Дэвид Конн. «Падение дома ФИФА» Глава 2: Смайлик ФИФА
Взяточничество в Швейцарии не является преступлением
...
***
Ровно тридцать пять лет спустя, когда я немного подрос и стал журналистом, втянутым в расследование финансовых махинаций современного футбола, я впервые встретился с американским главой ФИФА Чарльзом «Чаком» Блейзером. Это было в Персидском заливе, в Абу-Даби, летом 2009 года. Я был там, потому что наводил справки для The Guardian о невероятном поглощении футбольного клуба моего детства, любимого «Манчестер Сити», отпрыском правящей семьи этой отдаленной страны шейхом Мансуром ибн Заидом Аль Нахайяном. Управленческий персонал Мансура предложили мне, чтобы понять Абу-Даби и их намерения в отношении «Сити», приехать и посмотреть страну, когда активизировалась подготовка к клубному чемпионату мира по футболу, который они принимали в рамках своей более широкой деятельности по продвижению страны. Должны были состояться новости и пресс-конференция, некоторые волнения на единственном в стране большом футбольном стадионе и местном футбольном клубе «Аль-Джазира», которым также владел Мансур.
Вот почему Блейзер был там: он был членом исполнительного комитета ФИФА, ответственным за надзор за клубным чемпионатом мира. Уроженец Нью-Йорка, он в 1996 году занял этот влиятельный пост среди двадцати четырех членов высшего руководящего органа мира, принимающего решения на форуме, чья ответственность распространялась на голосование о том, какая страна должна принять чемпионат мира. Его восхождение произошло через шесть лет после того, как Блейзер был назначен генеральным секретарем, равно как главой исполнительной власти, своего географического футбольного региона КОНКАКАФ: Конфедерации футбольных ассоциаций Северной и Центральной Америки и Карибского бассейна. На этом посту он в течение двадцати лет тесно сотрудничал с Джеком Уорнером, бывшим преподавателем истории колледжа в его родном Тринидаде, которого Блейзер поддержал, чтобы тот стал президентом КОНКАКАФ в 1990 году. С тех пор Уорнер, как они вдвоем и планировали, возглавил объединение сил на маленьких карибских островах, объединившись, чтобы отдать свои голоса блоком из тридцати одного человека среди сорока одной страны КОНКАКАФ, в который входили гораздо более крупные государства, главным образом США, Канада и Мексика. На выборах президента голосуют ФА всех 211 стран ФИФА, так что Уорнер может стать влиятельным человеком, обладающим блокирующими количеством голосов из КОНКАКАФ и Карибского бассейна.
КОНКАКАФ имела право избирать или назначать трех членов исполнительного комитета ФИФА, столько же, сколько Южноамериканская футбольная конфедерация КОНМЕБОЛ. Океания, представляющая Новую Зеландию и в основном тихоокеанские островные страны, имела по одному представителю, Конфедерация африканского футбола и Азиатская футбольная конфедерация имели по четыре представителя. УЕФА, представляющий Европу, самый богатый, сильный и старейший футбольный регион, благодаря политике и компромиссам, которые формировали ФИФА на протяжении многих лет, сохранил восемь представителей. Президент Зепп Блаттер, избранный большинством членов ФА в 1998, 2002 годах и не встретивший сопротивления в 2006 году, провел двадцать четыре года, сидя за главным столом в штаб-квартире ФИФА, так называемом Доме ФИФА, в Цюрихе.
Джек Уорнер приобрел бы гораздо большую известность после 2009 года, но уже тогда он был печально известен своей пламенной, декламационной манерой и своим участием в скандалах с билетами на протяжении многих лет. Первый, в 1989 году, касался решающего отборочного матча на чемпионат мира для сборной Тринидада и Тобаго, в котором его родной стране оставалось только сыграть вничью с США, чтобы претендовать на место на чемпионате мира 1990 года. Ужасная переполненность снаружи и внутри стадиона привела к обвинению Уорнера, президента Футбольной ассоциации Тринидада и Тобаго, в том, что он напечатал и продал слишком много билетов, больше на 15 000, что привело к судебному расследованию, о результатах которого так и не было сообщено. Все они наблюдали с переполненных трибун, как США выиграли матч со счетом 1:0, и именно их сборная, а не потрясенная команда хозяев поля, прошли на чемпионат мира в Италию. В 2006 году в результате собственного расследования ФИФА, проведенного консультантами Ernst & Young, было установлено, что у Уорнера были билеты на чемпионат мира того года в Германии, приобретенные его сыном Дарьяном. Затем они были предоставлены туристической компании Simpaul, принадлежащей семье Уорнер, которая продала их с наценкой, превышающей номинальную стоимость, в нарушение правил ФИФА. Дисциплинарный комитет ФИФА объявил выговор Джеку Уорнеру, но не предпринял против него никаких действий, поскольку, по их мнению, нельзя было доказать, что он знал о перепродаже билетов. Уорнер объявил себя «оправданным».
