, когда в ноябре 1947 года он повез свою команду в Лондон, чтобы встретиться со сборной Англии, он чувствовал, что у них хорошая подготовка. Он не ожидал, что выиграет матч против одной из сильнейших команд, которые когда-либо создавала его родина – сборная Англии, конечно, были профессионалами, шведы — просто одаренными любителями — но он знал, что это станет вехой для их развития. Команда Рейнора уступила со счетом 2:4, хотя счет на табло был в пользу англичан, но результат стал безопасным только благодаря удару Стэна Мортенсена в контратаке под конец матча. Даже Билли Райт, капитан сборной Англии, признал, что во втором тайме гости устроили хозяевам головомойку. «Мы проиграли, — сказал Рейнор, — но мы научились».
Девять месяцев спустя они докажут, насколько. Он подготовил свою команду к Олимпийским играм в Лондоне, организовав три тренировочных лагеря — в апреле, мае, а затем еще один в начале июля, прежде чем они отплыли из Гетеборга — и основал свои собственные тренировки на «гимнастике и тренировках с мячом». Чтобы его команда могла соревноваться в физическом плане, он заставил их тренироваться с некоторыми спортсменами страны. Он проводил игры, в которых игроки расставлялись не на своих позициях, чтобы найти наилучшее сочетание своих талантов. Когда они прибыли на свою базу для участия в Играх в Ричмонд-парке, они были готовы. Шведы легко прошли Корею, Австрию и Данию в отборочных раундах, а в финале встретились с Югославией. Старательно скромный, он был достаточно уверен в себе, чтобы сшить комплект памятных футболок и оставить их с ящиком праздничного шампанского в шведской раздевалке. И на то были веские причины: его команда победила со счетом 3:1. Менее чем через два года после вступления в должность он выиграл олимпийское золото.
То, что происходило за кулисами этого турнира, делает его достижение еще более впечатляющим. Любительский дух шведов сделал их легкой добычей для сорочьих глаз и цепких рук профессиональных клубов Европы. Рейнор был вынужден тратить непомерное количество времени, чтобы противостоять хищничеству итальянских клубов, которые стремились подписать их звезд, таких как Грен, Бертиль, Гуннар Нордаль и Нильс Лидхольм. Перед полуфиналом со сборной Дании ему пришлось вышвырнуть из раздевалки двух представителей «Милана». Ему предложили сначала £500, а затем £1 тыс., если он сможет «убедить» кого-либо из своих игроков переехать в Италию. В обоих случаях он отказался; когда ему прислали телеграмму с просьбой порекомендовать двух инсайд-форвардов, он назвал имена звезд сборной Англии — Дэвида Джека и Алекса Джеймса. Однако он отбивался от нахлынувшей волны. К 1949 году большинство драгоценностей шведской короны были переправлены в Серию А: лира оказалась слишком привлекательной. По правилам Шведской федерации футбола они больше не смогут выступать за свою страну. На чемпионат мира 1950 года ему пришлось бы ехать с почти полностью новой командой.
В ответ на это он организовал то, что для человека, так горячо верившего в силу тренерства, должно быть, стало проектом всей жизни. Он помог организовать тренерские курсы для школьных учителей, чтобы молодые игроки получали правильное, по его мнению, образование. Он также обратился к программе, которая стала известна как «Звезды будущего». Используя свои связи по всей стране, он попросил местные ассоциации порекомендовать ему перспективных игроков. Из сотен предложенных имен он каждый год собирал около 30 претендентов и проводил с ними недельный курс обучения технике, тактике, подходу к игре и спортивному мастерству. Эти уроки были подкреплены брошюрой, документирующей его «18 заповедей футбола», которую они забирали домой. Они варьировались от «когда твоя команда не владеет мячом — занимай позицию» до «не будь рабом ортодоксов». Его последняя фраза просила игроков «целиться в яблоко на верхушке дерева». Это были его руководящие принципы, то, что ему было нужно, замена Грену, Лидхольму и остальным, чтобы понять, сможет ли он развить свой лондонский успех.
Столь дальновидное мышление обеспечило почти плавный переход. В мае 1949 года Швеция играла с Англией в Стокгольме. К перерыву они вели со счетом 3:0. Они обыграли ирландцев в Дублине — тогда это было более серьезным скальпом, чем сейчас — и подтвердили свое место на Кубке мира. Опять же, его дотошность сослужила ему и его команде хорошую службу в Бразилии. В начале 1950 года он собрал около 40 игроков в тренировочном лагере, чтобы помочь выбрать команду на чемпионат мира. Он призвал их делиться своими знаниями, обсуждать тактику и рассказывать об игроках, с которыми они встречались за границей за свои клубы. Он отправил в Стокгольм партию южноамериканских футбольных мячей, а также 50 пар «полулегких бутс». Трава на их тренировочных полях была коротко подстрижена, чтобы имитировать вероятные условия, с которыми они могли столкнуться по другую сторону Атлантики. Шведская футбольная ассоциация связалась с «бразильским офисом известной шведской фирмы», чтобы узнать о продуктах питания, климате и получить совет о подходящей базе в стране: Рейнор хотел, чтобы она была «за городом, где было много свежего воздуха».
