Парагвай, Аргентина и Уругвай устроили самую кровавую войну в истории Латинской Америки. Теперь они объединились ради ЧМ
Новая большая историческая лекция Дениса Пузырева.
За право принять ЧМ-2030 поборются четыре претендента. До выборов хозяина юбилейного турнира остается еще два года, но появление новых заявок маловероятно. ФИФА предстоит выбрать между Марокко, европейской заявкой Испании, Португалии и Украины, межконтинентальной заявкой Саудовской Аравии, Египта, Греции, а также южноамериканской – Уругвая, Аргентины, Парагвая и Чили.
У каждого претендента свои козыри: марокканцы рассчитывают на соблюдение неофициального принципа ротации континентов – если следовать ему (что необязательно), то как раз подошло время Африки, в заявках европейцев и триумвирата во главе с Саудовской Аравией стоят государственные интересы (подробнее здесь).
Заявка квартета южноамериканских стран выглядит выигрышно как раз из-за отсутствия политики (на первый взгляд). Их главный лозунг – чемпионат мира возвращается к корням – напоминает, что первый в истории ЧМ-1930 проходил именно в Уругвае, сборная которого и стала тогда победительницей. Представители оргкомитета уже заявили, что в случае победы их заявки турнир назовут Mundial Centenario («Чемпионат мира столетия»), а финал пройдет на «Эстадио Сентенарио» в уругвайской столице Монтевидео – там же, где в июле 1930-го сыграли первый в истории финал ЧМ.
Идея так отметить юбилей ЧМ проста, понятна и вызывает симпатии у многих болельщиков, судя по комментариям пользователей Sports.ru под текстами о вероятных хозяевах ЧМ-2030. Действительно, в современном спорте, и в футболе в частности, стало слишком много политики.
Однако ее элементы присутствуют и в южноамериканской заявке. И если из Европы политические интересы не столь заметны, то для жителей Южной Америки они вполне очевидны.
Главный нюанс – присутствие в списке возможных стран-хозяек Парагвая. С другими все понятно. Аргентина и Уругвай – признанные южноамериканские гранды, двукратные чемпионы мира, в составе которых всегда есть звезды первой величины. Сборная Чили чемпионом мира никогда не была, однако дважды (в 2015 и 2016 году) выигрывала Кубок Америки, а в 1962-м принимала ЧМ, где завоевала бронзовые медали.
Парагвай в этой солидной компании выглядит как страна, которую включили в заявку исключительно по географическому признаку для более обширной представительности. Да, сборная Парагвая, как и Чили, дважды побеждала на Кубке Америки. Однако последний успех датируется 1979 годом. А других крупных достижений у парагвайского футбола и не было. Лучшее выступление на ЧМ – четвертьфинал в 2010 году. С тех пор Парагвай ни разу не преодолевал отбор и в финальных турнирах ЧМ не участвовал.
Опыт организации крупных международных турниров у Парагвая тоже минимальный – можно вспомнить разве что ЧМ по пляжному футболу 2019 года (кстати, победила там сборная России). Но это – несопоставимый масштаб в сравнении с ЧМ по обычному футболу. Из больших парагвайских звезд можно вспомнить вратаря-бомбардира Хосе Луиса Чилаверта (за карьеру забил со штрафных и пенальти 67 мячей, играл до 2005 года) и нападающего «Баварии» 2000-х Роке Санта Круса – лучшего бомбардира в истории национальной сборной (32 мяча).
И все же Парагвай включили в заявку не для количества, а чтобы подчеркнуть единство стран южной части континента и показать всему миру: все прежние проблемы в прошлом. Что же это были за проблемы?
Денис Пузырев расширит ваши знания по истории Южной Америки.
Президент Уругвая грозился выйти из заявки на ЧМ, узнав, что к ней присоединился Парагвай
Изначально Уругвай хотел провести ЧМ-2030 в одиночку. Впервые тема столетия чемпионатов мира возникла еще в 2005 году, когда занимавший тогда пост президента ФИФА Йозеф Блаттер прибыл в Монтевидео на праздник к 75-й годовщине победы Уругвая на ЧМ-1930.
Блаттер встретился с президентом Уругвая Табаре Васкесом, который был большим любителем футбола. Параллельно с политической карьерой он руководил столичным «Прогрессо» и в 1989-м привел его к единственному в истории титулу.
Васкес рассказал Блаттеру, что мечтает дожить до того дня, когда Уругвай вновь примет чемпионат мира, и поинтересовался, нельзя ли это сделать в 2030 году к столетию первого ЧМ. Блаттер ответил, что идея неплохая, но посоветовал найти страну-партнера.
Это было резонное предложение. Ведь почти половина населения Уругвая проживает в Монтевидео. Здесь же сосредоточена и вся футбольная инфраструктура: из 16 клубов местной высшей лиги 11 представляют столицу, еще два – ее пригороды и лишь три – города из провинции. В Уругвае всего три стадиона, соответствующих требованиям ФИФА по вместимости, тогда как ЧМ с участием 48 команд требует по меньшей мере 12 (а лучше больше).