Тогда Блейзер не был уличен в серьезных проступках; отнюдь нет, он все еще был бесспорным хозяином футбольной вселенной. Он был известен своей бесстыдной величавостью, своей незаурядной личностью и общественной жизнью, которую он демонстрировал в блоге, гордо озаглавленном «Путешествия с Чаком Блейзером и друзьями». Почетное место в верхней части блога занимала фотография пожилого Нельсона Манделы, предположительно изображенного как одного из друзей Блейзера, в частном самолете с пледом на ногах. Фото было сделано, когда Мандела совершил долгое и, по его мнению, трудное путешествие из Южной Африки в Тринидад по просьбе Уорнера в 2004 году, когда Южная Африка умоляла Уорнера проголосовать за страну, которая примет чемпионат мира 2010 года. Блейзер и его подруга Мэри Линн Бланкс улыбаются в камеру, и выражение их лиц говорит: «доставьте нас на частном самолете к живой легенде Манделе».
Когда я поехал в Абу-Даби, был август, невероятно жарко, 40 градусов, и 80-градусная насквозь пропитываемая рубашку влажность. Местные жители, эмирати, а также их гости и профессионалы-экспатрианты прожили всю свою жизнь в зданиях с кондиционерами, и ездили между ними в автомобилях с кондиционерами. Когда я вышел на улицу, от жары и влажности у меня сразу же запотели очки, в отличие от дома, где это происходит, когда ты заходишь в помещение из холода. Люди Мансура показали мне некоторые проекты, которые строила страна для реализации планов шейха Заида, отца Мансура, по развитию экономики, не зависящей от нефти, и достижению влияния за счет инвестиций в культуру и спорт. Они отвезли меня в Ясс, чтобы посмотреть гоночную трассу Формулы-1, построенную за большие деньги для Гран-при Абу-Даби, и примыкающую к ней достопримечательность Феррари для посетителей; на стадион Шейха Заида, и они рассказали мне о богатстве страны и их планах. Я заметил, как, вероятно, должны заметить все посетители, что единственными людьми, которые действительно находились на улицах в такую жару, были индийские, пакистанские или бангладешские рабочие в толстых комбинезонах и тяжелых ботинках, трудившиеся на строительстве эмиратских башен, торговых центров и отелей. Мне было известно от кампаний Human Rights Watch и Amnesty International, которые подчеркивали низкую заработную плату, условий жизни и отсутствия прав на трудоустройство у этих людей, и я искал возможности поговорить с некоторыми из рабочих. С ними обращались не хуже всех; их зарплата была скромной, а жилье — коммунальным, но они сказали мне, что у других было хуже. Их самым большим горем было то, что они были вдали от своих семей, многие с младенцами и очень маленькими детьми, фотографии которых они мне показывали, в течение стольких месяцев подряд. После того, как большинство исполнительного комитета ФИФА, четырнадцать членов, 2 декабря 2010 года приняли шокирующее и масштабное решение о передаче чемпионата мира 2022 года другому, конкурирующему эмирату Персидского залива, Катару, я часто задавался вопросом, замечали ли они вообще рабочих-иммигрантов во время своих устланных красной ковровой дорожкой поездок в регион с шоферами через свои затемненные окна.
Впервые я увидел Блейзера в отеле «Эмирейтс Палас», огромном роскошном комплексе, строительство которого, по сообщениям дубайской прессы, обошлось в $3 млрд. и является вторым по стоимости отелем в мире. Широкие и длинные полы от входа до зала, где Блейзер давал аудиенцию, были вымощены бесконечным мрамором. Купола на крыше были украшены золотом. Семья Аль Нахайян частично использовала отель в качестве резиденции, и, как мне сказали, там заседал правящий совет страны. Там были профессионалы-экспатрианты в костюмах, которые торопились, идя по комплексу по делам, в то время как группы эмиратских мужчин часто безмятежно сидели в вестибюле в традиционных одеждах дишдаша длиной до щиколоток и головных уборах, перебирали четки в руках и болтали.