Они окажутся на склонах Корковадо в Рио-де-Жанейро, холме, увенчанном статуей Христа-Искупителя. Он бегал со своими игроками вверх и вниз по склону в рамках их фитнес-режима, потому что «торможение в футболе так же важно, как и ускорение». Справедливости ради стоит отметить, что это упражнение его команде не понравилось. Они выполняли свою техническую и тактическую работу во «Флуминенсе», старейшем и самом аристократическом из бразильских клубов. Он постарался сделать тренировки как можно более беззаботными, «замаскировав нудную их часть так, чтобы все получали удовольствие», и с таким успехом, что на них приходила целая фаланга бразильских журналистов, а также испанская и югославская сборные. У каждого игрока было индивидуальное расписание; некоторым делали инъекции витамина С. Он попросил их играть более терпеливо, что поможет им справиться с влажностью: не должно быть игры в стиле «ломай-круши». После их первых игр он решил, что они не должны носить щитки на голени, так как они считались «ненужным весом».
Самый серьезный комплимент, который можно сделать Рейнору, заключается в том, что такое внимание к деталям сейчас характерно для элитного футбола. В 1950 году это было необычно. В Англии это было неслыханно: их подход к турниру, как писал сам Рейнор, был по сравнению с этим «трусливым». Сборная Англии остановилась на пляже в Копакабане, в районе, который был одновременно слишком шумным, чтобы быть мирным, и слишком опасным, чтобы расслабиться. Еда показалась им слишком сытной и жирной. Тем не менее, по крайней мере, они долго там не пробыли.
Швеция, напротив, прошла свою первую группу, сыграв вничью с Парагваем и, к своему огромному удовлетворению, обыграв Италию, страну, которая лишила их стольких лучших игроков, и вышла в финальную группу. Там они были с трудом обыграны Уругваем, будущим победителем, и унижены Бразилией, хозяйкой турнира, но сумели обыграть Испанию и занять третье место. Их рекорд из двух побед из пяти, возможно, не был звездным, но в Швеции это было воспринято как триумф. Это была любительская команда, оборанная до нитки двумя годами ранее. Теперь, как писал Рейнор, они могут по праву претендовать на звание «команды номер один в Европе».
Это стало главным событием в его первой карьере на посту главного тренера сборной Швеции. Его успех был палкой о двух концах: все, чего он достиг, влекло за собой повышенный риск того, что еще больше игроков будут переманены профессиональными клубами. После Бразилии он потерял не менее десяти человек из своей команды, включая вингера Накку Скоглунда, знаменосца курса «Звезды будущего», которого переманил в Италию «Интернационале». И снова Рейнору пришлось «начинать все сначала».
Ему удалось сделать это на Олимпийских играх 1952 года. Швеция, чей колодец молодых талантов еще не иссяк, взяла в Хельсинки бронзовую медаль: конечно, не слишком утешительный приз, но не такой большой, какого, по мнению Рейнора, они могли бы добиться, если бы им выпало немного удачи при жеребьевке. В полуфинале шведы могли встретиться с Западной Германией или Югославией, но вместо этого им предстояло играть с венграми. Это была команда совсем другого класса, «Золотая дружина» страны начала блистать. Они обыграли шведов со счетом 6:0 и завоевали золотую медаль. Оглядываясь назад, можно сказать, что Рейнор хорошо воспринял поражение — «какая команда могла бы справиться с Венгрией?» — хотя, возможно, в то время он был гораздо менее флегматичным. В конце концов, и венгры, и югославы были широко признаны «любителями», игроками, которые официально не считались профессиональными из-за коммунистического подхода к спорту, но совершенно очевидно, что занятость их была во всех смыслах полной. «Наш матч с Германией [за третье место] всегда называли "любительским финалом", в то время как матч Венгрия - Югославия теперь известен как "профессиональный финал"», — написал он. Игровое поле было не совсем ровным.