Уругвай – не самая бедная страна региона, но все же не может позволить трат на футбольную инфраструктуру на уровне Катара или Саудовской Аравии. Поэтому к 2006 году договорились с Аргентиной о партнерстве в гонке за проведение ЧМ-2030. В концепцию юбилея ЧМ это вполне укладывалось – ведь именно аргентинская сборная была соперником уругвайцев в историческом финале 1930 года.
Никаких других стран-хозяек проект не предусматривал. В 2015 году Федерация футбола Чили пожелала присоединиться к заявке, но получила вежливый отказ, так как третья страна противоречила выбранной концепции.
Аргентина и Уругвай начали рекламную кампанию в поддержку совместной заявки, лицом которой стали Лионель Месси и Луис Суарес, на 30 августа 2015-го назначили встречу уругвайского президента Васкеса и аргентинского Макри, на которой, как предполагалось, они официально оформят совместное предложение и направят его в ФИФА. Но тут в раскладе неожиданно возник Парагвай.
Парагвайцы понимали бесперспективность обращения в оргкомитет – им бы точно отказали, как ранее чилийцам. Поэтому они пошли в обход. Президент страны Орасио Картес обратился к главе континентальной футбольной федерации КОНМЕБОЛ Алехандро Домингесу – по счастливому совпадению гражданину Парагвая – с просьбой посодействовать включению страны в заявку на проведение ЧМ-2030. Домингес переговорил с главой Аргентинской федерации футбола и убедил его принять предложение.
Уругвайцы были в шоке от того, что такое решение приняли за их спиной. Президент Васкес эмоционально заявил о выходе из проекта, если кандидатуру Парагвая утвердят. «А без Уругвая празднование столетия ЧМ потеряет всякий смысл», – заявил он.
Неизвестно, как и какими методами успокаивали уругвайского президента, но в конце концов он смирился с присутствием в заявке Парагвая, и во время ЧМ-2018 проект «ЧМ Столетия» представляли уже три страны. А в 2019-м включили Чили, где резонно заметили, что если в проект взяли Парагвай, то нет никаких веских причин отказывать и им.
Президент национальной федераций футбола Чили Пабло Милад, президент федерации футбола Уругвая Игнасио Алонсо, президент Уругвая Луис Альберто Лакалье Поу, президент КОМНЕБОЛ Алехандро Домингес, президент федерации футбола Парагвая Роберт Харрисон, вице-президент федерации футбола Аргентины Родольфо Д’Онофрио
Таким образом, к концепции «юбилейного чемпионата» добавилась и идея «игры, объединившей континент». Тем более что история Южной Америки знавала непростые периоды отношений между соседями. Пиковой точкой континентальной напряженности стал конфликт между Парагваем, Аргентиной, Уругваем и Бразилией, вошедший в историю как «Великая Парагвайская война» – самая кровавая и разрушительная в истории Латинской Америки.
Мы вспомнили то не слишком известное в Европе противостояние, чтобы показать, какие кровоточащие раны способен залечить футбол.
Парагвай был местом для социальных экспериментов. Здесь создавали идеальное государство иезуиты, а затем диктатор, вдохновленный Вольтером и Руссо
Парагвай отличается от всех остальных стран Южной Америки тем, что никогда не имел выхода к морю. Сегодня морского побережья нет у Боливии, но она лишилась его в 1904 году после войны с Чили. А у Парагвая его не было изначально, и эта географическая особенность сыграла важнейшую роль в истории страны.
После колонизации Южной Америки Испанией и Португалией в XVI веке Парагвай стал дальней провинцией испанского вице-королевства Рио-де-ла-Плата, куда кроме него вошли территории современных Аргентины, Уругвая и Боливии. Колониальная администрация и королевские войска располагались в крупных городах на берегу залива Ла-Плата, главным из которых была столица Буэнос-Айрес.
Для того, чтобы попасть в Парагвай из будущей столицы Аргентины, надо было подняться на тысячу километров вверх по реке Парана (второй по величине в Южной Америке после Амазонки). А затем преодолеть еще 300 км по ее притоку – реке Парагвай (собственно давшей название стране). Она приводила в столицу Асунсьон – единственный крупный город в тех местах. Никаких наземных дорог в Парагвай в те времена не существовало и строить их не собирались, так как значительная часть территории между двумя городами представляла из себя болота и джунгли.
Учитывая удаленность провинции, испанские власти были представлены в Парагвае номинально, а реальная власть на территории оказалась в руках монашеского ордена иезуитов. Иезуиты («Общество Иисуса») в Европе играли роль спецслужб Ватикана и активно участвовали в деятельности Инквизиции – созданного католической церковью органа для борьбы с еретиками и отступниками. Другой их задачей была миссионерская деятельность – обращение в христианство народов на новых территориях, присоединенных к католическим метрополиям. Парагвай стал наиболее успешным в этом отношении проектом ордена.
Жозе ди Аншиета – один из первых иезуитских миссионеров в Латинской Америке
За 150 лет присутствия в Парагвае иезуитам удалось построить на его территории уникальную закрытую теократическую республику. Местное население – индейцы из племени гуарани – были обращены в христианство и переселены в созданные иезуитами поселения-редукции. В отличие от других колонизированных испанцами и португальцами территорий, индейцы в Парагвае обладали гражданскими правами и участвовали в управлении своими поселениями под присмотром кураторов-иезуитов. Монахи создали письменность на основе их языка и перевели на гуарани Библию. Дети индейцев посещали школы, а взрослых обучали обращению с оружием для защиты от набегов отрядов рабовладельцев из соседней Бразилии.