Блейзер ворвался туда, как будто отель принадлежал ему, а не Аль Нахайянам. Он крупный мужчина, с очень красным лицом, обрамленным густой белой бородой и вьющимися белыми волосами. Некоторые говорили, что он похож на Санта-Клауса, и так оно и было, антиутопическая американская версия Деда Мороза. Как неизбежно следовало заметить, у него был огромный избыточный вес, по шкале ожирения, настолько недоступной обычному взгляду, что потребовалось время, чтобы к нему привыкнуть. Он был так печально огромен, что лишь с большим трудом мог ходить, и он был на большом передвижном скутере, на котором он катался, как на гигантской хитроумной машине, весело носясь по мраморным полам «Эмирейтс Палас». Он был совершенно нагло не смущен зрелищем, которое он представлял; при нем всегда были помощники и сотрудники ФИФА, и он выкрикивал им приказы, как карикатурный плохой босс в криминальном фильме.
Было бы неплохо иметь возможность описать внимание, уделяемое ему как-то по-другому, но его можно правильно выразить только как поклоны и расшаркивание. Это происходило не потому, что молодые футбольные чиновники ФИФА или Абу-Даби были прирожденными подхалимами по отношению к такому персонажу, как он; отнюдь нет, они производили впечатление очень профессиональных людей, готовящихся умело организовать еще один международный турнир в новой принимающей стране. Их послушное уважение к нему было явно вызвано тем, что этого требовало его положение. Он был боссом ФИФА; ее исполнительный комитет даровал проведение турнира этой стране, и теперь, когда он был здесь, всем приходилось суетиться. Его статус означал, что его обычно размещали в роскошных номерах, таких как отель «Эмирейтс Палас», в котором есть люксы для президентов и принцев; его встречали в лимузине в аэропорту, и во время своего пребывания он ни разу не покидал кондиционированный воздух. Один из тех, в чьи обязанности входило давать положительный отзыв о работе ФИФА и ее сотрудников, сказал, что Блейзер был футбольным энтузиастом, который очень усердно работал — что, похоже, было правдой — и даже предположил, что его вес, возможно, был вызван какой-то болезнью, а не склонностью к перееданию у шведского стола. Был только один член окружения, который не мог не выразить мысли честного ребенка, видящего насквозь прекрасную одежду императора, и уголком рта он пробормотал, что Блейзер — странное зрелище для публичного лица, пропагандирующего величайший в мире вид спорта.
В своей работе до этого я изучал преимущественно английский футбол, «владельцев» клубов Премьер-лиги, которых ранее называли «хранителями»; их большой коммерческий интерес к своим клубам и современную неадекватность ФА в его сдерживании. Это расследование-путешествие привело меня к открытию и пониманию исторических истоков самого футбола, а также к тому, что современное использование владельцами огромных личных прибылей действительно было таким, каким оно и казалось: противоречащим традициям и этике, на которых в течение столетия настаивала ФА. Руководящий орган с самого начала стремился внедрить основные спортивные ценности в свою игру, пока ФА окончательно не оказалась перегружена новой эрой денег и не утратила административную ясность.
Я узнал, что корни современного, утонченного, глобального спорта действительно уходят в грубые народные игры, за которые в средние века сражались английские крестьяне, буквально воюя за то, чтобы донести мяч за много километров до «ворот» и загнать его на территорию соперника. Некоторые из этих грязных, вздымающихся, дымящихся бесплатных для всех «выживалок» есть и по сей день, наиболее известные из них — Масленичный вторник и Пепельная среда, которые проходят между «Верхними» и «Нижними» дворами, через поля, реку и через город Эшборн в Дербишире. Выражение «местное дерби», обозначающее ближайших соседей, охваченных острым соперничеством, происходит от давних столкновений между двумя приходами, Всех Святых и Святого Петра, в городе Дерби.
Эти сражения постепенно превратились в более узнаваемые испытания атлетизма и мастерства в 1840-х годах, в цивилизованные годы английских государственных — фактически платных, частных — школ, в то время как сельскохозяйственных рабочих и крестьян теснили на шахтах, мельницах и фабриках в заполненных смогом новых промышленных городах. Когда государственные школьники уезжали в университет, на работу или в армию, они хотели продолжать играть в эти игры, и так были созданы первые клубы.