Этот турнир ознаменовал момент, когда Швеция неизбежно потеряла свои претензии на звание лучшей команды Европы. Венгры, игравшие в футбол, о котором всегда мечтал Джимми Хоган, разрывали всех, с кем сталкивались в течение следующих двух лет, дважды унижая англичан и прибыв в Швейцарию на чемпионат мира 1954 года в качестве безоговорочных фаворитов, чтобы пополнить свою олимпийскую корону. Их единственная неудача на пути в Берн, где западные немцы перевернули все шансы на победу, случилась в матче со Швецией. Команда Рейнора на тот момент была в упадке. Им даже не удалось пройти квалификацию на чемпионат мира, что на время ознаменовало конец отношений, которые для сборной и тренера были столь плодотворными. Однако у них был последний акт неповиновения, и вполне возможно, что он стал самым значительным результатом в карьере Рейнора.
Сборная Швеции отправилась в Будапешт, чтобы встретиться с Венгрией всего за несколько недель до того, как в ноябре 1953 года на «Уэмбли» должен был встретиться с «Араньчапат». Необычно то, что Футбольная ассоциация не только отправила группу, в том числе Уолтера Уинтерботтома, посмотреть игру, но за ними последовали и несколько джентльменов из прессы. Им не терпелось сообщить своим читателям, чего можно ожидать от этих сверхлюдей из-за железного занавеса; по признанию Рейнора, Швеция их не очень интересовала. Если они и думали о них, то как об агнцах на заклание.
Это заблуждение оказалось фатальным. Рейнор, более чем хорошо знакомый с венграми, думал, что у него есть план, как их остановить. «Многие люди наблюдали за игрой сборной Венгрии и пытались определить ключевого игрока в их плане, — написал он. — Самыми популярными вариантами были Йожеф Божик, Ференц Пушкаш или Шандор Кочиш. Я решил, что ключевым игроком будет глубоко располагающийся центральный нападающий Нандор Хидегкути... Любая команда, которая хотела обыграть Венгрию, должна была нейтрализовать Хидегкути».
Вся венгерская система держалась на жесткости других команд. Все зависело от того, что их соперники откажутся от ортодоксального футбольного мышления. Густав Шебеш, ученик Хогана и тренер команды, инструктировал своих вингеров опускаться глубоко, чтобы вытягивать защитников из зоны комфорта. Хидегкути выскользал из передней линии и заставлял центрального защитника делать выбор: оставить его в покое и дать ему пространство, или следовать за ним и открывать обширные пространства позади него. Это срабатывало не только потому, что венгры думали о том, что они делают, но и потому, что все остальные умели играть только механически.
Рейнор, такой же подвижный и эластичный, как всегда, решил обойтись без общепринятой практики. «Я проинструктировал некоторых игроков, чтобы они опекали Хидегкути в определенных зонах, — написал он. — Никому не нужно было преследовать его или уходить за ним. Наши игроки должны были оставаться в своих зонах, и всякий раз, когда Хидегкути входил в их зоны, они отвечали за то, чтобы присматривать за ним». Он был настолько уверен в своем плане, что даже заранее объяснил приехавшим представителям прессы, что он собирается делать. И он не был разочарован: Венгрия доминировала в игре, но к перерыву игра была безголевой и закончилась вничью 2:2; шведы могли даже забить в концовке, когда вингер Курт Хамрин, еще один вундеркинд, раскопанный на курсах «Звезды будущего», попал в перекладину.
Рейнор показал английской делегации, как остановить венгерскую машину. Он думал, что предложил им план, который, по его мнению, учитывая превосходящие ресурсы его родины, позволил им «сделать невозможное» и победить «Араньчапат». На самом деле он сделал прямо противоположное: его оправдание привело к их поражению. Журналисты в Будапеште решили, что если любительская Швеция смогла свести игру против Венгрии к ничьей, то, возможно, Пушкаш, Кочиш, Хидегкути и другие были не теми, кем они должны были быть. Еще одна «ложная идея» была посеяна в английском сознании. Вряд ли ФА с большей готовностью слушала: Рейнор рассказал, как сообщил официальному лицу об опасности, которую могут представлять блуждающие вингеры сборной Венгрии для заманенных в их ловушку защитников. Он предложил, чтобы оборона держала свою линию и попросила английских вингеров помочь им справиться с оборонительными обязанностями. Ответ был пренебрежительным. «Можете ли вы себе представить, чтобы я попросил Стэнли Мэттьюза пойти в противостояние с [Золтаном] Чибором?»