Опыт автономного существования Парагвая оказался востребованным, когда в начале XIX века в южноамериканских колониях Испании начались восстания за независимость от метрополии. Во многих провинциях эти войны носили достаточно жестокий характер, но только не в Парагвае – испанскую администрацию в Асунсьоне, которая и так не пользовалась особым влиянием, просто попросили на выход и установили республику без единого выстрела.
Первым главой независимого Парагвая стал поддержавший его независимость мэр Асунсьона Хосе Гаспар Родригес де Франсия. Он был весьма своеобразным человеком – в юности увлекался книгами Вольтера и Руссо, симпатизировал идеям Великой французской революции. Получив власть, решил воссоздать идеальное общество, о котором мечтали европейские просветители на парагвайской земле. И традиции полуторавекового правления иезуитов облегчили задачу.
Франсия начал реформы с национализации всех земель. Теперь все принадлежало государству, а крупные землевладельцы и церковь лишились основы экономического могущества. На государственных землях провозгласивший себя верховным диктатором республики (El Supremo) Франсия еще за 100 лет до СССР организовал подобие колхозов – государственные сельхозпредприятия. Они были частью введенной плановой экономики – государство определяло, какие культуры следует развивать, устанавливало закупочные и розничные цены, распределяло произведенные товары через контролируемую государством торговую систему.
Ввели обязательное начальное образование для всех детей мужского пола. Мальчики за два года обучались чтению, письму и математике. В школах также изучали «Политический катахезис» – книгу, написанную лично Франсией. В ней детям объяснялось, что главная ценность для каждого гражданина страны – патриотизм, преданность главе государства и подчинение личных устремлений государственным интересам. Параллельно в стране запретили высшее образование – единственный университет в Асунсьоне закрыли. Франсия объяснял это тем, что в нем нет надобности – любой грамотный человек может получить ответы на интересующие его вопросы, записавшись в публичную библиотеку, открытую диктатором.
Еще одна уникальная реформа лидера Парагвая – запрет браков между потомками испанских колонистов. По новому закону этнические испанцы должны были создавать семьи с потомками гуарани. Реформа преследовала две цели – ликвидировать социальное расслоение на основе расового и национального происхождения. В соседних Аргентине, Уругвае, Бразилии, где такого закона не было, власть и богатства были сосредоточены в руках потомков европейских аристократов, а у индейцев и метисов не было шансов подняться высоко по социальной лестнице. Вторая задача, которую таким образом решал Франсия, – создание особой парагвайской нации, смешанная кровь которой обеспечивала бы национальную идентичность и национальное единство.
Необычные для тех времен реформы парагвайского диктатора можно было бы даже признать прогрессивными, если бы не их обратная сторона. В 1820-м Франсия раскрыл заговор, который готовили недовольные реформами представители испанской аристократии. Они хотели убить главу страны и присоединить Парагвай к Аргентине, где у представителей их класса остались все привилегии. 68 заговорщиков казнили, около 400 приговорили к пожизненной каторге на отдаленных государственных предприятиях.
После этого случая и до конца жизни Франсия особое внимание уделял вопросам собственной и государственной безопасности. В Парагвае запретили политические партии. Въезд и выезд из страны закрыли и для граждан Парагвая, и для иностранцев. Создали тайную полицию – спецслужбу, подчинявшуяся лично диктатору, задачей которой было выявление неблагонадежных. Поводом для попадания в список изменников родины мог быть донос или подслушанный агентами разговор. Франсия ограничил список чиновников, с которыми контактировал лично. Встречи проходили с соблюдением дистанции между лидером страны и собеседником. Перед появлением диктатора на улицах Асунсьона полицейские вырубали деревья и кусты по маршруту его следования, чтобы за ними не спрятался злоумышленник, ставни окон закрывали, а случайные прохожие должны были опускаться на колени и смотреть в землю.
Власти Парагвая убеждали граждан, что страна – осажденная крепость в кольце врагов
У Франсии не было детей, и после его смерти в 1840 году лидером Парагвая стал племянник первого главы государства – Карлос Антонио Лопес. Он сохранил авторитарные порядки, введенные предшественником, однако отказался от политики тотального изоляционизма. Въезд и выезд для обычных граждан оставались закрытыми, однако Лопес разрешил внешнюю торговлю – производство предприятий в Парагвае превосходило внутренний спрос. На экспорт в Аргентину, Бразилию, а также Францию, Великобританию и США шли парагвайский табак, древесина, говядина и матэ. На вырученные деньги Парагвай скупал оружие, чтобы перевооружить армию.
Новый диктатор пригласил в страну десятки инженеров, конструкторов и архитекторов из Европы, которые руководили строительством промышленных предприятий – мануфактур, табачных и бумажных фабрик, металлургического завода, судоверфей, железной дороги. Особым проектом стало строительство крепости Умаита на берегу реки Парагвай рядом с аргентинской границей. Река была единственным путем, по которому можно было добраться до столицы.