Однако каждая школа разработала свои собственные правила, поэтому 26 октября 1863 года двенадцать клубов встретились в таверне масонов в «Линкольнс Инн», что в Лондоне, чтобы согласовать одну общую форму игры и создать то, что они назвали Футбольной ассоциацией. Эти клубы, чьи имена навсегда вписаны в историю того, что впоследствии феноменально превратилось в самый популярный вид спорта в мире, были бывшими выпускниками и армейскими офицерами, проводившими викторианский досуг в Лондоне и его тогдашних более роскошных пригородах: «Барнс», «Клуб Военного министерства», «Крусейдерс», «Форест оф Лейтонстоун, безымянный клуб из Килберна, «Кристал Пэлас», «Блэкхит», «Кенсингтонская школа», «Персиваль Хаус» («Блэкхит»), «Сурбитон», «Частная школа Блэкхит» и «Чартерхаус» — единственная государственная школа, представленная на первых собраниях.
«Блэкхит», как известно, ушел, потому что другие клубы решили объявить вне закона «зарубу» — удар соперника в голень — как неотъемлемый навык своей игры, и этот все еще действующий сегодня клуб из южного Лондона связал свое будущее с кодом, разработанным школой из Регби. Первый футбольный матч по новым правилам был сыгран в субботу, 19 декабря 1863 года, ничья 0:0 между клубами, расположенными в юго-западных пригородах Лондона, которые и сегодня все еще покрыты зеленью и благоустроены — «Барнс» и «Ричмонд».
«Игра отличалась большим добродушием, — цитирует официальный отчет Футбольной ассоциации, написанный уважаемым журналистом и радиокомментатором BBC Брайоном Батлером, — правила были настолько просты и легко соблюдались, что спорам трудно было возникнуть».
Футбол постепенно перенесли на север, в шумные, мрачные промышленные города. Это сделали бывшие ученики государственных школ, чьи семьи владели фабриками или другими предприятиями, и дабы пополнить свои ряды они привлекли местных мужчин. По мере роста присутствия и популярности игры, церкви и просвещенные работодатели начали видеть ее преимущества, физические и моральные, и сами начали создавать клубы. Итак, некоторые из самых известных великих клубов Англии, ныне корпорации Премьер-лиги, в основном принадлежащие финансовым инвесторам, ранее не имевшим с ними никаких связей, берут свое начало в поисках духовного пространства и большей посещаемости церквей в пропитанных джином городах. «Арсенал», «Манчестер Юнайтед» и «Вест Хэм Юнайтед» были созданы на предприятиях тяжелой промышленности; «Тоттенхэм Хотспур» был школьным клубом, основатели которого впервые встретились под уличным фонарем на Тоттенхэм-Хай-стрит. К числу замечательных церковных клубов, которые достаточно страстно увлеклись футболом, чтобы стать серьезными и профессиональными, когда игра стала массовым популярным зрелищем, относились «Эвертон» (церковь Святого Доминго, Ливерпуль), «Астон Вилла» (Уэслианская часовня Вилла Кросс, Бирмингем), «Саутгемптон» (Святая Мария) и «Болтон Уондерерс» (Церковь Христа). Мой собственный клуб, который так очаровывал меня в детстве, тоже начинался как церковная команда: Собор Святого Марка в Гортоне, вонючем восточном районе первого в мире промышленного города Манчестера.
Первые попытки обнаружили огромный, неиспользованный интерес публики к игре — возможно, я всегда думаю, что народная память о грубых, беспорядочных сельских состязаниях сохранилась как тоска по шахтам, заводам и фабрикам — и толпы начали собираться, чтобы посмотреть и пореветь. Футбольная ассоциация Англии учредила свой первый в мире кубок в 1871 году, и первые одиннадцать лет его выигрывали клубы высшего класса, прежде чем «Блэкберн Олимпик» из сурового ланкаширского хлопкового города в 1882 году обыграл «Олд Итонианс» со счетом 2:1 на стадионе «Овал» в Лондоне. После этого уже навсегда клубы, преимущественно играющие и поддерживаемые мужчинами из рабочего класса, обогнали аристократов-любителей.
Неумолимо конкуренция между жесткими, амбициозными новыми клубами на севере и в Мидленде привела к тому, что хорошим игрокам стали платить, что сначала ФА запретила, как противоречащее ее духу и этике. Однако под угрозой раскола клубов в 1885 году ФА согласилась жить с профессионализмом и от прямого поглощения коммерциализмом стремилась защитить футбол другими фундаментальными способами.