Вполне возможно, что чиновник был прав: в своей автобиографии «Как это было» Мэттьюз предполагает, что «бежать назад, вступать в единоборства и помогать в защите» было «не совсем моей игрой». У Рейнора сложилось впечатление, что Англия «слишком горда, чтобы учиться у маленькой Швеции», но, скорее всего, это была только половина правды. Дело было не в том, что англичане не хотели учиться у шведов, а в том, что они ни у кого не учились. Англия играла в футбол по-своему и не хотела меняться, особенно из-за того, что даже Рейнор признал «негативным» подходом. «Традиционная неприязнь ко всему тактическому, — писал он, — была тем оружием, которым в Англии футболу рыли могилу».
Единственным человеком, который слушал — к его чести — был Уолтер Уинтерботтом. Билли Райт, капитан сборной Англии, вспоминал, как они сидели с Рейнором в венской кофейне на обратном пути из Будапешта обсуждая, как победить венгров. Никто из них не знал о значении места, где они проводили свою встречу: в конце концов, именно в венских кофейнях Джимми Хоган и Хьюго Майсль сделали так много для создания формы футбола, которую Венгрия довела до такого совершенства. Рейнор сказал Уинтерботтому, что его центральный защитник Гарри Джонстон должен сопротивляться желанию следовать за Хидегкути. Эшли Хайн отмечает, что, просматривая кадры той игры, становится ясно, что Джонстон поступает так, как советовал Рейнор: Уинтерботтом предложил ему выбор: опекать соперника или остаться на своей позиции. Он выбрал второе, и все же Англия проиграла со счетом 3:6. Мэттьюз вспоминал, что «не было никаких дискуссий о том, как остановить» Хидегкути перед игрой или даже в перерыве, когда он уже нанес так много урона. Не может быть более резкого, более прямого примера того, что Англия не прислушалась к предостережениям своих собственных эмиссаров.
Удержание венгров стало последним вкладом Рейнора — на данный момент — в репутацию Швеции. Он уехал через год, в конце концов, по стопам многих своих игроков в Италию. В предыдущие годы он отклонил множество предложений, но к лету 1954 года был готов уйти. Он трижды перестраивал свою команду, но четвертый раз, как он чувствовал, был ему не по силам. «Яблоко упало с верхушки дерева», — написал он. К нему подошел агент, представляющий «Лацио» и «Торино», чтобы спросить его условия. Его сын, которому было поручено заниматься его делами, ответил телеграммой, что его отец приедет за ту же сумму, которую «Милан» платил Гуннару Нордалю, их звездному нападающему. Это не отпугнуло итальянцев. Они даже попросили узнать, какая команда в Серии А будет наиболее привлекательной. Рейнор предложил «Ювентус». Через несколько недель он получил работу.
Италия, должно быть, казалась чужим миром. Футбол страны был «построен на огромной куче банкнот лиры», — сказал Рейнор, пораженный скорее богатством, чем обменным курсом. То, что он не чувствовал себя здесь комфортно, не должно было удивлять: в конце концов, предыдущие восемь лет он провел в «самой любительской футбольной стране из всех [и теперь] с головой нырнул в среду самой профессиональной».
Не обошлось, конечно, и без плюсов. Он прибыл в Турин, где его встретили Джованни и Умберто Аньелли, отпрыски империи Fiat, и ему сразу же сказали выбрать из автомобилей, сходящих с конвейера, в дополнение к гонорару в £1 тыс. Однако в «Ювентусе» он пробыл недолго. В течение трех месяцев, после умеренно обнадеживающего старта, он был отдан в аренду в «Лацио», испытывающего трудности в нижней части таблицы. Справедливости ради стоит сказать, что это была странная договоренность, особенно потому, что «Ювентус» продолжал платить по его контракту, и Рейнор объясняет это тем, что у обоих Аньелли были другие дела, и они хотели помочь своему другу, президенту «Лацио» Костантино Тессароло. Более вероятно, учитывая склонность итальянцев нанимать и увольнять тренеров, они ожидали, что Рейнор окажет более непосредственное влияние после всего, что он сделал в Швеции.
«Лацио» не стал счастливым опытом. Он обнаружил, что его команда представляет собой неудобную смесь устаревших защитников и нападающих сборной, играющих не на своей позиции. Его работа была гораздо более сложной, чем в Швеции: Брайан Глэнвилл в своей книге «Футбольные воспоминания» рассказывал, что Рейнор был вынужден нанять частного детектива, чтобы следить за одним игроком, который слишком много пробовал ночной жизни города, и угрожал рассказать об этом его жене, если его игра не улучшится. Тем не менее, Рейнор сделал то, для чего его наняли: он помог команде найти некоторый баланс, в конечном итоге с комфортом не вылетев в нижнюю лигу. Он не был впечатлен количеством вмешательства, которое ему приходилось терпеть со стороны огромного количества директоров клуба, системой премирований, которая, по его мнению, поощряла нечестную игру в погоне за победой, и темпераментом болельщиков, «который за считанные секунды может поднять человека на вершины энтузиазма и снова спуститься в глубины отчаяния».