Умаиту построили в месте, перед которым река делает крутой изгиб, а затем сужается до 200 метров. Таким образом, даже самые быстроходные суда предполагаемого противника должны были снижать скорость при приближении к батареям Умаиты, где 84 пушки простреливали речной фарватер на протяжении трех километров. А еще несколько десятков орудий направили на сухопутные подходы к крепости.
Власти преподносили создание Умаиты как гарантию неуязвимости Парагвая перед лицом возможной внешней агрессии. О том, что у соседей Парагвая есть такие планы, гражданам сообщала учрежденная Лопесом еженедельная газета «Эль Семинарио» – единственное медиа в стране. В газете печатались правительственные указы и заметки на геополитические темы, в которых утверждалось, что Парагвай окружен недружественными странами, которые мечтают уничтожить суверенитет страны. При этом аргентинцы и бразильцы описывались в газете как банды кровожадных дикарей, а чернокожих бразильцев называли «обезьянами, черномазыми макаками». Граждан страны призывали сплотиться вокруг президента, который заботится о всеобщей безопасности.
Милитаризация Парагвая усилилась после прихода к власти в 1862 году Франсиско Солано Лопеса, 34-летнего сына прежнего лидера страны. К президентским выборам (в Парагвае главу государства на 10-летний срок избирал конгресс, разумеется, на безальтернативной основе) Солано Лопес был министром обороны. Идеалом считал Наполеона Бонапарта и легендарных завоевателей прошлого – Гая Юлия Цезаря и Ганнибала. Лопес задался целью создать сильнейшую армию в Латинской Америке и преуспел – армия Парагвая являлась самой крупной в регионе, 10 тысяч солдат-срочников и около 100 тысяч – мобилизационный резерв из числа прошедших срочную службу.
Молодой Лопес не жалел бюджетных средств на закупку новых вооружений (главным образом в Великобритании) и заказал на английских и французских верфях три военных корабля-броненосца, которые позволили бы Парагваю полностью доминировать в бассейне Параны. А пока броненосцы строились, по приказу президента шло переоборудование гражданских судов – пассажирских пароходов и грузовых барж в военные суда.
Бразилия и Аргентина с тревогой следили, как растет военная мощь соседей. Однако в перспективы большой войны не слишком верили. Но война началась, а поводом для нее стала «цветная революция» в Уругвае – самой маленькой и слабой стране региона.
Цветная революция у соседей как угроза национальным интересам
Термин «цветная революция» применительно к событиям полуторавековой давности в Уругвае – вовсе не историческая аналогия с тем, что происходило в странах на постсоветском пространстве в XXI веке. После обретения независимости в Уругвае шла перманентная гражданская война между двумя основными партиями – Blanco (белые), представлявшей интересы крупных землевладельцев, и Colorado (цветные), которых поддерживал городской бизнес.
В 1860 году к власти в Уругвае пришли Blanco, и парагвайские диктаторы Лопесы начали с ними переговоры о создании обширного политического, экономического и военного союза. Целью Парагвая было строительство в заливе Ла-Плата на уругвайской территории собственного порта, который открыл бы для страны широкие возможности внешней торговли со всем миром и решил бы проблему географической изоляции. Для уругвайских властей была важна военная поддержка. Они опасались (и небеспочвенно), что их выгодно расположенную страну могут оккупировать соседи – Аргентина или Бразилия. А присутствие парагвайских военных в новом порту – гарантия безопасности всей страны.
В 1864-м очередным президентом Уругвая избрали представителя Blanco Атанасио Агирре. Однако оппоненты из партии Colorado не признали итоги выборов и начали очередное восстание. Их поддержала Бразилия, заявившая, что португалоязычным жителям Уругвая (они составляли около 20% населения и в основном поддерживали партию Colorado) угрожает опасность, поэтому для их защиты на территорию соседней страны вводится бразильская армия. Отряды Colorado при поддержке бразильцев захватывали города страны, представители Blanco к зиме 1864-го контролировали только столицу Монтевидео.
Президент Парагвая Солано Лопес назвал ситуацию в Уругвае угрозой для национальной безопасности страны и объявил войну Бразилии. Так началась самое кровавое противостояние в истории западного полушария.
Война на два фронта и крупнейшая речная битва в истории
Солано Лопес объявил о мобилизации в Парагвае, которая позволила в кратчайшие сроки увеличить численность армии в четыре раза – до 40 тысяч человек. Это была с большим отрывом самая крупная армия на континенте.
В конце 1864 года она перешла в наступление на севере, начав поход в бразильский штат Мату-Гросу. Это была глухая малонаселенная окраина Бразильской империи. Российским футбольным болельщикам штат знаком благодаря ЧМ-2014 – в его столице Куябе сборная России сыграла вничью 1:1 с Южной Кореей.
Гарнизоны бразильских городков численностью до 200 солдат не могли сопротивляться парагвайцам – либо сдавались в плен, либо гибли. За два месяца штат был захвачен и объявлен территорией Парагвая, который таким образом увеличил свою площадь практически в два раза.