После того, как в 1904 году семью европейскими футбольными ассоциациями была образована ФИФА, но не ФА, безусловно, самой сильной и старейшей в мире, которая потратила два года на снисхождение, прежде чем присоединиться — новый мировой руководящий орган также провел врожденное различие между своим видом спорта и чисто коммерческими развлечениями. На конгрессе 1906 года в Берне, к которому к тому времени присоединилась английская ФА и направила делегацию, среди семи ключевых основополагающих правил было одно, в котором говорилось, что международные матчи должны проводиться между командами, представляющими национальные ассоциации, что ассоциации должны согласиться на проведение матчей между клубами из разных стран, и что «Никому не должно быть позволено устраивать матчи ради личной выгоды».
Английская футбольная лига, первая в мире, была образована в 1888 году, и это было более ответственное мероприятие, проводившееся в отеле «Роял» в Манчестере, чем развлекательные установления правил старыми школьниками в Лондоне двадцатью пятью годами ранее. Для соревнования, которое вдохновило аналогичные лиги по всему миру и создало такую непреходящую славу, мотивация основания лиги была основной: обеспечить регулярные матчи для клубов, которые теперь взяли на себя финансовые обязательства платить игрокам и обслуживать болельщиков. Двенадцать клубов, шесть с севера, шесть из Мидленда, каждый со своей историей о том, что они были первоначальными членами-основателями Футбольной лиги, были следующими: «Аккрингтон», «Астон Вилла» (чей председатель Уильям Макгрегор, торговец и набожный христианин, был инициатором лиги), «Блэкберн Роверс», «Болтон Уондерерс», «Бернли», «Дерби Каунти», «Эвертон», «Ноттс Каунти», «Престон Норт Энд», «Сток Сити», «Вест Бромвич Альбион» и «Вулверхэмптон Уондерерс». На том самом первом собрании в Манчестере представители поняли, что клубы, базирующиеся в мегаполисах, могут привлекать больше зрителей и, следовательно, зарабатывать больше денег, чем клубы в небольших городках. Они согласились с тем, что для обеспечения подлинной конкуренции между ними клубы должны делиться деньгами с билетов, единственным источником дохода, который у них тогда был, в противном случае большие клубы будут зарабатывать больше и, следовательно, платить высокую зарплату лучшим игрокам и доминировать. Таким образом, справедливое распределение денег было заложено в качестве принципа в профессиональном футболе с самого его зарождения.
Ключевым открытием для меня стало то, что викторианские джентльмены из Футбольной ассоциации также стремились ограничить возможность получения личной выгоды отдельными лицами от ощетинившегося коммерциализма промышленных клубов. ФА разрешила основателям клубов создавать компании с ограниченной ответственностью, собирать деньги и защищать себя по поводу обязательств по выплате заработной платы и строительству стадионов, но ввела правила, препятствующие акционерам зарабатывать деньги для себя. Эта сделка между бизнесом и основополагающими принципами футбола не идеальная, возможно, слишком любительская, но настаивающая на основной спортивной цели — стала основой для замечательного роста Футбольной лиги и ее клубов в двадцатом веке и на протяжении всего ее существования. После Первой мировой войны лига выросла до четырех дивизионов, включая девяносто два клуба по всей Англии и Уэльсу и в 1988 году ознаменовал выдающееся 100-летие создания истории.
Отход крупных клубов от этой и других важнейших основ спортивной конституции произошел по мере того, как в 1980-х годах количество доступных денег, главным образом от телевидения, росло. В 1992 году клубы Первого дивизиона отделились, чтобы сформировать Премьер-лигу, чтобы им не пришлось делить золотое дно нового контракта с платным телевидением с остальными клубами. Небольшая группа во главе ФА каким-то образом убедила себя, что они станут выдающимися в английском футболе и нанесут удар по Футбольной лиге, которую они привыкли рассматривать как административных соперников, поддержав отколовшиеся крупные клубы. ФА также разрешила акционерам клубов создавать холдинговые компании, чтобы обойти старые правила, ограничивающие денежные средства, которые они могли бы от них получить, и по мере того, как деньги и влияние Премьер-лиги росли, «владельцы» начали сколачивать состояния, продавая клубы.