Но больше всего он ненавидел призрак взяточничества. Перед игрой с «Катанией» его предупредили, что некоторые из его собственных игроков «продают» команду. Он был вынужден заменить своего вратаря его резервистом, «стариком около 35 лет», очевидно, из-за подозрений, что его первый номер был куплен. Его критиковали газеты и болельщики; Тессароло сказал ему, что его машину забросали камнями и установили имитацию виселицы на случай, если «Лацио» проиграет. Они не проиграли, но беспокойство никуда не делось. Игра на выезде с «Про Патриа» убедила его в том, что проблема стоит остро. «Мы получили пенальти, и мяч покатился прямо во вратаря, — вспоминает он. — Что еще хуже, один из их игроков был удален с поля, поэтому через несколько минут один из наших игроков подошел к сопернику, ударил его ногой и ушел, чтобы уравнять составы». Рейнор попросил «Ювентус» освободить его от контракта, и он ушел всего через один сезон.
Италия, по крайней мере, предоставила ему одну возможность. Пока Рейнор был в «Лацио», «Ромой» руководил Джесси Карвер. Несмотря на то, что эти двое не были естественными союзниками — Карвер был враждебен и подозрителен, а Рейнор регулярно приглашал британского журналиста Брайана Глэнвилла в свою квартиру на Виа делле Медалье д'Оро — у них были достаточно теплые отношения, чтобы думать, что они могут сработаться вместе. Когда в 1955 году «Ковентри», амбициозная команда Третьего дивизиона Англии (Юг), обратилась к Карверу с предложением возглавить команду, он заручился помощью жены Рейнора, чтобы убедить его стать его заместителем. Желая сбежать из Италии, он согласился. Прикосновение итальянского гламура прибудет на «Хайфилд Роуд». Наконец-то у Рейнора появится шанс показать Англии, на что он способен.
В первой же строчке «Футбольного посла по совместительству» обещается, что книга не будет «перегружена кислым виноградом». По его словам, Рейнор не будет жаловаться, потому что «футбольные клубы на родине никогда не были готовы сотрудничать» с ним. Его тон должен быть легким, но это тонкая маска. Тяжело читать книгу и чувствовать, что он держит свое обещание. Далее следует иссушающая, непоколебимая критика всего, что не так с английским футболом.
Он опирается на опыт британских команд на международном уровне, чтобы осудить то, как страна готовится к турнирам, предполагая, что если бы их ФА тратила больше времени на то, чтобы убедиться, что их сборы, скаутинг и размещение будут правильными, то им не пришлось бы тратить так много на придумывание «надуманных оправданий». Он критикует отсутствие долгосрочного планирования, описывая Англию, в частности, как «живущую от турнира к турниру», но не готовящуюся к ним. Не меньшее впечатление на него производит недостаток силы, демонстрируемый директорами, которые утверждают, что игроки не могут ездить в тренировочные лагеря, потому что они склонны к скуке. Он язвительно отзывается об отсутствии контактов между национальными сборными и континентальными командами, а также о неспособности следовать тактическим тенденциям в Европе и учитывать их. Он ругает «ограниченность» и фетишизацию боевого духа, восхваляет тот факт, что команда изо всех сил старалась выиграть игру. «Любой игрок, одетый в цвета своей национальной сборной, будет стараться изо всех сил», — написал он.
Во всяком случае, он еще более презрительно относится к тому, что можно назвать британской футбольной культурой, к ее политике философского изоляционизма. «Среднестатистический шведский игрок знал об игре гораздо больше в ее широком международном смысле, чем среднестатистический британский игрок, — сказал он. — Было бы глупо отрицать, что Великобритания отстает от остального мира в международном футболе... Эти удручающие результаты будут продолжаться, если в Британии не изменится мнение. Должно произойти возрождение интереса к международному футболу. Среднестатистическому молодому игроку на континенте рекомендуется изучить разницу между, скажем, игрой на флангах Мэттьюза и Гарринчи. Он будет читать книги и статьи об игроках и иметь возможность изучать видео». Он хочет, чтобы было больше «конструктивных разговоров» об игре, чтобы игрокам тоже было позволено вносить свой вклад, а не просто заставлять слушать менеджеров старой школы, выдвигающих одни и те же устаревшие идеи. Он требует больше спортивных школ в духе своих курсов «Звезды будущего» и, конечно же, является ярым сторонником преимуществ тренерской работы.