Одновременно с этим Лопес готовил открытие южного фронта – ведь именно там, к югу от Парагвая, находилась основная цель кампании – Уругвай, на выручку к президенту которого и шли парагвайские войска. Заминка была связана с тем, что между Парагваем и Уругваем нет общей границы – их разделяет аргентинская провинция Корриентес. Все это время Солано Лопес вел переговоры с властями Аргентины о коридоре для прохода своей армии в Уругвай. Аргентинцы отказали, и тогда Лопес объявил войну Аргентине, а заодно и Уругваю – к тому времени армия Colorado взяла Монтевидео, провозгласив президентом Уругвая своего лидера – генерала Венансио Флореса.
Спустя две недели после объявления войны парагвайская армия при поддержке речного флота захватила аргентинский Корриентес – столицу одноименной провинции. В городе сформировали правительство из местных сепаратистов – за несколько лет до этого в провинции шла война за отделение от Аргентины, закончившаяся их поражением. Сепаратисты симпатизировали Парагваю – значительная часть жителей Корриентеса были индейцами-гуарани, которые считали парагвайцев братским народом.
Воодушевленные легкими победами на севере и юге парагвайцы продолжили наступление на юг. Тем временем лидеры Бразилии, Аргентины и Уругвая организовали срочную встречу, на котором договорились о создании военного альянса для противостояния агрессору. До начала войны отношения между странами альянса складывались непросто. Бразилия с Аргентиной и вовсе враждовали, борясь за лидерство в регионе. Однако парагвайская угроза позволила на время забыть взаимные претензии.
Специфика Великой парагвайской войны, как ее потом назовут историки, заключалась в том, что значительная часть боевых действий проходила на реках Парана и Парагвай – главных транспортных артериях, соединяющих страны. Самым мощным речным военным флотом обладала Бразилия, но ситуация могла кардинально измениться после поставки Парагваю трех суперсовременных броненосцев с европейских верфей.
А пока их не было (поставка ожидалась к концу 1865 года), Парагвай нанес внезапный удар по бразильскому флоту, направленному на фронт. По числу кораблей Парагвай даже превосходил Бразилию (16 против 9), однако его флот состоял в основном из пассажирских колесных пароходов, оснащенных пушками по бортам. В то время как бразильские корветы изначально строились как военные корабли.
Атаку наметили на 11 июня 1865 года. Бразильский флот встал на якорь около впадения в Парану маленькой реки Риачуэло. Моряки и артиллеристы сошли на берег, где разбили лагерь для ночевки. План парагвайцев заключался в ночной атаке – подойти к лагерю врагов незамеченными, захватить корабли и уничтожить лагерь залповым огнем с реки. Но все пошло не так, как было задумано: один из парагвайских кораблей сел на мель и получил повреждения. Это задержало речную эскадру и к моменту, когда парагвайцы дошли до стоянки бразильского флота, начало светать. Бразильцы заметили неприятеля и успели занять места на своих корветах. Эффект внезапности был потерян, а никакого «плана Б» у парагвайцев не оказалось.
В артиллерийской дуэли, ставшей самой масштабной в истории битвой на реке, парагвайский флот был уничтожен более мощными бразильцами – половина кораблей пошла на дно, а остальные получили большие повреждения.
Разгром при Риаучэло имел фатальные последствия для Парагвая. Противник заблокировал любое снабжение в Парагвай по Паране. Страна оказалась в полной изоляции. Поставка долгожданных броненосцев, которые должны были обеспечить победу для Парагвая, стала бессмысленной – теперь они не могли дойти до заказчика. В результате их выкупила Бразилия уже для того, чтобы воевать с Парагваем.
Но летом 1865-го у Парагвая еще оставался шанс на успех: 13-тысячная парагвайская армия отправилась на юг с задачей достигнуть Уругвая, соединиться с отрядами отстраненных от власти Blanco и захватить Монтевидео. Там можно было бы дождаться и новых броненосцев, и крупной партии закупленного в Европе оружия.
Но и этот план не сработал. Армию разделили на две неравные части, которые наступали на разных берегах Параны. Меньший отряд (4 тысячи человек) состоял из более опытных солдат и лучших кавалеристов – он должен был захватывать города провинции Корриентес. Более крупный (9 тысяч человек) шел восточнее, чтобы захватить примыкающие территории бразильского штата Риу-Гранде. Они должны были встретиться перед финальным штурмом Уругвая. Но до этого не дошло.
Более крупный отряд парагвайцев опередил вторую армию и дожидался ее в захваченном бразильском городе Уругуайана в 50 км от уругвайской границы. Но дождался он не подкрепления, а впервые собравшуюся вместе объединенную армию коалиции. За две недели до этого она выследила и уничтожила второй отряд парагвайцев (поэтому он и не дошел до точки встречи), а теперь взяла в осаду Уругуайану. Общая численность армии альянса составляла 17 тысяч человек. Со стороны реки, на который стоял город, осаду поддержал бразильский флот. Спустя шесть недель парагвайцы подняли белый флаг – в городе закончилось продовольствие, и солдаты умирали от голода.