Шейх Мансур, богатый нефтью принц, увлеченный футболом, в 2000-х годах видел, как зарубежные инвесторы захватывали клубы Премьер-лиги, выплачивая британским акционерам десятки или сотни миллионов фунтов стерлингов, и начал подумывать о том, чтобы и самому купить один из клубов. Когда предложение поступило от «Манчестер Сити», он счел его правильным: исторический клуб из большого города, с множеством болельщиков, за десятилетия ставших лояльными, и новым стадионом, построенным к Играм Содружества 2002 года и переоборудованным для «Сити», а не клуб со старым стадионом, как у «Тоттенхэма», который нуждался в доработке. Поглощение Абу-Даби вывел силы, атакующие современный английский футбол, в другое измерение. В Мансуре мы узнали о мегабогатстве государств Персидского залива и, в отсутствие избранных правительств, об их правящих династиях; семья Аль Нахайян правила в Абу-Даби с восемнадцатого века. Страны были изощренными; их современные правители согласовали стратегии быстрого развития, заглядывая также в будущее, когда нефть или газ, способствующие их благосостоянию, иссякнут. «Мягкая сила», связь с культурой, спортом и средствами массовой информации, для того чтобы страны стали объектами внимание, экономическими партнерами и общепринятой частью диалога на развитом Западе, стала неотъемлемой частью стратегий. В Катаре, соседе Абу-Даби и закоренелых религиозных и политических конкурентах, такая стратегия привела к заявке, которая всегда выглядела впечатляюще завышенной, на проведение чемпионата мира по футболу 2022 года. Их ошеломляющий успех в получении достаточного количества голосов стал катализатором, который, по мнению многих людей, включая Зеппа Блаттера, возвестил о распаде ФИФА, поскольку оказалось, что единственной причиной этого могли быть только деньги.
Стратегия государственного строительства Абу-Даби была феноменом, но была более устойчивой в течение более длительного периода, чем стратегия Катара. Шейх Заид ибн Султан Аль Нахайян, отец Мансура, почитался как провидец, занявший пост правителя в 1966 году и начавший процесс формирования Абу-Даби в соответствии с современной стратегией. В Катаре эмир, который стремился к осуществлению плана, аналогичного плану его соперников в ОАЭ, Хамад ибн Халифа Аль Тани, в конце концов сверг своего консервативного отца в результате бескровного переворота в конце 1995 года, и, похоже, считал, что ему нужно быстро наверстывать упущенное. В Абу-Даби они построили современное жилье, отели, офисы и торговые центры, а совсем недавно приступили к культурному приобретению «мягкой силы»: купили престижные достопримечательности, такие как филиалы Лувра и музея Гуггенхайма, и построили гоночную трассу Формулы-1 в Яссе. Это было частью расширения, которое привело страну к рассмотрению заявки на проведение мероприятий ФИФА, но Абу-Даби решил отказаться от чемпионата мира, который потребовал бы программы строительства нескольких стадионов в том же поразительном масштабе в крошечной стране, с которым теперь связан Катар. Вместо этого они подали заявку на клубные чемпионаты мира 2009 и 2010 годов, сыгранные между чемпионами шести глобальных конфедераций ФИФА, и которые по-прежнему будут демонстрировать страну по телевидению по всему миру и привлекать в нее болельщиков. Абу–Даби, как мне сказали, фактически должен был заплатить ФИФА за право проведения этого чемпионата, затем заплатить за его проведение — и, как часть пакета, за то, чтобы принять Чака Блейзера в той манере, к которой он привык.
В «Эмирейтс Палас» я взял у него короткое интервью; он был второстепенным участником истории, которую я пытался понять, но я поговорил с ним для проформы, почти из вежливости, потому что он был там. Насколько я помню, не думаю, что Блейзер сам подскочил ко мне; я думаю, что в назначенное время, после его пресс-конференции, меня проводили туда, где он сидел на своем скутере. Он был веселым, очень громким и оптимистичным, говоря о достоинствах турнира, который Абу-Даби проводил для ФИФА. По его словам, турнир получил хорошее освещение и будет показан более чем в 200 странах.
«Наши спонсоры тоже участвуют», — сказал он.
Я спросил его, во сколько все это обходится стране, поскольку ей приходится тратить миллиарды на спортивные и культурные ценности, такие как турниры ФИФА и «Манчестер Сити», и несет ли она огромные убытки, проводя чемпионаты. Блейзер, по сути, все это подтвердил, но для Абу-Даби это того стоило:
«Бюджеты и прибыль — странные вещи. То, как вы их измеряете, между правительствами и спонсорами четко не определено; границы размыты. В конце концов, это инвестиции, которые они делают для общественности. В конечном итоге у них появляются тренировочные помещения и инфраструктура, обученные люди, затем они интегрируются в другие спортивные мероприятия, и они это признают. Где еще вы найдете такую совершенную лабораторию? Вы не должны говорить об этом с точки зрения прибылей и убытков — это инвестиции. Все взволнованы, так можно ли назвать это убылью?»