Если бы все это можно было положить к двери Футбольной ассоциации, он не пожалел бы своих стрел для клубов Футбольной лиги. Многое из этого, несомненно, окрашено его воспоминаниями о том, что случилось с ним во время его пребывания в «Ковентри».
По правде говоря, Рейнор, возможно, был немного опрометчив, согласившись занять пост с таким беспокойным человеком, как Карвер. Он должен был знать, что вряд ли останется в «Ковентри», несмотря на свою зарплату в £3,5 тыс. в год, если поступит более выгодное предложение. Так и случилось: еще в декабре 1955 года он сказал клубу, что хочет уйти. Рейнора попросили занять пост главного тренера «Ковентри».
Не вышло; он продержался у руля всего несколько месяцев, прежде чем его заменили и понизили в должности до тренера. Объяснение Рейнора предлагает еще одну резкую оценку того, что не так с английским футболом. Он был обеспокоен, как и в Италии, вмешательством сверху, обнаружив, что менялась тактика, когда он отсутствовал в скаутской поездке, и увидел, что игрок, которого он помещал в список трансферов, был удален из него и получил новые условия без его разрешения. Он чувствовал, что его власть расшатывают, когда Эрл Шэнкс, амбициозный председатель, нарушил структуру заработной платы, чтобы дать Регу Мэттьюзу, вратарю сборной Англии, более выгодный контракт, чем остальным его товарищам по команде. Он обнаружил, что его команду, работающую в условиях максимальной зарплаты, трудно контролировать: один игрок сказал ему, что не возражает против того, чтобы его исключат, потому что он заработает больше денег, подметая заводской пол, другой подслушал, как он признался, что хочет, чтобы «Ковентри» «измочалили», когда он не играет, а другие придумывали «глупые истории», чтобы выбыть из игры. Больше всего он отчаивался из-за кратковременности всего этого. Результаты были главной целью. Никого не интересовали его разговоры о развитии тренерских структур и построении команды. «Беда британского футбола в том, что все нетерпеливы, — писал он. — Никто не готов ждать развития. Успех должен прийти завтра или нужно что-то менять. Слишком много настроя на то, что "давайте возьмем несколько очков и забьем на футбол"».
Все эти причины, несомненно, имеют под собой основания. Но стоит задаться вопросом, почему совет директоров «Ковентри» и, в частности, Шенкс оказались не в состоянии предложить Рейнору поддержку и веру, которых он так жаждал. Лол Харви, один из молодых игроков, которых он привел в свое время на «Хайфилд Роуд», предложил биографу Рейнора, Эшли Хайну, вероятный ответ: Рейнор больше подходит для жизни в качестве тренера, а не менеджера, потому что он не может дисциплинировать игроков. Он был мастером, способным улучшить тех, с кем работал, и он был предан этому делу. Он тренировал молодежные команды, проводил собрания по планированию тренировок и следил за тем, чтобы его игрокам всегда было интересно, чтобы фамильярность не порождала презрения. «Ни один настоящий футболист не устает от мяча, — сказал Рейнор Глэнвиллу. — От чего он действительно устает, так это от отсутствия цели и разнообразия».
Однако, несмотря на все его достоинства, даже профессионалы середины 1950-х годов чувствовали, что им нужен бульдозер, чтобы выжать из них максимум. Они привыкли к модели старшины, на которой игра всегда и строилась. Они были и рады первым делом увидеть утром мяч на тренировке, но среда, в которой они были воспитаны, приучила их ожидать, что кто-то накричит на них, если они выйдут за очерченную для них линию. Им нужно было сказать, чтобы они попробовали свои силы. Это не осуждение их, в частности, потому, что они были виноваты в своем воспитании не больше, чем ребенок. Но это критика тех, кто позволил развиваться этому климату.
Именно поэтому Рейнор остался с таким чувством «разочарования» от своего долгожданного первого знакомства с Футбольной лигой. Это также гарантировало, что, когда его время в «Ковентри» подошло к концу, ему было трудно найти работу. «Казалось, что я был еще одним парнем, который вернулся из этой странной страны, которая является континентом, и потерпел сокрушительное поражение в своей собственной стране», — писал он. Неудивительно, что он был так разгневан неспособностью Англии понять и оценить континентальную игру, не только потому, что это означало, что его собственные достижения там не были достаточно отмечены, но и потому, что они были немедленно вычеркнуты из протокола из-за его неудачи в «Ковентри». Он стал двойной жертвой английского изоляционизма. Он мог выиграть олимпийское золото и сдержать могучих венгров, но все это не имело значения, потому что он с первой попытки не выиграл повышение в классе из третьего дивизиона, когда его об этом попросили. Это отношение осталось надолго. За полвека до его изобретения Рейнор был признан не прошедшим тест, который впоследствии стал известен как тест «дождливый вечер в Стоке». Он мог сделать это за границей, но не мог сделать это дома. В Англии не место мастерам. К счастью для него и к несчастью для его родины, Швеция все еще была таким местом.