После гибели южной армии Лопес дал приказ об эвакуации. Из Корриентеса в Парагвай сбежало сепаратистское правительство, а парагвайские солдаты забирали на родину все, что можно было только унести – угнали более 100 тысяч голов скота, увозили снятые с петель двери и оконные рамы, две недели грабили магазины и мастерские. Сообщения о мародерстве парагвайцев возмутило альянс и увеличило число добровольцев, записавшихся на фронт.
Солано Лопес возмещал потери на фронте очередными волнами мобилизации. Он стремился поддерживать численность армии на уровне 40 тысяч человек, но с каждой новой волной качество мобилизованных падало.
Для поддержания дисциплины в армии он ввел систему жестких наказаний. Любые поражения объяснялись ошибками или предательством командиров. На родине их ждал расстрел. Для простых солдат Лопес ввел децимацию – расстрел каждого десятого из отступившей части. Подобное практиковалось еще в Древнем Риме, а Лопес был большим поклонником истории. Такие жесткие порядки приводили к тому, что парагвайские офицеры, опасаясь гнева диктатора, преуменьшали имеющиеся проблемы и преувеличивали свои достижения. В итоге у Лопеса складывалась не вполне верная картина ситуации на фронте.
Простые парагвайцы продолжали жить обычной жизнью (не считая мобилизации) – официальные газеты «Семинарио» и «Сентинела» (армейская газета, запущенная после начала войны) уверяли, что военная операция идет по плану и все поставленные Лопесом цели будут достигнуты. Тайная полиция следила, чтобы никто не высказывал альтернативных точек зрения. Известен случай, когда офицера парагвайской армии, приехавшего домой в увольнение, арестовали и расстреляли за рассказ в частной беседе о более современном оружии у бразильцев. Подобные разговоры считались государственной изменой.
Падение Парагвая: страна потеряла треть территорий, больше половины населения и почти всех мужчин
Весной 1866 года война перешла на территорию Парагвая. Войска альянса форсировали Парану и разбили лагерь на южной границе врага. В конце мая Лопес предпринял последнюю попытку перевернуть ход кампании. Парагвайская армия атаковала силы коалиции в районе пересохшего русла реки Туютти. План битвы готовил лично Лопес, взяв за основу действия войск Ганнибала при Каннах, когда победу над превосходящим по численности соперником одержали благодаря стремительному удару карфагенской конницы с флангов и тыла римского войска.
Повторить маневр Ганнибала у Лопеса не вышло. Отряды кавалерии, которые должны были предопределить исход сражения, завязли в болотах и вышли во фланги армии союзников, когда те уже отразили фронтальную атаку парагвайцев и смогли перестроиться, чтобы уничтожить подошедшую кавалерию. Парагвай потерял в этой битве 15 тысяч солдат, а сражение при Туютти стало самым кровавым за всю историю континента. Дальше Парагвай только защищался.
Впрочем, линия фронта практически не двигалась два последующих года. Парагвай строил укрепления, а несколько попыток армии альянса продвинуться вперед заканчивались неудачей. В пользу Парагвая играла закрытость страны – у противника просто не было никаких карт местности и понимания, как организовывать наступление, чтобы не угодить в засаду или не погибнуть в одном из многочисленных парагвайских болот. Бразилия к тому времени уже получила броненосцы, но никто не знал, выдержит ли их броня удар батареи крепости Умаита при попытке прорыва через реку.
Руководители армии альянса не спешили и заказали в США аэростаты для того, чтобы составить подробную карту местности и разработать дальнейший план. В сентябре 1866-го Лопес получил последний шанс спасти страну и самого себя. Он договорился о встрече с аргентинским президентом Бартоломе Митре, на которой поинтересовался условиями окончания войны. Аргентинец предложил Лопесу уйти в отставку и гарантировал неприкосновенность, если тот захочет уехать с семьей в Европу. Лопес в ответ сказал, что не имеет права оставить пост, который ему доверил парагвайский народ. Война продолжилась.
Следствием непрекращающихся волн мобилизации в Парагвае стала нехватка рабочей силы, главным образом – в сельском хозяйстве. Возник дефицит продуктов, армейский паек солдат урезали в два раза.Чтобы сохранить производство овощей и фруктов, пожертвовали плантациями хлопка. Без сырья встали мануфактуры, прекратилась поставка нового обмундирования в войска. Первая армия Латинской Америки напоминала оборванцев. Экипировку для мобилизованных собирали их родственники, а государство потребовало сдать по рубашке и штанам для армейских нужд каждое домохозяйство.
Бразильский священник с парагвайскими беженцами
Из-за блокады остался без сырья и металлургический завод. Чтобы не останавливать производство пушечных ядер и оружия, в переплавку пустили церковные колокола, а граждан призывали сдавать металлические вещи вплоть до подсвечников, дверных ручек.
Несмотря на все это,Лопес отказывался признавать поражение. Как вспоминал американский посол в Асунсьоне Чарльз Уошборн, президент говорил, что затянувшаяся война теряет популярность в Аргентине и Бразилии, что она приведет к экономическому кризису и закончится гражданской войной в этих странах. Действительно, в странах альянса росло антивоенное движение и недовольство среди самых разных слоев населения. Например, на протесты вышли представители местной элиты после полной гибели в сентябре 1866-го 2-й пехотной дивизии добровольцев Буэнос-Айреса, составленной из аристократической молодежи. Но Лопес просчитался – войну это не остановило.