Я спросил его о себе, и он охотно и немного хвастливо рассказал мне о том, что девятнадцать лет был генеральным секретарем КОНКАКАФ, что является удивительно долгим сроком пребывания на этом посту, и о том, что он тринадцать лет был членом исполнительного комитета ФИФА. Он сказал мне с большим удовлетворением, что они только что выиграли Золотой кубок КОНКАКАФ, на котором 80 000 зрителей на стадионе «Джайентс» в Нью-Джерси наблюдали, как Мексика обыграла США со счетом 5:0 в финале. По его словам, сейчас стартует клубная Лига чемпионов КОНКАКАФ; все идет очень хорошо.
Я спросил Блейзера, каково было его прошлое, чем он занимался до того, как занял свои посты в КОНКАКАФ и ФИФА и стал такой очевидной историей успеха. Он сразу спросил меня, знаком ли мне улыбающееся лицо — смайлик. Конечно, тут же ответил я. Когда я был маленьким, они были повсюду; я всегда ассоциирую их с моей тетей Шарон и дядей Аланом, которые были подростками в 1960-х годах и чей дом в семидесятые годы был наполнен весельем, пластинками и фрисби.
«Я сделал эти личики», — сказал мне Блейзер.
У меня сложилось отчетливое впечатление, что он говорил, что разработал смайлик и владеет всеми авторскими правами на него, но я откопал свои записи разговора в Абу-Даби, и, похоже, на самом деле он не зашел так далеко. Я просто записал, что он сказал, что сам их делал, что у него была фабрика по производству значков с этими личиками — как мы их называем — с 1968 по 1972 год. Он сказал мне, что сколотил состояние на этом всемирном увлечении, продал фабрику и получил достаточно денег, чтобы уйти на покой в двадцать семь лет. До этого он был вундеркиндом, сказал он мне; он окончил колледж в девятнадцать лет. Затем он занялся бизнесом и в двадцать лет осуществил свой первый выкуп акций с привлечением заемных средств.
Это была головокружительно хорошая и совершенная история для рассказа; она, безусловно, сразила меня наповал. Она заявляла о его гениальности, о том, что он был богатым и состоятельным человеком, его состояние было сделано из чего-то крутого и универсально узнаваемого, такого как смайлик. Его история также объясняла, как он мог быть здесь, тратя все свое время на футбол, когда не было ясно или еще не было публично известно, что бароны ФИФА, как и он, зарабатывают огромные деньги на руководящих органах игры. Этот крупный и динамично развивающийся персонаж был, как он весело рассказывал мне, живым воплощением американской мечты, и футболу явно очень повезло с ним.
Только годы спустя я с удивлением узнал, почувствовав гнев, который удивил меня, что его история со смайликом была его визитной карточкой, но что она была сфабрикованна. Правда была изложена в книге «Американский торгаш» [American Huckster], написанной о Блейзере журналистами New York Daily News Мэри Папенфусс и Тери Томпсон, которые в 2014 году рассказали историю о том, что Блейзер, уличенный в уклонении от уплаты налогов, мошенничестве и отмывании денег в гигантских масштабах в КОНКАКАФ, в 2011 году согласился установить прослушку для ФБР, чтобы посмотреть, сможет ли он привлечь к делу некоторых своих коллег из ФИФА. В книге также было раскрыто, что Блейзер, в ранние годы промышлявший мошенничеством в Квинсе, штат Нью-Йорк, ходил повсюду и рассказывал людям, что изобрел значок со смайликом. На самом деле он был разработан художником-графиком Харви Боллом и представлен на плакатах, кружках и десятках различных товаров, включая значки, двумя братьями-предпринимателями из Филадельфии, Бернардом и Мюрреем Спейнами. Блейзер, это правда, заключил контракт с Спейнами на изготовление значков, когда он управлял фабрикой в Квинсе. В книге говорилось, что на самом деле Блейзер обманул Спейнов, продавая значки с черного хода фабрики другим розничным торговцам, у которых не было лицензии на смайлик, вместо того, чтобы соблюдать свой эксклюзивный контракт с ними.
Через его дочь Дану Спейн, которая недавно баллотировалась на пост мэра Филадельфии и которую было легко разыскать, я поговорил с Бернардом Спейном. Он рассказал мне, что он и его брат Мюррей, сыновья русских иммигрантов, на «небольшое количество заемных денег» в 1959 году открыли свой первый магазин Hallmark, торгующий подарками и безделушками. Он сказал, что они сделали ставку на причудах поп-культуры, дизайне банок из-под супа Кэмпбелла Энди Уорхола, увлечении студентов дорожными знаками — «Нашим девизом было: зачем красть их с улицы?» — сказал он и построил бизнес «по крупицам». В 2000 году Спейны, которые перешли в магазинчики «все по доллару», продали всю свою сеть из 101 магазина компании Dollar Tree, котирующейся на бирже Nasdaq, за $300 млн.