Как и положено контрасту, он был резким. Вскоре после ухода из «Ковентри» Рейнор вернулся домой в Линкольншир, где писал письма в Национальный угольный совет с просьбой помочь организовать курсы физического воспитания для десятков венгерских беженцев, прибывших в Великобританию после жестокого советского подавления восстания в Будапеште в 1956 году. Его предыдущее сообщение было проигнорировано. То же самое на какое-то время происходило и с письмами, которые попадали в его почтовый ящик: от его старого товарища Путте Кока и от Хольгера Бергера, двух самых влиятельных людей в шведском футболе. Они оба хотели, чтобы он вернулся и тренировал национальную команду на чемпионате мира 1958 года. Он не был заинтересован. «Я не очень хотел возвращаться. Я уже успел поколесить и пожить за границей».
Поскольку дома его вклад мало кого интересовал, в конце концов он сдался. Он вернулся в 1957 году и начал строить свою четвертую сборную Швеции к чемпионату мира, который должен был состояться в стране в следующем году. Первые признаки не были многообещающими. Постоянный приток талантов на юг Европы дал о себе знать. Сборная была укомплектована игроками второго дивизиона. Если Швеция хочет добиться успеха на родной земле, он быстро понял, что ему придется просить власти страны смягчить правила, разрешающие играть профессионалам. Его позиция была проста: если считается, что команда любителей, играющих дома, отражает уровень футбола в Швеции, то разрешение тем, кто уехал за границу, присоединиться к ним — это честный пример того, каких игроков производит страна. Уловка сработала.
Несмотря на то, что за последнее десятилетие многие десятки шведов уехали за границу, Рейнор не хотел испытывать судьбу. Он нацелился на то, чтобы привезти из Италии на турнир всего пять игроков, а остальную часть команды составили четыре игрока из чемпиона страны — «Норрчёпинга». Первым в списке был Нильс Лидхольм, ветеран своей олимпийской сборной десять лет назад, которому сейчас 35 лет, и он играет за «Милан». Затем Нака Скоглунд из «Интера», с которым он познакомился еще до 1950 года в Бразилии. Бенгт Густавссон из «Аталанты» и Курт Хамрин из «Падовы», с которыми Рейнор занимался один на один во время работы в АИК, стали его воспитанниками после того турнира. Арне Селмоссон, нападающий «Лацио», поэтически известного в Италии как «Луч лунного света», завершил квинтет.
Обстоятельства, тем не менее, были далеки от идеальных. Итальянские клубы отпускали своих высокооплачиваемых звезд только за несколько дней до начала турнира, а это означало, что Рейнор был лишен возможности организовать тренировочные лагеря, которые были так эффективны в формировании его предыдущих команд. Ему придется справляться, полагаясь на свою смекалку, чуть больше, чем хотелось бы, но он не выглядел удрученным. Его игроки вспоминали, что каждое утро он будил их пением.
Швеция прошла свою группу, обыграв сильно поредевшие Венгрию и Мексику и сыграв «довольно скучную» безголевую ничью с валлийцами, в которой, уже пройдя квалификацию, Рейнор выпустил свой второй состав. Это привело к игре с Советским Союзом, завоевателем Англии, в четвертьфинале. Хозяева одержали победу благодаря сочетанию двух величайших талантов Рейнора как тренера: его дотошности и гибкости. Он приехал посмотреть их встречу с командой Уолтера Уинтерботтома и отметил, что Юрий Войнов, лучший игрок сборной Советского Союза, был использован для того, чтобы опекать звездного плеймейкера сборной Англии Джонни Хейнса. На него не произвело впечатления то, что англичане не смогли понять, что Хейнс был научно выведен из игры сверхъестественным позиционным чутьем Войнова — он отметил, что тот постоянно перехватывал передачи прямо перед тем, как они достигали Хейнса — но он был вдохновлен таким подходом. Он перетряхнул свой состав и велел Лидхольму сделать с Войновым то же самое, что правый инсайд киевского «Динамо» сделал с Хейнсом. Войнов был нейтрализован, и Швеция победила со счетом 2:0.