Исход войны решило взятие неприступной крепости Умаита на реке Парагвай. Подготовка к этой операции заняла два года. За это время армии альянса полностью блокировали крепость, создав укрепленные лагеря по периметру и даже построив целый город, через который снабжали части. В июле 1868-го бразильцы все-таки решили проверить крепость брони своих броненосцев и вывели их на рейд Умаиты. Одновременно укрепление бомбардировали и со стороны лагерей альянса. Оказалось, что борта броненосцев выдерживают парагвайские ядра. Многие из орудий Умаиты представляли из себя старинные пушки, ввезенные еще конкистадорами – от их выстрелов на броне кораблей оставались лишь вмятины. А орудия, поставленные на броненосцах, несли гораздо большие разрушения фортам крепости.
Умаита пала, открыв путь на Асунсьон. Лопес объявил об эвакуации столицы, объяснив поражение заговором изменников родины. В стране начались процессы против врагов страны. Признания выбивались пытками. В измене обвинили родных братьев Лопеса и даже его мать. По версии следствия, они планировали отравить президента и начать переговоры с врагами по сдаче Парагвая. Основа обвинений – донос служанки и выбитые пытками признания осужденных.
Дальнейшее было агонией режима Лопеса. Коалиция без боя заняла Асунсьон. Лопес с остатками армии отходил на северо-восток Парагвая. Чтобы задержать преследователей, он сжигал перед отходом городки и поселки, а также поля с урожаем. В стране начался голод, дополнившийся эпидемией холеры.
Преследовавшие Лопеса отряды коалиции были вынуждены делать остановки и ждать подвоза продуктов из тыла. 16 августа состоялось последнее и одно из самых знаменитых сражений этой войны. Отступавший Лопес отдал приказ задержать противника у городка Акоста-Нью. Против бразильцев вышел 4-тысячный отряд парагвайцев, из которых 500 человек были испытанными в боях ветеранами, а 3500 – мобилизованными последней волной детьми от 11 до 14 лет. Им даже не выдали огнестрельное оружие, в атаку на бразильскую кавалерию они пошли с мачете и пиками наперевес. Все они погибли. Вид поля, усеянного детскими трупами, шокировал командующего бразильскими войсками принца Гастона Орлеанского.
Лопеса настигли только 1 марта 1870 года. К этому моменту от его великой армии осталось 416 человек. Всех их парагвайский президент обещал представить к главным государственным наградам после завершения войны и победы над врагом. Но дождаться победы было не суждено – бойцов Лопеса атаковал отряд из тысячи аргентинских и бразильских кавалеристов. Силы были неравны, президента убили. По версии, принятой в Парагвае, его последними словами были: «Я умираю вместе с моей родиной». По бразильской версии, его последняя фраза: «Убивайте макак!». Якобы с этим кличем он пошел с саблей на противника и был тут же проткнут пикой кавалериста.
Последствия войны оказались для Парагвая ужасающими: Бразилия и Аргентина забрали себе все территории, которые считали спорными, сократив территорию Парагвая на 30%. Но это не главное – страна потеряла более половины населения. До войны население Парагвая составляло около 500 тысяч человек, после войны – 221 тысячу. При этом мужчины были уничтожены почти полностью – согласно переписи 1873 года (через три года после войны) в Парагвае проживало всего 28746 взрослых мужчин, главным образом стариков и инвалидов.
Парагвайская война, начинавшаяся по лекалам европейских войн XIX века с соблюдением определенного рода правил и военного этикета, ближе к концу превратилась в откровенную резню. Пленных уже не брали, грабежами и мародерством занимались все, в том числе и войска альянса. Помимо боевых потерь, огромное количество участников войны погибло от болезней, ставших следствием антисанитарии и тропического климата. Операция бразильцев по освобождению Мату-Гросу закончилось тем, что обе армии, готовившиеся к схватке, практически в полном составе погибли из-за эпидемии холеры.
Промышленность Парагвая полностью разрушили оккупанты, плюс страну обязали выплатить контрибуцию странам-победителям в 236 миллионов песо. Одна из самых благополучных и развитых стран западного полушария оказалась отброшена в развитии на десятилетия назад, став одной из самых бедных на континенте.
Страны коалиции потеряли в войне около 90 тысяч человек. Великая Парагвайская война до сих пор остается самой кровавой в истории Латинской Америки.
После войны Парагвай прожил более века в изоляции и давал убежище фашистским преступникам
Президент Солано Лопес, чьи действия повлияли на разрушение страны, до сих пор остается национальным героем Парагвая. Его останки были найдены и перевезены в Пантеон героев в Асунсьоне.
После окончания войны в стране, жившей в режиме оккупации (бразильцы вывели войска из Парагвая только в 1874 году), к власти пришло правительство вернувшихся из заграницы парагвайских диссидентов. Но уже вскоре их сместили военные из числа вернувшихся из плена офицеров армии Лопеса. Бразилия и Аргентина не беспокоились – Парагвай уже не представлял никакой угрозы.