«Мы — настоящая американская мечта, — сказал он, — а не Чак».
Вспоминая смайлик, он сказал, что они научились расширять ассортимент продукции, на которой будет использоваться дизайн, чтобы максимизировать продажи, пока длилось повальное увлечение, и когда значки набрали популярность, «нам нужен был кто-то, кто мог бы выпускать их в больших количествах. Кто-то сказал, что в Квинсе, штат Нью-Йорк, есть компания, я поехал туда со своим братом и познакомился с Чаком Блейзером. Я думаю, что фабрика принадлежала дяде его жены, а не ему, а он лишь управлял ею. Он сказал, что может выполнить наш заказ, и мы заплатили ему по три цента за значок, который продавали за десять центов».
«Затем, когда мы были по уши в заказах по всему миру, мы услышали от одного из наших водителей, что он видел, как значки выносили через заднюю дверь фабрики к другим людям. Мы поняли, что он делал дополнительные значки и продавал их самостоятельно, или воровал из наших собственных заказов и недопоставлял нам. Мы все время жаловались: "Где, черт возьми, наши значки?" — а у него были свои оправдания. Мы не подавали в суд; мы прагматичные бизнесмены; на самом деле мы никогда ни на кого не подавали в суд в бизнесе, и все тут, мы не были сутягами».
Я не совсем был готов к тому, насколько лично оскорбятся Спейны, услышав, что Блейзер использовал их продукт в качестве претензии на свои собственные блестящие достижения.
«Мы вообще о нем не вспоминаем; он плут и мошенник, плохой парень, и если это все, что он может сделать, украсть чью-то идею...» — сказал Спейн пока его жена выкрикивала дальнейшие оскорбления в адрес Чака на заднем плане. Спейн также сказал, что он и его брат, которые действительно владели авторскими правами на смайлик и создали из него мини-индустрию, не заработали на этом достаточно денег, чтобы уйти на покой, когда увлечение сошло на нет, и Блейзер никак не мог бы добиться успеха, продав фабрику, даже если он действительно владел ею, что, по их мнению, было неправдой.
Когда он услышал, что Блейзер был вовлечен в падение ФИФА, Спейн сказал, что после стольких лет он и его жена не удивлены.
«Я подумал, что он, должно быть, по уши замешан в преступной деятельности, когда услышал про это».
Оглядываясь назад, могу сказать, что лето, когда я встретил Чака Блейзера в отеле «Эмирейтс Палас» в Абу-Даби, стало для него кульминацией перед падением, для многих людей, которые десятилетиями были правителями своих футбольных империй, для самой ФИФА Зеппа Блаттера. Они сколачивали себе состояния, целые страны должны были преклоняться в знак уважения, им предстоял чемпионат мира в Южной Африке в 2010 году, который будет отмечен за то, что изменил сам имидж Африки и стал достойной данью уважения гуманности и героизму Нельсона Манделы. Восхождение Блаттера, начавшееся с детства, проведенного в швейцарском провинциальном регионе Вале в Альпах, все еще было настолько впечатляющим, что, как говорили, стратегически он стремился к получению Нобелевской премии мира. Исполнительный комитет ФИФА еще не потряс мир большинством голосов за Россию и Катар, Мохаммед ибн Хаммам еще не бросил роковой вызов Блаттеру за пост президента ФИФА в 2011 году, некоторые из главных влиятельных лиц еще не саморазрушительно ополчились друг на друга. ФБР еще не решило, что сама ФИФА, всемирный руководящий орган футбола, на самом деле может быть RICO — преступной организацией, занимающейся рэкетом — и не начало расследование. Чак Блейзер не носил записывающее устройство, как это было в роскошных отелях для высокопоставленных лиц на Олимпийских играх 2012 года, в своем брелоке для ключей, как сообщается, потому что он был слишком тучен, чтобы проводить провод по его животу стандартным способом. Тогда он все еще был беззаботным бароном, свободно разъезжавшим на своем скутере по семизвездочному дворцу в заливе, перед ним открывались все двери, исполнялись все его желания, он весело говорил миру, что тот должен благодарить его за смайлик.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