Западная Германия, действующий чемпион, была обыграна со счетом 3:1 в полуфинале, а в финале его сборная встретилась с Бразилией. На протяжении всего турнира Рейнор видел, насколько хороши были Диди, Вава, Гарринча, Пеле и остальные, но он все еще надеялся претендовать на главный приз в футболе, особенно когда Лидхольм вывел хозяев вперед менее чем через пять минут после начала игры на переполненном стадионе «Расунда». Хотя мало кто давал Швеции «призрачный шанс», Рейнор верил, что его команда может победить, если рано забьет. «Южноамериканские футболисты, с их очень напряженным темпераментом, скорее всего, будут нервничать, когда их соперники так быстро выйдут вперед», — написал он. Гол Лидхольма вселил в него надежду. Сенсация длилась недолго. «Вместо того чтобы выглядеть подавленными, бразильцы требовали вернуть им мяч, чтобы они могли возобновить игру. Если у бразильцев такой настрой, то нас ждут неприятности».
И они были. Бразилия выиграла со счетом 5:2, и Пеле заявил о себе восхищенному миру. Рейнор, однако, «не чувствовал себя неудачником». Как и в 1952 году, когда его команда проиграла Венгрии в полуфинале Олимпийских игр, он чувствовал, что «ни одна команда в мире не смогла бы победить Бразилию в тот день». Они показали «превосходный футбол, который был слишком хорош для нас». Даже потерпев поражение, Рейнор признал эту игру лучшим моментом в своей карьере. Он был на расстоянии вытянутой руки от высшей награды, и только одна из лучших команд, когда-либо украшавших поле, не позволила ему за нее ухватиться.
Если он думал, что это, наконец, даст ему авторитет на родине, то он ошибался. Послесловие к его рассказу, несомненно, меланхоличное. Через год он вернулся в свое бунгало под Скегнессом, рыцарь Шведского королевства, вынужденный работать в команде «Скегнесс Таун», амбиции которой не простирались дальше вылета из Лиги Мидленда — места, где началась его карьера. Это было настолько далеко от мира, в котором он так долго жил, мира Пушкаша и Пеле, насколько это вообще возможно.
Естественно, это заинтриговало английскую прессу. Сразу после чемпионата мира по футболу непрерывный поток журналистов проложил путь к его дверям. Для широкой публики он был достаточно интересной фигурой, чтобы его попросили об интервью, когда Швеция играла на «Уэмбли» в 1959 году, и предложили сделку по публикации его автобиографии в 1960 году. Он никогда не скрывал, что хочет «работать в Англии, для Англии».
Шанс так и не представился. Английские клубы не были заинтересованы в нем, его неудача за несколько месяцев в «Ковентри», очевидно, считалась более важной, чем его способность выйти в финал Кубка мира, а его репутация слишком снисходительного к своим игрокам человека влияла на их мышление. Возможно, его кандидатура рассматривалась для работы в национальной сборной, которой он жаждал больше всего, но ФА, уязвленная критикой в книге Рейнора, выбрала Альфа Рэмси, и не пожалела о своем выборе, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Швеция была близка его сердцу, а он — им. Постоянный поток игроков приезжал в Скегнесс, чтобы поработать с ним. Его регулярно приглашали на работу, и его нанимали, но безуспешно, чтобы помочь им квалифицироваться на чемпионат мира 1962 года. Тем не менее, он всегда возвращался в Скегнесс, работая с местным клубом до 1965 года и окончательно уйдя из футбола после неудачной пары месяцев в «Донкастере» в 1967 году.
Хайн, его биограф, склонен считать, что он не был недоволен тем, как все обернулось. В конце концов, отдельно стоящее бунгало с видом на море и первоклассный Saab не представляли собой плохую работу всей жизни для сына шахтера из Вомвелла. Тем не менее, трудно поверить, что он не испытывал некоторой обиды на то, что его так постоянно презирала страна, которая, по его мнению, нуждалась в его помощи больше, чем кто-либо другой. Он так много сделал для того, чтобы превратить Швецию из захолустья в первоклассную футбольную нацию. Во многом благодаря изоляции и невежеству Англия позволила себе совершить обратный путь. Рейнор был именно тем человеком, который ей был нужен.
Однако ее глаза были слепы, а уши глухи. Неудивительно, что Рейнор в «Футбольном после по совместительству» казался таким сердитым на все непреходящие ошибки Англии, на то, что она падает с вершины дерева. Больше всего он был зол на то, что все это произошло само собой. Он знал, что так не должно быть. Предпоследняя строка между этими морскими зелеными обложками — самая проницательная. Самая душевная. «У Британии самый большой потенциал для успеха в мировом футболе, — пишет Рейнор. — Но Британия злоупотребляет своими активами».
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