Новые военные власти объявили Лопеса героем и взяли курс на консолидацию общества под знаменем памяти об отдавших жизни в Великой войне. День гибели «детской армии» при Акоста-Нью – 16 августа – объявили Днем детей, который до сих пор отмечается в Парагвае как национальный праздник. В этот день парагвайским детям рассказывают про сверстников, погибших за родину.
Битва при Акоста-Нью
Фигура парагвайского президента Солано Лопеса до сих пор вызывает споры в Латинской Америке. Многие считают его сумасшедшим диктатором, чья упертость практически разрушила его собственную страну. Но есть и другие точки зрения.
Многие жители латиноамериканских стран (не только Парагвая) воспринимают Лопеса как борца за независимость и права малых наций, который бросил вызов могущественным соседям-империалистам. Известный уругвайский журналист-диссидент Эдуардо Галеано, посвятивший жизнь борьбе против правых военных диктатур в Южной Америке, в книге «Вскрытые вены Латинской Америки: пять веков разграбления континента» противопоставляет Лопеса лидерам других южноамериканских стран. Отмечает, что тот был единственным руководителем, который не позволял иностранному капиталу деформировать экономику и социальное устройство в своей стране. Лопеса почитают и некоторые современные лидеры.
Например, в 2007-м аргентинский президент Кристина Киршнер присвоила имя Франциско Солано Лопеса одной из бронетанковых дивизий аргентинской армии. На торжественной церемонии глава аргентинского Генштаба генерал-лейтенант Роберто Бендини отдал должное руководителю страны, воевавшей против Аргентины.
«Маршал Лопес вселил в свой народ дух патриотизма и любовь к своей земле, из-за чего они предпочли умереть, чем сдаться. Он пример настоящего лидера, который знал, как донести свои идеи до сердец своих людей. Я уверен, что бойцы этой артиллерийской группы возьмут пример с этого храброго парагвайского солдата и будут признаны достойными имени, которое носит их подразделение».
Церемония вызвала скандал. На следующий день в газете La Nacion написали, что присвоение имени Лопеса аргентинской дивизии – это как если бы подразделение французской армии назвали в честь Гитлера.
Но, как минимум из-за большого числа сторонников, Лопес гораздо более противоречивая в Латинской Америке фигура, чем Гитлер в Европе.
Для восстановления численности населения власти Парагвая привлекали переселенцев из Европы. В страну переехали тысячи новых граждан, в том числе белогвардейские офицеры из России после поражения в гражданской войне на родине.
Но самой массовой колонией оказалась немецкая, ее представители заняли ведущие посты в армии и госуправлении. Многие из них приветствовали приход к власти в Германии Адольфа Гитлера. После поражения во Второй мировой именно Парагвай стал одним из популярных мест бегства для нацистских преступников. Самым известным из них был врач концлагеря Освенцим Йозеф Менгеле, печально знаменитый своими бесчеловечными экспериментами над заключенными. После окончания войны он перебрался в Аргентину, которая тоже охотно принимала нацистов. Но когда агенты израильской разведки «Моссад» начали ликвидировать сбежавших нацистских преступников в Аргентине, перебрался в Парагвай, где было гораздо безопасней, страна все еще была закрытой.
Вторая половина XX века в Парагвае – время правления одного из самых жестоких и кровавых диктаторов Южной Америки, выходца из немецкой общины Альфредо Стресснера. За 35 лет его правления в тюрьмы по политическим статьям отправились до 500 тысяч человек, из которых 50 тысяч были убиты. За 150 лет, прошедших со времен первого парагвайского диктатора Франсии, ничего не изменилось – самой влиятельной силой в Парагвае оставалась тайная полиция, а в обществе царила атмосфера доносительства и террора.
Диктатура Стресснера завершилась, как это часто бывает в Латинской Америке, военным переворотом. Причем в центре заговора стоял ближайший соратник 77-летнего диктатора, его зять Андрес Родригес. Стресснер до последнего не верил в измену со стороны друга и родственника. Когда его личная охрана отстреливалась от ворвавшихся в президентскую резиденцию армейских подразделений, Стресснер отказывался уезжать в безопасное место и требовал «спасти Андреса», который в это время уже записывал обращение к нации на парагвайском телевидении о свержении своего патрона.
Для Парагвая начиналась новая эпоха. В 1991 году в Асунсьоне главы стран-участниц Великой войны – Парагвая, Уругвая, Аргентины и Бразилии – подписали договор о создании МЕРКОСУР, организации единого рынка на континенте, южноамериканского аналога ЕС. И совместная заявка на проведение ЧМ – это еще один шаг, демонстрирующий, что кровавые тени прошлого ушли навсегда.
Фото: eastnews.ru/AFP/Pablo PORCIUNCULA, AP Photo/Natacha Pisarenko; globallookpress.com/imago stock&people; wikipedia.org
"Официальные газеты уверяли, что военная операция идет по плану и все поставленные цели будут достигнуты"
"Простые парагвайцы продолжали жить обычной жизнью (не считая мобилизации)"
Это точно про Парагвай статья:?))
Что-то мне это напоминает...
Аахахахаха))